Текст книги "Моя жизнь с путешественником"

Глава 3. Свадебное путешествие через Атлантику

Когда я наблюдала первый в своей жизни закат в океане, то размышляла о том, что редкие люди в городах выходят в ясную погоду полюбоваться небом. Большинство из них, возвратившись с работы, лежат на диванах, уткнувшись в телевизор, или сидят у компьютера, проживая виртуальную жизнь. Уход от реальности – болезнь современного времени. Но эту реальность создаем мы сами, а затем бежим от нее, испугавшись первых серьезных испытаний…

Из дневниковых записей во время пересечения Атлантического океана по маршруту Чарльстон (Южная Каролина, США) – Ле-Сабль-д΄Олон (Франция)

* * *

12 июня 1999 года. 19 часов 50 минут

32° 50′ N

79° 20′ W

Я пишу на закате солнца. Океан все время меняет свой цвет и оттенки. Хочется не пропустить ни одного мгновения в этот день, в этот час, в эти минуты.

В первый день плавания было солнечное утро с легким попутным ветром. Мы махали на прощание нашим русским и американским друзьям, отцу Анастасису, обвенчавшему нас и благословившему в путь. Теперь в океане нас сопровождают только птицы.

Две реки, Эшли и Купер, соединились в один поток и долго пестрели серым отливом, пока наконец ясная полоса – граница – обозначила выход в океан. Перед нами раскрылось совсем другое пространство – бесконечно красивое и разнообразное. Океан щедро сиял сине-серебристыми, нежно-голубыми, аквамариновыми, зелено-бирюзовыми и другими пастельными красками неба и воды. Я поймала себя на мысли о том, что, находясь в Атлантическом океане, ощущаешь единство водного пространства. Девяносто семь процентов всей воды на Земле находится в четырех океанах, названных человеком Тихим, Атлантическим, Индийским и Северным Ледовитым. Для меня все океаны были теперь одним целым и частью единого мира.

Когда буксировавший нас катер ушел и мы остались одни, Федор сообщил мне о том, что он изрядно проголодался. Мы присели в кокпите. Муж ловко нарезал помидоры, баночную ветчину, хлеб, разлил в яхтенные кружки калифорнийское красное вино. Я отпила маленький глоточек кислого терпкого напитка, откусила кусочек помидора и почувствовала, что сейчас умру от тошноты, головной боли и спазмов сосудов. Неужели начиналась морская болезнь?

Сообщив с вымученной улыбкой о том, что мне не хочется пока есть, я выкарабкалась из ниши кокпита на палубу и, вцепившись в лебедку, стала глубоко вдыхать полной грудью морской воздух, пристально всматриваясь в горизонт. Так учил меня вести себя Федор на случай приступа морской болезни.

Через минуту я начала оживать, но еще с час сидела прикованной к одному месту, боясь потерять это еле найденное состояние облегчения.

– Какой у океана сейчас цвет? – спросила я Федора.

– Цвет кобальта, – чуть помедлив, ответил муж.

Я мечтаю увидеть с Федором при закате зеленый луч. Из одного французского фильма еще в детстве узнала, что если влюбленные увидят вдвоем зеленый луч, то их совместная жизнь будет счастливой.

* * *

В обед на удочку, закинутую Федором, поймался маленький тунец. У красивой перламутровой рыбки были большие печальные глаза, как у теленка. Ее было жалко, она была жертвой наших голодных желудков.

– Она все равно уже не выживет, – успокаивал муж.

Уже неживая рыба была беспощадно брошена в кипяток, и там она сразу поблекла вместе со специями и приправами. Через пятнадцать минут, съев большую чашку ухи, я вдруг почувствовала, что морская болезнь оставила меня.

* * *

20 часов 20 минут

Я наблюдала первый в своей жизни закат в океане. Солнце было красным и почему-то немного походило на электрическую лампочку. Что за извращенные сравнения одолевали меня!

– Будет хорошая погода, – сказал Федор.

Солнце уходило в легкие облака, небо было ясным. Закат длился около минуты. С уходом солнца океан на глазах становился сначала серо-стальным, потом стал почти весь черным.

Уходил первый день нашего плавания, наступала ночь. Жаль, что не будет луны. Зато мы увидим ее рождение, и еще я сегодня впервые увижу звезды на небе в открытом океане.

* * *

22 часа 12 минут

32° 55′ N

79° 12′ W

Первый день в океане ушел, наступила ночь, но мне не хотелось идти спать. Я сидела в кокпите и слушала шум моря, улавливая каждый оттенок все сильнее темнеющей небесной тверди. На воде начинало что-то мерцать, похожее на светлячков.

– Что это за светящиеся жучки? – спросила я Федора.

– Это не жучки, это водоросли.

– У моря, также как у земли, есть своя зелень и свои деревья, семя, плоды приносящее.

– Ты скучаешь по земле, по ее траве и деревьям?

– Это тоже земля, только почва под водой, а трава и деревья растут в воде. Иногда они берут свое начало с самого дна, к которому прикрепляются своими корнями. Как на суше.

Десять лет, проведенных в большом городе, среди машин и асфальта, породили во мне чувство безмерного голода по общению с природой.

Я работала над книгами и диссертацией в душной, переполненной людьми Москве, а ночью мне снился лес, поля, березки. Мне хотелось скрыться в лесу или в горах, меня тянуло к морю. Однажды я увидела сон, от которого не хотелось просыпаться: тайга и маленький домик, в котором сижу вечерами у печки, наслаждаясь приятным утомлением от дневного общения с природой.

С какой непомерной жадностью смотрела я в последние годы в Москве сквозь оконное стекло на деревья, траву, на небо! Но небесная твердь все казалась мне такой серой и унылой в дождливые дни.

Здесь в океане ощущаешь, как все на земле пропитано жизненными красками, и везде почва и вода, везде растущее живое.

* * *

Глубокая ночь. Я сижу в кокпите и смотрю на звездное небо. Почему мне не хотелось любоваться звездным небом на суше? Что мешало мне это делать?

Редкие люди в городах выходят в ясную погоду полюбоваться небом. Большинство из них, возвратившись с работы, лежат на диванах, уткнувшись в телевизор, или сидят у компьютера, проживая виртуальную жизнь. Уход от реальности – болезнь современного времени. Но эту реальность создаем мы сами, а затем бежим от нее, испугавшись первых серьезных испытаний…

Внутри яхты раздалось пение Федора, затем из камбуза показалась его лохматая голова.

– Хочешь свежих кальмарчиков? – спросил он меня.

Мой муж держал в руках витую металлическую штуковину, напоминающую произведение в стиле modern art.

– С помощью этого приспособления я буду сейчас ловить кальмарчиков, – решительно заявил Федор и тут же бросил штуковину в воду.

Через пятнадцать минут, посветив фонариком в воду, Федор заметил, что, похоже, кальмарчиков нам не видать.

– Бедные кальмарчики! От перепуга они сразу же все попрятались, – пошутила я.

– Ну и ладно, приготовь нам чай с печеньем и медом.

Рядом с газовой горелкой в одной из ниш, специально вырезанных для бутылок и термосов, светит своими ярко-синими глазками фиалка. Это второй цветок, живущий на нашей яхте. Первым тоже была фиалка, только с розовыми лепестками. Мы ее приобрели в Чарльстоне специально для того, чтобы Федору не было так одиноко в океане. Она прошла с ним кругосветку, но быстро зачахла на суше. Мы сильно грустили по ней. Узнав о нашей потере, одна из русских женщин в Америке перед плаванием сделала нам подарок. Помню, как красивые руки протягивают цветок, синие глазки которого доверчиво смотрят на нас.

Останется ли живым это нежное существо? Сможет ли выжить в необычных условиях и не загрустит ли, проплыв океан?

– Знаешь, какой цветок я мечтаю увидеть? – спрашиваю Федора, стараясь не думать о грустном.

– Какой?

– Цветок в пустыне.

– Вот пойдем пересекать на верблюдах Сахару, и увидишь.

Цветы в пустыне можно увидеть только весной. Они цветут на кактусах.

Как много сейчас воды в океане и как мало влаги в пустыне! Но везде есть растения. Я где-то прочитала, что на земле известно более трехсот тысяч видов растений. Они всюду приспосабливаются к жизни. Баобаб, растущий в пустыне, может запасать в своем стволе до тысячи литров воды. А там, где вечная мерзлота, мягкий мох и лишайники греют землю.

Господь дал разный срок жизни растениям. Растущие быстро мало живут, растущие медленно долго не умирают. В этом есть своя философия.

Самому старому дереву на земле, калифорнийской сосне «Мафусаил», около четырех тысяч шестисот лет. Она жила уже во времена строительства египетских пирамид. Люди пытаются разгадать тайну ее долголетия. Спелеологи опускаются внутрь сосны и изучают по слоям ее коры прошлое.

Да, мир удивителен!

* * *

13 июня 1999 года. 7 часов 42 минуты

33° 12′ N

78° 29′ W

Я проспала рассвет, потому что почти всю ночь глядела на звезды и зарождающуюся луну. Меня разбудил голос Федора. Он поймал большую золотистую барракуду – морскую щуку.

Я вылезла в кокпит и стала смотреть на солнце, которое уже зависло над водой. Его утренние лучи были еще не такие жгучие.

Федор чистил зубы морской водой на корме и поглядывал на натянутую леску. Та лениво волочилась по синим гребешкам океана.

Я радостно щурилась на солнце. Только подумать! Земля удалена от Солнца почти на сто пятьдесят миллионов километров, но это в двести семьдесят пять тысяч раз ближе, чем самая близкая к нам звезда Толиман, или, как ее еще иначе называют, альфа Центавра. Возможно, я увижу в океане альфа Центавру. В России ее не видать.

* * *

Упоительный вечер. Мы лежим в кокпите и караулим, как с закатом начнут зажигаться звезды и засияет лунный серп. Мы собрались всю ночь спать под открытым небом.

– На небе самое красивое созвездие Скорпион. Ни у какого другого созвездия нет столько ярких звезд. И самая яркая звезда на небе – Антарес – тоже у Скорпиона. Я доволен, что моя жена Иринушка родилась под этим созвездием.

– Откуда ты так хорошо знаешь звезды?

– Я много смотрю на них.

В созвездиях Стрельца и Скорпиона яркость Млечного Пути наибольшая. Даже Млечный Путь нас объединяет. В наших созвездиях звезд настолько много, что они образуют звездные облака.

В ту тихую июньскую ночь в океане мы восприняли яркость Млечного Пути как знак вечности и неугасимости любви. По крайней мере, именно так нам хотелось видеть будущее. Кто из влюбленных не хочет узнать, что звезды сопутствуют их счастью?

* * *

14 июня 1999 года. 16 часов 15 минут

33° 57′ N

75° 14′ W

Океан спокойный, ветер слабый – 4–5 узлов в час, и вода – необыкновенно синяя. Под нами три тысячи восемьсот метров чистейшей воды! Как глубоко своей чистотой пространство вокруг!

Мы испытали удивительную радость и благоговение сегодня. К нам дважды приплывали дельфины. Днем и под вечер.

О, эти божественные существа! Большие и маленькие, самцы и самки, взрослые и детеныши. Они приветствовали нас, игрались с бортами яхты, выныривали из-под кормы и выпрыгивали в воздух, ласково поглядывая на нас своими большими и добрыми, как у коровы, глазами. Нам очень хотелось погладить их серо-матовые бархатные спинки.

Сначала мы пытались их считать, потом сбились и поняли, что это бесполезно. Они хаотично кружили вокруг и окончательно нас запутали.

Несмотря на видимый беспорядок, детеныши все время держались рядом со своими мамами. Они трогательно суетились вокруг них и ни на одно мгновение не теряли невидимую связь с той самкой, что родила их.

До семи месяцев детеныши дельфинов вскармливаются своими мамами и лишь после этого возраста в состоянии самостоятельно охотиться на рыбу, каракатиц и других морских животных.

Все было в этот день создано для общения с самыми добрыми созданиями моря. Дельфины на воде – это как полевые цветы на траве, птицы в небе. Они созданы Господом для красоты и счастья.

– Вот в этом мире я и живу, – нежно обнимая меня, сказал муж.

* * *

Уже скоро пойдут третьи сутки, как мы в океане. Проплыли больше ста миль от Чарльстона.

Мы плывем туда, куда дует ветер, и, похоже, не сильно расстраиваемся, что яхта движется медленно. Мы наслаждаемся океаном. Красиво идти под парусами, особенно в солнечный спокойный день!

Скоро на закате будем читать молитву.

17 часов 30 минут

– Родненькие наши! Они приплыли к нам в третий раз! – вскрикнула я.

Старый или новый косяк дельфинов посетил нас, было не важно. Они снова с нами и так вовремя!

Дельфины понимают и чувствуют людей. Все, что мы говорим, они слышат, все, что мы чувствуем, они ощущают. Если внимательно присмотреться, то можно увидеть за глазом дельфина маленькую точку. Это слуховой проход. Слух у дельфинов очень развит. Они общаются друг с другом с помощью множества звуков. Иногда эти звуки похожи на щелканье, но особенно задевает душу дельфиний крик: он такой протяжный и печальный.

Держась за руки, мы смотрели с кормы лодки, как последняя из косяка пара дельфинов, стремительно перемещаясь по воде с помощью своих раздвоенных хвостов, прощалась с нами.

– Как ты думаешь, есть ли дельфины, которые живут в одиночку? – спросила я Федора.

– Они плавают косяками. Бывает, более ста проплывает за один раз. Иногда, очень редко, я видел, как плыли отдельно семьи дельфинов – родители и их детеныши, а также пары дельфинов, но ни разу не встречал одиночек.

* * *

15 июня 1999 года. 5 часов 47 минут

На восходе солнца мы читаем утреннюю молитву. Солнце пробивает свои красные лучи сквозь кучевые облака, окутавшие весь горизонт. Я люблю утреннюю молитву, она самая благостная, ибо несет нам новый день.

После завтрака Федор прилег в рубке, укрывшись спальником. Он дежурил сам почти всю ночь. Теперь надо отдохнуть, а он все время вскакивает в рубке и смотрит в стекло иллюминатора на океан.

Мимо яхты пролетела стайка птичек. Серое оперенье, белые грудки, небольшие, меньше голубей. Они покружили вокруг яхты, облетели ее три раза, приветствуя ее и нас.

6 часов 14 минут

Федор проснулся окончательно, и мы решили попить кофе. Пока кипятилась вода, Федор отмечал на карте координаты:

35° 02′ N

73° 25′ W

– Мы прошли уже свыше 500 миль, – сообщил он.

– Так много?

Мне хотелось, чтобы мы подольше задержались в океане.

Накрыв к утреннему кофе и уютно расположившись в кокпите, я приготовилась к милой беседе, как вдруг услышала слова мужа:

– Слева по борту идет шторм. Он скоро захватит нас.

8 часов 55 минут

Похоже, что пришел шквал. Ветер 16–17 узлов. Идет дождь. Яхту бросает в стороны. Она идет на автопилоте, а Федор работает с парусами. Небо покрылось темной пеленой. Правда, тучи накрыли не все небо, они пришли с юго-запада, а впереди на северо-востоке видны просветы. Быть может, шквал не будет долгим.

Мне хотелось выйти на палубу и помочь, но я знаю, что буду там только мешаться. Поэтому сижу в отделении рядом с кокпитом и в окошко смотрю, чем занимается мой муж. Люки все закрыты, работает двигатель, так как не хватает питания.

10 часов 29 минут

35° 15′ N

72° 59′ W

Федор сказал, что шквал, которого он опасался, прошел мимо. Но в его глазах я читаю напряжение.

Ветер – 21 узел. Яхту по-прежнему сильно качает. Все небо в рваных серых тучах, ветер порывистый. Такое ощущение, что в природе идет борьба между грозовой стихией и солнцем.

Прошел шквал с дождем, и выглянуло солнце. Федор с паруса набрал в тазик дождевой воды, и мы решили помыть голову.

Как приятно мыться чистой, прохладной и, главное, пресной водой! Когда Федор лил мне ее на голову, я подумала: «Это происходит впервые! Впервые мне поливают на голову в океане дождевую воду, и я не боюсь того, что она холодная. В городе я никогда бы не стала мыть голову такой холодной водой, а сейчас испытываю истинное удовольствие».

17 часов 47 минут

35° 51′ N

72° 47′ W

Водное пространство и небеса снова напряжены. Ветер – 24 узла, скорость яхты – 10 узлов. Небо затянуто тучами. Яхту все время бросает на бок от сильных ударов волн. Мачта поскрипывает, наша лодка стонет, но выпрямляется и упорно рвется сквозь волны на северо-запад. Такую задачу ей поставили мы.

Мы одни среди бездны воды. Под нами 4 тысячи 200 метров глубины в течении Гольфстрим. Не видно ни одного корабля, только птицы кружат в океане. В такую погоду они редко подлетают к яхте. Что они там высматривают на волнах? Кажется, что в такой неспокойной стихии рыбы от страха должны попрятаться на дно океана.

Небо в тучах, идет дождь, воздух значительно прохладнее, чем в знойном Чарльстоне. Выхожу на палубу, чтобы набрать дождевой воды в бутылки. За несколько минут пребывания под дождем промокла до нитки. Но удивительно теплая вода, а солнце ощущается даже сквозь тучи.

Мне нравится быть среди водной стихии. Немного тревожно только за яхту. Ей приходится много трудиться, на большой скорости она громко стонет от ударов о волны.

– От такой скорости быстро устаешь, – говорит Федор. – Все время хлопают паруса, мачта гудит, лодка носом все время бьется о волны.

Во время сильной качки легче всего находиться на палубе. Когда смотришь на горизонт, вдыхаешь свежий воздух, становится легче, не так сильно кружится голова.

Несмотря на угрожающий вид волн, океан прекрасен. Он обворожителен в любое время суток, в любую погоду. Он действительно велик, перед ним чувствуешь себя беззащитным, но, впитав эту величественную красоту, ощущаешь, как он нас завораживает, как притягивает. Ностальгия по океану неизбежно будет преследовать меня, когда окажусь на земле.

20 часов 36 минут

36° 02′ N

72° 28′ W

Федор смотрит прогноз погоды по компьютеру.

– Южнее идет шторм. Боюсь, как бы он нас не задел.

Льет проливной дождь, ветер усиливается. Внутри яхты становится очень душно от того, что все закупорено.

Федор сильно промок, часами стоя у руля. Из иллюминатора я непрерывно смотрю на мужа, периодически вытирая запотевшее стекло.

Муж, замечая мой неподдельный интерес к нему, смеется и поет, потом начинает танцевать у руля.

– Я люблю тебя! – кричит он мне.

* * *

К полуночи решено отдыхать. Яхта настроена на автопилот. Мы вместе прилегли в рубке, так как это самое прохладное место и яхту здесь меньше качает. Прижавшись друг к другу, смотрим на прибор, который показывают скорость ветра. Яхту раскачивает все сильнее и сильнее.

Около часа ночи. Я почти задремала в объятиях мужа, и вдруг он вскакивает.

– Пора убирать грот![2]2
  Грот – нижний прямой парус на яхте, он считается основным парусом, не только ускоряющим, но и стабилизирующим движение яхты.


[Закрыть]

В одно мгновение Федор надевает на себя дождевик и берет страховочный пояс.

– Сиди здесь в рубке, не выходи. – Он целует меня и выныривает на палубу.

Скорость ветра – 40 узлов. Яхту швыряет в разные стороны, волны обрушиваются на палубу. Начался шторм.

Забившись в угол рубки, молюсь. Яхта идет на автопилоте с громким надрывным стоном, который хорошо слышен даже сквозь громкий рев включенного двигателя, дающего энергию для работы автопилота.

Штормовой ветер нещадно треплет тонкую ткань. Как ей удается не разорваться? Кажется, что такой ветер должен непременно изрешетить парус. Мачта качается и крутится, завывая песню, напоминающую вой одинокого волка.

Федор убирает грот. Сквозь запотевшее стекло угадываю, что Федор быстро передвигается по яхте с фонариком в зубах и совершает какие-то фантастические трюки. Наконец-то грот опущен, а это значит, что мачте будет легче переносить порывы ветра.

Жуткая ночь! Мы не спим и ждем утра.

– Отче наш… – шепчу я, вглядываясь в черно-небесное пространство, извергающее ослепительные вспышки молний и глухо стонущие раскаты грома.

Если это шторм с двенадцатичасовым циклом, то к утру он должен стихнуть. Бывают шторма с двадцатичетырех– и тридцатишестичасовыми циклами. Самое большее шторм длится 72 часа. Скоро мы узнаем, какой шторм застал нас в океане.

* * *

16 июня 1999 года

36° 27′ N

71° 50′ W

7 часов утра, а солнце уже обжигает океан. На него трудно смотреть без очков.

Море постепенно успокаивается, хотя волны еще сильные. Нам повезло, мы пережили самый короткий по циклу шторм. Сейчас выходили в зону пассатов – постоянных ветров.

После шторма чувствую себя неважно. Одолевают спазмы, слабость, хочется спать. Качка утомляет, жара изнуряет. Похоже, Федор тоже недомогает.

Болезнь принуждает к безделью, а безделье изнуряет. Чтобы как-то отвлечься, думаю о будущем. Моя мечта – в конце нашей жизни иметь с Федором маленький домик с большими окнами на берегу океана. Пусть у берега будет небольшой тихий залив, но на горизонте он должен сливаться с океанской стихией так, чтобы с суши были видны ее пенные зубы. В Мировом океане насчитывается около семидесяти морей, заливов и проливов. Мне хочется, чтобы мы нашли свой кусочек океана рядом с сушей.

– Тур Хейердал сказал, что человек поднял паруса раньше, чем оседлал коня. Ты согласен? – спрашиваю я мужа.

– Да, лодки были первым транспортом, позволившим человеку преодолевать реки и моря. Через это человек познавал землю.

* * *

12 часов 10 минут

36° 31′ N

71° 44′ W

С кормы доносится радостный крик Федора. Мы поймали двенадцатую рыбу за время нашего плавания, и самую большую – золотистую дораду. Федор собирается делать из нее уху. Я никогда так много не ела «экологически чистой ухи» на дождевой воде из свежей морской рыбы. В ухе кроме рыбы только специи и ничего больше, никаких овощей и тем более картофеля.

– Нам картошка с удобрениями не нужна в ухе, только рыбка чистая и лучок с чесночком! – объяснял Федор.

Я принялась чистить лук и чеснок, краем глаза наблюдая, как мой муж разделывает рыбу. Он весь погрузился в это занятие, но работал не на корме, как обычно, а в кокпите. На корме сейчас опасно, сильные волны. Я вижу, что скоро ему и мне понадобится вода.

Чтобы достать морскую воду, нужно из кокпита перебраться на корму и зачерпнуть там ее ведром. Спрашиваю у мужа разрешения.

– Только ползком со страховочным ремнем, – разрешает Федор.

Мне нужно это совершить впервые при сильных волнах. Знаю заранее, что мой муж бросит сейчас чистить рыбу и начнет наблюдать, справлюсь ли я с этой задачей.

Федор здесь в своей стихии. Он так легко двигается, как я конечно же не могу. Попробуйте во время сильной качки достигнуть плавного движения по узким отсекам и низким проходам внутри лодки или на скользкой яйцеобразной поверхности снаружи. Это искусство.

* * *

19 июня 1999 года. 11 часов 26 минут

39° 41′ N

56° 21′ W

Небо в тучах, большая зыбь.

Вчера не делали никаких записей. Был новый шторм, яхту бросало, большие волны били по ней. Со штормом пришло недомогание. Мы оба весь день страдали от головной боли, чувствовали тошноту и ломку в костях. Сегодня хворь отпустила.

Я ненадолго вышла в кокпит – «погулять» или подышать свежим воздухом. Вернее, присела и стала смотреть на океан. Федор стоит у руля. Эти минуты, когда мы созерцаем стелющееся вокруг нас пространство мироздания и слушаем звуки океана, – божественные.

Океан сейчас как никогда огромный, волны большие, и птицы великолепны над высоко вздымающимися массивными морскими гривами. Их плавное и величественное парение над волной говорит о том, что только им неведом страх перед морской пучиной. Нам, людям, часто бывает страшно.

Яхта идет на боку. Кажется, волна вот-вот перевернет ее. Но наша яхта грациозно обходит волну или поднимается на ее гребень и снова упорно двигается навстречу пучине.

Под нами сейчас глубина около 4800 метров. Мы молча смотрим на бездну, но что удивительно, кажется, оба не испытываем сейчас страха. Мы доверяем океану и нашей яхте.

Иногда мне кажется, что яхта живая. Вот сейчас она, как человек, стонет от надсады. Слишком большие волны и резкий встречный ветер. Ее так жалко, когда волна бьет по бушприту или по корме. Она вся вздрагивает и словно кричит от боли. Внутри яхты в это время все сотрясается, как от взрыва. Но наша яхта трудится неутомимо и упорно продолжает идти вперед.

* * *

24 июня 1999 года. 7 часов 32 минуты

40° 20′ N

44° 09′ W

С востока половину океана осветила радуга. Она отразилась в водной глади – и образовался радужный круг. Блики от яркого солнца придавали этому кругу свечение. Оно расходилось в пространстве и проникало в морскую глубину.

Сквозь радугу двигался косяк кашалотов. Огромные черные туши проходили совсем рядом. Они мощно выпрыгивали, немного игриво и даже чуть кокетливо демонстрировали свои хвосты. Киты чувствовали себя хозяевами в океане и шли своим путем.

– Эти киты, похоже, миролюбивы, – сказал Федор.

– А разве такие безобидные создания способны быть агрессивными?

– Бывает. Год назад стая китов у побережья Бразилии напала на яхту. На ней были двое – муж и жена. Яхта натолкнулась на одного из китов, когда их косяк проплывал мимо. После этого киты напали на яхту, били ее бока своими огромными тушами до тех пор, пока от нее не остались одни обломки…

– Никто не разгадал причину?

– Никто.

Звуки-сонары, издаваемые касаткой или китом-убийцей, способны пронестись не только через океан, но и вокруг света. Эмбрион касатки похож на человеческий. Их мозг почти такой же по размеру, как у человека, если не больше. Касатки моногамны. Они так же, как лебеди и волки, живут парами. И превыше всего ценят свободу.

Я вспомнила фильм «Смерть среди айсбергов», где касатка-самец мстила человеку за то, что он погубил его подругу. Герой фильма, капитан Нолан, не сразу решился заняться промыслом касаток. Его подруга, женщина-ученый, посвятившая свою жизнь изучению этих животных, отговаривала его. Перед тем как пойти в океан, капитан Нолан пришел в храм на исповедь.

Капитан Нолан:

– Святой отец, можно ли согрешить против животного?

Священник:

– Согрешить можно даже против травинки. На самом деле мы грешим против самих себя.

11 часов 40 минут

Солнце уже очень сильное. Оно беспощадно обжигает. Мы сидим в рубке, прячась от него. Федор рисует, а я пытаюсь читать ему вслух новеллы Проспера Мериме. При такой жаре плохо читается. Хочется больше просто думать или разговаривать.

Как быстро летят дни в океане! Быстрее, чем там, на земле. Мы уже привыкли к качке, сильному солнцу и резкой перемене погоды.

Я предчувствую, что океан теперь неизбежно будет приходить ко мне во сне. Эта стихия обладает невероятным притяжением. Теперь я понимаю моего мужа, почему он на суше произносит эти слова: «Я соскучился по океану».

– Здесь, в океане, человеку одному намного легче, чем там, на суше, среди людей, – с грустью в голосе говорю я.

Федор изумленно смотрит на меня. Даже отложил в сторону карандаш и альбом. Затем улыбается и произносит:

– Да, конечно.

20 часов 30 минут

Мы смотрим в бинокль на луну. Там видны холмы и кратеры.

Луна значительно выросла за последние дни. Она сейчас очень яркая. Даже слепит глаза.

– Что ты видишь на луне? – спрашивает Федор.

– Луна мне напоминает человеческое женское лицо. Два пятна – это два глаза.

– Два пятна на луне – это два человека: Каин и Авель. Они там для напоминания нам о человеческом грехе. Ты согласна, что это так?

– Как я могу с этим не согласиться?.. Хотя по-научному пятна – это низина. А где возвышенность, там светло.

А ты знаешь, что на Луне есть свои моря и горы? – спрашиваю Федора.

– Конечно. У поверхности Луны очень красивые линии.

Почему люди, однажды побывав на Луне, перестали на нее летать? Наверное, это Господь не пускает. Человек может слишком далеко зайти, если начнет хозяйничать на других планетах. Тело его создано из плоти земли, на земле оно должно жить, и прах его здесь должен быть погребен.

* * *

27 июня 1999 года. 14 часов 15 минут

44° 09′ N

32° 53′ W

Сейчас затишье, волны слабые. Ветер – три узла. Мы лежим на стакселе[3]3
  Стаксель – треугольный косой парус, который поднимается между мачтами или впереди мачты.


[Закрыть] и любуемся на белесо-голубой кусочек неба между гротом и генуей[4]4
  Генуя – большой широкий парус со шкотовым углом, далеко заходящим за мачту. Используется для увеличения скорости.


[Закрыть]. Смотреть в пространство между парусами – истинное наслаждение!

Федор объясняет, где у генуи шкоты. Мы мечтаем о новом совместном плавании на Баффинову Землю или на остров Питкэрн, и мой муж настраивает меня «на серьезный лад».

– Тебе надо серьезно взяться за изучение яхтенного дела. Ты первая в мире доктор юридических наук, которая пересекает Атлантику. Ты должна теперь пройти на яхте и все другие океаны.

– Как жаль, что скоро закончится это плавание!

– Все в этой жизни заканчивается. – Помолчав с минуту, Федор добавляет: – Одно не закончится никогда. Это моя любовь к тебе.

– И моя любовь к тебе.

* * *

Федор убегает в машинное отделение заливать масло, а я по-прежнему созерцаю небо, паруса и мечтаю. Казалось бы, все сейчас так хорошо, так радостно. Но что-то не дает мне покоя. Мне грезится новая дорога, но уже не наша вдвоем. Я чувствую, что впереди моего мужа ждет сложный и опасный путь. Тревога преследует меня, и я не могу от нее избавиться, хотя пытаюсь все время внушить себе, что это только наваждение, плод моего больного воображения. Свадебное путешествие скоро закончится. Что ждет нас на новом пути?