Текст книги "Смерть за наследство"

Это был тяжелый разговор. И они тогда, в общем, ничего не решили. Продолжали жить вместе, на сторонний взгляд вполне благополучно, а на самом деле расходясь все дальше и дальше. Разбитую чашку можно склеить так, что она будет выглядеть как новенькая, но кипяток в нее все равно наливать нельзя – протечет. Так и в их семье: через никому не заметные трещины медленно утекали любовь и доверие. Это продолжалось почти год.

А потом состоялся еще один разговор, но уже не мучительно-тяжелый, требующий напряжения всех душевных сил, а спокойный, почти деловой. Они быстро пришли к полному согласию по всем имущественным делам – а что там делить-то было? Саша возвращался к маме, Лиза хотела снять квартирку поближе к «Дамскому рукоделию», желательно в том же доме. На алименты Саша собирался написать заявление в бухгалтерию, чтобы там сразу перечисляли положенные суммы. Количество и качество его общения с дочерью даже не обсуждалось – Лизе и в голову не пришло бы ограничивать отца в его желании проводить время с Машей. На развод пока подавать не стали – может, если понадобится, то когда-нибудь… штамп в паспорте никому не мешал.

А в ближайший выходной Лиза принарядила дочку, приоделась сама, собрала сумку с подарками и отправилась в райцентр, к маме.

Лидия Сергеевна встретила их на автовокзале. Рассеянно потискала Машку, с радостным визгом бросившуюся на шею бабушке, и обреченно спросила у Лизы:

– Все? Расходитесь?

Лиза едва сумку не уронила.

– Откуда ты знаешь? Я же никому не говорила!

– Да я уж больше года между вами разлад чувствую, – горько усмехнулась мама. – Ты что ж думаешь, я, кроме как бородавки сводить, ни на что больше не способна?

– Ох, мамочка! – Лиза обняла мать, прижалась к ней так, что оказавшаяся между ними Маша только пискнула.

Но еще больше, чем родная мама, Лизу удивила свекровь. Когда любимый сыночек вернулся к ней под крыло «с одним чемоданом» (положим, чемодан там был не один – за несколько лет жизни с Лизой вещей у Саши накопилось довольно много, но Вере Павловне нравилось говорить именно так), она неожиданно озаботилась тем, куда же теперь «денутся девочки»? Выгребла свои, скопленные на черный день деньги, заставила сына взять кредит, сама бегала по риелторам, и меньше чем через месяц Лиза стала полноправной хозяйкой (не совсем полноправной, конечно, ипотеку еще предстояло выплатить) маленькой двухкомнатной квартиры, находящейся не просто в том же доме, а на той же лестничной площадке, что и «Дамское рукоделие». При этом свекровь не настаивала на своем праве в дальнейшем общаться с внучкой и только выразила пожелание, чтобы с разводом не затягивали. Лиза была счастлива и благодарна, не задумываясь о том, что со стороны это выглядит несколько некрасиво. Словно от нее просто откупились. Главное – вопрос с жильем был решен, и решен самым удобным и комфортным образом! И пусть это было не элитное строение в центре города, а старая панельная пятиэтажка в тихом спальном районе, невзрачная и обшарпанная, с облупившимися балконами и темными потеками на стенах… да что там, даже первейшего признака благополучия – двери с кодовым замком в подъезде – и то не было. Так и хлопала на ветру расхлябанная деревянная, установленная еще при постройке дома. Ну и что? Лизу все устраивало.

Саша сначала приходил по вечерам почти каждый день, и выходные они по-прежнему проводили вместе, потом стал забегать пару раз в неделю, потом начал пропускать выходные… Лизу это и не радовало, и не огорчало. Пришел бывший муж – хорошо, не пришел – тоже неплохо. Главное, что Маша восприняла эти изменения на удивление спокойно. Папу она любила, радовалась его приходу, но и без него не тосковала. Переезд на новую квартиру, да еще вместо садика она теперь ходила в школу – впечатлений было так много, что о пропадающем где-то папе она просто не вспоминала.

А однажды Саша пришел и смущенно признался, что уже давно добивался стажировки в Германии, и вот, наконец, получил приглашение… Через месяц он уехал. Машка теперь с восторженным предвкушением ждала от папы посылок из настоящей Германии, мама плакала, а Лиза никак не могла справиться с душившим ее истерическим смехом. Жернова Господни медленно провернулись, и восстановился порядок вещей, очевидно на роду написанный женщинам этой семьи: дочка растет, а муж исчез в голубой дали.

Виктор Петрович, как и обещал, лично выбрал роскошную темно-бордовую розу, свеженькую, без единого обтрепанного лепестка. Его немного удивило, что продавщица, едва услышав несколько странное, по мнению мужчины, пожелание, выставила на прилавок огромное ведро с розами и дружелюбно поинтересовалась:

– Для Лизы? Из «Дамского рукоделия»? Это она так любит – одну бордовую розу…

– А вы ее знаете?

– Конечно! Такая славная женщина! Когда она в магазин заходит, кажется, что светлее становится и дышать легче!

Хм. А ведь эта щебетунья права. Сколько он там общался с этой Лизой? И ничего хорошего, в общем, не узнал: горе никуда не ушло, и личико внучки каждую секунду перед глазами, и мысли тяжелые, страшные… но дышать действительно чуть легче.

– И товары у них очень хорошие, – продолжала трещать продавщица. – Дорого, конечно, но знаете, оно того стоит. Я свекрови на пятидесятилетие скатерть вышитую купила, ручная работа. Свекровь сначала губы поджала, она мясорубку электрическую хотела. Но мясорубку мы ей потом купили, а на эту скатерть она не нарадуется, каждый праздник ее стелет. Говорит, что словно вкуснее все стало, и гости по-другому себя ведут. У нас родня не больно мирная, как собрались, то обязательно если не ссорой, то дракой заканчивается. А сейчас – мужики выпьют и песни поют. Я себе тоже думаю что-нибудь такое купить, только не скатерть хочу, а шторы, например…

Продолжая нахваливать «Дамское рукоделие» и его хозяйку, девушка, не спрашивая адреса, заполнила журнал доставки заказов и, прежде чем упаковать розу, поинтересовалась:

– Карточку будете прикреплять? У нас разные есть, и в классическом стиле, и юмористические, и детские… ну, детские вам ни к чему, конечно, зато вот есть такие, строгие, для серьезных мужчин. Вам какую?

Виктор Петрович слегка ошеломленно посмотрел на россыпь карточек и ткнул в чисто белую, с тонким золотым завитком.

– Классика! – обрадовалась продавщица. – Просто и элегантно! Вам ручку дать или у вас есть?

– Ручка? Зачем? – снова потерял нить беседы Виктор Петрович.

– Ну как же? – Милая девушка удивилась не меньше. – Не пустую же карточку прикреплять, надо написать что-то. Пожелание, поздравление… некоторые стихи пишут.

– Стихи, это, пожалуй, уже перебор. – Он взял белую карточку и аккуратно, почти печатными буквами, вывел: «В.П. Алейников». И, немного подумав, добавил снизу номер телефона. Хотел было добавить что-то вроде: «Обращайтесь, если понадобится» или «Буду рад помочь», но решил, что не стоит. Лиза женщина умная, и так поймет.

Распрощавшись с продавщицей и получив заверение, что роза будет доставлена не позднее чем через два часа (почему на доставку одного-единственного цветка в соседний дом может потребоваться два часа, он уточнять не стал), Виктор Петрович вышел из магазина и достал телефон, чтобы вызвать такси. Маришка с Андреем, наверное, уже дома. Ох, Маришка… вот еще вопрос, который надо решать, и срочно. Как это Лиза сказала – аура в клочья? Ладно, в ауры, кармы, чакры и прочую ерунду он никогда не верил, но Маришка, любимая дочка, его солнышко, его цветочек, действительно была словно разорвана в клочья навалившимся горем.

Сам Виктор Петрович в первые сутки, когда Леночка не вернулась из школы, в те первые сутки, когда они обзванивали одноклассников, обшаривали ближайшие подвалы и просто всю ночь бродили по окрестным улицам, в те страшные первые сутки еще верил, что все обойдется. Вторые сутки он слабо надеялся, что внучка вернется, и неумело молился, а когда прошли третьи, как-то в один момент понял: нет. Ничего не обойдется и не вернется… понял, что Леночки больше нет. Выл в своей комнате от горя и безысходности, но только когда его никто не мог услышать. А рядом с Мариной был сдержанно-мрачным, молчаливо поддерживая в ней надежду, которой у самого не было. И не знал, не представлял, что делать, как быть, как жить дальше. Именно поэтому не просто сразу поверил словам Лизы, но ухватился за ее незатейливый простой совет. Сейчас самое главное – Маришка. Внучка погибла, ее не вернешь, и это горе еще не пережито, еще не дает дышать и связно мыслить, но надо сделать все возможное, чтобы спасти дочь! Лиза права: Маришка на грани срыва. И когда она тоже поймет, что надежды нет…

Так, об этом лучше не думать. Сейчас надо думать о том, где найти хорошего опытного психиатра. Черт, он тридцать лет прослужил в армии, и уже шесть лет, как вышел в отставку, и ни одного даже близко не видел! То есть с армейскими-то психиатрами общаться приходилось, куда от них денешься, но сейчас нужно совсем другое! Придется обзванивать приятелей, советоваться, а значит, рассказывать всю историю и слушать сочувственное аханье, нелепые утешения, фальшиво-бодрые пожелания «держаться» и «не сдаваться»… и не получить никакого результата. Ну нет в их кругу психиатров, ни хороших, ни плохих!

А что эта Лиза про Андрея говорила? Нет, зятек никогда Виктору Петровичу особо не нравился – мутный какой-то мужик. Ни поговорить, ни выпить, ни в морду дать. С другой стороны, не ему же с этим Андреем жить. А так вроде не дурак, не бездельник, образование хорошее получил. Сам он, конечно, карьеру не сделает, кишка тонка, слишком мягок и уступчив, но тут не грех и помочь родному человечку-то. Тем более возможность была.

После отставки один из армейских приятелей, Роман Александров, настоящий гений (он еще во время службы такие финансовые махинации прокручивал, что немногие посвященные только ахали), предложил основать небольшой банк. Алейников подумал, посоветовался с женой Антониной, которая в свое время несколько раз позволяла себе, поддавшись на уговоры Романа, рискнуть деньгами и получала фантастические барыши. Естественно, Тоня свято верила, что любое задуманное этим финансовым гением начинание будет не просто успешным, а суперуспешным, и супруги в тот же день дали свое согласие и все имеющиеся в семье деньги. В отличие от множества похожих историй с печальным концом: партнер оказался жуликом и сбежал с деньгами, наехали бандиты и все отняли, банк не пережил непрерывной череды кризисов и прочего тому подобного, – судьба нового банка с элегантным названием «Оккама» сложилась вполне благополучно. Небольшой, не привлекающий интереса крупных игроков, но быстро собравший достаточное количество клиентов банк процветал, радуя совладельцев постоянно, невзирая на сложные времена, повышающейся прибылью. Роман, естественно, занимался финансовой частью, а Алейников – хозяйственными вопросами и безопасностью.

В «Оккаму» Алейников и пристроил Андрея начальником кредитного отдела. Конечно, приди человек с улицы, ему бы ничего выше должности мелкого клерка не видать, но зять совладельца банка… Роману, кстати, муж Марины тоже не очень понравился.

– Воровать парнишка, конечно, не будет, – поставив размашистую подпись, Александров отодвинул приказ о зачислении и посмотрел в глаза приятелю, – кишка тонка. Но ты, Витя, за этим аленьким цветочком присматривай. Не дай бог, попадет в плохие руки – мигом сам изгов-няется. А так – попробуем. Потянет отдел – хорошо, а если нет – тогда уж извини!

Первое время Алейников честно присматривал. Начальник отдела, конечно, невелика шишка, но к коммерческим секретам доступ имеет, и вообще капитализм кругом, конкуренцию и промышленный шпионаж никто не отменял. Андрей работал честно и старательно, быстро разобрался в делах – он явно стремился доказать тестю, что может оправдать и оправдывает доверие, что в банке он, Андрей, прежде всего грамотный специалист, а уж потом муж Марины. Никаких сомнений, что он «потянет», уже ни у кого не было – все давно забыли, что начальник кредитного отдела был принят на работу исключительно по протекции. Виктор Петрович постепенно привык к зятю и, хотя по-прежнему недолюбливал слащавого красавчика, признавал, что тот, в общем, человек приличный. Работает хорошо, и дома, на участке, ручки испачкать не боится. Крыжовник развел и смородину черную, сортовые, соседи за черенками приходят. Лилий на клумбах – шестнадцать сортов, красота необыкновенная, и все новые прикупает. Маришку на руках носит, Леночку любит… любил.

А любил ли? Вон та же Лиза даже засомневалась, родной ли отец. И если вдуматься, если вспомнить… за своим горем Виктор Петрович как-то не особенно обращал внимание на зятя, но сейчас засомневался. Вроде Андрей тоже переживал, не упрекнешь, но как-то уж слишком старательно, слишком суетливо. С другой стороны – зачем Лиза про слежку сказала? Не думает же она, в самом деле, что Андрей причастен к гибели Леночки? Да, зять с гнильцой, Виктор Петрович это первый скажет, и наверняка пара-другая грешков за ним водится. Но не родную же дочь на муки отдать! Нет, дурацкая это идея, со слежкой. Дурацкая и, как Лиза сама сказала, неэтичная. А главное, зачем? Ну узнают они, что Андрей, допустим, из семейного бюджета подворовывает, и что? В полицию, что ли, бежать из-за этого? Или, допустим, играет где-нибудь в казино или в преферанс. Так если бы он больной был, игроман на всю голову, они бы давно это заметили. А так, если по мелочи… тоже мне проблема! Да если даже выяснится, что он Маришке изменяет, черт возьми! Нет, за такое он, Виктор Петрович, сам с зятьком поговорит, поучит его по-отцовски, как жену и Родину любить надо… но это же по сравнению с Леночкой такие все пустяки!

Так что тьфу на него, на Андрея, разбираться еще с этим слизнем садовым. А вот психиатра Маринке срочно надо искать. Черт, ну не в поликлинику же по месту жительства идти! С кем посоветоваться?

Ася Семеновна позвонила часа через два.

– Ну что? – спросила она, привычно не утруждая себя формальными приветствиями. – Были мои у тебя?

– Ваши? – слабо усмехнулась Лиза.

– Мои знакомые, по моей наводке пришли, значит, мои. А раз ты к словам цепляешься вместо того, чтобы прямо говорить… все так плохо?

– Да уж чего хорошего… девочки нет в живых.

Ася Семеновна помолчала, потом вздохнула:

– Ясно. Я-то надеялась… ну да что ж теперь. Ладно, Лиза, сегодня у меня времени нет, а завтра я часов в одиннадцать – двенадцать заеду, тогда и поговорим.

Прощаться она тоже не стала, просто отключила телефон.

«Интересно, о чем она собирается завтра разговаривать? Что случилось, куда пропала девочка и кто в этом виноват, я угадать не могу, а что еще тут можно обсуждать?» Лиза положила мобильник на стол и посмотрела на часы.

Скоро Маша из школы вернется, пора на кухню, борщ разогреть. Настроение было скверное, заставить себя не думать о погибшей незнакомой девочке не получалось. А тут еще Машка задерживается… Лиза снова посмотрела на часы: нет, не задерживается, еще минут пять до ее прихода есть. А если, не дай бог, вот так же похитят ее ребенка? Что делать, куда бежать? Жизнерадостная трель звонка – и Лиза бросилась к двери. Распахнула и прямо на пороге обняла дочь:

– Машка! Все в порядке?

– У меня в порядке. – Девочка озадаченно моргнула. – А у тебя что случилось?

– Ничего. – Лиза отпустила дочь и шагнула назад, давая ей возможность зайти в квартиру. – То есть случилось, но не у нас. Девочка, твоя ровесница, пропала, и ее мама сегодня приходила ко мне.

– О-о… – Маша сбросила туфли, подошла к матери и уже сама обняла ее. – И что?

– Девочка погибла. – Лизу передернуло, и маленькая ладошка тут же успокаивающе погладила ее по плечу. – Мать плачет, надеется на что-то, помощи от меня ждет. Фотографию дочери принесла. А я эту фотографию даже в руки не смогла взять, не то что разглядывать – такая чернота накатила… Машка, ты должна обещать, что будешь очень осторожной.

– Мам, я помню, – еще крепче прижалась к ней девочка. – С незнакомыми дяденьками не разговаривать, конфеток не брать, к чужим машинам близко не подходить… – Маша привстала на цыпочки и потерлась щекой о ее щеку. Лиза тут же почувствовала словно легкую щекотку, губы сами растянулись в улыбке.

– Машка! – Лиза хотела говорить строго, но получилось нежно. – Прекрати! Держи «зеркальце»!

– Еще чуть-чуть, – пропыхтела дочь. Она еще не умела «делиться» на расстоянии, требовался тесный контакт. – Вот так. А то на тебя смотреть жалко…

– Безобразница ты, зайчик мой солнечный! – Лиза наконец отстранилась. Действительно, стало намного легче. – Надеюсь, в школе ты такие фокусы не проделываешь?

– Ну, мам, что я, не понимаю, что ли? – Тембр ее голоса еле заметно изменился, и Лиза напряглась:

– Судя по всему, не понимаешь. Мария, признавайся, что натворила?

– Ой, мам, ну что ты сразу? Ничего я не творила, просто Наталья Степановна такая пришла на математику – терпеть невозможно. У нее четвертый месяц, токсикоз страшный, а она стесняется и делает вид, что все в порядке, вроде как просто не выспалась. А у нее еще и почки не в порядке, ей бы к врачу, на сохранение, в больницу… Нет, я честно удивляюсь, взрослая тетенька, двадцать пять уже, а хуже маленькой.

– Возможно, твоя Наталья Степановна ведет себя неразумно. А что ты скажешь о себе?

Маша поскучнела:

– Да ничего такого я не делала, честно! Я даже за руку ее не брала. Так, подошла, потопталась рядом, а она сама уже меня за плечи приобняла немножко. Никто ничего не заметил, я осторожно очень, только почистила слегка. Там действительно с почками проблема, я побоялась лезть внаглую.

– Хорошо, что хоть это понимаешь. Еще бы о себе думала, совсем прекрасно было бы. Схватишь когда-нибудь откат, что делать будем? Я ведь не справлюсь.

– Ну ма-а-ам! Какой откат, я еле-еле, самыми кончиками пальцев! Только головную боль сняла и тошноту, а глубже даже не думала! Честно! Мам, ну все в порядке со мной, ты же видишь!

– Вижу. – Лиза отстранилась и махнула рукой. – И еще вижу, что бесполезно с тобой разговаривать. Пока сама шишек не набьешь… Ладно, переодевайся быстренько, и обедать будем.

Алейников заехал домой ненадолго, только взглянуть на Марину.

Эх, дом… Виктор Петрович занялся строительством, когда вышел в отставку. О своем, большом доме они с Тоней мечтали все годы, пока мотались по гарнизонам, обживая ненадолго казенные квартиры. И когда Виктор Петрович вышел в отставку, даже вопроса не было, чем заняться в первую очередь! Купили на окраине города большой участок, на котором уже стояла кирпичная двухэтажная коробка, и принялись за дело. Сам Виктор Петрович стал настоящим прорабом, Тоня крутилась по хозяйству и потихоньку облагораживала участок – первые грядки, устроенные подальше от стройки, были с салатом, зеленым луком и петрушкой. Марина с Андреем выкинули из головы идею взять ипотеку и с энтузиазмом помогали родителям. Не прошло и двух лет, как они справили новоселье. На первом этаже устроились «старики», второй отошел молодежи – только жить да радоваться! Не довелось.

Начались у Тони головные боли, давление стало подниматься… После ноябрьских праздников легла она в больницу на обследование, а на Рождество ее уже похоронили. Неоперабельный рак – за два месяца сгорела. Виктор Петрович тяжело переживал смерть жены – больше тридцати лет вместе прожили, что называется, вросли друг в друга. Только внучкой и спасался: с уроками помогал, книжки читал, в бассейн водил. Даже в гости к немногочисленным приятелям, куда всегда с Тоней приходил, Леночку с собой брал. Любовался внучкой, радовался: умненькая растет, послушная, хорошенькая, как куколка! Уже мечтал, как она в вуз поступит, прикидывал, какую девочке профессию выбрать… Маришка, вон, настояла в свое время на политехническом – программисты, дескать, всегда на хлеб с маслом заработают, и что? Нет, зарабатывает она действительно неплохо, но и пахать приходится не по-женски. А чуть расслабишься, чуть позволишь себе лишнюю недельку отдыха, самые выгодные заказы – фьюить! – и разлетелись по другим исполнителям. Наотдыхаешься, а потом собирай заказчиков с нуля. А что теперь будет с ее работой? Маришка с того дня, как Леночка из школы не вернулась, к компьютеру даже не подходила. Андрей, слава богу, в этих делах разбирается, сумел всем извинения разослать, объяснил, что беда случилась… Некоторые даже перезванивали, спрашивали, не могут ли чем помочь? Дай Бог здоровья хорошим людям…

Виктор Петрович поднялся на второй этаж, заглянул в гостиную. Там был только Андрей – он уютно устроился в большом мягком кресле, на коленях планшет, в руке большая чашка кофе.

– Марина прилегла, – торопливо сообщил зять, не дожидаясь вопроса. – Сначала просто лежала, потом задремала. А я вот тут… – Он неловко приподнял чашку. – Хотите кофе?

Виктор Петрович молча отрицательно качнул головой и на цыпочках подошел к спальне, приоткрыл дверь и заглянул. Марина действительно спала, уткнувшись носом в большого голубого зайца, – когда Леночке было пять лет, это была ее любимая игрушка, хотя, по мнению Виктора Петровича, выглядел плюшевый зверь просто кошмарно. Конечно, Леночка давно с зайцем не играла, но и выбросить или подарить кому-нибудь жутковатую зверушку категорически отказывалась. Вот и таскали это голубое чучело по всем диванам в доме в качестве подушки.

Виктор Петрович тихонько прикрыл дверь и снова обернулся к зятю:

– Ты ей лекарство дал?

– Две таблетки. – Андрей указал на журнальный столик, на котором лежал наполовину распотрошенный блистер и стоял стакан с водой. – И капли. Много с вас эта ненормальная гадалка содрала?

– Ничего. – Виктору Петровичу почему-то не хотелось говорить Андрею про розу. – И она вовсе не ненормальная.

– А какая же еще? С Мариной говорить вообще не стала, выставила нас, на меня смотрела, как будто я ей сто долларов должен. Зачем только Марина эту Асю Семеновну послушалась? Старая дура! Не надо было и ходить. Только время и деньги потратили… – Он осекся, заметив, что Виктор Петрович слегка поморщился. Неожиданно Андрей с не свойственной ему проницательностью спросил: – Она не просто так сказала вам остаться, не только, чтобы вы заплатили? Она вам еще что-то сказала?

Виктор Петрович хмуро посмотрел на зятя, тяжело опустился на диван и отвел взгляд в сторону. Не нравился ему Андрей, никогда не нравился, только из-за дочери и терпел в своем доме этакого чижика. Но даже такому – как сказать ему, что Леночки нет в живых? Сердце-то у него есть, отец все-таки.

– Сейчас я коньячку, – неправильно понял его Андрей (Виктор Петрович и не заметил, что уставился на дверку бара) и выскочил из кресла, словно его подбросило. Он ловко откупорил бутылочку армянского – Виктор Петрович по старой памяти предпочитал его, – плеснул в снифтеры и с неприятно угодливым поклоном подал один тестю. Только потом взял второй, вернулся в кресло и выжидательно уставился на Алейникова.

Тот неторопливо покрутил снифтер, взболтнув янтарную жидкость, посмотрел, как она стекает по тонким стенкам. Понюхал, но запаха не почувствовал. Сделал глоток, но вкуса тоже не было, словно воды хлебнул.

– Сказала… сказала, что Леночки нет в живых.

Андрей замер. Несколько секунд он молчал, потом выдохнул:

– Неправда! – Он вскочил и сделал шаг к Виктору Петровичу. – Нет! Леночка жива, я знаю! А эта ваша чокнутая гадалка, она врет, просто врет! – Андрей взмахнул рукой, не замечая, что расплескивает коньяк. – Лена жива, вы слышите?! Жива!

– Еще она сказала, что Марина на грани нервного срыва, – Виктор Петрович словно и не заметил вспышки зятя, – и ее срочно к врачу надо.

Андрей еще пару секунд постоял, потом одним махом влил в себя остатки коньяка. Сделал глубокий вдох, и, наконец, взяв себя в руки, растянул губы в натужной улыбке.

– Может быть, она не такая уж идиотка, эта гадалка. Я, честно говоря, уже и сам думал, только не знал, как с Мариной об этом разговор начать. В банке ведь есть штатный психолог…

– Не психолог, – перебил его Виктор Петрович, – психиатр. Она сказала, что Маришке нужен хороший, опытный психиатр, – и зачем-то повторил слова Лизы: – У нее вся аура в клочья.

Он выпил до дна и отставил пустой снифтер в сторону, на столик. Какой смысл пить, если ничего не чувствуешь? Только коньяк переводить.

– Насчет ауры я не знаю, – мрачно качнул головой Андрей. – Но вот так, сразу, психиатр? Это же клеймо на всю жизнь можно получить – думаете, Марина вас поблагодарит? А если он, не дай бог, в психбольницу ее законопатит? Что мы тогда будем делать?

– А если Маришке действительно именно сейчас нужна помощь?

– Ну-у… Я думаю, все-таки сначала имеет смысл поговорить с… м-м-м… с нашим психологом. Марина, конечно, не работает у нас, но я уверен, Людмила Вадимовна не откажет, тем более вам. Можно договориться, что она к нам домой придет, вроде как в гости, поддержать в трудной ситуации. Поговорит с Мариной, посмотрит на нее, выскажет профессиональное мнение… а тогда уж будем решать.

– Договаривайся. – Виктор Петрович встал с дивана и снова подошел к дверям спальни. Открывать не стал, только прислушался – там царила тишина. Ну и ладно, пусть дочка спит. Как это говорят: сон – лучшее лекарство. Увы, сейчас сон для Марины – никакое не лекарство. Просто небольшая передышка, немного покоя измученной душе, изорванной в клочья ауре.

Он вышел из комнаты, не обращая больше внимания на зятя, который, кажется, еще пытался что-то бормотать про дуру-гадалку и про неоспоримые достоинства банковского психолога. Пусть. Пусть зовет этого прекрасного специалиста, раз считает, что так будет лучше, пусть. Но он, как отец Маришки, тоже имеет право позаботиться о дочери. Более того, обязан это сделать! Значит, он и должен найти этого «хорошего опытного психиатра»! Не может же быть такого, что во всем городе не найдется ни одного человека, который сможет дать подсказку!

Андрей смотрел на закрывшуюся за тестем дверь, и в душе поднималась горькая обида. Ну за что с ним вот так обращаются? Не дослушав человека, развернуться и молча уйти, это просто некрасиво, воспитанные люди так не делают! Хотя откуда там взяться воспитанию? Кадровый военный – это же диагноз! Солдафон, ему бы всех выстроить и заставить в ногу маршировать. Ну не служил Андрей в армии, и что теперь? Между прочим, это означает только то, что у него хватило ума поступить в институт, где военная кафедра имелась. И вовсе не говорит о бесхребетности, безволии и неумении себя поставить. Просто он, Андрей, хорошо воспитан, в отличие от некоторых. И на работе это, кстати, все ценят. И уважают его! Уважают не как зятя Алейникова, а как хорошего специалиста. И добился этого он сам, собственными усилиями! А вот дома… нет, про Мариночку речи нет, тут все нормально, и теща – царствие ей небесное, тоже к нему неплохо относилась. Не то чтобы одобряла выбор дочери, как все матери, она считала, что ее умница-красавица могла и получше что-нибудь найти: олигарха какого-нибудь, помоложе, сына президента или, на худой конец, космонавта… Но и против Андрея особо не возражала – довольна Марина, счастлива, и слава богу! А вот Виктор Петрович, как с первого дня губы скривил, так и смотрит на него, как на кошака приблудного. Вроде ладно, раз уж мои женщины тебя приютили, живи. Но если что не так, имей в виду, сразу тапкой по морде получишь. И получается, что вот он, взрослый мужчина, в собственном доме – непонятно кто. И так будет всегда, потому что дом этот – не собственный, а тестя. Хоть и вкладывается Андрей в него побольше того же Виктора Петровича. Газон косить, деревья подрезать, малину рассаживать – кто всем этим занимается? Да уж не Виктор Петрович ручки пачкает, можете быть уверены. В общем, как обычно: пахать – это Андрюша, а решения принимать – для этого другие люди есть. Нет, обидно, действительно обидно!

Зря все-таки он тогда повелся на Маринкины уговоры. Взяли бы ипотеку, ничего страшного, многие знакомые так сделали. Конечно, пришлось бы поскромнее жить, но у них ведь зарплаты совсем неплохие, даже с учетом выплат на хлебушек хватило бы, не только с маслом, а еще и с вареньем. Зато не сидел бы сейчас, как оплеванный, не смотрел бы тестю в рот, а сам все вопросы решал бы. Был бы хозяином в доме, в семье, сам себя уважал бы. А сейчас…

Андрей дотянулся до бутылки с коньяком, плеснул себе еще и, не смакуя, одним махом выпил.

Обидно. Вот даже взять эту гадалку. Почему она с ним разговаривать не стала? Глянула пару раз искоса и отправила с Мариной домой. Не может она, видите ли, ничего сказать! А для Виктора Петровича у нее слова нашлись… да какие слова! Нет, не может такого быть, Леночка жива, он никогда не поверит, что его дочь могла погибнуть! Ха, да понятно, почему эта аферистка потребовала, чтобы они с Мариночкой ушли. Ясно, что сам он, Андрей, в сказки этой доморощенной ведьмы не поверил бы, а заморочить голову старику, конечно, проще. Все эти гадалки, ясновидящие и прочие мошенницы, они прекрасно в людях разбираются и сразу видят, кого можно раскрутить на деньги. Правда, Виктор Петрович сказал, что ничего не платил, но это ничего не значит. Точнее, значит только то, что эта тварь хочет вытянуть из него побольше. Про ауру Маринкину ему наплела, напугала… Вот куда он сейчас ушел? Психиатра искать? Не дай бог и правда приведет, да что еще тот скажет? Мариночка сейчас действительно не совсем… адекватная. Так и ситуация не простая – он и сам чувствует себя не в своей тарелке – что ж, его тоже к врачу? А Маринке только черной метки от психиатра не хватало! Нет, надо что-то делать, так жить нельзя! Как только Леночка найдется, надо будет сразу поставить вопрос – снимаем квартиру и баста. А Виктор Петрович прекрасно и один проживет. Марина, конечно, будет его навещать, это пожалуйста. Да и сам пусть в гости приходит, он, Андрей, не изувер какой, чтобы запретить тестю с родной дочерью и внучкой общаться. Он просто требует к себе должного уважения. И Мариночка наверняка его поддержит.

Да, Мариночка… в ауры всякие он, конечно, не верит, но нервы у нее действительно не в порядке. И лекарства не особо помогают. Надо у Милочки что-то поэффективнее спросить. И вообще, поговорить, обсудить ситуацию – Милочка ведь и правда хороший психолог, специалист, кроме банка, у нее и частные клиенты есть. Так почему бы и Мариночке к ней не обратиться? Правда, это может выглядеть немножко некрасиво… с другой стороны, никто ничего не знает, значит, и говорить не о чем.

А эта ясновидящая со своими пугалками может идти лесом. Он всяким аферисткам верить не собирается и обобрать тестя тоже не позволит. Нет, ничего у нее не выйдет, уж он, Андрей, об этом позаботится. Он присмотрит за тестем, проконтролирует… хотя проконтролируешь такого! Все эти маги и колдуньи, они же, как пиявки, присосутся – не оторвешь! И эта тварь такая же, сто процентов. Сидит, такая скромненькая, глазки опустила, голосок тихий, пальчики тоненькие… тьфу! Ясно, что Виктор Петрович повелся, у него же комплекс мужчины-защитника! Милая женщина, как же! А как денежки начнет пылесосом сосать, еще милее станет.