Текст книги "Запретные практики"

Практика. Опыт первый. Результат номер один

В гостиницу Панкратьева вернулась уже поздно вечером, решила поужинать чипсами и орешками из минибара, съела их все, потом не удержалась и оприходовала имеющиеся в минибаре шоколадки, упала в кровать и заснула как убитая. Утром будильник её мобильника по своему обыкновению зверствовал, но она слышала его панику как сквозь вату, в результате чуть не проспала. За завтраком вдруг опять ощутила сильнейший голод, решила плюнуть на фигуру и не ограничиваться яичницей. В общей сложности кроме омлета она съела еще шесть булочек с шоколадной начинкой, два кремовых мусса, выпила две чашки кофе и выкурила четыре сигареты. Вообще оказалось, что за эту командировку Панкратьева выкурила практически все сигареты, взятые с собой про запас.

В самолете она тоже совершенно несвойственным ей образом крепко заснула. Правда, от запаха разносимой пищи проснулась и быстро съела всю полагающуюся ей еду, а потом ещё косила глазом на подносы попутчиков, глотая слюни.

Офис родной фирмы, в которой Панкратьева трудилась первым заместителем генерального директора, находился как раз по дороге из аэропорта. И еще с основания предприятия Дубовым было заведено, что все вернувшиеся из командировок первым делом должны приехать сначала на работу с докладом, а потом уже ехать домой отдыхать. Сам Дубов вообще никогда отдыхать после командировки не ездил. Но что взять с этого трудоголика? Панкратьева брать с него пример категорически отказывалась, но из аэропорта в офис всегда заезжала, соблюдая неписаное правило, дабы остальные сотрудники не расслаблялись.

Припарковавшись на битком забитой автомобилями сотрудников парковке, она подхватила портфель, вдруг показавшийся ей неимоверно тяжелым, и побрела в кабинет своего начальника.

Дубов сидел за столом и сосредоточенно писал что-то на обрывках настенного календаря. Компьютерную грамоту он так и не освоил и всячески демонстрировал сотрудникам, как надо экономить бумагу. В конце каждого месяца секретарша Оля обычно обрывала с календарей во всех офисных помещениях листы прошедшего месяца и сдавала их Дубову. Дубов самолично разрывал календари в формат бумаги для записей и потом увлеченно строчил на обратной стороне этих бумажек разные умные мысли о судьбах нефтепеработки в России, которые Оля в дальнейшем перепечатывала на компьютере. Умные мысли Дубова редко помещались на одной бумажке, и Оля при перепечатывании тихо материлась, пытаясь определить какая бумажка за какой следует. Опытная секретарша благоразумно особо не вникала в Дубовские мысли, чтобы не сойти с ума. Панкратьевой же процесс разделки календарей её начальником всегда напоминал годы советского детства, когда подобным образом рвалась газетка для использования ее в качестве туалетной бумаги.

Когда Панкратьева вошла в кабинет, Дубов не сразу оторвался от своего занятия. Это тоже было традиционно. Так он играл в большого начальника. В кино же обычно показывают, что начальник просто обязан быть вечно занят какой-то важной писаниной. Причём занят настолько, что срезу не может от этой писанины оторваться. Панкратьева уселась на свое обычное место за столом для переговоров по правую руку от Дубова и борясь со странной охватившей её сонливостью, чтобы не клевать носом, принялась внимательно разглядывать своего начальника.

Дубов совершенно не походил на только что виденного ею по-европейски импозантного директора завода Виктора Ивановича Воронина и олицетворял собой типичного руководителя, вышедшего не просто из абы какого народа, а из народа совкового. Фигура у Дубова была именно та самая сарделькообразная. Ведь начальники советского времени в первую очередь отличались от простых смертных своей упитанностью, что свидетельствовало об их достатке. Из-за фигуры своей Дубов страдал отдышкой и повышенным давлением. К этой фигуре прилагалась круглая, вечно румяная рожа с хитрыми голубыми глазами и носом картошкой. Кроме того, начальник Панкратьевой особым воспитанием не блистал и отличался вполне себе солдатским юмором. Ведь советский начальник всегда мог снизойти к подчинённым с грубоватой шуткой и прибауткой, тем самым демонстрируя, что ему не чужды чаяния простого народа. Голову Дубова украшала шикарная шевелюра без единого седого волоса.

– Ну что, Дубов, может, посмотришь на меня немного, или я пойду? Чего-то я устала, – выдавила из себя Панкратьева. У неё странным образом не было сил даже на обычное раздражение при виде пишущего умности начальника.

– Ой, Ань, извини, у меня тут мысль очень важная. Обязательно записать надо было. Ну, как съездила?

Панкратьева извлекла из портфеля пачку документов и сунула их Дубову под нос.

– Ни фига себе! – Дубов, разглядывая бумаги, аж довольно хрюкнул. – Как же тебе это удалось?

– А я коньяка с оппонентом нашим выпила, он все и подписал.

– Коньяка? А больше ты ничего с ним не делала? – Дубов посмотрел на Панкратьеву круглыми наглыми глазами.

– Шутки у тебя как у боцмана, – вяло заметила Панкратьева. – Премию гони мне. За успешно решенную непосильную задачу.

Дубов закряхтел.

– Чего-то ты, Анюта, плоховато выглядишь. Вон синяки какие под глазами. Надо коньяка, наверное, меньше пить. Ладно, ладно, шучу я. – Дубов замахал руками, увидев зверскую рожу Панкратьевой. – О какой сумме идет речь?

– Три тысячи баксов давай, мне резину зимнюю покупать надо.

– Дорогая, однако, у тебя резина.

– Не жадничай, Дубов, скупой два раза платит.

– А я б тебе пять дал, но три, так три. Тем более, одно дело бумаги подписанные, другое дело деньги на счету.

– Я бы у тебя десять попросила, да у нас выплаты подрядчикам на носу и зарплата. А деньги уже на счету, их при мне отправили. И не ври про пять-то, что я тебя не знаю? Отдай бумаги, да пойду я, чего-то мне, и правда, не по себе.

– Погоди, погоди, действительно, что ли и деньги выслали? – Дубов набрал по селектору бухгалтерию.

– Але, хтой-то? – раздался из аппарата веселый голос бухгалтера Оксаны.

– Я тебе покажу сейчас «хтой-то»! – зарычал Дубов. – Распустила ты там их всех, Панкратьева.

– Ой! Александр Евгеньевич! Батюшки, а я вас и не признала! Извиняйте, отец родной, не велите казнить, – запричитала Оксанка.

– Кончай придуриваться и отвечай, что там у нас с деньгами?

– С деньгами у нас полный абажур! Навалили целую кучу валюты, теперь разбирайся, за что и откуда. Это ведь только Анна Сергеевна знает!

– Оксаночка! – подала голос Панкратьева. – Прямо сейчас беги ко мне в кабинет, я тебе все документы выдам.

– Анна Сергеевна, вы приехали уже, вот радость-то какая! А то без вас меня тут Александр Евгеньевич склонял перечисления разные делать на излишества нехорошие! Я ничего не стала перечислять. Вот.

После этих слов у Панкратьевой сложилось впечатление, что на том конце провода Оксанка показывает Дубову язык. Видимо Дубову тоже так показалось, потому что он вдруг нахмурился.

– Умничка, – похвалила Оксану Панкратьева. – С Александром Евгеньевичем я сейчас разберусь. – Панкратьева строго поглядела на Дубова. – Ну-ка, гад, признавайся, чего опять без меня купить хотел? Опять компьютеры?

Нахмуренный Дубов потупился, вздохнул и кивнул.

– Дубов, сколько можно? Ну ты же взрослый человек, а как папуас балдеешь перед всей этой техникой, которая послезавтра уже будет выпущена в новой версии, и купленное тобой за бешеные деньги будет стоить копейки. Ты что меня в невыполнимую миссию отправил, чтобы тишком опять техники накупить? Зря я у тебя десять не запросила. – Панкратьева собрала со стола Дубова все бумаги, сунула их в портфель и вышла в приемную.

«Вот ведь паршивец, – думала она, – недаром волос полная голова».

В каком-то очередном дамском журнале Панкратьева как-то прочитала, что мужчины, не лысеющие к пятидесяти годам, содержат в организме большое количество женских гормонов и с уходом из организма гормонов мужских ведут себя иногда просто как женщины. Её собственный опыт общения с Дубовым и другими начальниками подсказывал, что журнальная советчица в этот раз не ошиблась, и Панкратьева с ней сразу согласилась, однако о лысом начальнике совершенно не мечтала. Еще неизвестно, как бы повел себя этот лысый босс на месте Дубова. Может, уволил бы ее к чертовой матери. Хотя, может быть, и наоборот со свойственной ему мужской широтой и щедростью осыпал бы Панкратьеву премиями и ценными подарками. Она даже представила в кабинете Дубова абсолютно лысого «мачо» типа Брюса Уиллиса. В этой картине начальник курил сигару, положа ноги на стол. Да, такой дяденьке Майкрософту нажиться бы не дал и, пожалуй, выдал бы Панкратьевой за провернутую операцию те самые вожделенные десять тысяч.

В приемной Панкратьеву уже ждала радостная Оксана. Она схватила протянутый Панкратьевой портфель с документами и озабоченно сказала:

– Анна Сергеевна! Что с вами случилось? Вы какая-то бледная и синяки под глазами. Это он что ли вас так расстроил? – Она пренебрежительно кивнула в сторону кабинета Дубова.

– Да нет, Оксан, мне как-то странно нездоровится, спать очень хочу. Я домой поеду, а ты портфель разбери. Завтра все обсудим.

До дома Панкратьева доехала практически на автопилоте, то есть совершенно не помня как. Единственное, что зацепилось в ее памяти, так это большой черный внедорожник в зеркале заднего вида, опять висящий у нее на хвосте. Панкратьева даже не стала оборачиваться, чтобы проверить так ли это, не было сил.

Около дома она с трудом припарковала машину, замок квартиры тоже открылся не с первого раза. Слава Богу, дома никого не оказалось, и Панкратьева, не разбирая чемодана, стащила с себя одежду и, не смыв с лица косметику, завалилась спать. Такого с ней никогда еще не бывало. Косметику Анна Сергеевна Панкратьева смывала с себя в любом состоянии.

Заснула Панкратьева настоящим «мертвецким сном» и совершенно не слышала, как из школы пришел Федор, как он стучал дверцей холодильника на кухне, как приехал с работы Зотов, как потом они уже вместе с Федором стучали дверцей холодильника и готовили чего-то вегетарианское, остро пахнущее чесноком. Она не проснулась даже тогда, когда они этим вегетарианским водили у нее перед носом.

Проснулась Панкратьева уже утром за минуту до звонка будильника и с удивлением обнаружила, что спит у себя дома, а рядом с ней, уткнувшись носом в подушку, сопит Зотов.

Неизвестно почему, но Панкратьевой очень нравилось смотреть на спящего Зотова. Наверное, потому что во сне он не мог отчебучить ничего такого, за что бы ей стало стыдно. Она чмокнула Зотова в нос и потащилась в ванную.

Из зеркала на нее глянуло настоящее чучело. Синяки под глазами, размазанная тушь, волосы в разные стороны. Женщина в зеркале выглядела на сорок пять лет, никак не меньше. Панкратьева села на край ванны и уставилась на текущую в раковину воду. Так в полной прострации она просидела минут десять.

«Господи, что же это со мной»? – внезапно очнувшись, удивилась она и поспешно стала приводить себя в порядок, решив, что надо будет обязательно позвонить волшебнику Арсению и рассказать о том, что с ней приключилось.

Однако об этом своём решении она благополучно позабыла, как только переступила порог родного офиса. Рабочий день подхватил и закружил заместителя генерального директора Панкратьеву Анну Сергеевну в своем обычном ритме аврала, дурдома и военной разведки. Аврал в компании происходил всегда. Вечно они срывали какие-то сроки, постоянно их подводили какие-нибудь подрядчики, кто-то из сотрудников забывал что-нибудь важное и так далее и тому подобное. Поэтому перед сдачей очередного объекта все наваливались гуртом, выходили сверхурочно и совершали свои героические подвиги.

Как Панкратьева ни старалась привести работу компании в нормальное размеренное русло со штатными проблемами и программируемыми решениями, все ее усилия применить знания, полученные в бизнес-школе, были напрасны. Дубов никак не мог жить без аврала. Если аврала не было, он его инициировал. Не потому, что был плохим руководителем, вовсе нет. Дубов был настоящим трудоголиком, который варился в проблемах, царил над ними и с большим удовольствием создавал их для себя и окружающих. И в итоге самым явным результатом его бурной деятельности была атмосфера маленького дурдома, царившая в коллективе.

Дело в том, что Дубов очень опасался, что его указания могут быть не выполнены, поэтому давал их не просто какому-то конкретному ответственному руководителю, а и самому руководителю, и всем его подчиненным по цепочке, параллельно дублируя все это и у смежников, периодически подключая к этому делу еще и секретаря Олю, и саму Панкратьеву. Каждый интерпретировал указания, полученные от большого шефа, в силу своей компетенции и разумения и в силу всё той же своей компетенции и разумения бежал с вытаращенными глазами, причем исключительно в свою сторону. Работа в отделах кипела, напоминая броуновское движение.

Надо сказать, что коллектив предприятия очень любил длительные командировки и отпуска Дубова, ведь в эти моменты все вздыхали свободно и беготня ненадолго прекращалась. Однако Дубов не давал никому расслабиться и звонил издалека, опять же по всей цепочке.

Побороть учиняемый Дубовым дурдом можно было только методами военной разведки. Панкратьева называла это ползаньем под ковром. Из-под ковра можно было где-то усилить, а где-то и вовсе свести на нет Дубовские указания. В результате все были очень довольны собой: и коллектив, и Дубов, и Панкратьева.

Всё это требовало некоторых энергозатрат, поэтому погружаясь в рабочее бурление, Панкратьева иногда начисто забывала о своих насущных заботах. Так и в этот раз она вспомнила о принятом решении позвонить волшебнику лишь к концу рабочего дня.

Выслушав рассказ Панкратьевой о ее приключениях, Арсений озабоченно попросил ее все-таки к нему заехать. Панкратьевой совершенно не хотелось тащиться на другой конец города, но Арсений был очень настойчив, и она послушно отправилась в уже знакомую квартирку в блочной пятиэтажке.

Арсений сразу же усадил ее на тот самый операционный стул и помчался мыть руки. Потом он долго размахивал ими вокруг нее, периодически как бы стряхивая с рук нечто нехорошее.

– Ну, что скажете, доктор? – поинтересовалась Панкратьева по окончании процедуры.

– А все в порядке! – радостно сообщил Арсений. – Просто у вас пробой был небольшой, от этого вам и спать, и есть очень хотелось. Вы, наверное, очень мощный шар в противника своего залепили, вот у вас дырочка небольшая в вашем собственном энергетическом теле и образовалась. Я ее уже заштопал, хотя вы и сами уже свою энергию практически восстановили. На будущее, Анна Сергеевна, вам надо как-то научиться энергию контролировать. А то, если большой пробой у себя организуете, то и заболеть ненароком можете. И вообще не забывайте, что это оружие у вас на самый крайний случай. Лучше его все-таки не применять, последствия еще плохо изучены. Да и кто изучать-то будет?

– Вот мы с вами и будем изучать. Я буду на практике, а вы теоретически. Так, глядишь, деньжат подзаработаем.

– Ага, – рассмеялся Арсений, – на торговле оружием. Шутки шутками, но будьте все-таки поосторожней.

Длиннющая дорога домой с другого конца города, постоянно забитая пробками, странным образом промелькнула совершенно незаметно. Черный внедорожник тоже больше не показывался. Да мало ли в большом городе разных черных внедорожников. Панкратьева чувствовала себя просто великолепно. Видать, не зря Арсений руками-то размахивал.

Практика. Опыт второй

Когда Панкратьева уже подъезжала к дому, ей позвонил Зотов и предложил поужинать в ресторане. До назначенного им времени она даже успевала заскочить домой и переодеться. Зотов же еще не видел ее новый костюм, купленный в командировке.

Хорошо, что осень выдалась удивительно теплая, можно прямо в костюме и поехать. Панкратьева терпеть не могла всякие куртки, пальто, перчатки и шапки. Все это мешало ее безукоризненной, как она считала, автомобильной езде. Исключение составляли шубы. И только потому, что в шубах, особенно в расстёгнутых, Панкратьева выглядела просто сногсшибательно и очень себе нравилась. Однако сами шубы ужасно портились от ремней безопасности, поэтому во всех машинах, которые гнусаво орали, если водитель забыл пристегнуться, приходилось эти оралки отключать с помощью мастеров рукодельников. В недрах инспекции дорожного движения, конечно, сразу же созрел заговор против дамочек в шубах и мужчинах в пиджаках. А именно ввели штрафы за непристёгнутость водителя ремнями безопасности. Но Панкратьева обычно ездила знакомыми маршрутами и хорошо знала места гнездования сотрудников этой самой дорожной инспекции, около которых можно было на себя ремень ненадолго накинуть. А пристегивать-то его зачем особенно такому опытному водителю?

Когда Панкратьева во всем блеске явила себя в обозначенном Зотовым ресторане, её постигло, как говорится, глубокое разочарование. Рядом с Аликом Зотовым сидел явно московский командированный со смутно знакомой рожей.

В свое время Зотов подкатился к Панкратьевой энергично и красиво, можно даже сказать как в кино, чем, безусловно, угодил. Много ли надо женщине, потратившей большую часть своей сознательной жизни на борьбу с пьянством и алкоголизмом бывшего супруга? Правильно, не пьет – уже чемпион! Да еще и деньги зарабатывает, да подарки разные дарит. А поговорить? И поговорить всегда пожалуйста. Зотов как никто мог заплести Панкратьевой ее пытливые мозги. Правда, на определенном этапе его ухаживаний именно в пытливые мозги Панкратьевой закралась мысль, что Зотов имеет интерес не только к ней, но и к ее успешному бизнесу. Но как всякая женщина Панкратьева от этой неприятной мысли отвернулась, зажмурила глаза и шарахнулась в омут большой и чистой любви. В омуте этом она проплавала практически год, потом ее крепко зажмуренные глаза начали приоткрываться и замечать разные нестыковки между словами и делами своего возлюбленного.

Уже не первый раз Зотов звонил ей на работу и приглашал вечером посетить с ним какой-нибудь особо манерный ресторан. Панкратьева в предвкушении романтического вечера наряжалась и как дурак с намытой шеей мчалась на крыльях любви к месту встречи, где кроме Зотова обнаруживался еще какой-нибудь командировочный ферт из той же отрасли, в которой предприятие Панкратьевой успешно трудилось с самого начала Перестройки. Зотов представлял ферту Панкратьеву как одного из руководителей и собственников известного в отрасли предприятия, тут же начинался обмен визитками, и романтический ужин превращался в деловые переговоры.

Однако Панкратьева не была бы Панкратьевой, если б не отделяла бизнес от личной жизни. Она очень дорожила своей безупречной репутацией, которую заработала за долгие годы, поэтому все попытки Зотова пролезть на поляну Панкратьевой и Дубова упирались в железную альтернативу: либо заниматься с Панкратьевой бизнесом, либо любовью. Зотов выбрал любовь, однако иногда все-таки пытался всеми правдами и неправдами просочиться в бизнес. Это раздражало.

Панкратьева решительно направилась к столику, за которым широко улыбаясь развалился довольный Зотов. Очень захотелось кинуть в эту довольную рожу чем-нибудь тяжелым типа того самого малахитового чернильного прибора или на худой конец пульнуть в неё шаром и не каким-нибудь, а непременно огненным. Однако пришлось брать себя в руки. Панкратьева не менее широко улыбнулась Зотову, кивнула ему в знак приветствия и протянула руку командированному. Тот вскочил и радостно пожал руку Панкратьевой.

– Панкратьева Анна Сергеевна, – представилась она, не дожидаясь, когда её представит Зотов. Эта деревенщина не то, что представить правильно не умеет, вон даже и встать не удосужился, когда она подошла.

– Анна Сергеевна! Да мы же знакомы, я из «Спецгазмонтажа», неужели не помните? Мы с вами недавно на выставке в Москве познакомились, на «Нефтегазе», – удивился мужчина, протягивая ей свою визитку.

«Вот тебе и упс», – подумала Панкратьева, ведь её можно пытать током с утра до вечера, но она все равно никак не вспомнит, с кем там она знакомилась на разных выставках и прочих протокольных мероприятиях. Дубов любил отправить её в те места, где он сам никого не знал, а если приходилось присутствовать самому, обязательно брал её с собой, считая Панкратьеву гением коммуникаций. Она, действительно, легко заводила знакомства, особенно нужные, но вот поддерживать эти связи не умела, а это как раз очень хорошо удавалось делать Дубову. Так и сложился их столь удачный тандем. Панкратьева знакомилась с нужным человеком, знакомила его с Дубовым, а тот уже развивал и закреплял такое хорошее знакомство.

Сами понимаете, нынче без знакомств и связей ты никто и звать тебя никак, такая вот очередная сермяжно-посконная скрепа. Однако у Панкратьевой, как назло, оказалась чрезвычайно плохая память на лица. Она человеку руку жмет, обаёвывает его своим изумительным женским обаянием, а потом ни черта не помнит, кто он такой и какой формы у него нос: картошкой или греческий. Только если визитку поглядит, тогда и человека сразу вспоминает. В отличие от лиц документы разные Панкратьева запоминала легко, фотографически. Иначе как бы она ухитрялась в институте теоретическую электродинамику на пятерки сдавать?

Вот и сейчас она старательно косила глазом на протянутую визитку, пытаясь по ее виду вспомнить содержание. Помощи от Зотова ждать не приходилось. Даже Дубов на его месте сразу же сообразил бы человека по имени отчеству назвать. Сказал бы, мол, мы тут с Иваном Ивановичем тебя дожидаемся и боимся, что ты со своей девичьей памятью в Питере заблудиться можешь. Ну или еще чего-нибудь бы такое сморозил, разрядил бы обстановку, а этот сидит дурак дураком и улыбается.

– То-то я думаю, лицо знакомое. – Панкратьева заулыбалась еще шире и поймала взглядом картинку на визитке. Этого было достаточно, она вспомнила. Действительно, познакомившись тогда с этим важным «Спецгазом» она в свою очередь традиционно перезнакомила его с Дубовым и, как говорится, с глаз долой из сердца вон.

– Андрей Петрович, извините, никак не ожидала вас здесь увидеть. Просто сюрприз-сюрприз! – Панкратьева сверкнула недобрым глазом в сторону Зотова. – А вы какими судьбами у нас? Чего «Спецгазмонтаж» в Питере замышляет?

– Да нет, в Питере нам не место, вы же знаете, наши интересы за полярным кругом лежат. Вот планируем заказ на заводе у Александра Васильевича разместить. – «Спецгаз» ласково улыбнулся Зотову. – Уж больно данные по его оборудованию хороши. Такое оборудование по качеству вполне с иностранцами конкурировать может, а уж цены даже нечего и сравнивать. Заодно хотел и с вашими специалистами проконсультироваться. Может быть, нам в нашем с вами совместном проекте тоже оборудование Зотова применить? А оказалось, что Александр Васильевич с вами лично знаком, вот мы и решили приятное с полезным совместить: и поужинать, и поговорить по делу.

Панкратьева внимательно посмотрела на Алика Зотова. Интересно, это ж насколько лично этот паршивец с ней знаком? И почему не предупредил, когда звонил? Хотя это как раз понятно! Ведь Панкратьева, зная такой расклад, ни за что бы на эту встречу не явилась.

– Ну, мы с Александром Васильевичем давно дружим семьями, Петербург город хоть и большой, но очень тесный, – хитро прищурившись, сообщила Панкратьева «Спецгазу». – Человек он вроде неплохой, собеседник интересный, а вот про его оборудование я ничего вам толком сказать не могу. Это к нашему главному инженеру. Наши специалисты, по-моему, один раз только с заводом Александра Васильевича имели дело, но я как-то в подробности особо не вникала. А то ещё скажут, что по блату дружков своих пропихиваю. По всему выходит, что пользы от меня никакой, только телефон главного инженера нашего дать могу, вы с ним прямо завтра и проконсультируйтесь. Так что можно уже от полезного к приятному переходить, а то я до жути голодная.

Панкратьева взяла меню и заказала все самое дорогое, что было от шеф-повара. Ничего, пусть Зотов хорошенько заплатит за свою наглую подставу.

Вечер прошел замечательно, Анна Сергеевна веселилась от души, вспомнила все слышанные в последней командировке анекдоты, в ответ прослушала все свежие московские и довольная собой распрощалась с собеседниками, сунув напоследок «Спецгазу» телефон главного инженера своей компании.

Сильнее насолить Алику Зотову уже было просто невозможно.

Конечно, Панкратьева прекрасно знала отзывы об оборудовании Зотова. Само по себе это оборудование действительно было неплохим, но сроки его изготовления и обязательность Александра Васильевича Зотова на фирме Панкратьевой уже вошли в легенды. Немудрено, уж если сам Зотов никогда никуда не приходил вовремя и опаздывал как минимум на сорок минут, то его завод функционировал в соответствующем режиме. В тот единственный раз, когда Дубов и Панкратьева имели дело с заводом Зотова, они также поимели и серьезные проблемы со своими заказчиками.

Слава Богу, что все это произошло еще задолго до того, как Панкратьева с Зотовым познакомились лично и стали вместе проживать. Со стыда бы под землю пришлось проваливаться Анне Сергеевне Панкратьевой. Согласитесь, ведь ничего нет хуже стыда за своего любимого человека. Одно дело, когда он транспортирует в себя живительную Ци на глазах изумленных соседей, и совсем другое дело, когда тебе приходится краснеть, если он подвел твоих деловых партнеров. Соседи – это такая ерунда, а вот бизнес – вещь очень серьезная. Это репутация, деньги, кусок хлеба и будущее, и не только твоё, но и людей, которые тебе доверились.

Панкратьева тогда в первый и последний раз побывавшая на заводе Зотова, охарактеризовала его как большой бардак на производстве. Все ее попытки объяснить Зотову, что заводом надо руководить по науке, а не из «Дзена», успеха не имели.

Зотову завод достался совершенно загадочным образом в процессе перестроечной неразберихи, и совершенно загадочным образом продолжал функционировать, держась на энтузиазме чудом оставшихся на заводе старых кадров. Однако старые кадры начали постепенно с завода утекать. Технические специалисты ценились теперь в стране на вес золота. Зотов приезжал на работу после обеда и терзал персонал до позднего вечера, заказы он добывал с помощью чудовищных откатов, выстраивая таким образом настоящую финансовую пирамиду, когда по обязательствам текущих заказов ответить без авансов на новые стало практически невозможно. Так же дело обстояло и с кредитами.

Выяснив для себя принципы, на основании которых Алик Зотов ведет свои дела, Анна Сергеевна Панкратьева ужаснулась и категорически запретила ему подходить к ее предприятию ближе, чем на пушечный выстрел.

И вот опять полез! Ну ничего, на этот раз если он слов не понимает, то может получить от нее вполне приличную свинью. Хотя «Спецгаз» явно уже для себя всё решил, просто подстраховаться хотел, да еще один чемодан денег от Зотова срубить уже по общему проекту с предприятием Дубова. Наверняка звонить он главному инженеру не будет, не дурак, всё понял. А Зотов теперь будет на нее дуться. Но уж тут он сам виноват. В конце концов, она же не сказала «Спецгазу», что тому ни в коем случае нельзя иметь дело с Зотовым Александром Васильевичем. Не сказала, а могла бы!

Со всеми этими делами Панкратьева совершенно забыла о Федьке. С голода тот, конечно, не помрет, еды полный холодильник, но кроме еды вообще-то неплохо было бы с ребенком позаниматься. А то в последнее время она только и успевает его в макушку целовать.

Дома ее ждала сонная тишина и гора грязной посуды. Федька уже завалился спать. Судя по количеству посуды и практически пустому холодильнику у сына были гости. Панкратьева традиционно поцеловала спящего сына в макушку и отправилась убираться на кухне.

Вот интересно, раньше ребенка было не заставить посуду помыть, а теперь он даже в посудомойку её складывать ленится. Панкратьева прибралась, запустила посудомойку, вымыла плиту и раковину, тихонько включила телевизор на кухне и села покурить. В телевизоре ничего интересного не оказалось, и она отправилась в спальню, решив на сон грядущий посмотреть свой самый любимый американский фильм про большую и чистую любовь. Под фильм она и заснула.

Проснулась Панкратьева глубокой ночью от холода. Экран телевизора тускло светился, а рядом под одеялом не было теплого Зотова. Панкратьева перепугалась и кинулась звонить Зотову на мобильник. Трубку взяли не сразу, и Зотов тусклым голосом сообщил ей, что всё в порядке, и скоро он будет дома. Через час он так и не появился. Панкратьева позвонила снова и услышала из трубки рычание, мол, он сейчас занят и требует, чтобы Панкратьева оставила его в покое.

Анна Сергеевна обиделась и разозлилась. Вот гад, мало того, что испортил ей вечер, так еще решил и ночь ей испоганить. Панкратьева придерживалась твёрдого убеждения, что если люди решили вместе жить, то и спать они должны тоже вместе, кроме, разумеется, больниц и командировок. Алик Зотов эти взгляды Панкратьевой знал прекрасно и во всяком случае на словах полностью разделял. Более того он точно догадывался, что первой мыслью при его внезапном ночном отсутствии у Панкратьевой будет мысль о чём-то страшном и непоправимом. Ведь не прийти ночью домой нормальный человек может только в случае ареста, внезапной страшной болезни с поездкой на скорой помощи или вовсе смертоубийства. То есть на момент ее первого звонка он уже точно должен был бы предполагать, что она перепугалась.

Судя по его голосу с Зотовым точно никакого ареста и смертоубийства не приключилось и, более того, Панкратьевой показалось, что он попросту где-то спит. И наверняка это «где-то» находится в его собственной квартире окнами на Невский проспект. Похоже, он ей так решил отомстить за «Спецгаза». А так как Панкратьева никакой вины за собой не чувствовала, она разозлилась уже не на шутку и недолго думая представила себе Александра Васильевича Зотова во всей красе и шандарахнула ему золотистым шаром прямо по лбу.

Конечно, никакого такого крайнего случая, оправдывающего подобные действия с её стороны, и в помине не произошло, и никакие слезы ей на глаза не наворачивались. Злость – она, знаете ли, от слез первое лекарство. Но тем не менее удержаться от соблазна Анна Сергеевна никак не смогла. Кроме того, она же произвела свой выстрел не непосредственно в морду противника, так сказать, тет-а-тет, а оглоушила его мысленный образ. Неизвестно ещё подействует её оружие в такой ситуации или нет.

Во всяком случае ей от этих действий явно полегчало, поэтому с чувством глубокого удовлетворения Панкратьева отправилась на кухню, сделала себе огромный бутерброд со всякой вредной едой необходимой для роста детского Федькиного организма и с большим удовольствием слопала его, запивая сладким чаем. Затем выкурила сигарету, вернулась в кровать и заснула сладким сном человека с чистой совестью.