Текст книги "Самурай"

Лео обернулся ко мне:

– Энрик, ты снимешь с меня шкуру?

– Вот ещё, – фыркнул я, – только ты лучше не убивай его сразу. Ну например, поджарь ему коленку – он и станет посговорчивее.

– Хорошая идея, – согласился Лео и опустил бластер, как будто действительно собирался стрелять в ногу.

– Ну?!

– Я ничего не знаю!

– Повторяю вопрос, – спокойно произнес Лео. – Зачем вы ехали в Мачерату?

– Я должен был вывезти оттуда лейтенанта Бовино, это сын моего шефа, – паническим голосом ответил капитан. – Он такой, с придурью… – смущенно добавил он.

Тфу-ты, ну-ты, и порученец – барахло, и поручение такое же. Лучше бы он его вывез, одним храбрым офицером с их стороны меньше, ну и падение боевого духа – генерал спасает своего сыночка. «Бог не хочет нашей погибели – бежим!»[29]29
  Я. Гашек «Похождения бравого солдата Швейка по время мировой войны».


[Закрыть] Значит, на самом верху уже поняли, что операция не удалась.

– Что вы знаете об обстановке под Мачератой? – Лео продолжил допрос. Теперь это уже несложно, раз капитан ответил на один вопрос, ответит и на второй.

– А вы не знаете? – догадался Коллеферро. Маленький выжженный кружок образовался на траве, рядом с ногой капитана. Капитан дернулся.

– Я спросил, – процедил Лео сквозь зубы.

– Ну они сражаются. У нас уже сообщили, что она взята, и генерал перебросил туда все резервы.

Хочет побыстрее превратить ложь в правду. Ну я бы тоже так сделал.

– Когда?

– Три дня назад.

Ещё до того, как мы здесь появились, пропустили самое главное.

– Перечислите части.

– Я не знаю!

Маленький выжженный кружок образовался на траве рядом с другой ногой капитана.

– Двенадцатый и шестнадцатый мотопехотные полки, третий артдивизион, он модернизированный.

– То есть может воевать под стенкой?

– Да.

– Это ещё не всё.

– Я больше ничего не знаю! – запаниковал пленный. Зря Лео на него наезжает: и так непонятно, как это маленький гарнизон Мачераты может противостоять двум полкам.

– Ну ладно, – сказал Лео. Капитан облегчённо вздохнул.

– Сколько ещё продержится стенка? – спросил я.

– Сегодня у нас что? Двадцать седьмое? Ещё четыре дня. До второго.

По расчётам Лео, так же. Хорошо.

– Ясно. Вы сегодня въехали в нашу зону, когда ещё не стемнело? – полуутвердительно спросил я.

– Нет, не стемнело, – с готовностью подтвердил пленный.

– Вдоль шоссе фермы сожжены?

– Э-ээ, я не… Ну некоторые да.

– Ясно. Вставайте.

– Я же все сказал! Я пленный! Вы не можете!

– Встать, – тихо приказал Лео. Капитан послушался.

– Полезайте в кузов, – велел я насмешливо. Капитан втянул голову в плечи и, сопровождаемый Алексом и Гвидо, побрёл к машине.

– Свяжите его как поросенка и заткните ему рот, чтоб не орал, – предложил я ребятам. – Но если влипнем, придется его убить.

Лео дрожащими руками убирал бластер в карман. Я тоже чувствовал себя не лучше.

– А если бы он не сломался? – спросил я.

– Значит, не сломался, – со злостью ответил Лео.

– Больше мы так не будем. Противно. Лео кивнул.

– А когда пентатол ещё не изобрели, как с этим справлялись? – поинтересовался он.

– Так и справлялись или ещё хуже.

Капитана устроили в кузове, и ребята присоединились к нам для блиц-совещания.

– Ничего особенно интересного он не сказал, – заметил Лео.

– А если он все это наврал? – спросил Гвидо.

– «Какой великий артист погибает»[30]30
  Якобы именно это сказал Нерон перед смертью.


[Закрыть], – процитировал я. – В чём состоит первая обязанность армии?

– Защищать мирное население.

– Вот именно. Поехали. Только параллельными дорожками, потрясем паркетного шаркуна по кочкам.

Алекс хмыкнул:

– Мстишь ему за полную никчемность?

– Нет, за потерянное время, – серьёзно ответил я. – Через пару дней они или возьмут Мачерату, или начнут отступать. Что тогда будет с ещё не сожженными фермами?

– Понятно, – потянул Лео.

Глава 42

Ребята забрались в кузов, и я повёл машину от Двести пятого шоссе. Воспользуемся фермерской дорожкой. Теперь мы, может быть, не успеем вернуться к завтраку. Как там в анекдоте? «Генерал, беги скорей, тебя сержант уже три раза спрашивал!»

Первая из ферм, попавшихся нам на дороге, была сожжена дотла. Лео велел Гвидо остаться в кузове, охранять пленника. На самом деле чтобы он не видел…

Семь горок пепла и ошметков гниющего мяса когда-то были людьми, четверо из них – маленькие дети. Здесь уже некого искать.

– Когда они это сделали? – спросил Алекс, сглотнув.

– Наверное, сразу, – ответил я.

– Зачем?

– Может, я ошибся. Они не надеются удержать эту землю.

– Всё равно. Зачем?! И почему некоторые фермы сожжены, а некоторые нет?

– Скоро узнаем, – сказал Лео, – может, там некому было сопротивляться.

По-моему, они говорили все это, чтобы не впасть в истерику. Я, во всяком случае, для этого.

– Поехали.

Следующая ферма в пятнадцати километрах к югу. Дом стоял нетронутый. Нежелание сопротивляться спасло имущество, но не людей. По шоссе от Мачераты ехала машина, я выключил фонарик, и мы затаились за оградой. Лео положил одну руку на плечо мне, а другую – Алексу.

– Это санитарная, – с нажимом прошептал он. Машина проехала мимо.

– Ага, – яростно прошептал Алекс, – с них станется. Это вполне могут быть какие-нибудь командные крысы!

– Сбегай проверь, – предложил Лео.

– Чёрт бы тебя побрал!

– Ну тихо! – приказал я. – Машины от города нас вообще не интересуют. Их уже там нет, а учитывая допотопные методы этой войны, кого там нет, тот безопасен.

– Хм, генерал с тобой бы не согласился.

– Я не надеюсь решить все задачи сразу. Поехали. Следующий дом. Сожжён. Мы немного побродили по развалинам.

– Слышите? – внезапно воскликнул Алекс. – Кто-то плачет.

Я прислушался: точно. Лео тихо пошел по пожарищу.

– Здесь, – сказал он, пройдя взад-вперед несколько раз, – там, наверно, бункер.

Мы немного расчистили пол и в свете фонаря увидели люк, на нем лежала большая полусгоревшая балка, поэтому тот, кто был там, не мог выбраться на поверхность.

– Алекс, подгони машину, – попросил я, – руками нам её не сдвинуть.

Плач затих.

Лео опустился на четвереньки.

– Это свои! – прошептал он в щель люка. – Сейчас мы вас вытащим.

Вряд ли ему так легко поверят, если, конечно, вообще услышали. Хотя… Уже неделя прошла. Самая длинная война на моей памяти. Хорошая там, наверное, система вентиляции, раз люди до сих пор живы. Мы зацепили балку и сдвинули её в сторону. Лео открыл люк.

– Эй, есть там кто живой?

Всхлип.

Я включил фонарь и спрыгнул вниз. Напротив меня, зажмурившись, стояла молодая женщина с большим ножом в руках.

– Не надо на меня нападать, – произнес я как можно более мягко, – мы свои. Правда, мы ещё не победили, но мы можем увезти вас в безопасное место.

Женщина немного опустила нож.

– Если вы не хотите, – продолжил я успокаивающим тоном, – я могу подняться обратно, и мы можем закрыть вас снова и даже балку положим на место.

Она в шоке и в отчаянии. И ничего не понимает, так что все равно, что ей говорить, лишь бы мягко.

– А где Поль? – спросила она невпопад.

Это, наверное, её муж. Не думаю, что ей стоит смотреть на то, что от него осталось.

В этот момент заплакал ребенок. Она бросила нож, обернулась и взяла его на руки. Хм, кажется, только он делает её вменяемой.

– Нам придется несколько дней прожить в лесу, – объяснил я, – какие вещи брать?

Она кивнула и показала на приготовленный узел с чем-то мягким, рядом стояли несколько банок молочных смесей. Не такая уж она сумасшедшая, собиралась выбраться и куда-то пойти, это точно.

– Поднимайтесь, я это заберу.

Я вылез наверх вслед за женщиной.

– Алекс, спустись, посмотри, не забыл ли я чего-нибудь детского, без чего нельзя обойтись.

Алекс согласно кивнул. Лео подхватил женщину за талию и направил её к машине так, чтобы она не видела тела убитого мужа.

Я подумал, что Лео не зря тогда придавил нас с Алексом к земле, в эту минуту я точно мог бы напасть на санитарную машину, а если бы нам понадобились медикаменты – то и на госпиталь. Спокойно, вот с этого все и начинается. Они – такие сволочи, надо им отомстить: ты переступаешь через законы войны, убиваешь, например, пленного, потом раненого, а потом… Вот он, результат, у меня перед глазами.

Из подземелья вылез Алекс с каким-то свёртком.

Я заглянул в кузов: молодая женщина, прижимая к себе ребенка, забилась в угол, чтобы держаться подальше от пленного капитана. Гвидо её успокаивал.

– Следи за этим, – жестко приказал я ему, мотнув головой в сторону Коллеферро.

Гвидо кивнул. Ребята забрались в кузов. И мы поехали дальше. Следующие три фермы были сожжены, а их обитатели убиты. Четвертая ферма, последняя вдоль этой дороги. Я затормозил, не доезжая по крайней мере километр: через щели в плотных шторах пробивались лучи света небольшой лампы. Хм. Ребята присоединились ко мне для очередного блиц-совещания.

– Теперь моя очередь, – заявил Лео.

Я не возражал. И он скрылся в темноте. Вернулся Лео минут через сорок.

– Там кремонцы, человек пятнадцать, – доложил он, – пьют вино из хозяйских запасов. Видите виноградник?

– Ты близко подобрался?

– В окно заглянул. Они все пьяные. И охраны не выставили.

Мы переглянулись: очень хочется испортить им оргию.

– Ладно, – сказал я. – Алекс, останешься здесь, разворачивай машину и садись за руль.

– Энрик!

– Там в кузове женщина с ребёнком, – напомнил я, – и очень ценный пленник. Ценный не сейчас, а вообще.

Тяжело вздохнув, Алекс кивнул.

– Гвидо, проверь, как там капитан, хорошо связан? Через минуту мы втроём уже шли между ажурных решёток, обвитых виноградными лозами. И через пятнадцать минут были на месте.

Ещё пару минут мы любовались картиной: пьяные солдаты орут непристойные песни и хвастают своими победами над беззащитными женщинами.

– Внутрь не заходим, – сказал я, – расфокусируем бластеры, выбиваем окно и поливаем огнем все, что шевелится.

Ребята кивнули. Лео перебрался к соседнему окошку: оно вело в ту же комнату. Они так орали, что не заметили звона выбитых стекол. А потом мы устроили им ад. Две горящие фигуры выскочили на крыльцо: не поможет. Это не моряки с той подлодки в Липари, это вообще не люди. Поэтому никаких сомнений. Прежде чем пожар начал лизать стены дома снаружи, мы в порядке отступили и вернулись к Зеленому Лису.

Я посмотрел на часы:

– Пора возвращаться, иначе нас утром заметят на дороге.

И мы поехали обратно по «фермерской дороге». Эрато выбралась наконец из-за горизонта, так что даже фары можно не включать. Отлично.

Когда мы въехали в лес, я уже почти засыпал за рулем. Надо будет остановиться и попросить Алекса меня сменить. Вот только въедем на какую-нибудь рокадную тропу.

Я зажмурился от яркого света, бьющего мне прямо в глаза: они все-таки завели дорожные патрули.

– Внимание! – крикнул я. – Прорываемся.

Я слегка притормозил, чтобы враги расслабились: нормальный свой шоферюга, – а потом рванул вперед, сметая рогатки и стреляя из бластера. Попал я, правда, только по небольшому прожектору. Ну и хорошо, остальное сделают ребята. А до подходящей дорожки всего четыре километра. А там ищи-свищи.

О чёрт! В нас все-таки попали, у Зёленого Лиса загорелся тент. Кто-то вскрикнул. Нельзя здесь останавливаться! Я прибавил скорость. Уф, тент потушили. В зеркало я увидел, как преследующая нас машина врезалась в дерево на повороте; наверное, Лео вовремя застрелил водителя: это в его стиле. Я стукнул в заднюю стенку кабины: если можно через маленькое окошко придушить капитана Коллеферро, то почему нельзя рассказать мне, что случилось? Я свернул с дороги и остановился: хвост! Иначе нас точно найдут.

– Гвидо зацепило, – сказал Лео, – всю спину обожгло.

– О чёрт! – Я выскочил из кабины и полез в кузов.

– Ты хорошо разбираешься? – спросил Алекс, он держал в руках аптечку.

– Займись хвостом, – приказал я Алексу, отбирая у него аптечку. Гвидо лежал на животе и, кажется, был без сознания. Комбинезон не горит, только плавится и прикипает к коже, защищая её от заражения, но снимают эту защитную пленку на операционном столе, под общим наркозом, и не позже чем через сутки. За такой срок мы точно не сможем доставить Гвидо к врачу. Я раскрыл аптечку: те самые два шприца – противошоковое и обезболивающее, не чаще чем раз в двенадцать часов, если, конечно, ваши мозги дороги вам. Мне мозги Гвидо дороги. Ладно, об этом мы подумаем, когда он очнётся, действие препаратов закончится, а эти двенадцать часов ещё нет.

Алекс с Лео приладили Лису хвост.

– От машины придется избавиться, – заметил Алекс.

– Угу, – согласился я, – довезем всех, а потом вытащим её на какую-нибудь дорогу, с подарочком.

Мы доехали до болота на рассвете. Как и обещал, я просигналил фарами и увидел ответный сигнал из форта: там всё в порядке.

– Выгружаемся.

Мы развязали капитану ноги и позволили ему попрыгать: «жестокое обращение с пленными является тяжким воинским преступлением…»

Вытащили Гвидо и положили его на плащ-палатку. Я забрался обратно в кабину.

– Эй, Энрик, так нечестно, – остановил меня Лео, – доставай монетку.

Я покачал головой:

– Нет, пойду я.

Поединок взглядов я, как всегда, выиграл: никогда ещё это не было так важно (и так тяжело). Лео вздохнул и отвернулся.

– Вы ещё не успеете переправиться, как я вернусь.

– Алекс, топай туда, нам понадобятся носилки. – Лео смирился и занялся делом.

Я прихлопнул дверь и повел Зелёного Лиса навстречу его погибели.

Через час я уже был на шоссе. Ох, а обратно мне пешком, километров двадцать пять, и приду я на остров не с той стороны, а это значит – пять километров по болоту. Я поставил у обочины и заминировал свой фузовичок, протянул от него провод и затаился в лесу. Долго ждать не пришлось: тяжелый грузовик в сторону города, почти наверняка боеприпасы. Вот это «бум», я даже оглох. И воронка на шоссе – любо-дорого посмотреть, скоро тут будет такой затор… Это вам за Гвидо!

Я быстро перебрался через шоссе и побежал в сторону родного болота. Через два часа за моей спиной осталось только пятнадцать километров: плохо, надо бы восемнадцать. Привал полчаса, и опять бегом. У края болота я был в половине одиннадцатого: опоздал к завтраку.

К острову я пришел почти в полдень и остановился, прислонившись к сосне, не в силах сделать больше ни шагу. Лео с Анджело втащили меня наверх. Лариса обняла меня, но на шее не повисла. Неужели я так плохо выгляжу?

– Большой взрыв? – спросил Лео.

– Большой, – прохрипел я. Слава тебе, Мадонна, он на меня не сердится.

– Тогда я пошел спать, – заявил самый флегматичный друг на свете. Лео – железный человек, Алекс небось уже десятый сон видит.

В этот момент Алекс выкатился из палатки:

– Ты уже здесь?

– Нет, я ещё там. Как Гвидо?

– Спит, – ответил Анджело. – Когда ты ему укол сделал?

– В полшестого.

– Значит, вечером, как сделаем ещё один, надо будет заняться его спиной.

– А подождать дня три-четыре нельзя?

– Нет, будет ещё хуже.

– Ясно.

Я улёгся у костра, положив голову на Ларисины колени, и позволил кормить себя с ложечки.

Глава 43

Разбудили меня просто: откинули полог палатки, и лучи заходящего Феба брызнули мне в лицо. Я бы ещё поспал. Часов двадцать.

– Вставай, – сказал Анджело, – ты мне нужен в качестве помощника в полевую операционную. А потом ещё поспишь.

Я кивнул. Потом помотал головой. Не помню я что-то, как я снимал ботинки.

Минут через пятнадцать в самом деле я проснулся. Палаток в лагере стало шесть, ну понятно. Около одной из них сидел очень гордый собой Пьетро с бластером – охраняет пленного. По соседству – живая картина «Мадонна с младенцем». Семейство Анджело тоже живая картина – «Отдых на пути в Египет». Тихие, озабоченные девочки сидели в сторонке – наверное, Анджело велел им держаться подальше. Виктора нигде не было видно. Анджело понял, кого я ищу.

– Я послал его в форт. Я кивнул:

– И бластером научил пользоваться?

– Дурное дело нехитрое.

– Понятно.

– Надо сделать парню ещё один укол и снять комбинезон со спины, – объяснил мне Анджело. – Только в обморок не хлопнись – работёнка ещё та.

Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы придать себе храбрости: поехали.

Мы осторожно вытащили Гвидо из палатки и положили его на небольшом пригорке. Он посмотрел на меня замутнённым, ничего не выражающим взглядом. Эго со всеми так бывает или Гвидо плохо переносит лекарства? Вроде так бывает, хотя и редко. Я вопросительно взглянул на Анджело (он наверняка разбирается в подобных вещах).

– Все так и должно быть, – успокоил меня он. – Сейчас я буду снимать с него комбинезон, а ты сразу же поливать клеем. – Он протянул мне баллончик. – Здесь не так чисто, как в операционной, поэтому все надо сделать не только аккуратно, но и быстро. Справишься?

– Можно подумать, у меня есть выбор, – ответил я, постаравшись не выдать своего ужаса.

Анджело кивнул и обратился к Гвидо:

– Больно не будет, только неприятно.

Гвидо опустил ресницы, то ли дал понять, что услышал, то ли просто устал держать глаза открытыми.

У меня не было возможности не смотреть на руки Анджело и на край освобождаемой им от расплавленного комбинезона кожи. Господи, как это кто-то соглашается работать врачом? Он же видит такой кошмар каждый день. Кажется, операция длилась неделю, не меньше. Наконец Гвидова спина покрылась слоем заживляющего и обеззараживающего клея, теперь он будет постепенно рассасываться по ходу регенерации. Всё.

Анджело критически осмотрел нашу работу:

– Нормально. Теперь надо как можно больше спать и как можно меньше двигаться.

Я облегчённо вздохнул: это мы уж как-нибудь устроим.

Мы перенесли Гвидо обратно в палатку, а девочки разобрались, в каком порядке они будут дежурить у постели раненого.

Я вышел наружу. Уже почти семь. У нас потери, нет транспорта, и ребята просто серые от усталости. Лео поймал мой испытующий взгляд и постарался расправить плечи. Я покачал головой: нет, этой ночью ничего, кроме беды, просто не может случиться.

– Нет, – сказал я, – сейчас мы никуда не пойдём. Завтра уже вторник, сбегаем днем до дороги и посмотрим, отступают они или нет.

Лео согласно кивнул.

Когда это я в последний раз спал ночью? Э-ээ? В четверг. Ладно, ещё трое суток, и все. А потом… «А потом, – сказал сердитый внутренний голос, – ты будешь изображать дурака сразу на двух факультетах!» Вот зловредный!

Наконец-то я проснулся утром, а не вечером. Но теперь у меня проблем полон рот, вчера все было просто: постарайтесь спасти всех, кого можно. Сегодня, во-первых, день, и разъезжать по дорогам четырнадцатилетним мальчишкам без документов и с нагло споротыми с рукавов кремонскими буйволами не стоит. Во-вторых, Гвидо сам ходить не может, и если нас поймают и допросят с пентатолом, мы подставим всех, кто спрятался сейчас на острове. В-третьих, транспорта больше нет, а добывать его днем – наглость. Вывод: кто-нибудь один может сходить в разведку, посмотреть, не начали ли кремонцы отступать. И все! Дальше – по обстановке.

Лео и Алекс, оба, встали раньше меня и имели злющие физиономии людей, готовых на всё. Понятно, решили, что я опять отправлюсь «развлекаться» сам, а их тут оставлю. Вообще-то, я так и собирался сделать, но черт возьми, они же сейчас передерутся, решая, кто будет первым бить мне морду, если я это скажу. Что же делать? С мордой-то ничего не сделается, но, кажется, мне придется уступить, иначе я потеряю друзей.

Неужели нет другого выхода? По-крайней мере, я могу тянуть резину: пока мы навестим Гвидо, умоемся, позавтракаем… Вдруг какое-нибудь гениальное решение придет мне в голову.

С Гвидо все было в порядке: он тоже недавно проснулся, был бодр, свеж и голоден как волк. Я за него порадовался. Раз я пришёл и раненый не останется один, дежурившая в тот момент Джессика отправилась за завтраком для него.

– Что я ещё должен сделать, чтобы девчонки поняли, что я не при смерти? – поинтересовался Гвидо, как только девочка вышла.

– Быть паинькой и слушаться тетю доктора, – в тон ему ответил я. – Чего-нибудь хочешь? Неудобно лежать или ещё что…

– Да все нормально! – раздраженно ответил он. – Меня уже спрашивали об этом раз пять!

– Ну… я думал, ты не хочешь просить девчонок.

– Анджело уже приходил… – пояснил Гвидо. – Ну уж попросить, чтобы они позвали тебя, я могу!

– Чего ты такой злющий? – удивился я. – Тебе волноваться вредно.

– Откуда ты знаешь?

– Давно ли ты считал, что я знаю все? – деланно изумился я. – Правда, не горячись, – добавил я серьёзно. – Хочешь всех прогнать – прогоняй, хочешь позвать – зови. Когда ещё выпадет такая возможность покапризничать.

– Обязательно! – пообещал раненый.

Тут вернулась Джессика с тарелкой овсяной каши (ужас какой! Это Джулия захватила из дому этот кошмар всех болящих?) и прогнала меня наружу.

Гениальное решение, как пойти в разведку самому, не пришло. После завтрака я достал ту самую монетку. Вздохнул.

– Ладно, разыгрывайте.

Лео улыбнулся, Алекс просиял. Виктор недовольно пыхтел, но не протестовал: ему хватило одной вылазки.

– Ястреб, – сказал Алекс, – я всегда его выбираю.

И выиграл. Лео только скрипнул зубами. Я предпочел бы другой исход: Лео – человек спокойный и надежный, а Алекс – вроде меня, псих!

Я отдал ему свои часы: компасу я по-прежнему не доверял – стрелка показывала что-то одно, но по часам получалось, что север градусах в тридцати от этого направления. И минут пять объяснял, почему ему не следует лезть на рожон, пока Алекс не взорвался и не заявил, что он и сам не дурак и все понимает. Меня это немного успокоило. Он распихал по карманам многочисленные шоколадки и утащил Джессику в сторонку – прощаться.

Я пошел в форт, подождать его там. Алекс появился у тропы в девять утра.

– Ни пуха! – сказал я.

– Иди к чёрту!

– Возвращайся не позже шести вечера, ясно?

– Ясно. Ну я пошёл.

В десять я понял, что надо чем-нибудь заняться. Комм по-прежнему только трещал, в лагере был идеальный порядок, и делать было решительно нечего. Гвидо почти все время спал. На вопрос обеспокоенной публики «Насколько это хорошо и правильно?» Анджел о неизменно отвечал, что всё отлично.

Большую часть дня я отвечал на вопросы вида «Кто делает дырки в сыре?», «А в макаронах?», «Почему небо синее, а трава зелёная?» и ещё сотни полторы в том же духе. Потом детей покормили обедом и устроили им тихий час. Я посмотрел на часы: всего только три. В четыре, после обеда, я ходил взад-вперед вдоль костра. Лео сидел чуть в сторонке и смотрел на меня с нескрываемой иронией:

– То-то же! Так тебе и надо! – заявил он.

Я ходил так ещё минут пятнадцать, пока Анджело не положил мне на плечо свою тяжеленную лапищу.

– Возьми себя в руки, – прошептал он, – на тебя все смотрят.

Я кивнул: правильно, хватит психовать.

– Сходи прогуляй пленного, – предложил мне Анджело, – а то мы его замучили, он почти все время связан.

– Угу, Лео, присоединишься?

Лео согласился. Мы развязали бедного капитана Коллеферро. Ещё двух суток не прошло, а он уже осунулся и потерял штабной лоск и уверенность в себе. Мы прогуливали его со всеми предосторожностями, в стороне от лагеря, чтобы он не мог взять заложника или выкинуть ещё какой-нибудь номер, но, по-моему, зря, он и так ничего не сделает.

Половина шестого, ожидание стало невыносимым.

– Все, – сказал я капитану, – руки.

– О господи! – с чувством воскликнул капитан. – Я могу дать честное слово…

Я покачал головой:

– Я вам не поверю.

– Но почему?!

– Вы – офицер армии, от которой надо прятать детей. – Я мотнул головой в сторону играющих в отдалении малышей.

Коллеферро вздохнул и покорно заложил руки за спину, чтобы мы могли его связать. Офицер для особых поручений! Ха! А у нас я знаю какого-нибудь офицера для особых поручений? М-мм, знаю, я сам, например. Но я не назвал бы свое место особенно тёплым.

Алекс появился на острове ровно в 18-00. Всеобщий вздох облегчения можно было услышать в километре.

– Ну? Как? – спросил я.

– Отступают. Там такая каша на дороге… Еле перебрался.

Лео помрачнел – понял то же, что и я. Я переждал всеобщие восторги, взял Алекса за рукав и отвел в сторонку: ругать я его буду наедине.

– Какого черта ты вообще лазал за дорогу?! Что, эта каша была плохо видна с ближайшей обочины?

– Ну э-ээ… – Алекс не ожидал, что его подвиги так низко оценят. – Ну я ходил до шоссе.

– Зачем?

– Хотел убедиться.

– Понятно. Герой! – ехидно сказал я. Алекс опустил голову и покраснел.

– И ещё подождал, чтобы эффектно появиться секунда в секунду.

Алекс кивнул.

Я повернулся и пошёл. И что нам теперь делать? Я отошел в сторонку и сел, прислонившись к сосне. В голове не было ни одной мысли. Хотел же пойти сам, испугался ссоры с друзьями. И что теперь? Чёрт бы его побрал! Он что, не понимает? А если бы его поймали и допросили? И сам бы погиб и всех остальных тоже… Трое маленьких детей, которых в случае чего придется нести на руках, раненый Гвидо. И для полноты картины капитан Коллеферро, тащить его с собой – немыслимо. Убить безоружного, неспособного защищаться человека? Тем более. Выдохни, только спокойно. Ладно, искать нас посреди собственного отступления они, может, и не стали бы… Может быть. Но сам-то Алекс? Тоже слишком дешево ценит свою жизнь?

Где-то рядом Лео, злой, как разбуженная кобра, объяснял Алексу, кто он такой:

– Это тебе что? Игра? Кто больше очков наберет? Кто тут самый храбрый?

Алекс не огрызался. И то слава богу. Через несколько минут оба подошли ко мне и сели с разных сторон.

– Я был не прав, – проговорил Алекс после долгого молчания.

– Угу, – кивнул я. – Когда я затащил вас в нейтралку и мы сражались с «Джелами», я был не лучше.

Мы печально вздохнули.

– Ладно, – нарушил молчание Лео, – будем считать, что мы поумнели.

– Есть немножко, – признался Алекс.

– Проехали, – сказал я. – Скажи лучше, что нам делать дальше?

– А что делать? – удивился Лео. – Добыть транспорт прямо на глазах у отступающей армии… Нереально. И объехать фермы, на которые мы ещё не успели, – тоже. Тех, что на отшибе, вроде Анджело, пронесло. А остальные – вы же видели. Если бы за нашей спиной никого не было, я бы предложил что-нибудь такое, хулиганское, чтобы кремонцы нас ещё лет десять проклинали, а так… – Лео пожал плечами.

Я едва не упал на него, мне было очень смешно:

– Оказывается, ты ничуть не лучше меня!

– Я когда-нибудь говорил, что лучше?! – Лео толкнул меня локтем в бок (не наваливайся).

– Нет, но я думал, что ты гораздо разумнее. Если бы у нас была связь, что бы приказал генерал?

– Сидеть на месте и не рыпаться, – немного удивлённо ответил Лео. – Ну и что? Если бы мы были втроём, ты бы не послушался.

– Ага, – согласился я, – приятно сознавать, что я не один такой болван!

– И что? – Алекс убедился, что на него не сердятся, и подал голос: – Мы будем два дня сидеть и ничего не делать?!

– Мы будем ходить дозором и охранять остров, – серьезно ответил я.

Алекс горестно застонал.

– Так тебе и надо. Перетерпишь.

Когда мы, обнявшись, вернулись к костру, наши девочки облегчённо вздохнули. Конспираторы хреновы! Женщин и детей это не касается! Вот пусть они и ничего не знают и даже не догадываются. Пусть начинают беспокоиться, когда мы будем мертвы, не раньше.