Текст книги "Фамильный оберег. Камень любви"

Глава 3

На опушке леса кипела работа. Огромную поляну разбили на квадраты, натянув по периметру белые шнуры, закрепленные колышками. Часть дерна успели снять, края будущего раскопа обрамляли отвалы земли. Чуть дальше виднелись горы выкорчеванных пней и груды хвороста. На раскопе работало человек тридцать. Кто-то продолжал снимать дерн и на тачках отвозить его в сторону, кто-то аккуратно – лопатами, совками, мастерками – расчищал слои почвы, лежавшие под ним. Некоторые уже углубились по колено в вырытые ямы.

– Ну, смотри, это и есть наше поле боя! – сказал Анатолий. – Квадраты сориентированы по сторонам света, пронумерованы, чтобы точно определить место каждой находки. Видишь полоски нетронутого грунта? Это бровки. Они отделяют квадраты друг от друга. Ходить по ним следует осторожно, могут обрушиться, и под ноги нужно смотреть, чтобы не наступить на находки. Их складывают на бровку во время работы.

– Эту огромную площадку вы должны раскопать за лето? – поразилась Татьяна. – Титанический труд!

– Копать – дело нехитрое. Процесс раскопок долгий, но незамысловатый. Сначала работают землекопы. Самый тяжелый этап – вынуть часть земли и зачистить территорию. Археологи фотографируют раскоп, определяют изменения рельефа, стараются понять, откуда начинается культурный слой и где заканчивается. У него, как правило, почва другого цвета, и, кроме того, именно в культурном слое находят большую часть артефактов. Тахеометристы фиксируют зачищенную территорию, все ямы, слои, расположение крупных находок, а следом чертежник переведет в обычный чертеж данные с лазерной рулетки – тахеометра. Его пока по старинке выполняют на миллиметровке от руки. Начальники участков обрабатывают по мере поступления находки, записывают, где они были обнаружены, и только затем их относят в камеральную лабораторию[4]4
  Помещение для камеральной обработки материалов, собранных во время экспедиций и полевых изысканий.


[Закрыть] для регистрации. Там находки моют, чистят, сортируют, документируют для дальнейшего изучения.

– А чем же занимается начальник экспедиции? – улыбнулась Татьяна. – Контролем и общим руководством?

– Твой покорный слуга – начальник экспедиции, – с теми же интонацией и улыбкой ответил Анатолий, – будет руководить работами и описывать весь археологический процесс в отчете о раскопках. Думаю, за сезон раскопаем не больше тридцати квадратов. Пока людей маловато. Но к июлю подтянутся еще студенты, волонтеры. Порядка шестидесяти человек. Некоторые из добровольцев уже пятый сезон со мной работают. Правда, люди будут меняться. У кого-то учебная практика закончится, у кого-то отпуск.

– А как ты определил, что нужно копать именно в этом месте? – Татьяна в недоумении оглянулась.

Честно сказать, наяву все выглядело по-другому. Может, потому, что подступы к утесу затянуло березняком, которого раньше не было и в помине. Да и река вроде как отступила. Но скажи она Анатолию о своих сомнениях, что он подумает?

Она еще раз обвела взглядом раскоп, трудившихся в дальнем его углу людей, сопку, вершина которой виднелась из-за леса. Нет, вроде все правильно. Именно с этой сопки спускались воины Тайнаха…

– Шурфы закладываем, визуальную разведку проводим, – спокойно пояснил Анатолий, не заметив ее волнения. – Сегодня появилась куча умнейших приборов – георадары, лазерные дальномеры, электронные теодолиты и нивелиры. У нас работают два оператора из лаборатории неразрушающего контроля. Вот они-то с помощью георадара и уточнили место и границы будущего раскопа. Георадар – это вообще песня. Может распознать предмет размером в три квадратных сантиметра на глубине до одного метра да еще представить все это в трехмерном изображении.

– И что же показал георадар?

– Много что. Уцелели основания шести башен: четырех угловых, еще одной – проездной к полю, и той, через которую выходили к реке. Кроме того, остатки крепостных стен, нескольких внутрикрепостных и двух заглубленных в землю строений. Теперь могу сказать точно: острог погиб от пожара. Кое-где уже дошли до культурного слоя, так там просто слой углей – следы от сгоревших башен, деревянных стен и перекрытий изб.

– Здорово! Теперь ты не сомневаешься, что это Абасугский острог?

Анатолий улыбнулся.

– Не сомневаюсь, но радоваться пока остерегаюсь – чтобы не сглазить. Тьфу три раза, чтобы погода не подвела, чтобы денег хватило прокормить эту ораву, чтобы горючку снова не клянчить, чтобы техника работала как часы… Этих «чтобы» десятка два наберется, а сколько еще непредвиденных ситуаций…

Он взял Татьяну под руку и повел вдоль раскопа.

– Самое трудное – снимать дерн. Часть острога находилась под лесом. Пришлось березняк вырубать, пни корчевать. Но зато в лесу не так сильно нарастает грунт, как в поле, и вымывается он весенней водой меньше. Так что находки лежат ближе к поверхности, чем в открытой степи. В лесу дольше сохраняются на поверхности следы человеческой деятельности. В археологии это называется антропогенным ландшафтом. Если присмотреться наметанным глазом, можно разглядеть ямы от жилищ и прочих строений, могилы, остатки крепостных стен, рвов, защитных укреплений. Перед восточным валом, – Анатолий махнул рукой в сторону сопки, – обнаружили остатки рогаток против конницы – редкий частокол из остро затесанных бревен. Их вбивали в землю под углом.

– И все это вы раскапываете вручную?

– А как ты думала? К тому же – малыми силами. До культурного слоя недалеко, поэтому экскаватор или бульдозер использовать опасно. Все только ручками. Лопата – лучший друг археолога. За сезон так к ней привыкнешь, что с закрытыми глазами определишь, где своя лопата, где – чужая. Правда, профессиональных археологов – раз-два и обчелся. Привлекаем на время сезона музейных работников. Некоторые постоянно со мной работают начальниками участков, чертежниками. Записывают находки, считают их. Наша добрейшая Ольга Львовна много лет заведует камералкой.

Они остановились возле одной из ям. Паренек в майке-тельняшке и в косынке, завязанной по-пиратски за ухом, строительным мастерком аккуратно снимал тонкие слои почвы. Людмила, племянница Анатолия, в соломенной шляпе с широкими полями, в старых джинсах и рубашке, сидела рядом на корточках и перебирала руками почву в пластмассовом тазике, аккуратно растирала комочки. Затем взяла в руки тетрадь и принялась что-то писать в ней карандашом.

– Полевой дневник заполняет, – шепнул Анатолий, кивнув на тетрадь, – слой описывает. А это – Сева. Землекоп и мой студент по совместительству.

При их приближении молодые люди подняли головы, улыбнулись. Людмила кивнула Татьяне, как старой знакомой, прищурилась, посмотрела пристально и серьезно, но удивления не выдала, лишь снова улыбнулась. Дружелюбно, словно и не дерзила недавно.

– Я рада за вас! – сказала и перевела взгляд на Анатолия. А тот спросил:

– Что нового?

– Дошли до культурного слоя, – пояснила девушка. – Пока только зола и угли, – и кивнула на кусок клеенки, что лежал на бровке. – Вон сколько накопали!

На клеенке и впрямь грудой лежали комочки земли, гораздо более темные, чем почва. Ничего особенного Татьяна в них не разглядела. Попадись под ноги – сочла бы за куски высохшей грязи.

Она невольно посмотрела на небо. Солнце еще не перевалило зенит, но уже пекло немилосердно. И так каждый день? Под палящим солнцем, в пыли, в грязи, не разгибая спины? Как рабы на галерах или плантациях сахарного тростника. Одно отличие: на ногах нет цепей и вокруг не стоят злобные надсмотрщики с хлыстами.

– Ну, работайте! – сказал Анатолий и посмотрел на Татьяну. – Давай в тень отойдем. Сейчас объявят перекур, переговорю с начальниками участков, каков улов на сегодня.

Они сели на траву под березами. Анатолий бросил взгляд на часы.

– Подождем минут десять. А я пока лекцию продолжу, – и достал из кармана фляжку. – Пить хочешь?

– Хочу.

Татьяна сделала несколько глотков, вернула фляжку.

Анатолий вновь глянул на часы, улыбнулся.

– Раскоп – всегда интересно! Никогда не знаешь, что под землей таится. Одна находка может перевернуть все представления об эпохе, о людях того времени. И работа на нем, сама видишь, – не приведи господь! Просто так не посидишь, балду не попинаешь. Погода тоже сильно не балует, то жара – не продохнешь, то дождь проливной, то суховей задует. Руки от вечной грязи трескаются, покрываются цыпками. С первых дней девчонки забывают о маникюре, о косметике. Крем от загара тоже несовместим с пылью и потом. Словом, это не пляж и не санаторий. Кое-кто не выдерживает. Но многие ездят не первый год. Друзьями обзаводятся, влюбляются, женятся. И заработок у нас приличный, студенты уже за полгода начинают проситься в экспедицию.

– И так все лето? Без отдыха, без выходных?

– А что поделаешь? Лето у нас короткое. В августе зарядят дожди, и все – конец сезону, хотя вроде тепло еще…

– Ты заранее расстраиваешься по этому поводу?

– Есть немного!

Анатолий оглянулся, махнул рукой.

– После того как исследуем все культурные слои, сделаем чертежи, фотографии, то есть дойдем до материка – пустого слоя почвы, эту часть раскопа в конце сезона закидаем землей. Неисследованные квадраты укроем полиэтиленом, а затем тоже закопаем. Вскроем уже будущим летом.

– И оставите раскоп без присмотра? – удивилась Татьяна.

– Мы его законсервируем, но до того как ляжет снег, придется нанять сторожа. Есть здесь хороший парень. Не пьющий, ответственный. Беда тут в чем? Местное население свято верит, что копать можно только для того, чтобы найти золото. Рассказываем, объясняем, показываем фотографии. Берем на раскопки местных ребятишек, чтоб убедились: находка осколка посуды, ржавого гвоздя или полусгнившего сруба для нас более ценна, чем поиски золотых артефактов. Но нужно два-три года, чтобы люди уверились: не клады мы ищем, а нечто более важное для науки, для истории, наконец.

– А вдруг найдете золотые вещи?

– Упаси господь! – усмехнулся Анатолий. – С одной стороны, конечно, самолюбие греет: сенсация, твое имя на страницах газет… Музыка, аплодисменты, шампанское… Как в театре! Но в реальности все не столь романтично. Найдешь, и что с этим золотом делать? Главное, сразу нужно ставить охрану. Местное население мигом пронюхает, набежит поглазеть и попутно прибрать к рукам то, что плохо лежит. Да и в самой экспедиции могут найтись любители быстрой наживы. Тьфу три раза, Бог нас миловал! В моих экспедициях воровства не было, но ведь всякое случается. Так что с золотом проблем хватает. Придется сдавать его в банк, а до этого банка еще добраться надо.

Он с досадой махнул рукой.

– Народ у нас падкий на сенсации. Газеты мигом растрезвонят, да еще приврут с три короба. Вот и повалят дикие орды днем и ночью на раскоп и в лагерь. Будут хватать за руки, выяснять отношения, рассказывать о кладах. Одолеют просьбами взять в долю, станут угрожать и взывать к совести. Хорошо, если этим ограничатся. Был недавно случай, в соседнем регионе… Начальника экспедиции подкараулили три отморозка. Подкараулили, когда он на лошади в одиночку возвращался из райцентра. Заарканили, стащили с коня. Увели с собой. Стали требовать золото. Пытали его, пальцы отрубили, уши отрезали. А что он им мог сказать? Что нашли только скелет и дюжину бронзовых безделушек? Словом, после всех издевательств, парня зарубили лопатой. Не оставлять же в живых свидетеля?

– Их не нашли? – быстро спросила Татьяна, тщетно пытаясь избавиться от кома в горле. Может, потому, что представила Анатолия на месте несчастного парня?

– Нашли, куда им деваться? На следующий день. Дебилы заливали неудачу аракой. Повязали тепленькими. Даже от улик дуреломы не избавились. А парня жалко! Молодый был, перспективный, а погиб от руки тупой и жадной деревенщины. А все оттого, что один из студентов взял да ляпнул: ищем, мол, золото в кургане. Нашли целую статую из золота, лежит в сундуке у начальника – в сейф не вмещается. Сказал просто так, для смеха, чтобы отцепились. Потом бедняга рыдал, каялся, о землю головой бился. Только слишком поздно осознал, что его болтовня человека сгубила! Словом, золото и драгоценности – мечта кладоискателя. В археологии ценится уникальность находки, пусть это даже куски керамики. Так что наша цель найти не золото, а уникальные артефакты. Да и какое там золото на раскопе острога? Разве что пару монет найдем или женское украшение.

Он тяжело вздохнул и едва заметно улыбнулся. А улыбка у него была замечательная. От таких улыбок самому хочется улыбаться. Правда, глаза у Анатолия были грустные, а может, усталые? Татьяна исподтишка наблюдала за ним и слушала, что он говорит:

– Здесь одно хорошо. До ближайшего села километров сорок. Правда, для пьяных кретинов это не расстояние. Вроде всех убедишь, что золота не нашли. Но всегда найдутся те, которые не поверят. Дескать, мы – люди простые, в академиях не учились. Обмануть нас проще пареной репы! Вот и проникают по ночам на раскоп. Поэтому у нас твердое правило – после первых же находок лагерь и раскоп без охраны не оставлять. Иначе даже инструменты растащат из вредности и камералку разграбят.

– У вас и оружие есть? – быстро спросила Татьяна.

– Какое оружие? Кайла и лопата. У Пал Палыча, нашего завхоза, старенький дробовик. В крайнем случае зарядим его солью. Есть еще травматический пистолет. У меня. Остальное не положено. Это черных копателей автоматчики охраняют. Рассказывали мне, как они настоящих археологов отпугивают. Сначала предупредительный выстрел в воздух, а потом и в ногу пуля может прилететь. У нас тоже был случай лет восемь назад. Ушлые аборигены украли все разметочные колья на квадратах. Они обычно из алюминия. И сдали как цветной металл. Пытались их догнать, так они бабахнули из дробовика. Двух моих студентов пришлось в больницу везти. Мне – куча неприятностей, остальным – масса работы по восстановлению сетки координат. Так что против дробовика лопата бессильна…

– Анатолий Георгиевич!

Истошный вопль заставил их вскочить на ноги. Кричал тот самый парень в пиратской косынке.

– Нашел! Смотрите, что я нашел! Золото!

– Ну вот, нагадал козе смерть! – с досадой произнес Анатолий.

А парень, выбравшись из раскопа, уже бежал к ним, сжимая что-то в ладони. Следом, придерживая шляпу за поля, спешила Людмила.

– Перекур! Пятнадцать минут! – пронеслось над раскопом.

Мигом вся толпа работавших окружила их плотным кольцом. Те, кому не удалось пробиться в первые ряды, подпрыгивали, вставали на цыпочки, тянули шеи, отталкивали более удачливых. Гвалт стоял неимоверный, пока Анатолий не рявкнул:

– Тихо! Отойти всем на пять шагов! И не мешать!

Он осторожно взял бурый комок спекшейся глины, внимательно осмотрел, перевел взгляд на парня.

– Сева! С чего ты взял, что это золото?

Тот растерянно развел руками.

– Так это… Ковырнул… Блестит!

– Я вот тебе ковырну! – рассердился Анатолий. – Велено: все складывать в пакеты и отдавать в камералку. Там будут ковырять, очищать и мыть. Твое дело – найти! Понял? Найти, зафиксировать место находки и бережно эту находку упаковать!

– Простите! – парень покраснел. – Но это, кажется, перстень…

– Креститься надо, когда кажется, – проворчал Анатолий. – Еще раз такое повторится – и выгоню! Накроется твоя практика медным тазом!

Парень опустил голову, но не уходил, косил любопытным глазом. Анатолий осторожно нажал пальцами на комок, и тот развалился на две половинки, как скорлупа ореха. А внутри и впрямь был перстень. Почерневший, слегка оплавленный, но при виде его у Татьяны подкосились ноги. Перстень Германа Бауэра! С головой льва! Правда, вместо двух изумрудов – один. Вторая глазница была пустой…

Глава 4

Затаив дыхание, Татьяна отошла в сторону, присела под березой. Но никто не заметил, что она покинула раскоп, и никому не было дела до ее испуга. Всех волновал только найденный перстень. Она подняла забытую Анатолием фляжку, сделала несколько торопливых глотков и наконец перевела дух. У-уф! Выходит, то, что ей снилось, совсем не фантазия? Но как объяснить эти видения нормальному, трезвомыслящему человеку, который наверняка сочтет их бредом? И будет абсолютно прав. Кто в здравом уме поверит в странные перемещения во времени, пускай даже во сне? Но она-то знает – все виденное ею, по сути, пережитое и прочувствованное – правда! И подтверждение этому – перстень с указательного пальца Германа Бауэра!

Неужели во всем виноваты серьги и перстень Айдыны? Может, не стоило их надевать? Жила бы себе, поживала, спокойно, без потрясений, без терзающих душу сновидений. Но почему Анастасия Евгеньевна отдала украшения именно ей? Если тетушка знала об их тайной силе и проблемах, которые несет в себе эта сила, то не проще ли было оставить их в шкатулке как красивую антикварную вещицу? Но ведь не оставила же, почему?

Татьяна снова отхлебнула из фляжки. Несомненно, серьги и перстень – особый знак, ключ к разгадке всего происходящего с Татьяной, который послан ей свыше, через время и пространство. Но почему именно ей? Для чего? Чтобы перевернуть жизнь? Разрушить прежний уклад, перекроить судьбу по новым лекалам, выбрать тот единственный путь, который так и остался бы неведомым, закрытым, перегороженным шлагбаумом привычек, обязанностей, страхов и кучей условностей – всего того, что мешает человеку осознать свой талант и предназначение?

Татьяна вздохнула, прислонилась спиной к березе, закрыла глаза. Теплый ветерок ласково касался лица, над головой шелестела листва. Она почувствовала: что-то опустилось ей на плечо. Она приоткрыла глаза. Надо же, бабочка! Белая, капустница. Сложила крылья, замерла, лишь черные усики слегка подрагивают. Татьяна боялась перевести дыхание, чтобы не вспугнуть бабочку. И загадала желание: если улетит быстро, то унесет с собой все неприятности, если задержится на плече, то покоя Татьяне не видать, как своих ушей. И бабочка словно услышала ее. Мигом расправила крылья и унеслась, точно цветочный лепесток, гонимый порывами ветра.

Татьяна проводила ее взглядом. Если бы удалось столь же легко и мгновенно отправить в полет все беды и злосчастья, что навалились на нее в последнее время! Прошедший год она пережила, точно стихийное бедствие. События обрушивались, как шторм, закручивались, как смерч, накатывались, как цунами. После аварии она, по сути, осталась одна. И сама справлялась с бедой. Горестно сознавать, что особо никто и не предлагал помощь. Все занимались своими делами, решали свои проблемы… И родители, и брат… Еще год назад у Татьяны были тетя Ася, друзья, коллеги, приятели, любовь, наконец. Но в тяжелейший момент она осталась без привычного круга общения, с обостренными чувствами, с обнаженными нервами, с осознанием непоправимости случившегося. Один на один со своей бедою. А близких подруг у нее, как оказалась, никогда и не было. Так, приятельницы, с которыми разве что кофе попить. Поэтому, наверно, у нее никогда не возникало желания поделиться с ними тревогами, болью, сомнениями, посоветоваться, рассказать о настигшей беде… Да, она справилась! Выкарабкалась! Преодолела страх и безверие! Без советов подружек, без соболезнующих взглядов, без осуждения и сочувствия.

Жизнь – все равно что дорога! То скоростная автотрасса, то разбитый проселок. То ухаб, то яма, то прямо вперед, а то вдруг развилка: иди туда, не знаю, куда. Это звучало, наверно, банально, но воспринималось ею как откровение свыше. В какой-то миг Татьяне удалось понять, что одиночество, по сути, благодать, которая не всегда осознается и дается не каждому. Это не испытание, а редкостный подарок, когда человек сам, без подсказок и советов, без поддержки и сочувственных вздохов, вдруг уясняет, что способен на многое. И решать свои проблемы он должен сам, без слез и упреков. Ведь никто не виноват в том, что с ним происходит! Как никто не волен предотвратить несчастье.

И Таис, старая, мудрая Таис не зря сказала, что после всех испытаний она станет сильнее, а жизнь заиграет новыми красками – более ярких и сочных цветов. Но когда это случится, пока неизвестно.

Татьяна вздохнула, вновь отпила из фляжки. Со стороны она наблюдала, как Анатолий вертит в руках перстень и что-то негромко объясняет столпившимся возле него землекопам. А тишина вокруг стояла такая, что слышно было, как гудит шмель над кустиком желтой льнянки.

Она смотрела на Анатолия и думала: как случилось, что этот человек внезапно вторгся в ее жизнь и полностью перевернул все ее прежние представления о реальности, о любви, о творчестве, наконец. Получается, он – единственный, кто не оставил ее в беде, не позволил спрятаться в кокон, отгородиться от всего мира и оттого этот мир возненавидеть. Чужой, почти незнакомый человек. Но за этот год он стал ей самым дорогим, самым близким. В письмах она рассказывала ему о том, чего не доверяла матери. О своих сомнениях, неуверенности, тревогах. И никогда – о страданиях. Но он понимал с полуслова. Уговаривал, убеждал, веселил. Бывало, ругал, но не жалел, не выжимал слезу…

Татьяна пыталась понять, зачем он писал ей – ежедневно, помногу? Ведь она привязалась к этим письмам, к этому общению. Не отходила от компьютера, без конца проверяла почту. И начинала тихо паниковать, когда письма вдруг день или два не приходили. А он порой писал их под утро, судя по разнице во времени. Значит, они тоже были для него важными? Одной жалостью целый год непрерывного общения не объяснишь…

– Людмила! – неожиданно повысил голос Анатолий и отвел взгляд от перстня. – Где спирт?

– Сейчас! Сейчас! – племянница появилась мгновенно с пузырьком и ваткой в руках. И, плеснув на ходу из пузырька на ватку, подала ее Анатолию.

Он осторожно обтер перстень. Снова глянул.

– Ну что, Всеволод! Свою награду ты заслужил. Первая значительная находка на раскопе. Мужской серебряный перстень! Так что банка сгущенки за мной!

– Серебряный? – разочарованно протянул парень. – А я-то думал!..

– Дурак ты, Севка! – рассердилась Людмила. – Он же дороже всякого золота!

– Перстень серебряный, а камень, похоже, драгоценный! – Анатолий протер его ваткой. И тотчас тонкий солнечный луч отразился от камня, прочертив тонкую светлую полосу по щеке Анатолия.

– Ух ты! – восторженно закричала молодежь на разные голоса.

– Изумруд! Точно! – кивнул Анатолий. – Жаль, второй камешек выпал. Надо будет просеять тщательно почву, вдруг потеря найдется. Хотя вряд ли, изумруд не терпит высокой температуры, быстро разрушается. – Он похлопал паренька по плечу. – Ну, герой, с почином тебя! И нас, конечно. Перстень явно принадлежал какому-то купцу. Дорогой, массивный… Постой, постой… – Он поднес перстень к глазам. – Надпись какая-то? Забита грязью… У кого лупа есть?

Кто-то протянула ему лупу, а Людмила – новую ватку со спиртом. Анатолий тщательно протер внутреннюю сторону дужки перстня, подставил лупу.

– Ну-ка, ну-ка! Что здесь написано? Ага! Gott mit uns! С нами Бог!

– Фу! – презрительно скривилась Людмила. – Фашистская надпись!

Анатолий усмехнулся:

– Ох, не права ты, Люсьен! Это слова из Библии. В свое время, только в русском варианте, являлись девизом Российской империи. А затем появились на пряжках солдатских ремней сначала в прусской армии, а позже – в германской. Так что в сухопутные части вермахта перешли по наследству.

– А я читал где-то, что этот девиз был выбит на пряжках у эсэсовцев, – подал голос Сева.

Анатолий усмехнулся:

– Ошибаешься! На пряжках у эсэсовцев был совсем другой девиз «Meine Ehre heißt treue!»[5]5
  Моя честь зовется – верность. (Нем.)


[Закрыть]. Кстати, римские легионеры тоже шли на врага с боевым кличем «Nobiscum Deus» – «Бог с нами!».

Он снова посмотрел на парня.

– Пойдем! Покажешь, где нашел! А всем в штыки! – он окинул грозным взглядом притихших копателей. – И в раскоп! Час до обеда остался.

Обняв Севу за плечи, Анатолий направился к его квадрату. Людмила поспешила следом. О Татьяне совсем забыли. Но она обрадовалась передышке. Есть время собраться с мыслями. Она почти со страхом поглядывала на раскоп. Какие еще сюрпризы он приготовил? И всячески пыталась успокоить тревогу, но получалось неважно. Над раскопом висела звенящая тишина. Виднелись только спины людей, молча орудовавших лопатами, совками и мастерками.

– Таня!

Голос Анатолия заставил ее вздрогнуть. Он подошел сбоку, незаметно.

– Ты что побледнела? На солнце перегрелась? Устала? – Он опустился рядом с ней на траву. Глаза его радостно блестели. – Видела, какую прелесть мой студентик откопал?

И вытряхнул перстень из прозрачного пакетика на ладонь. Снова яркий луч отразился от камня. Анатолий смотрел на находку взглядом футбольного фаната, обретшего потную майку своего кумира. Словом, светился от счастья.

– Глянь! Перстень явно принадлежал немцу. А вдруг самому Герману Бауэру? Не зря же мы его сегодня вспоминали? – И заглянул ей в глаза. – Нет, что-то с тобой не так. Сейчас прикажу отвезти тебя в лагерь. А мне нужно остаться. С Федором поговорить. Помнишь, мы его на переправе подобрали?

Татьяна кивнула. Разве она могла забыть Федора? Но только и вправду почувствовала себя плохо. И все же нашла в себе силы спросить:

– Как он? Работает?

– Я его бригадиром поставил. Толковый мужик, ответственный!

Анатолий вскочил на ноги, подал ей руку. Заметил смущенно:

– Не обращай внимания, если я ругаюсь или кричу немного. Не поверишь, тут словарь сужается до десятка слов: «начали», «курить», «еще час ударной работы» и «убирайте мусор». Причем после команды «Убирайте мусор!» народ, наплевав на все святое, мигом пытается сбежать. Вот тут бригадир и нужен. Иначе все инструменты побросают как попало и смоются в лагерь или на речку…

И снова посмотрел на нее с беспокойством.

– Что случилось? Такое впечатление, что я говорю, а ты не слышишь! Может, вернешься к Таис? Отдохнешь, соберешься с духом.

– Нет-нет, – отказалась она. – Я лучше здесь останусь. Быстрее привыкну к жаре и лагерной жизни.

– У нас до пяти вечера обеденный перерыв, а потом до девяти – снова в поле. Если хочешь, побудь это время в камералке, посмотри первые находки, которые подняли из раскопа.

– А можно мне зарисовать перстень? – спросила Татьяна. – Очень интересная работа!

– Конечно, – обрадовался Анатолий. – Фотоснимок все равно не передаст деталей. А если сделаешь его в цвете, то тебе цены не будет!

– И получу за это банку сгущенки? – улыбнулась Татьяна.

– Нет, взамен получишь мою любовь и уважение, – Анатолий быстро отвел взгляд, но сердце ее забилось и того быстрее. – Смотри, у него ступенчатая огранка. Она так и называется – изумрудная. В древнейшие времена изумруды в основном добывали в Египте, в копях Клеопатры. Возможно, и этот камешек египетский, привезен из крестовых походов.

Анатолий повертел перстень в руках, словно что-то прикидывая.

– Знаешь, – взгляд его стал задумчивым, – этот камень не терпит лживых и злобных людей – им он приносит несчастье. А еще говорят, что изумруд укрепляет здоровье, продлевает жизнь и вообще нейтрализует любой негатив. Его нужно пристально и подолгу разглядывать, дескать, в нем отражается все тайное и видится будущее. Словом, замечательный камень!

– Ты и в камнях разбираешься? – Татьяна в веселом удивлении всплеснула руками.

– Ровно столько, сколько нужно в моей профессии, – ответно улыбнулся Анатолий и поднес перстень к глазам. – Удивительное дело, что камень вообще сохранился! Очень он нежный на самом деле. А этот пожар пережил, не потускнел, не потрескался.

Он осторожно вернул перстень в пакетик.

– Что ж, с первой значительной находкой нас. Дай бог, не последней!

– Здравствуйте, – раздалось за спиной, – можно посмотреть?

Татьяна вздрогнула и оглянулась. Федор! Легок на помине.

А тот уже опустился на корточки рядом с Анатолием, взял у него пакетик с перстнем. Осмотрел с мрачным видом и покачал головой.

– Знатная находка! Нетипичная!

– Судя по надписи, перстень принадлежал немцу, – сказал Анатолий.

– Не скажите, – усмехнулся Федор. – Многие из окружения Петра Первого носили такие перстни. Тайное Братство Белого Льва. О нем мало что известно, но по своему влиянию оно не уступало масонам.

– Братство Белого Льва! – шлепнул себя по лбу Анатолий. – Как я упустил? Голова льва, надпись… Выходит, перстень принадлежал кому-то из важных особ, близких к Петру? Он ведь тоже был членом Братства?

– Слухи эти ничем не подтверждены, – Федор чиркнул зажигалкой и прикурил сигарету. – Но хозяином перстня, тут я с вами согласен, мог быть кто-то из сподвижников Петра Первого.

– Мирон Бекешев или Герман Бауэр…

– Герман Бауэр?

Татьяне показалось, что Федор насторожился.

– Ну да! Мирон Бекешев, воевода Краснокаменского острога, был некоторое время приказчиком на Абасуге, затем его сменил Бауэр. Оба – люди Петра Первого.

– Вам лучше знать, – усмехнулся Федор и поднялся на ноги. – Я сегодня подежурю на раскопе.

– Я и сам хотел просить вас подежурить ночью, – сказал Анатолий и тоже поднялся на ноги. Пожал широкую ладонь бригадира. – Распоряжусь, чтобы ужин вам доставили на раскоп.

– Вечером не ем, – отрезал Федор, – а чай и сам вскипячу на костре. Есть у меня котелок и заварка.

– Ну смотрите! – пожал плечами Анатолий. И подал руку Татьяне. – Поедем в лагерь?

Федор смерил ее взглядом, усмехнулся.

– Гляжу, с костылями расстались?

– А вам что за дело? – неожиданно рассердилась она. – Рассталась и рассталась! Вас это волнует?

– Абсолютно не волнует! – Федор прищурился. – Простите за бестактность! – и, кивнув, направился в сторону раскопа.

Отчего-то вдруг от этих слов, несмотря на вполне корректный тон, в воздухе вновь повисла тревога. Словно колючий осенний ветер забрался под легкую рубаху и прошелся по телу неприятным ознобом. Татьяна посмотрела на Анатолия и поняла, откуда взялась тревога. Его глаза. Они были холодными и немного грустными.

– Что ты на него взъелась? – Анатолий покачал головой. – Об этом сегодня не один Федор спросит. Таково уж племя человеческое. И всем будешь дерзить?

– Прости, – Татьяна виновато улыбнулась. – Почему-то он меня раздражает! Есть в нем что-то такое… Не знаю, как объяснить…

– Брось! – Анатолий обнял ее за плечи. Взгляд его немного повеселел. – Нормальный он мужик. Толковый! Посмотри, какой у него порядок на раскопе. Муштрует школяров – будь здоров!

– Прости, – повторила Татьяна. – Наверно, я плохо разбираюсь в людях. Тебе виднее.

Помолчала мгновение, оглянулась на раскоп и перевела взгляд на Анатолия.

– Пожалуй, я сегодня точно поработаю в камералке. Зарисую перстень, может, еще на что сгожусь…

Анатолий засмеялся и снова обнял ее за плечи. Похоже, ему это нравилось. Впрочем, она ничего не имела против.

– Правильно ты решила. Ольга Львовна мигом займет тебя работой. Особенно, если узнает, что ты профессиональный художник. Она – женщина строгая, но добрая. Думаю, у тебя получится найти с ней общий язык. Но предупреждаю: это очень и очень непросто!