Текст книги "Королевская кровь. Чужие боги"

Глава 3

Вечер того же дня, Марина

Мы ужинали в тесном семейном кругу: я, леди Лотта и Маргарета. Берни, поправившись, отбыл в армию, хотя мы и просили его остаться, пока Люк здесь.

– Я не хочу пользоваться своим именем, – упорно отвечал Кембритч-младший на все наши уговоры.

Не уговаривал Бернарда только Люк – он, хлопнув его по плечу, попросил не попасться под лапу инсектоида хотя бы пару дней, пока старшего брата не будет рядом, и они оба захохотали под нашими укоризненными взорами.

Мужчины иногда – совершенно бесчувственные чурбаны. И юмор у них дурацкий.

Люк обещал вернуться к ночи и просил не ждать его на ужин. Солнце еще только клонилось к закату, но я все равно то и дело бросала взгляды в окно. День был жарким, окна – распахнутыми, и мне очень хотелось, чтобы над морем мелькнул силуэт моего змея.

Потому что каждый раз, когда он улетал, я места себе не находила от тревоги. И не представляла, как выживу, когда он снова вернется в армию.

Леди Шарлотта и Рита тоже поворачивались к окну, и поэтому разговор не клеился. Хотя я очень старалась их приободрить и рассказывала, как прошел вчерашний полет Люка в Виндерс.

Муж слетал своими глазами увидеть, как дела в столице герцогства, встретиться с высшими чинами, в том числе с Майки Доулсоном. Вернувшись поздно вечером и ополаскиваясь в душе, Люк с иронией сообщил, что в Майки, оказывается, скрывался тиран и государственный деятель.

Я слушала хрипловатый голос супруга, прислонившись к стене и глядя на его сухощавое тело, по которому текла пена, на кривую улыбку и странные светлые глаза, к которым никак не могла привыкнуть. Приходилось делать усилие, чтобы понимать, о чем он говорит.

– Майки навел такого страха на местных дворян, из тех, кто еще не сбежал в Рудлог или Пески, что там теперь тишь да гладь, – говорил Люк, отфыркиваясь. – Все озаботились благотворительностью: кто обеды горячие предоставляет, кто больницам помогает. Бывший мэр и несколько десятков подельников сидят в тюрьме, так Майки и их пристроил к делу: когда прошла информация, что я жив, пообещал замолвить передо мной слово, если добровольно, без расследований, сдадут тайные счета и недвижимость. Не знаю, все ли сдали, но казна пополнилась значительно. Сейчас сидят по камерам и сортируют пайки для бедных. – Он смыл пену с головы, на которой уже стала пробиваться черная щетина, и попросил нетерпеливо: – Детка, иди уже ко мне.

О последнем я, разумеется, на ужине умолчала, хотя вряд ли для родных оставалось секретом, чем мы занимаемся ночами. Полагаю, из-за теплого апреля и открытых окон весь замок был в курсе. Мы с Люком очень старались следовать завету доктора Кастера «без фанатизма», но фанатизм этот заглушить было крайне сложно.

– Мы же с тобой разумные люди, – пробормотал муж вчера, когда мы лежали, обнявшись, и наши разгоряченные тела овевал воздух из окон.

– С каких это пор? – удивилась я и пощекотала его ниже пупка. Он тяжело задышал, укоризненно взглянул на меня – и я засмеялась. И улыбалась все то время, пока Люк, уже распалившись, целовал мое тело, спускаясь все ниже.

Так безмятежна и счастлива я была только в Эмиратах, когда мы могли любить друг друга, не думая ни о чем. Хотя нет, сейчас все было острее и иначе. Эти дни, несмотря на войну вокруг, стали для нас настоящим медовым месяцем. И не только из-за секса. Пару раз мы так выматывались днем, что подушка становилась милее всего на свете, но спать рядом было не меньшим удовольствием, чем заниматься любовью.

Прохладные, словно мятные, волны от брачного браслета теперь ощущались постоянно: видимо, артефакт от нашего с Люком сближения заработал вовсю, и заставил меня забыть и о токсикозе, и о слабости. Только живот, казалось, становился больше с каждым днем, но у меня нигде не болело, не тянуло, и чувствовала я себя лучше, чем до беременности.

– Люк сказал, что застал Майки в нашем доме, в Виндерсе, – сказала я рассеянно леди Лотте и Рите, снова бросив взгляд в окно. – И что бедняга Доулсон-младший чуть в обморок от счастья не упал, когда увидел его. Ну, или от смущения. Майки навещает детей Софи.

– Тебя это тревожит? – деликатно поинтересовалась леди Шарлотта.

Я пожала плечами, задумавшись.

– Нет, забавно просто.

– Он в нее втрескался, – сообщила Рита, – и так пытается ухаживать. Вот увидишь, она еще станет женой мэра Виндерса!

– И Виндерс этого вполне заслуживает, – проворчала я с иронией, представляя, как будут воротить носы тамошние аристократки от бывшей содержанки. – В любом случае, дело благое. Майки умница, я не прогадала, когда просила его заняться делами столицы.

– Умница, – согласилась свекровь. – Я поняла, что из него будет толк, еще когда он мне помогал организовывать первый герцогский бал Люка.

Мы болтали, а солнце клонилось к горизонту, и чем ниже оно опускалось, тем сильнее росла во мне тревога. Люк сказал «вернусь к ночи». До ночи было еще часа три, и, хотя он все это время прилетал очень поздно, я к концу каждого дня сходила с ума: слишком свежи еще были воспоминания о сгоревшем листолете, похоронах и бесцветной жизни после. Поэтому я попросила доктора Кастера ставить меня вечерами на процедуры, чтобы некогда было паниковать.

За окном раздались голоса, хлопанье дверей, и мы насторожились. Я подбежала к подоконнику, выглянула – на улицу спешно выносили носилки, выходили санитары. Неужели где-то уже начались бои?

Над лесом на фоне темного моря появился листолет, за ним еще один: большие, боевые, выкрашенные в оранжевые эмиратские цвета.

Мы переглянулись и, не говоря ни слова, бросились вниз.

По лестнице, обгоняя нас, в лазарет спускались драконы. Листолеты, приземлившись на поляну перед замком, открыли двери, вытянули трапы. К ним уже подбежали санитары с носилками – и начали выносить раненых, много раненых. На сортировку у обоих трапов встали наши виталисты, определяя характер ранений и срочность операций, рядом с ними медсестры заполняли карточки. Леди Лотта осталась у входа, а мы с Ритой, подбежав к листолетам, перехватили заполнение диагнозов: в операционных медсестры были нужнее, а меня доктор Кастер больше помогать не допускал.

– Откуда они? – спросила я у Росса, записав за ним результаты сканирования и прикрепляя листок к изголовью носилок. «Ожоги, перелом, огнестрельное ранение». Боец был в стазисе, и санитары аккуратно понесли его к Вейну.

Ольвер не ответил, вытянув руки к следующему: тоже в стазисе, молодой, но со страшными ожогами на лице, с маленькими стеклышками, торчащими из щеки под глазом, с вывернутой ногой. Я приготовилась записывать, когда из-за спины раздался изумленный возглас Риты. Оглянулась – она шагах в двадцати от нас, у трапа второго листолета прикрепляла карточку к изголовью своего пациента, да так и застыла, глядя на бойца, лежащего передо мной.

– Это же герцог Таммингтон! – крикнула она мне. – Таммингтон!

– Проникающая рана живота, сотрясение мозга… – говорил Росс, и я поспешно стала записывать, то косясь на молодого герцога, то оглядываясь на Риту. Она продолжала работать, но видно было, что прислушивается к нам изо всех сил и что ей хочется поменяться со мной местами.

– Роговицы обоих глаз и веки повреждены осколками стекла или пластика, ожог кожи лица и рук…

Таммингтон. Туда сегодня должен был добраться Люк. Страх бил по телу, сердце колотилось, сорвавшись в пляс, и я, заполняя карточку, поглядывала в большой трюм листолета – там, вокруг лежащих на полу раненых, тоже суетились санитары и помогающие им военные в форме объединенной эмиратской армии.

Расспрашивать не время. Потом. Потом.

Герцога унесли, а наш конвейер продолжал работать. Среди раненых было и несколько женщин, молодых и пожилых, не военных, но в основном из листолета появлялись мужчины. Кого-то из раненых выводили – этих можно было осмотреть позже, – кого-то грузили на носилки. Часть тяжелых находились в стазисе.

Мимо, успев улыбнуться мне и придерживая на плече сложенные носилки, скользнула в трюм Таисия, жена Энтери. Я, продолжая записывать, снова взглянула в потемневшее небо.

«Люк ведь должен был сначала лететь в Форштадт. И говорил, что попадет в Таммингтон самое раннее после обеда. А от герцогства до Дармоншира даже на листолете не меньше восьми часов… нет, больше, больше! Значит… значит… если он добрался до Таммингтона, герцога он в любом случае не застал…»

Мысли сбивались, и я сосредоточилась на работе, загоняя панику внутрь. Подошел Леймин с несколькими своими сотрудниками – они о чем-то беседовали с эмиратскими офицерами. Я улавливала только обрывки разговора – не до подслушивания было. Подходила и леди Лотта, предложив эмиратцам ужин: главный согласился, но решил подождать, когда закончится передача раненых. А пока попросил принести воды для мытья полов и антисептик.

Солнце село окончательно, с моря в темноте подул ветерок, охлаждая наши разгоряченные лица, и командиры листолетов приказали включить посадочные фары, чтобы мы могли продолжать работу.

Лежачие и тяжело раненые закончились, пришел черед легких. На втором этаже уже сияли окна операционных: отсюда можно было разглядеть только высоких драконов, ассистирующих нашим хирургам как виталисты. С первого этажа слышался шум, голоса: несложных раненых нужно было разместить, накормить, вымыть, обработать порезы, ожоги и ушибы.

– Последний! – гулко крикнул один из наших санитаров из большого трюма, выводя пожилого и крупного сержанта, который шагал грузно, но довольно уверенно. За их спинами эмиратцы вымывали трюм от крови, обрабатывали лавки антисептиком.

– Ожог кистей рук второй степени, обезвоживание, предынфарктное состояние… сердце я успокоил, но нужна терапия… – Росс говорил медленно: лицо его было бледным, глаза покрасневшими. Шутка ли – тридцать семь сканирований за… я, дописав карточку, приколола ее к кителю пациента и поглядела на часы. Полтора часа прошло. Всего полтора часа.

– Благодарю, – сержант с облегчением потянулся обожженной ладонью к сердцу, но тут же поморщился, опустил ее.

– Сейчас вам обработают руки, – пообещал виталист и взглянул на меня. – Ему бы сразу под капельницу. Регидрация, глюкоза…

Я посмотрела в небо, оглянулась к Рите – она еще заполняла карточки, и в ее листолете, по всей видимости, раненых было больше, чем у нас, – и кивнула.

– Я сейчас сама все сделаю, Росс. Отдохни.

В холле было шумно и суетно: процедурные были все заняты, поэтому легкие раны обрабатывались прямо здесь, внизу. Большинство старых пациентов были уже выписаны, инвентарь спрятан за ненадобностью, и теперь санитары вывозили из кладовых стойки под капельницы, тележки для лекарств и перевязочных материалов, медсестры разбирали уж несколько дней как не открывавшийся запасной шкафчик с медикаментами. Из кухни слышалось звяканье кастрюль: повара спешно готовили на почти восемь десятков новых пациентов.

Сержант, которому я, срезав китель и рубашку, обтерла торс махровой рукавицей, смачивая ее в тазу с теплой водой, а кисти обработала спреем, уже лежал на застеленной клеенкой койке с капельницей для регидрации и восстановления сердечной деятельности. Я, освободив подопечного от ботинок и аккуратно накинув длинную и свободную медицинскую рубаху, осторожно поинтересовалась, как таммингтонцы оказались на бортах эмиратских листолетов. И не встретили ли они где-нибудь моего мужа, герцога Дармоншира: он должен был сегодня навестить герцога Таммингтона.

– Нет, госпожа герцогиня, – степенно и чуть сонно отвечал военный, – да мы и не могли его встретить, выходит. Мы ведь из замка отступили еще вчера ночью, через подземный ход, когда иномиряне захватили столицу, перемололи наши отряды и прорвались к нам. И, стыдно сказать, но благо, что герцог наш на тот момент уже без сознания был, иначе не разрешил бы бежать, и всех нас там бы вырезали. Лорду Роберту ведь еще два дня назад на болоте одна из этих тварей летучих ногу раздробила. Еле отбили, стрекозу сожгли, дотянули его светлость до замка. Уже тогда просили его отступить, а он ни в какую – приказал обезболить переломы и до последнего готовил оборону. Ждал, что наши отряды в болотах иномирян как раньше потопят. Не потопили, видишь ты… через день уже к нам враги вышли, а за ними и рой налетел.

Он завздыхал, и я, раскрыв ширму, заслоняющую койку от соседей, принялась срезать с него брюки и белье под рубахой. Нужно было провести обработку тела целиком, пока нет возможности полноценно вымыть.

– Да куда уж сами-то, госпожа, – запротестовал сержант, приподнимаясь на локтях.

– Спокойно, – сказала я, аккуратно, но настойчиво укладывая его обратно, – я, знаете, сколько таких бойцов, как вы, изнутри во время операций видела? Думаете, после потрохов меня можно чем-то смутить? Полежите, потерпите, не маленький. Если все хорошо пойдет, завтра уже полноценно и самостоятельно сможете принять душ.

Он снова завздыхал, но к тому времени, когда я вернулась с тазом, сменив воду, видимо, смирился. Но поглядывал мученически.

– А ожоги у герцога откуда? – чтобы отвлечь, спросила я, продолжая процедуру.

– Так вчера ведь, – ответил он, – когда оборонялись уже в замке, в руках лорда Роберта горючий коктейль взорвался. Ровно когда герцог, лежа на лестничной площадке, сверху врагов ими забрасывал. Хорошо, маг с нами был, быстро потушили. Вот, – он пошевелил кистями, – это я рядом был, сбить огонь попытался. Но нефть ведь так не потушишь, она и на коже горит, и на одежде. Благо, у лорда броня была надета. Обгорел, сознание потерял, но еще дышал, а враги уже по лестнице поднимались. Так маг наш щит поставил, и пока его ломали, мы, те, кто еще ногами своими идти могли, и герцога, и других раненых на себе по тайной лестнице в подземный ход спустили. Мертвым-то все равно, а живых как оставлять зверям этим? – лицо его исказилось то ли от боли, то ли от горя.

Я насухо вытерла ноги, и аккуратно вытянула из-под пациента клеенку. Сложила, укрыла его одеялом. Сделав отметку в карточке в изголовье кровати, поднесла ко рту сержанта поильник, и он некоторое время пил, с благодарностью глядя на меня. Вокруг, за ширмами так же хлопотали другие медсестры и санперсонал, слышался стук тарелок и кастрюль: помощники поваров раздавали еду. Тихий последние дни холл снова превратился в огромный лазарет.

– Кого смогли, вытащили, – продолжил он рассказывать, пока я складывала клеенку и рукавицу в дезраствор и готовила несколько уколов, – до моря в темноте прошли, а там на припрятанных рыбацких лодках и отплыли. Помогли, видно, нам Матушка-Вода и Отец-Инлий: луну тучами скрыло, море штормило – не слышны были моторы. А в километре от берега давно на случай отступления было приготовлено рыболовецкое судно. Погрузились мы в него, как кильки в бочку, и пошли в сторону Маль-Серены. Герцога нашего маг держал поначалу, на стазис уж сил не хватило, но часов через шесть сам без сил упал. Так мы шли подальше от инляндского берега, чтобы твари эти нас летучие не заметили, к рассвету уж и широту Лаунвайта прошли, к полудню и Маль-Серену вдалеке увидели, и тут его светлость давай помирать. И так ведь долго продержался, Инлиева кровь-то держала! Мы ведь за ночь пятерых в море проводили: не дотянули они. Думали, и герцога придется Матушке отдавать.

К нам с тележкой, в которую были вставлены две огромные кастрюли, подошла Софи: она сегодня помогала на кухне. В одной из кастрюль оказался сладкий чай, в другой – овсяная каша, щедро сдобренная маслом: самое быстрое, что успели сделать повара. Но, судя по тому, как заблестели глаза сержанта при виде полной тарелки, опустившейся на столик, каша и пара ломтей хлеба с сыром показались ему самой желанной пищей.

Софи, оставив ложку и большую кружку с чаем, пошла дальше, а я помогла служивому сесть и принялась его кормить. Он ел неспешно, успевая говорить между ложками.

– И тут часа в два дня подлетел к нам листолет эмиратский. Мы не испугались, знали, что армия-то ваша, дармонширская, наступает, а они вдоль берега армадой идут и море патрулируют, – он отхлебнул чая, который я поднесла к его губам и продолжил. – Так и заметили нас. Вызвали еще один листолет с магами. Пока те прибыли, пока тяжелых раненых в стазис отправили, пока перегрузились мы с судна, так дело к вечеру пошло. Эмиратцы связались с вашим командованием, доложили обстановку и понесли к вам в Вейн, так как он ближе, чем Маль-Серена. Вот так-то, госпожа герцогиня, вот так… – он, доев, сдержал зевок, посмотрел просительно, – а что же лорд Роберт? Жив будет? Я ведь еще у матушки его в охране служил…

– Верю, что будет, – я поднялась, составив грязную посуду на поднос, проверила капельницу, чуть подкрутила ее. Любопытство мое было удовлетворено, а на сердце стало чуть спокойнее: даже если Люк прилетел в Таммингтон, уже занятый иномирянами, он хотя бы не попал в гущу боев.

– Спасибо за рассказ, сержант, – проговорила я. – Отдыхайте. Как освободится кто-то из виталистов, вам ускорят заживление ожогов. А пока, – я придвинула ширму ближе, – постарайтесь заснуть.

Работа продолжалась. Пока обработали последние раны, пока выдали белье и средства гигиены, накормили всех и напоили, часы пробили час ночи.

Люка все не было. В операционных шла работа: я знала, что и доктор Лео, и доктор Амадея будут оперировать, пока держатся на ногах, хотя сейчас, благодаря стазису, можно было откладывать операции на следующие дни. Рита помогала на втором этаже в одной из процедурных, леди Шарлотта устроила ужин в большой столовой для эмиратцев. Как хозяйка замка я была обязана их поприветствовать и поэтому между процедурами зашла в столовую высказать благодарность, извиниться, что не могу присоединиться к ужину, и предложить остаться в Вейне до утра.

Эмиратский командир, подтянутый, щеголеватый, с лихо закрученными усами и смуглой кожей, долго и витиевато отвечал мне, благодаря за радушие и помощь, выказывал восхищение и крайне сокрушался, что не может принять приглашение и обязан лететь. К концу речи я успела устать больше, чем после приемки раненых, и поспешно удалилась, как только представилась возможность.

К слову сказать, с Леймином и своими офицерами командир разговаривал вполне себе скупо и по-военному кратко. Видимо, велеречивость он приберегал для особенных случаев.

В три ночи замок наконец-то затих. Улетели эмиратские листолеты, заснули спасенные, погасли огни в операционных. Ушли спать и хирурги, и виталисты; лишь двое драконов да несколько санитарок остались на дежурстве.

Осталась на втором этаже и Рита.

– Надо же кому-то еще дежурить, – объяснила она мне и леди Лотте сердитым шепотом, поглядывая на двери реанимационной палаты, в которой лежал молодой герцог.

– Конечно, надо, – ласково согласилась свекровь, даже не улыбнувшись. Я бы улыбнулась, но слишком измотанной была, поэтому мы просто пожелали Маргарете спокойной ночи и под руку побрели к лестнице.

Люка не было, и не только Рите предстояло не спать этой ночью.

Когда мы уже прошли третий этаж, в кармане у меня завибрировал телефон, и мы со свекровью вздрогнули – таким громким в гулкой тишине широкой лестницы показался этот звук. Звонил Леймин.

– Моя госпожа, – проскрипел он в трубку, – извините, что беспокою вас, но мне доложили, что вы еще не спите, иначе я бы не посмел…

– Да, Жак, – устало ответила я, – что случилось?

– Ничего плохого, – тут же успокоил он. – Нам пришла радиограмма из ставки нашей армии, ваша светлость. Лорд Дармоншир сейчас там и просил сообщить в Вейн, что с ним все в порядке и ему пришлось задержаться, но он прилетит к утру. Мы в ответ доложили про прибытие раненых из Таммингтона.

Мы с леди Лоттой стояли на лестнице, вслушиваясь в телефон, держась в сумраке за руки, и улыбались, глядя друг на друга. На лице ее было такое же бесконечное облегчение, какое испытывала я сама.

– Спасибо, Жак, – сказала я. – Вы правильно сделали, что позвонили. Спасибо.

Засыпалось мне плохо: сказывались усталость и тревоги прошедшего вечера. Я оставила гореть ночник у кровати и ворочалась в полудреме, то проваливаясь в сон, то почти просыпаясь и ожидая, когда же за раскрытыми окнами зашумит ветер.

Казалось, прошла вечность, когда я наконец-то услышала знакомый гул и, не в силах проснуться, повернулась к окну, кутаясь в одеяло. Глаза удалось разлепить на мгновение, и я увидела, как трепещут, поднявшись почти к потолку, занавески.

Когда я смогла открыть глаза в следующий раз, рядом с кроватью стоял Люк. Неуловимо изменившийся, серьезный, выглядевший совершенно измотанным, он медленно, вяло расстегивал рубашку, глядя на меня. От него пахло озоном и морской водой.

Муж кое-как справился с рубашкой, бросив ее на пол. Судя по стуку, скинул ботинки. Я выпуталась из одеяла, приглашающе приподняла его край, и Люк, как был в брюках, почти рухнул в кровать.

Мы заснули за какие-то мгновения, вжавшись друг в друга и так и не сказав ни слова. Да и не нужны были слова – главное, что мы были снова рядом.

Люк проспал до середины следующего дня. Сон его был таким крепким, что, когда я, выбравшись поздним утром из постели и стараясь не шуметь, нечаянно смахнула на пол кувшин с прикроватного столика, муж даже не пошевелился. Я успела вернуться в кровать и подремать немного, обняв его со спины (прижиматься вплотную уже не позволял живот), проснуться, подразнить, целуя в лопатки и потираясь губами о шею, и иронично-сочувственно пофыркать из-за отсутствия реакции. Я бы повалялась рядом еще, но дико захотелось есть, причем причудливого – соленых огурцов с медом и мяса с шоколадом.

К капризам организма, который после окончания токсикоза начал изгаляться и надо мной, и над поварами, я относилась философски и подкармливала его тем, что было доступно в военных условиях, благо ничего экзотического пока не хотелось. Василина вот как-то призналась, что в беременность Андрюшкой каждое утро шла в лес, чтобы полизать смолы на соснах, пока Мариан самолично не провел в лесу полдня, набрав жене смолы целый котелок.

– И ты знаешь, – посмеивалась Вася, – я ложку из этого котелка съела – и как отрезало.

Как я ее сейчас понимала.

Заказав в покои завтрак, я спустилась в лазарет узнать обстановку, пообщалась с леди Лоттой – Рита отдыхала после дежурства – и приказала Ирвинсу доставить в мои покои чищеной моркови и корреспонденцию из кабинета: сама я туда уходить не хотела, мне спокойнее было работать рядом с Люком. Хрустя морковкой, я успела разобрать часть писем и снова проголодаться, а он все спал. Разве что сбросил одеяло и перевернулся на живот.

Морковь я грызла уже несколько дней – после того как повторно увидела двух сварливых призрачных змеюшек в зеркале и рассказала про них Люку. Он, посмеиваясь, подтвердил то, что я и так уже поняла: это никакие не галлюцинации, а вполне реальные духи воздуха, служившие Луциусу и пару раз оказавшие помощь и самому Люку.

– Хорошо, что они взялись приглядывать за тобой, – пробормотал он тогда сонно. – Мне так спокойнее.

– Интересно только, почему за мной? – насторожилась я.

– Кто знает, чем руководствуются духи? – проговорил он небрежно. – Спроси у них, если увидишь.

С тех пор я всегда держала под рукой чищеную морковь, полагая, что духам стихии Целителя виднее, чего мне не хватает, и особо внимательно вглядывалась в зеркала – но, похоже, змеюшки поняли, что им предстоит допрос, и старательно прятались.

После полудня я поговорила с Полиной – мы теперь созванивались реже, потому что она развила бурную деятельность по привлечению женщин в армию и одновременно ухитрялась стажироваться в Управлении безопасности Бермонта. По неуемности своей Полина всегда была похожа на Ангелину, а старшая горы свернуть способна, если поставит себе цель. Собственно, сейчас она как раз этим в Песках и занималась.

Поля же пока трудилась над изучением устава и старых дел, но, несмотря на это, восторгов в ее голосе было столько, будто она уже возглавляла Управление.

Впрочем, не удивлюсь, если в будущем так и получится: после Полиных откровений о свадьбе я очень сложно относилась к Демьяну, но и для меня очевидно было, что он всегда даст ей все, что она пожелает, и еще стократ больше.

Напоследок сестра поделилась со мной своими приключениями с раньяром (под страшным запретом рассказывать что-либо старшим), а я только качала головой, слушая ее.

– Ты-то хоть не будешь меня ругать? – настороженно поинтересовалась она.

– У кого ты это спрашиваешь? – хмыкнула я, покосившись на двери спальни. Там было тихо. – Вообще-то в семье не ты самая безбашенная, Пол.

– У тебя фора, ты просто родилась раньше, – проворчала она, и мы захихикали. Я слушала ее смех и думала: какое же все-таки счастье, что я могу слышать ее, говорить, что она жива. Ради этого я бы еще миллион игл в себя вколола. Лишь бы она вернулась окончательно.

Люк вышел из спальни около двух дня, когда я просматривала отчеты по провизии, предоставленные управляющим: запасы на замковых складах и в погребах подходили к концу, а мы еще снабжали лагерь беженцев в соседнем городке. Муж уже посетил душ, переоделся и был чисто выбрит, от него пахло знакомой терпкой туалетной водой, но выглядел он таким сонным и помятым, что меня кольнула жалость.

– Я думала, ты до завтра проспишь, – проговорила я, поднимаясь из-за стола навстречу. Люк поцеловал меня в губы, в висок и немного виновато пробормотал:

– До завтра спать нет времени, Марина.

Я сердито прижалась к его плечу лбом. В комнате похолодало, но я, пересилив себя, выпрямилась, взглянув Люку в глаза. Часть меня уже тосковала, часть боялась до похолодевших ладоней, но было и еще что-то, иное, яростное, темное, что заставляло кровь закипать, а меня – гордиться от знания, что мой муж уходит в самое сердце войны и будет сражаться за нас всех. Вдруг очень захотелось быть рядом с ним, уничтожая врагов, вспомнить ощущение, когда я посылала в небеса своих огненных птиц, – но чувство это полыхнуло и ушло, заставив меня с недоумением горячечно выдохнуть.

Все же кровь Красного давала о себе знать.

Люк усмехнулся и еще раз коснулся губами моих губ.

– Ты так свирепо выглядишь, будто готова меня связать и запереть в подвале, детка.

– Не подавай мне хороших идей, – пробурчала я, слабо улыбаясь. – Когда летишь?

– Через пару часов, Марина. Нужно решить несколько вопросов. Писем из Песков еще не было?

Я покачала головой. В ответ на известие о воскрешении Люка, которое я несколько дней назад отправила с огнедухом в Истаил, пришло два письма: от Ани, в котором она выражала свое изумление и искреннюю радость, и от Нории, наполненное таким братским ликованием, что муж читал с улыбкой и лицо его светлело, а потом сразу сел писать ответ. Теперь у них с Владыкой шла бурная переписка: бывало, они обменивались даже не одной, а двумя весточками в день.

Я выдохнула и окончательно взяла себя в руки.

– Разделите со мной обед, лорд Дармоншир?

– С удовольствием, – ответил он мне в тон. – Только закажи порций на четверых.

– Мы кого-то еще пригласим? – поинтересовалась я. – Твоя мама и сестра уже пообедали без нас.

– Приглас-с-сим, – буркнул супруг чуть шипяще и с легкой неловкостью. – Очень голодного меня.

За обедом Люк кратко рассказал мне о своем вчерашнем полете, с иронией поглядывая на то, как я намазываю запеченную рыбу горчицей и малиновым вареньем. Я не менее иронично хмыкала, глядя на гору пищи, которую он потреблял, и эти улыбки немного сглаживали звенящую тоску, разлившуюся между нами.

Муж не вдавался в детали, но я достаточно слышала и видела за эту войну, чтобы в красках представить, что осталось от Таммингтона, и понять, почему Люк после посещения герцогства решил немедленно присоединиться к армии.

– Как сейчас лорд Роберт? – спросил он, закончив рассказ и подцепив вилкой очередной кусок мяса. – Ночью Леймин отчитывался, что Тамми в реанимации без сознания и с ним после операции работают виталисты.

– Все там же и так же, – я под насмешливым взглядом Люка добавила в апельсиновый сок соли и сладкого перца. – Жить будет, хотя чуть не потерял ногу и не умер от заражения крови. Рита за ним приглядывает.

– Об этом мне тоже доложили, – проговорил Люк с сарказмом. Задумчиво покрутил на вилке мясо, отложил. – Это хорошо, что он жив. Мне он нравится. Умный, со стойким характером, спокойный, молодой, генофонд опять-таки близкий к Инландерам… не робкого десятка… пить правда не умеет, но это поправимо.

Перечислял он с утрированной торжественностью, будто титулы зачитывал.

– Он уже застолблен Ритой, – напомнила я ехидно. Глотнула сок, скривилась. – Или ты его сватаешь мне? Я уже замужем, знаешь ли, но раз ты так просишь…

Супруг хмыкнул, внимательно глядя на меня.

– Не мне? – нарочито удивилась я. – А кому?

– Инляндии, – немного мрачно объяснил Люк. – Война закончится, и, если мы загоним иномирян обратно в их мир… Ты же не хочешь быть королевой, Марина?

Я едва не подавилась: на глазах выступили слезы, в носу защипало от перченого горького сока.

– Я так и думал, – он подал мне салфетку, и я нервно промокнула губы. – А вот Тамми будет смотреться на троне прекрасно. Он и по характеру подходит – чем-то похож на Майки, типичный въедливый инляндец. Очень правильный, с понятием о чести. Женим его на Рите, порадуем матушку… Согласись: Рита в королевах будет отличной шуткой.

Я уже пришла в себя и настороженно смотрела на этого интригана. Он с невозмутимым видом доедал мясо, но глаза его смеялись, и я и негодовала, и обожала его в этот момент.

– Предположим, – наконец проговорила я, – есть вероятность, что корона выберет тебя…

– Невысокая, – небрежно пояснил Люк. – Крошечная.

– Лучше бы ты не уточнял. Теперь я действительно занервничала, – я скомкала салфетку. – И как ты собираешься управлять божественным артефактом?

– Управлять – никак. Я дам ему шикарную альтернативу. Молодого – двадцать лет, ровесник Берни, – умного, куда ближе меня к Инландерам…

– Это я уже слышала, Люк.

– А если он начнет оборачиваться змеем воздуха, то мое единственное преимущество таковым быть перестанет, – продолжил он, отставив пустую тарелку и выжидательно глядя на меня.

– Манипулятор, – я подняла глаза к потолку. – Ты же понимаешь, что это может не сработать? Я не старшая, артефакты на крови мне так и не дались, да и с момента, когда я дала тебе кровь и до твоего оборота прошло почти три месяца… и то, скорее всего здесь сыграла роль наша первая ночь…

Он улыбнулся, глаза его потемнели – и я улыбнулась тоже, вспомнив наш побег и убежище в горах.

– Поэтому я и не прошу тебя напоить, например, Бернарда. Но кровь Тамми куда сильнее моей, – вкрадчиво возразил Люк. – А твоя должна была усилиться после замужества и неизвестно, как скоро она сработает теперь. Единственное, что меня останавливает – я не хочу, чтобы ты снова себя резала.