Текст книги "Философия науки. Учебное пособие"

2. Предсказание

Предсказание — выведение описания нового явления из установленного общего описательного положения и начальных условий.

Схема предсказания на основе общего описательного утверждения та же, что и схема объяснения: из общего утверждения (желательно закона природы или общества) выводится частное или единичное утверждение о предсказываемом явлении.

Предсказание и объяснение различаются лишь своей временной направленностью: объяснение направлено к прошлому, предсказание – к будущему. При объяснении объясняемое явление уже известно, для него подбирается то общее положение, на которое может опереться объяснение. При предсказании сначала устанавливается общее положение, из него выводится описание предсказываемого явления, и ищется его подтверждение.

Всякое объяснение потенциально представляет собой предсказание (предсказание, направленное в прошлое, или ретросказание), а каждое предсказание дает объяснение предсказанным событиям. Предсказание, в сущности, отличается от объяснения только тем, что речь идет о неизвестном еще факте.

Против «симметрии» объяснения и предсказания выдвигались многие возражения, но ни одно из них нельзя признать убедительным.

Предсказания играют особую роль в подтверждении и укреплении научной теории. Если прогресс науки является непрерывным и ее рациональность не уменьшается, нужны не только успешные опровержения, но также и позитивные успехи. Это означает, что мы должны достаточно часто создавать теории, из которых вытекают новые предсказания, в частности предсказания новых результатов, и новые проверяемые следствия, о которых никогда не думали раньше.

Предсказания, подтверждение которых сыграло особую роль в судьбе предложивших их теорий, – можно упомянуть предсказание общей теории относительности А. Эйнштейна, того, что при определенных условиях движение планет должно отклоняться от законов И. Кеплера, и предсказание, что свет, несмотря на свою нулевую массу, подвержен гравитационному притяжению.

Хорошим примером того, как серия успешных, можно сказать блестящих, предсказаний привела к быстрому утверждению теории, является теория атома Н. Бора (предсказание этой теорией размера атома водорода, величины константы Ридберга и др.).

3. Понимание

Проблема понимания долгое время рассматривалась в рамках экзегетики (от греч. еxegesis – толкование), занимавшейся толкованием древних, особенно религиозных (библейских), текстов. В XIX в. благодаря усилиям прежде всего В. Шлейермахера и В. Дильтея начала складываться более общая теория истолкования и понимания – гермевтика (от греч. hermeneutike (techne) – истолковательное (искусство)).

До сих пор распространена точка зрения, согласно которой пониматься может только текст, наделенный определенным смыслом: понять означает раскрыть смысл, вложенный в текст его автором. Однако очевидно, что это очень узкий подход. Мы говорим не только о понимании написанного или сказанного, но и о понимании действий человека, его переживаний. Понятными или непонятными, требующими размышления и истолкования могут быть поступки – как наши собственные, так и других людей. Пониматься может и неживая природа: в числе ее явлений всегда есть не совсем понятные для современной науки, а то и просто непонятные для нее. Не случайно физик П. Ланжевен утверждал, что «понимание ценнее знания», а другой физик – В. Гейзенберг – считал, что А. Эйнштейн не понимал процессов, описываемых квантовой механикой, и так и не сумел их понять[40]40
  См.: Гейзенберг В. Часть и целое // Проблема объекта в современной науке. М., 1980. С. 82.


[Закрыть].

Идея, что пониматься может только текст, будучи приложена к пониманию природы, ведет к неясным рассуждениям о «книге бытия», которая должна «читаться» и «пониматься», подобно другим текстам. Но кто же автор этой книги? Кем вложен в нее скрытый, не сразу улавливаемый смысл, истолковать и понять который призвана естественная наука? Поскольку у «книги природы» нет ни автора, ни зашифрованного им смысла, «понимание» и «толкование» этой книги – только иносказание. А если пониматься может лишь смысл текста, естественно-научное понимание оказывается пониманием в некотором переносном, метафорическом значении.

Понимание – универсальная операция. Как и объяснение, оно присутствует во всех науках – и естественных, и гуманитарных.

Понимание неразрывно связано с ценностями и выражающими их оценками. Если объяснение – это подведение под истину, то понимание представляет собой подведение под ценность. Объяснение предполагает выведение объясняемого явления из имеющихся общих истин или из истинного каузального утверждения. Понимание означает подведение интересующего нас явления под некоторую оценку. Это означает, что объяснение, как и всякое описание, говорит о том, что есть, а понимание, подобно всякой оценке, говорит о том, что должно быть.

Хотя идея о связи понимания с ценностями имеет довольно долгую историю, детально эта идея была разработана только в последние десятилетия[41]41
  Концепция объяснения как подведения под общую истину и понимания как подведения под общую оценку впервые была изложена в работе: Iwin A. A. Grundlagender Logikvon Wertungen. Berlin, 1975. Kapitel 3. О связи объяснения с истиной и понимания с ценностями см.: Ивин А. А. Основы теории аргументации. М., 1997; Ивин А. А. Риторика. М., 2002; Ивин А. А. Аксиология. М., 2004; Ивин А. А. Современная философия науки. М., 2005. С. 411–457.


[Закрыть].

Нужно отметить, что слово «понимание» многозначно. Под «пониманием» может, в частности, иметься в виду как понятийное, так и интуитивное понимание. Понятийное, или рациональное, понимание представляет собой результат более или менее отчетливого рассуждения и является умозаключением. К интуитивным, или «нерассудочным», формам понимания относятся, в частности, непосредственное схватывание некоторого единства и эмоциональное (чувственное. понимание с такой его разновидностью, как эмпатия. Все формы понимания предполагают ценности, но не всякое понимание является результатом рассуждения. Интуитивное понимание обычно при постановке сложного медицинского диагноза, при принятии решений на поле сражения, в случае переживания чувства симпатии или антипатии в отношении другого человека и т. п. Такое понимание, как и всякое интуитивное озарение, не допускает расчленения на шаги, ведущие к конечному выводу.

Распространенное представление, будто понимание не имеет никакой отчетливой структуры, опирается, можно думать, на неявное убеждение, что всякое понимание – это интуитивное понимание. Дальнейшее изложение покажет, что в подавляющем большинстве случаев понимание представляет собой не непосредственное схватывание, а некоторое рассуждение. В таком рассуждении могут быть выделены посылки и заключение и установлен характер их связи между собой.

Логическая структура понимания

Двум разновидностям объяснения соответствуют два вида понимания: понимание как подведение под общую оценку и целевое понимание, опирающееся не на общую оценку, а на каузальное утверждение, истолкованное как утверждение о некоторой цели и средствах ее достижения.

Простой пример понимания путем подведения под общую оценку: «Трагедия должна вызывать катарсис. Пьеса Шекспира «Гамлет» является трагедией. Следовательно, «Гамлет» должен вызывать катарсис».

Общая форма понимания на основе оценки:

«Всякое А должно быть В. Всякое С есть А. Значит, всякое С должно быть В».

В этом рассуждении одной из посылок является общая оценка, а другой – утверждение о начальных условиях. В заключении общее предписание распространяется на частный случай, и тем самым достигается понимание того, почему конкретный объект должен иметь определенные свойства.

Общая форма целевого понимания, или понимания на основе причинной связи:

«А – причина В; В позитивно ценно. Значит, А также является, вероятно, позитивно ценным».

Первая посылка говорит о средстве, необходимом для получения определенного результата. Вторая посылка является оценочным утверждением, представляющим этот результат как цель и превращающим связь причина – следствие в связь цель – средство. В заключении говорится о том действии, которое должно быть осуществлено для достижения поставленной цели. Например: «Если человек не побежит, он не успеет на поезд. Человек хочет успеть на поезд. Значит, он должен, по всей вероятности, бежать».

Таким образом, различие между объяснением и пониманием – не в их строении, а в характере принимаемых посылок. В случае объяснения его посылки это описательные утверждения, являющиеся, подобно всем описаниям, истинными или ложными; одна из посылок должна быть общим утверждением или утверждением о каузальной связи. При понимании, по меньшей мере, одна из посылок является утверждением, говорящим не о том, что есть, а о том, что должно быть, т. е. представляет собой оценку; заключение акта понимания всегда является высказыванием о том, что должно иметь место.

При понимании заключение не является физически необходимым, но оно аксиологически необходимо, поскольку приписывает позитивную ценность действию, о котором говорится в заключении.

Два элементарных примера понимания прояснят структуру понимания на основе оценки: «Всякий ученый должен быть критичным. Галилей – ученый. Значит, Галилей должен быть критичным» и «На стационарной орбите электрон не должен излучать. Электрон атома водорода находится на стационарной орбите. Значит, электрон атома водорода не должен излучать». Первый пример касается поведения ученого, второй – неодушевленного объекта и представляет собой, таким образом, понимание природы.

Коротко говоря, понимание – это оценка на основе некоторого образца, стандарта, нормы, принципа и т. п.

Понимание человеческой деятельности

Имеются три типичные области понимания: понимание действий человека, его поведения и характера; понимание природы; понимание языковых выражений («текста»).

Можно предположить, что именно понимание человеческой деятельности является парадигмой, или образцом, понимания вообще, поскольку именно в понимании человеческого поведения ценности, играющие центральную роль во всяком понимании, обнаруживают себя наиболее явно и недвусмысленно.

Рассмотрим более подробно понимание на основе общей оценки, поскольку именно оно является параллелью стандартной модели номологического объяснения.

Такого рода понимание опирается на некоторый общий стандарт и распространяет его на частный или конкретный случай. Хорошие примеры понимания человеческих мыслей и действий дает художественная литература. Эти примеры отчетливо говорят, что понятное в жизни человека – это привычное, соответствующее принятому правилу или традиции.

В романе «Луна и грош» С. Моэм сравнивает две биографии художника, одна из которых написана его сыном-священником, а другая – неким историком. Сын «нарисовал портрет заботливейшего мужа и отца, добродушного малого, трудолюбца и глубоко нравственного человека. Современный служитель церкви достиг изумительной сноровки в науке, называемой, если я не ошибаюсь, экзегезой (толкованием текста), а ловкость, с которой пастор Стрикленд «интерпретировал» все факты из жизни отца, «не устраивающие» почтительного сына, несомненно, сулит ему в будущем высокое положение в церковной иерархии». Историк же, «умевший безошибочно подмечать низкие мотивы внешне благопристойных действий», подошел к той же теме совсем по-другому: «Это было увлекательное занятие: следить, с каким рвением ученый автор выискивал малейшие подробности, могущие опозорить его героя»[42]42
  Моэм С. Луна и грош. Театр. Рассказы. М., 1983. С. 8–10.


[Закрыть].

Вывод, который следует из приведенного примера: поведение становится понятным, если удается убедительно подвести его под некоторый общий принцип или образец, т. е. под общую оценку. В одной биографии образцом служит распространенное представление о «заботливом, трудолюбивом, глубоко нравственном человеке», каким якобы должен быть выдающийся художник, в другой – вера, что «человеческая натура насквозь порочна», и это особенно заметно, когда речь идет о неординарном человеке. Оба эти образца, возможно, никуда не годятся. Но если один из них принимается интерпретатором и ему удается подвести поведение своего героя под избранную общую ценность, оно становится понятным как для интерпретатора, так и для тех, кто соглашается с предложенным образцом.

Целевое понимание поведения предполагает раскрытие связи между мотивами (целями, ценностями), которыми руководствуется человек, и его поступками. В этом смысле понять поведение индивида – значит указать ту цель, которую он преследовал и надеялся реализовать, совершая конкретный поступок. Например, мы видим бегущего человека и пытаемся понять, почему он бежит. Для этого надо уяснить цель, которую он преследует: он хочет, допустим, успеть на поезд, и поэтому бежит.

Понимание в истории

Наука история является, пожалуй, самым убедительным примером того, что цель науки – не только объяснение изучаемых явлений, но и их понимание. В общем случае можно сказать, что все науки об обществе и человеке являются наглядной иллюстрацией того, что они стремятся не только объяснить какие-то события и процессы, но и понять их. Не случайно среди многообразных направлений современной социологии существует так называемая «понимающая социология»; есть ветвь психологии, именуемая «понимающей психологией», и т. д.

Важность проблемы понимания можно проиллюстрировать на примере социальной философии. Существуют два диаметрально противоположных подхода к изучению общества. При подходе, который можно назвать внешним, социальные явления рассматриваются так же, как исследуются звезды, химические вещества и другие объекты естественных наук, говорящих о бытии. Данные явления оказываются при этом внешними по отношению к индивидам, принудительными и объективными. Иной, внутренний подход учитывает, что общество слагается из индивидов, обладающих сознанием и действующих на основе имеющихся у них идей. Сознательное действие оказывается изначальным объектом социального исследования, поступки людей – основой понимания генезиса и причин социальных событий.

При внешнем подходе сохраняется надежда на открытие универсальных законов социального изменения, подобных законам ньютоновской физики или дарвиновской биологии. Внутренний подход внушает веру в то, что человек, создавший общество и цивилизацию, в состоянии менять их по собственному усмотрению, чтобы они полнее соответствовали его устремлениям.

И внешний, и внутренний подходы к изучению социальной реальности не учитывают своеобразия человеческой деятельности. Человек, несомненно, отличается от природных объектов тем, что обладает сознанием и планирует свою деятельность. Однако сознательные действия людей обычно приводят к неожиданным, незапланированным последствиям. В частности, такие основополагающие социальные институты, как язык, мораль, деньги, государство, рынок и т. п., возникли ненамеренным образом, помимо человеческих проектов, придуманных и затем воплощенных в жизнь. Реалистическая социальная философия должна, таким образом, избегать крайностей и внешнего, и внутреннего подходов к обществу. Объяснение (в частности, причинное) социальных явлений на базе общих описаний должно органично сочетаться с пониманием явлений на основе существующих в обществе ценностей.

Объяснение включает описательные посылки, и его заключение является описанием. Посылки операции понимания всегда включают, по меньшей мере, одну оценку, и ее заключение представляет собой оценку. В обычном языке граница между описательными и оценочными утверждениями не является четкой. Нередки случаи, когда одно и то же предложение способно в одних ситуациях выражать описание, а в других – оценку. Поэтому неудивительно, что разграничение объяснения и понимания не всегда является простым делом.

Понимание природы

Если в гуманитарном знании процедуры истолкования и понимания обычны, то в естественных науках они кажутся, по меньшей мере, редкими. По поводу идеи «истолкования природы», ставшей популярной благодаря Ф. Бэкону, В. Дильтей ясно и недвусмысленно сказал: «Понимание природы – interpretationaturae — это образное выражение»[43]43
  Dilthey W. Gesammlte Schriften. Leipzig, 1924. S. 324.


[Закрыть]. Иного мнения о понимании природы придерживаются ученые, изучающие ее.

В книге В. Гейзенберга «Часть и целое», в главе, симптоматично называющейся «Понятие «понимания» в современной физике (1920–1922)», приводятся следующие два примера понимания природы. Древнегреческий астроном Аристарх уже допускал возможность того, что Солнце находится в центре нашей планетной системы. Однако эта мысль была отвергнута Гиппархом и забыта, так что Птолемей исходил из центрального положения Земли, рассматривая траектории планет в виде нескольких находящихся друг над другом кругов, циклов и эпициклов. При таких представлениях он умел очень точно вычислять заранее солнечное и лунные затмения, поэтому его учение в течение полутора тысяч лет расценивалось как надежная основа астрономии. Но действительно ли Птолемей понимал планетную систему? Разве не Ньютон, знавший закон инерции и применивший концепцию силы как причины изменения скорости движения, впервые действительно объяснил движение планет через тяготение? Разве не он первый понял это движение? Второй пример касается понимания электромагнитных явлений. Когда в конце XVIII в. были полнее изучены электрические явления, осуществлялись весьма точные расчеты электростатических сил между заряженными телами. В качестве носителей этих сил выступали тела, как и в ньютоновской механике. Но лишь после того, как Фарадей видоизменил вопрос и поставил проблему силового поля, т. е. разделения сил в пространстве и времени, он нашел основу для понимания электромагнитных явлений, которые затем Максвелл сформулировал математически.

Понимание природы – это оценка ее явлений с точки зрения того, что должно в ней происходить, т. е. с позиции устоявшихся, хорошо обоснованных, опирающихся на прошлый опыт представлений о нормальном, или естественном, ходе вещей. Понять какое-то природное явление – значит подвести его под стандартное представление о том, что происходит в природе.

Проблема понимания встает в естествознании только в моменты его кризиса, когда разрушаются существующие стандарты оценки изучаемых природных явлений. Допустим, что какая-то область явлений описывается одной, в достаточной мере подтвержденной и хорошо вписывающейся в существующую систему знания теорией; следовательно, данная теория определяет и то, что происходит в рассматриваемой области, и то, что должно в ней происходить в обычных условиях. Теория и описывает, и предписывает естественный ход событий. Описательная и оценочная интерпретации основных положений теории (ее законов) не различаются, объяснение и понимание, опирающиеся на эти законы, совпадают. Как только в рассматриваемой области обнаруживаются аномальные с точки зрения теории явления, даваемые ею объяснения и понимания начинают расходиться. Когда возникает конкурирующая теория, относящаяся к той же области, расхождение объяснения и понимания становится очевидным, поскольку «расщепляется» представление о естественном и, значит, единственном ходе вещей. Возникает возможность объяснения без понимания и понимания без объяснения.

Понятие естественного хода событий является ключевым в проблеме понимания природы, и пока оно не является ясным, не может быть ясным и понятие понимания природы. Теория постоянно стремится к тому, чтобы предписываемый ею естественный ход событий совпадал в известных пределах с реальным их ходом, чтобы «должен» не отрывалось от «есть», а понимание, достигаемое на основе законов теории, интерпретированных как требований, соответствовало тем объяснениям, которые строятся на основе этих же законов, истолкованных как описаний. Если намечается существенное расхождение «естественного порядка» и реального хода событий, теория должна быть способна указать те возмущающие причины, которые искажают реальный ход событий, несут ответственность за отклонение его от «естественного порядка».

Например, для механики Аристотеля было естественным, что равномерное движение не может продолжаться бесконечно при отсутствии системы внешних сил. В механике Галилея тело, движущееся равномерно и прямолинейно, сохраняло свою скорость без внешней силы. Сторонники механики Аристотеля требовали, чтобы Галилей указал причину, которая не позволяет телу стремиться к состоянию покоя и обусловливает сохранение скорости в одном и том же направлении. Поведение движущихся тел, как оно представлялось механикой Галилея, не было естественным с точки зрения механики Аристотеля и не было понятным для ее сторонников.

Чем объясняется впечатление, будто понимание играет весьма ограниченную роль в познании природы или даже, как иногда полагают, вообще не характерно для естествознания?

Во-первых, существует определенная асимметрия между социальными и естественными науками с точки зрения вхождения в них ценностей. Социальные науки достаточно прямо и явно формулируют оценки и нормы разного рода, в то время как в естественные науки ценности входят по преимуществу неявно, чаще всего в составе двойственных, описательно-оценочных утверждений. Это усложняет вопрос о роли понимания в естествознании и одновременно вопрос о роли объяснения в социальном знании.

Во-вторых, иногда слову «понимание» придается смысл неожиданного прозрения, внезапного схватывания и ясного видения какого-то, до тех пор бывшего довольно несвязным и туманным целого. Конечно, такого рода понимание является редкостью не только в естественных, но и в социальных науках. Но сводить к «озарениям», «инсайтам» или «прозрениям» всякое понимание – это все равно, что сводить работу художника над картиной к нескольким завершающим мазкам, придающим ей особое звучание и цельность. Отдельные акты понимания, логически связывая между собой утверждения и упорядочивая их в иерархическую структуру, придают единство и целостность теории или иной сложной системе идей. В этом плане роль понимания аналогична роли объяснения. Итогом многих элементарных пониманий и объяснений является система идей как органическое единство, отдельные элементы которого придают смысл целому, а оно – им. Называя «пониманием» только заключительный этап «схватывания» или «усмотрения» целостности, складывающейся, разумеется, постепенно, нужно помнить, что без предшествующих, более элементарных рассуждений в форме объяснений и пониманий он просто не был бы возможен.

В-третьих, в естественных науках процедура истолкования и понимания маскируется периодами так называемой «нормальной» науки, когда основные ценности теории, входящие в ее парадигму, не подвергаются сомнению и пересмотру. «Нормальная» наука внушает впечатление, что описание обязательно совпадает с оценкой, «имеет место» – с «должно быть», а объяснение есть одновременно и понимание. Однако в период кризиса естественно-научной теории и разрушения ее парадигмы, когда на арену выходят конкурирующие системы ценностей, объяснение и понимание заметно расходятся. В такой ситуации споры о понимании становятся обычным делом. В кризисный период «есть» и «должен», объяснение и понимание перестают совпадать, и становится возможным и явным объяснение (в частности, правильное предсказание) без понимания и понимание без умения объяснить на основе точного закона.

Трактовка понимания в герменевтике

Философская герменевтика, начавшая складываться еще в ХIХ в., существенно прояснила проблему понимания. Однако проанализировать природу понимания как универсальной формы интеллектуальной деятельности, установить ясную взаимосвязь понимания с объяснением – другой столь же универсальной операцией мышления – герменевтика оказалась не способна. Причина этого – в узком и искаженном горизонте, в рамках которого рассматривается ею понимание, в тех предрассудках, которые лежат в основе ее рассуждений об истине и ценности и соответственно об объяснении и понимании.

Герменевтическая трактовка понимания с самого начала содержала в зародыше принципиально важную для правильного его истолкования мысль, что понимание неразрывно связано с ценностями и с выражающими их оценками. Однако это ключевое положение никогда не было сформулировано герменевтикой с необходимой общностью и ясностью. Обсуждая понимание, герменевтики говорили о мотивах, целях, установках и иных конкретных формах существования ценностей, но не о ценностях вообще. Сверх того, даже эти частные формы ценностей истолковывались как сугубо индивидуальные и субъективные. Они оказывались не способом соединения человека с миром и другими людьми посредством человеческой деятельности, практики, а средством замыкания индивида в узком мире его собственных мотивов и устремлений.

Соотношение объяснения и понимания является реальной проблемой методологии науки, привлекающей сейчас все большее внимание.