Текст книги "Современные дети и их несовременные родители, или О том, в чем так непросто признаться"

Мама, почему ты сначала учила меня ходить и говорить, а теперь хочешь, чтобы я сидела и молчала?!

Из Интернета

С тех самых пор, как люди узнают, что у них будет ребенок, они начинают мечтать и представлять. Женщины заботятся о нем, пока беременны, воображая себе, каким он родится. Потом ждут, когда он научится улыбаться, сядет, пойдет, заговорит… Мы ждем будущего так, как будто оно нас от чего-то освободит, что-то изменит и разрешит нам расслабиться. Это отчасти понятно и закономерно когда мы замечаем, что наш ребенок вовремя (желательно, как все дети, а лучше, если раньше) овладел каким-то навыком, мы понимаем, что справляемся. Вот только нам никак не удается убедиться в этом до конца, потому что жизнь ребенка ставит перед ним все время новые и новые задачи: он пополз – теперь надо научиться ходить, заговорил – надо учить буквы, пошел в школу – нужно сдавать экзамены, поступил в институт – должен найти работу, работает – пора жениться, и так далее, пока ему не перевалит за шестьдесят. Разве тут расслабишься?

Родитель часто живет тревожным будущим. Многие не могут им не жить. И это не беда. Беда – когда родитель, живя тревожным будущим, теряет настоящее. Удивительно, насколько часто на консультациях звучит рассогласование между тем, что родители ожидают от ребенка, и тем, что они по отношению к нему делают.

«Я хочу, чтобы он вырос смелым, уверенным в себе, способным за себя постоять», – говорят мне о мальчике, которого все время пугают: «Ты заболеешь, не сможешь, не стоит, не получится». Ему запрещают злиться, спорить, отстаивать и защищать свое мнение, пробовать новое, – и убеждены в его неспособности справляться с неудачами.

«Мне важно, чтобы она выросла лидером, чтобы она была ответственной, решительной и независимой», – это о девочке, которой запрещено иметь свое мнение, каждый шаг ее контролируется, приветствуется только беспрекословное послушание, ее часто ругают за инициативу, активность и энергию, направленные не на выполнение уроков.

«Мы же хотим, чтобы у него была хорошая самооценка, блестящие успехи, хорошая карьера, крепкое здоровье», – утверждают вечно недовольные и сверхкритикующие родители вечно болеющего астеничного мальчика, теперь отказывающегося от любой новой деятельности: «У меня все равно не получится».

Чему именно мы учим своего ребенка? Чего от него ждем? Мало кто из родителей задается этими вопросами, еще меньшее количество в состоянии обдуманно и честно на них ответить. Из детей ничего не вырастает когда-то «потом». Для того чтобы «потом» выросло, надо что-то заложить уже сейчас.

Для меня загадка: как можно посадить семечко от подсолнуха и ждать, что вырастет сакура или баобаб? А потом еще осуждать подсолнух за то, что он так разочаровал своего садовода. Как трудно некоторым детям сделать своих родителей счастливыми. Многим это так и не удается, даже если они положат на это всю свою жизнь. Потому что родитель, сам не отдавая себе отчета, прилагает все усилия, чтобы не случилось именно того, чего он так настойчиво ждет от ребенка почти с самого его рождения, – чтобы ребенок не начал оправдывать его ожидания.

Всей душой желая им самого лучшего, трусливых пугают, зажатых стыдят, неуверенных подавляют, громких не слушают, ярких не замечают, отстающих ругают и ждут, что все это изменится, если родители утроят свои усилия. Мало кому приходит в голову остановиться и задуматься: если он такой, то, быть может, мы что-то делаем не так? Мало кто действительно представляет себе, как надо относиться к ребенку, чтобы из него вырос такой человек, каким его рисует их воображение. Нередко случается, что родители хотят вообще невозможного.

Она активно строит свою карьеру. Хрупкая фигурка и изящный вид деловой женщины недолго оставляют меня в иллюзии. Уже через пять минут становится понятно, что все важные вопросы в этой семье решаются именно ею.

– Вы понимаете, у меня – мальчик. В наше время, вы же понимаете, что мальчик должен быть не просто волком, он должен быть вожаком стаи. Но вы посмотрите на Яна. Разве он похож на вожака стаи? Нисколько!

Она продолжает перечислять недостатки сына: пугливость, чувствительность, пассивность, а я наблюдаю за десятилетним Яном, которому разрешила посмотреть игрушки в моем кабинете. Его действительно энергичным не назовешь, скорее задумчив, медитативен. Вынимая игрушки по одной, он рассматривает их внимательно, явно над чем-то размышляя. Потом находит одну из них, надолго задумывается, потом подходит к маме, прерывая ее пламенную, энергичную речь, и спрашивает:

– Как ты думаешь, кто это, мам?

– Очевидно, что это дракон, разве тебе не понятно?

– А я думал, что динозавр…

– Динозавры не такие! – На ее лице трудно скрываемое разочарование. Выражение лица «ну что я вам говорила!» сменяется серьезным, и она обращается ко мне: – Нам нужна программа по реабилитации.

– Кого будем реабилитировать?

– Ну вы же видите проблемы ребенка?!

– Пока я вижу, что у вас налицо разность темпераментов, я слышу, что вы недовольны тем, какой Ян, вы хотите, чтобы он был другим.

Теперь разочарованный взгляд предназначен и мне, но она берет себя в руки и еще раз пробует мне объяснить:

– Вы же понимаете, что если человек хочет чего-то добиться в бизнесе, он должен быть не таким. Я, няня, бабушка, его отец, все мы вынуждены постоянно подталкивать Яна, контролировать, стимулировать, заставлять. Но ведь ребенок должен сам проявлять волю, активность, упорство. Он должен ставить цели и достигать их. Ноу моего сына нет целей, у него проблемы с волей и совершенно отсутствует стремление к преодолению трудностей. Он не умеет принимать решения. Как вы считаете, сможет ли такой человек быть конкурентоспособным, тем более мужчина?

– Правильно я понимаю, что вы хотите, чтобы Ян стал вожаком стаи, создал и возглавил свой бизнес?

– Ну конечно, мы уже двадцать минут об этом и говорим.

– Вы его контролируете, заставляете, подталкиваете, решаете за него. Он максимально от вас зависит, опирается на ваше мнение, все время вас разочаровывает и отчаянно сопротивляется вашим попыткам изменить его, сделать его не таким, каков он есть. Я разочарую вас. Ему никогда не стать вожаком при таком раскладе.

– Это почему же?

– Потому что вожаки получаются из тех, кто знает, кто он такой, чего хочет. Кто с детства имеет свое мнение, и у него есть возможность и право отстаивать его перед самыми авторитетными фигурами, которыми являются родители. У кого есть свои цели, а не те, что ставят ему родители. Кто живет в своем темпе, действует в своей размерности. Те, у кого есть амбиции, стремления к лидерству и яркое желание создавать что-то свое. Те, кому трудно что-то навязать, заставить. Вы же делаете из своего ребенка хорошего исполнителя, ставя ему ваши задачи и условия, манипулируя при этом своим недовольством и разочарованием. Да и исполнитель из него получается пока плохой, потому что он сопротивляется тому, что вы поручили ему исполнять. Вы знаете, что нравится вашему ребенку? Чем он по-настоящему увлечен?

Ей требуется пауза, прежде чем ответить. Она явно еще переваривает услышанное. Возможно, именно это и заставляет ее нечаянно «проговориться»:

– Он увлечен тем, что я ему поручаю делать… – Краска слегка заливает ее лицо.

– Зачем вам вообще, чтобы он стал бизнесменом? Вы хотите, чтобы он был как вы? Или ваш муж?

– Муж, нет, он вообще не имеет к бизнесу отношения. Он так, филолог, редактор, в общем, никто… – Опять уже узнаваемо-знакомое недовольное выражение лица.

Когда мы остаемся с мальчиком наедине и у нас выдается возможность порисовать, я спрашиваю Яна:

– А почему ты так подробно и медленно рассматривал игрушки? Почему тебе нужно было точно знать: динозавр это или дракон?

– Я придумывал про них историю. Про каждого. И думал, можно ли их истории объединить в одну. Ну и если это динозавр, то это будет одна история, а если дракон, то совсем другая.

– То есть ты любишь придумывать истории?

– Ну конечно. Я записываю их в блокнотике или на компьютере, когда мне разрешают.

– Ты давал их кому-нибудь почитать? И самому тебе они нравятся? – Да, мне нравятся. Читала няня. Она всегда ждет новых историй и часто разрешает мне писать их на компьютере, когда мамы нет. А вот мама считает мои истории «глупостью» и «потерей времени», поэтому я ей уже не показываю. Это наш секрет. Вы ведь его не расскажете маме?

– Даже не знаю, как поступить… Я, с одной стороны, понимаю, почему ты стал скрывать от мамы твои истории, но, с другой стороны, может быть, нам стоит еще раз попытаться объяснить ей то, что писать истории – это тоже стоящее дело, тем более оно тебе так нравится. Она же твоя мама, и она хочет, чтобы ты был счастлив. Как думаешь? Попробуем?

Долгая пауза, он медленно поднимает на меня глаза бесконечно печального Пьеро:

– Попробовать мы можем, но она никогда не будет считать это стоящим делом.

Как непросто увидеть своего ребенка в настоящем, увидеть его свободным от ваших ожиданий, представлений, амбициозных намерений. Между тем без этой возможности он вырастет зависимым, вынужденным все время собирать ожидания значимых для него людей и пытаться им соответствовать. При этом наградой за усилия и постоянное преодоление себя будет ему ежеминутное родительское разочарование: «Ну почему же ты не стал тем, кем я мечтал тебя видеть?» Из-за «родительской слепоты» он будет вынужден отойти от своего предназначения, отказаться от своих способностей, зарыть свои таланты, пополнив бесконечные ряды тех, кто занимается не тем, что получается у них лучше всего.

Когда появляются ожидания, пропадает ребенок.

2
Вы удивитесь, насколько ваше «вчера» создает их «завтра»

Вовке 3 года. Папа курит на балконе. Вовка поджидает его у дверей. Нахмурился: лоб «гармошкой», бровки «домиком».

Заходит папаня:

– Что с тобой, сынок?

– Папа, курить вредно?

– Вредно, сынок.

– Папа, ты куришь?

– Курю, сынок.

– Папа, ты – дурак?

Из Интернета

Мы насквозь пронизаны нашим прошлым опытом, наше прошлое во многом сделало нас такими, какие мы есть. На нас повлияла не только семейная атмосфера, в которой мы росли, но и все окружение, начиная от двора, школы и заканчивая страной в целом. Человек, и в частности ребенок, – существо социальное, а значит, влияние среды, социума, окружения на то, каким он вырастет, чрезвычайно велико. Конечно, как ваш ребенок будет реагировать на изменения в среде, будет зависеть не только от того, чему вы его научили, но и от того, каков он сам: что заложено в генотипе, каков характер, структура личности. Ведь дети из одного класса, например, по-разному реагируют на одну и ту же ситуацию, на одного и того же учителя.

Родители, приходящие ко мне на консультацию, нередко странным образом обходятся с пониманием того, какое именно влияние оказывает семья в целом и они сами в частности на формирование их ребенка. Часто им трудно хоть сколько-нибудь реально оценить свой вклад. Кто-то из них убежден, что его задача – уберечь ребенка от любых травм, напастей и трудностей. И те, которые в какой-то момент понимают, что не в их силах быть единственным влиятельным лицом в жизни ребенка и нет никакой возможности уберечь детей от неприятностей, в большой степени нагружены родительской виной и избыточной ответственностью. Кто-то в случае обнаружения детских проблем напряженно смотрит в сторону социума, убеждая себя, что во всем виновата школа, или двор, или страна.

Другие наивно верят в силу и убедительность собственных слов, совершенно недооценивая громадного влияния собственной личности, чувств, поступков, трансляций. Не понимая, что от слов легко защититься (многие дети воспитывают в себе значительную невосприимчивость к родительским словам, тем более что большинство из них повторяются из раза в раз), взрослые продолжают свято верить в силу слов и любят жаловаться:

– Я ему уже пять раз сказала – не делай этого! А он все продолжает и продолжает, представляете?!

– Может, перестать повторять?

– И как? Что делать-то?

Единственный правдивый ответ, который у меня есть: «Изменитесь сами или хотя бы попытайтесь понять, почему им так не хочется слышать вас».

Если мы не поймем, из чего мы, родители, сотканы, из каких установок и ценностей состоим, какие жизненные конструкты, модели и идеалы впитали, если не научимся понимать не только свои поступки, намерения и чувства, но и малейшие движения души, туманные мотивы, тайные желания, неясные послания, то нам будет трудно понять своих детей. Детям же, в свою очередь, будет трудно нас порадовать, потому что они всего лишь выполняют то, чего мы неявно от них требуем.

Вот интересный случай. Ему – не помню точно сколько лет, еще учится в начальной школе. Допустим, девять. Ей соответственно к тридцати. Он – черненький, с живыми карими глазами, но слегка уставший и сосредоточенный. Она его любит, заботится, но ее беспокоит его уже ставшая традиционной модель поведения.

Незаурядный мальчишка, за что бы он ни брался, все ему удается, тренеры рвут его на части, каждый учитель считает его одаренным именно в своем предмете. Прямо Электроник из известного фильма. Но вот беда, как только он чего-то начинает достигать – выигрывает первый раз на соревнованиях, побеждает на олимпиаде, – он перестает этим заниматься. У него теряется интерес. Он начинает пропускать секцию, мечтать на уроках, забрасывает рисование. Обычно дети бросают занятия, когда что-то трудно дается, когда не получается. Здесь же наоборот… Расспрашиваю, ищем причины. Что происходит, когда все начинает получаться? Перестает быть интересным? Нравится начинать все время что-то новое? Он только устало пожимает плечами.

– Я не знаю, почему так. Я не могу понять, – отвечает он серьезно.

Начинаю спрашивать маму о том, как она относится к собственному успеху. Она ненадолго задумывается…

– Так у меня та же самая модель, – внезапно приходит к ней озарение.

– Так что для вас успех?

– Успех?.. Да не дай Бог! Вот странно!

– Что, если ваш сын станет очень успешным человеком? Доберется до самых высот, не важно, в какой области, станет известным спортсменом, художником, бизнесменом?

– Да вы что? – Она смотрит на меня почти в панике. – Зачем это? Я против того, чтобы до самых высот!

– Что для вас в этом страшного?

– Я не знаю… но не надо до самых высот.

– Это опасно?

– Я не знаю чем… Это глупо, но как будто опасно.

– Что может случиться тогда с ним, с вами?

– Да как будто ничего. Только пусть он будет, как все. Пусть лучше не выделяется.

Возможно, что в истории вашей семьи были те, кто когда-то, возможно, даже очень давно, пострадал от богатства или успеха, и с тех пор это передается как по наследству: нельзя выделяться успехом или богатством, а то можно пострадать.

История этой семьи оказалась богатой на таких персонажей: раскулаченные, сосланные, расстрелянные, потерявшие состояния, выживали лишь те, кто вовремя успевал спрятать свои богатства и стать незаметным…

Она говорила ему: «Побеждай! Добивайся! Будь лучшим!», – а в душе, сама не ведая того, транслировала: «Только не становись успешным, заметным, знаменитым!» И он всеми силами следовал тому, что транслировала ему мама, неосознанно вобравшая в себя трагическую историю своего рода.

Чего вы ждете от своих детей? И зачем вам это – чего-то ждать от них? И как им быть, если вы ждете от них невыполнимого, противоречивого, невозможного? Какому из ваших посланий им следовать? Какой завет выполнять? Если вы в себе не разобрались, то каково им? Ведь многие из них пытаются угодить вам всю свою жизнь, они спорят, ругаются, протестуют, но при этом они не в силах не пытаться быть теми, кем вы в глубине души хотите их видеть.

Есть ваши реальные, прямые послания, указания, выраженные в словах. С ними ребенку обойтись легче всего. Он может принять их к выполнению и хотя бы попытаться им соответствовать (хотя не факт, что у него получится), а может поступить и наоборот, всю жизнь протестуя против того, что вы в него так настойчиво вкладывали. Хорошо еще, если со временем он придет к попытке переосмыслить, переработать, переоценить ваши послания и установки и выбрать те, которые ему покажутся подходящими, соответствующими времени, потребностям среды и тому способу существования, который он принял, сделал своим. Но вы общаетесь с ребенком не только посредством слов, и ему будет бесконечно трудно, а чаще всего даже невозможно отследить ваши неявные, не осознанные вами, непроизнесенные, часто весьма неясные для вас самих послания.

Ребенок будет «ловить» из атмосферы вашей семьи ваше подлинное, может быть, вами самими не осознаваемое отношение друг к другу, к деньгам, к собственности, к успеху, любви, творчеству, здоровью, работе и т. д. Он может взять от мамы желание контролировать всех и вся, а может от папы – готовность подчиняться чьим-то интересам, может пропитаться отцовской нацеленностью на успех, а может – материнской готовностью всегда приносить себя в жертву. Он будет пропитан вашими посланиями, как радиацией. А если учесть, что он появляется в семье, где встретились два очень разных человека – мужчина и женщина, выросшие каждый в своих семьях, наполненные каждый своими установками и моделями, – такая противоречивость родительских посланий ему практически обеспечена.

Одна из задач его детства как раз и состоит в том, чтобы как-то разобраться со всеми этими противоречиями, и ребенок почувствует себя значительно легче, если вы хотя бы не будете требовать от него того, чего сами не можете, того, чего сами не достигли. Если вы сможете осознавать собственные мотивы и противоречия, ему будет проще вернуть их вам и разбираться уже со своими, направляя все силы на построение своей жизни.

– Когда она не пьет, она всегда говорит мне: «Давай, дочка, дерзай! Покажи этим москвичам, чего ты можешь, пусть знают наших!»

Ее мать – известный юрист в городе, далеком от Москвы, где, по-моему, живет много шахтеров. Но в данном случае мои географические познания не важны. А важно лишь то, что когда-то мать сделала все, чтобы она поступила на «иняз» в престижный московский вуз. И с тех пор она, ее дочь, что-то должна доказать «этим москвичам»: то ли сделать сногсшибательную карьеру то ли заработать все деньги, то ли вырваться в президенты…

– И как тебе с этим живется?

– Стараюсь… Но не получается.

– Тебе нравится работать переводчиком?

– Да я терпеть этого не могу!

– Почему «иняз» тогда? И почему работаешь переводчиком в крупной иностранной компании?

– Ну а где еще? Должна же я на что-то жить? Хотя я терпеть не могу эти бесконечные письменные переводы.

– А что же тебе нравится?

– Я люблю юриспруденцию. Всегда хотела быть адвокатом, работать с людьми и законами.

– Как твоя мать?

– Ну да…

– И почему тогда не юридический?

– Не знаю… Она всегда была против этого, долго выбирала между моей экономикой и моим «инязом». Я должна была к двадцати пяти стать самой крутой, выйти замуж и уехать за границу.

– Ну и…

– Ну и… к двадцати девяти я ненавижу свою работу до сих пор одна, и у моей матери есть возможность перепиливать меня пополам прямо по телефону особенно когда выпьет. Она перечисляет все цензурные и нецензурные эпитеты в мой адрес за то, что я не стала тем, кого она так ждала, а она ведь «столько сил и денег в меня вложила»… И это правда. Я перед ней в долгу… И самое главное, я заметила такой странный парадокс – чем лучше у меня идут дела, тем больше она пьет и тем больше ругается.

– Этот парадокс, возможно, называется неосознаваемая ревность и конкуренция. Твоя мать, с одной стороны, хочет, чтобы ты была счастлива, а с другой – ей страшно, что ты станешь хоть в чем-то успешнее ее. Ведь успех – то единственное, чем она жила в своей жизни. Отца своего, я так поняла, ты никогда и не видела.

– Ну да, он от нее сбежал, когда она еще была беременной, в Москву, кстати…

Через какое-то время ей удалось поменять свою жизненную ситуацию: решилась поговорить с начальством, и ее перевели в юридический отдел компании, где она и расцвела, начав довольно быстро продвигаться по карьерной лестнице. У нее стали появляться друзья-мужчины, и вскоре наконец образовались вполне неплохие долгосрочные отношения.

Но что при этом стало происходить с ее матерью!!! Вы думаете, она была счастлива оттого, что дочь начинает становиться на ноги и наконец воплощает ею намеченное? Не тут-то было! Молодой человек той объявляется отъявленным негодяем, хотя так ни разу и не был удостоен чести личного знакомства. Продвижения в карьере обесценены, в довершение всего мать серьезно заболела, требуя, чтобы дочь отказалась от своих «рваческих и непомерно честолюбивых планов» и срочно возвращалась в родной город ухаживать за больной матерью.

Только твердость намерений моей клиентки и приобретенная за время терапии устойчивость позволили ей выдержать череду сильных материнских манипуляций, отстояв свое право жить так, как считает нужным. После месяца продолжительных боев по телефону мать сдалась, выздоровев, кстати, без всякой посторонней помощи. Но… отреклась от дочери (к счастью, всего лишь на время), поселив у себя на квартире одинокую молодую мать – дочку своей подруги.

Очевидно, настрадавшаяся мать, обиженная своим мужчиной, посвятив всю себя карьере и дочери, желает уберечь ее от повторения собственных ошибок. Поэтому отправляет в Москву, ждет подвигов, в мечтах своих выдает ее замуж. Она отказала себе во многом ради своих не менее честолюбивых планов, лишила себя каких-то простых радостей, но глубоко в душе ей ужасно обидно и до непереносимости больно оттого, что у ее дочери есть шанс прожить более счастливую и успешную жизнь, чем ее собственная. Ей завидно, но в этом же совершенно невозможно признаться даже самой себе, она ведь мать…