Книга: Лица - Тове Дитлевсен

 Я так понимаю, что речь идёт о шизофрении, так как Лизе слышит голоса, они ей угрожают, постоянно говорят с ней и пугают её. Один и тот же человек (например, доктор) может говорить сначала одно, а потом, даже не открывая рта, совсем другое – и у него даже как будто меняется лицо. Вообще, у всех меняются лица. Лизе приходится очень сложно в этом непостоянном мире. Она хочет разобраться, кто есть кто, но галлюцинации и жизнь переплетаются слишком тесно.

 Середина книги для меня была наиболее интересной, а вот начало и конец местами меня раздражали. Безропотность главной героини перед любыми обстоятельствами, измены мужа, которого она не любит и непонятно почему не расстанется с ним. Её “понимание и принятие” того, что он ходит налево ко всяким Гретте и Гитте (кстати, неплохой приём с именами, указывающий на одинаковость всех этих женщин).

 В общем, главной героине иногда хочется посочувствовать, но не понимаешь как. И есть ощущение, что ей самой это не нужно. Есть в ней что-то отталкивающе-инфантильное, слишком равнодушное, странное. И то ли это следствие болезни, то ли тот случай, когда простота хуже воровства.

 Хэппи энд (или что-то типа того) в этой истории кажется чем-то совершенно неестественным. Как будто это ещё не конец, а остановка перед чем-то нехорошим, что осталось за кадром.

 В книге прекрасно описаны галлюцинации и их природа, но всё, что вокруг, а особенно попытки внезапно изнасиловать спокойный текст красивыми и не очень метафорами выглядели избыточными. В целом, если "Трилогия" читалась как по маслу, то "Лица", увы, с шероховатостями. 

 Скоротать вечер с Тове – хорошая идея, но я уже не думаю, что мы прочитаем у неё что-то лучше “Копенгагенской трилогии”. Скорее всего, лучшее было издано первым и теперь до нас доходят работы второстепенной важности.

«Лица» - история о покинутости и ментальном расстройстве. Сразу оговорюсь, что книга оставила странное ощущение и легкое разочарование; сюжетная канва кажется искусственной, а сейчас, когда я начала писать рецензию, появилось понимание, что пассивность героини вызывает раздражение, если не злость.

Текст перенасыщен метафорами. Язык местами вычурный, что только усугубляет неестественность происходящего: «Он обхватил руками ее шею, и запах потревоженного сна, школьной пыли и детской вины накрыл обоих защитной мантией, милосердно наброшенной на павшего врага» Это бессистемное нагромождение слов и попытки «впихнуть поэтичность» лишают книгу понятной простоты.

Лизе окружена эмоционально холодными людьми. Она смиряется и плывёт по течению, но после смерти любовницы мужа Лизе слышит голоса и предпринимает попытку суицида, которая исполнена только ради того, чтобы выйти из кокона и решить семейные неурядицы. Лизе не умеет общаться с людьми открыто, она боится, она жмётся и прячется в литературном творчестве. Ей легче заниматься писательствам и не принимать в реальной жизни активное участие.

Лизе умна и талантлива, но предпочитает не брать на себя ответственность за решения, а ждать, когда решения примут другие люди. Муж изменяет, домработница раздражает, дети отдаляются - Лизе терпит. Она находит один способ сказать окружающим о боли и недовольстве - самоустраниться. Это страшно и жутко, потому что Лизе вообще не умеет говорить о чувствах, выражать их, отстаивать личные границы.

Писательство для героини - способ эскапизма, побег из реальности и возможность самореализации. Этим делом она готова заниматься ежедневно, но все остальные сферы жизни лишены столь пристального внимания. Тексты - пространство, которое Лизе создаёт сама и может контролировать (хотя порой герои способны ее удивить), а вот настоящая жизнь контролю не поддаётся, поэтому Лизе беспрекословно принимает все решения мужа и терпит, терпит.

Лизе нужна психиатрическая помощь, причём не только медикаментозная, но с длительной психотерапией. Я прекрасно понимаю ее мотивы и знаю, почему героиня ощущает беспомощность и предпочитает закрыть глаза на многие проблемы, действовать так, как привыкла. Но меня раздражают эти оправдания и попытки сбежать, переложить ответственность и быть жертвой, хотя такую стратегию поведения я сама выбирала много лет.

Доктор говорит Лизе: «Ваше предназначение — самовыражаться, точно так же как предназначение газели — быть съеденной львом». Хорошо, допустим. Но значит ли это, что все внимание следует уделять только самовыражению, закрывая глаза на другие человеческие потребности? Лизе остается с человеком, которому не доверяет и не любит («Как только ее снова поглотит писательство, им завладеет демон зависти»), живет в доме, где не чувствует себя в безопасности. Зато она пишет романы! Как чудесно. Лизе выходит из больницы и продолжает жить прежней жизнью. И это печально. Госпитализация - временный бунт, вспышка, протест. Но героиня вновь выбирает рутину с пассивной агрессией, мужем-недомерком, условиями, которые ей не нравятся. Зато она вновь отстояла право быть сложной творческой личностью.

«Займись для начала собственными детьми», советуют Лизе. Легче всего ощущать себя высокодуховной интеллектуалкой, переживая о людях в Африке, чем решать реальные проблемы живых детей из плоти и крови. В книге есть стихотворение с намёком, что порой матерям не хватает «успокаивающего равнодушия». Да, мать может душить ребёнка, задавливать его гиперопекой и лишать малейшего права на самостоятельность. Но Лизе равнодушна до смешного, она эмоционально отстранённая, дёрганная, ей просто наплевать - на детей, на себя, на мир вокруг. Она уткнулась в тексты, спасается литературой и боится сделать хоть один шаг в сторону взросления. Лизе стремится к покою, растворению, избавлению от обязанностей. Лизе угнетает сама мысль, что кто-то о ней думает. «Покой — значит не существовать в сознании других людей».

Единственным живым пятном в этой истории стала Гитте. Наглость, молодость, свежесть, прямолинейность - неудивительно, что все эти качества так или иначе злят Лизе, ведь в отличие от неё Гитте не нужно строить из себя Писательницу, она выражает мнение без цезуры и прикрас:

«Книга о Толстом, с закладкой внутри, лежала рядом с магнитофоном. Она открыла ее и прочла, чтó Гитте написала на клочке бумаги своим обезличенным почерком. «Толстой никогда не моется, а его жена фригидна».

Лучше быть как Гитте и всех раздражать, чем оставаться хорошей девочкой и заканчивать дни в психушке.

— Книга стоит времени (вдохновила меня на личную рецензию и самоанализ). Долго размышляла об этом тексте.

Мысль вывалилась из нее и повисла на краю обложки, пока не начала падать на пол каплями, как слезы с ресниц.

Не люблю сравнений с другими авторами, но лично мне очень напомнило Набокова, у него тоже, что не книга, то кружевная вязь из слов.