Текст книги "Война и жизнь. Пьеса"

Война и жизнь
Пьеса
Ирина Николаевна Павлычева

© Ирина Николаевна Павлычева, 2023

ISBN 978-5-0060-1655-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВОЙНА И ЖИЗНь
(картины военной жизни в двух действиях)

Посвящается памяти моих родителей

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ЛИТВИН НИКОЛАЙ ТИМОФЕЕВИЧ – майор медицинской службы, около 30 лет

МАША – его младшая сестра, 23—24 года

ГРУЗДЕВ КОНСТАНТИН СЕРГЕЕВИЧ – майор медицинской службы, однокурсник Литвина.

БАКУНИНА ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА – 21 год, капитан медицинской службы

ВЕРА АЛЕКСЕЕВНА – её мать, примерно, 50—55 лет

НИКОЛАЕВ – капитан медицинской службы *

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА – старшая медсестра

Санитары*, медсёстры, гости на свадьбе

!Пьеса построена так, что 7– 8 актёров вполне достаточно для исполнения всех перечисленных действующих лиц, но отнюдь не возбраняется увеличить их количество! Помеченные звёздочкой персонажи могут из мужских стать женскими.

Действие начинается в Ленинграде незадолго до прорыва Блокады, движется на Запад с линией фронта, заканчивается в Львове, где герои встречают Победу.

!!!Ремарка «затемнение»!!! Обычное затемнение допустимо. НО от картины к картине протекают недели, месяцы, годы. Режиссёр, художник и композитор придумают, как ярче показать бег времени в войну, её беспредельную тяжесть, почти непереносимый ужас. Возможно, на фоне музыки, в самой музыке будут слышны взрывы, свист снарядов, звуки артиллерийского обстрела. Возможно, замелькают сцены боев, (из фильмов, документальные) Возможно, анимационные вставки. Возможно, театр теней. Возможно, пластические этюды, даже танцы и, разумеется, песни и стихи военных лет. Возможно, зазвучит знаменитый голос Левитана: «от Советского информбюро…». Всё возможно!

Автор сознательно не навязывает решений для «затемнений», чтобы не сковывать творческую волю и видение создателей спектакля!!!

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Великая Отечественная Война, блокадный Ленинград. Берг Ладожского озера у Дороги Жизни. Ощущение напряжения, опасности, тревоги. Звуки сирены, разрывающихся вдали снарядов. На авансцене девушка, укутанная до носа. Она озирается по сторонам, явно кого-то нетерпеливо ожидая. Наконец, к ней подбегает молодой офицер.

МАША. Коля! Я думала, не вырвешься!

ЛИТВИН (обнимая сестру). С великим трудом. Вот (вкладывает ей что-то в руку) тебе на дорогу. Как по заказу сегодня в пайке такое чудо!

МАША. Что это?

ЛИТВИН. Не узнаёшь?

МАША. Не верю своим глазам!!!

ЛИТВИН. Дело идёт! Скоро блокаду прорвут и снимут.

МАША. Кусочек настоящего шоколада?

ЛИТВИН. Говорю – чудо! К твоему отъезду, мой прощальный подарок тебе в дорогу.

МАША (тревожно). Почему прощальный?

ЛИТВИН. Ты уезжаешь, я остаюсь.

МАША. В войну лучше не говорить «прощальный» – пугает.

ЛИТВИН. В дорогу, я сразу сказал, в дорогу.

МАША. Откуси половинку!

ЛИТВИН. Нет, тебе, тебе! Нам ещё выдадут…

МАША. Как знать. Откуси!

ЛИТВИН. Ни за что! Кусочек и так крошечный.

Маша торопливо кладёт в рот шоколад, жадно жуёт.

ЛИТВИН. Я думал, ты на дорогу оставишь!

МАША. Лёд зверски бомбят! Вдруг под бомбёжку попаду, а шоколадку не съела! Умереть, не съев шоколадку?! Что может быть ужаснее!

Литвин не слушает, он смотрит куда-то вдаль и настолько захвачен увиденным, что больше ничего не воспринимает.

МАША (продолжает, смакуя шоколадку). От одной такой мысли мне плохо, умереть можно. Вот съем и будь, что будет! (замечает, что брат не реагирует) Коля, ты что?

ЛИТВИН. Какая девушка!

МАША. Что?

ЛИТВИН. Вон, маму к машине ведёт, полуживую, и сама в чём душа!

МАША. Весь Ленинград – в чём душа, полгорода уже Богу души отдали.

ЛИТВИН. Едва жива, а как красива.

МАША. Коля, Коля, ты меня пугаешь. Все замотаны под нос. Какая красота?

ЛИТВИН. Глаза! Глаза!

МАША. Да где? Коля, Коля, очнись! У тебя бред? От голода! А я, гадина, шоколад съела!!! Уезжаю на большую землю (плачет) и объела брата, который остаётся в блокаде! Прости меня!

ЛИТВИН. Забрались в грузовик…

МАША. Коля! Прости меня!!!

ЛИТВИН. Маша! О чём ты? Отъезжают!

МАША. Коля прости!!! Я себя не помнила, как в рот её положила!

ЛИТВИН (стряхивая очарование). Никогда больше её не увижу! Да, Машенька, держись, добирайся до наших, целуй маму, Тасеньку!!! Извини, должен бежать, меня только на минуту отпустили! Не смогу тебя посадить!

МАША. Беги, беги! До свиданья!!!

Обнимаются, крепко, как в последний раз, не хотят расцеплять объятья.

МАША. Может, мне не уезжать?

ЛИТВИН. Что ты, что ты! Такое счастье, что ты вырываешься из здешнего ада!

МАША. Сам говоришь, скоро прорвут.

ЛИТВИН. Прорвут, но до этого дожить надо. Голод, артобстрелы, бомбёжки!!!! И думать нечего!

МАША. Ты же остаешься!

ЛИТВИН. Я – офицер, солдат, врач. Мне пора, и ты давай, вперёд, свой грузовик пропустишь!!!

С трудом расцепляют объятья

ЛИТВИН (отбегая). Маму, маму поцелуй, сестру.

МАША (плача и двигаясь в другую сторону) Коля, только не умирай! Только не погибни! Брат!!! Ты у нас один!!!

Литвин скрывается из вида. Маша смотрит ему вслед. Плачет. Плетёся в другую сторону.

Затемнение

КАРТИНА ВТОРАЯ

Фронт. Кабинет. Вдали слышны звуки войны. За письменным столом молодой офицер медицинской службы. В нём трудно узнать измождённого Колю, которого мы видели в первой картине. Быстро сосредоточено, деловито пишет.

ЛИТВИН (громко в сторону дверей). Приглашай, кто там следующий на распределение!

Входит юная очень красивая девушка в форме капитана медицинской службы.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Капитан Бакунина прибыла для распределения на место службы.

ЛИТВИН (не поднимая головы). Так, капитан Бакунина, вы направляетесь в медсанбат номер (отрывает глаза от бумаг, поднимает взгляд, замирает, как на Ладожском озере, умолкает).

Пауза затягивается. Татьяна Александровна терпеливо ждёт, потом, не найдя ничего лучшего, покашливает.

ЛИТВИН (немного опомнившись, неуверенным голосом). Прошу садиться.

Татьяна Александровна садится на указанный ей стул. Снова затягивается пауза. Такое впечатление, что Литвин забыл, где он, зачем, безотрывно, как завороженный, смотрит на Бакунину.

ЛИТВИН. Думал, никогда вас больше не увижу.

Татьяна даже вздрагивает от неожиданного заявления.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Товарищ майор, капитан медицинской службы Бакунина прибыла для несения службы.

ЛИТВИН. Такого не бывает! Не может быть!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Простите, не поняла вас.

ЛИТВИН. Мне мерещится?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА (в крайнем затруднении) Не могу знать.

ЛИТВИН. Отставить! Вольно! Т.е. я хочу сказать, попросить… Это неформальная беседа… Берег Ладожского озера, Дорога Жизни, примерно, два с половиной, нет, три месяца, назад, чуть больше… Вы с пожилой женщиной, обе дистрофики садитесь в грузовик, эвакуируетесь из блокадного Ленинграда?

Теперь недоуменную паузу держит Татьяна.

ЛИТВИН. Я угадал, я прав?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Мы с мамой, действительно, эвакуировались из Ленинграда, примерно, в то время, но в моем деле не указано. Вы меня с кем-то путаете!

ЛИТВИН. Ваши глаза нельзя спутать ни с чьими другими!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Простите, товарищ майор, уверена, мы не знакомы, раньше никогда не виделись.

ЛИТВИН. Вы меня не видели, правда, я вас видел и прекрасно помню. Но такого не бывает!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Товарищ майор, у меня впечатление, что вы заработались. Сколько ночей подряд вы не спали?

ЛИТВИН. Прошу вас, не включайте доктора. Я не имел возможности спать несколько ночей, но я в здравом уме и твёрдой памяти. И отнеситесь совершенно серьёзно к тому, что я вам скажу. Обещаете?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Как иначе? Я прибыла на фронт для несения службы, как я могу несерьёзно относиться к заявлениям старшего по званию.

ЛИТВИН (заглядывает в бумаги). Татьяна («итак, она звалась Татьяна!») Александровна, напоминаю, у нас неформальная беседа.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Ясно, не примите за упрёк, но за дверями ждут своего назначения ещё несколько человек…. Мы долго в тяжёлой дороге, устали, потрясены случившимся. Всем хочется определиться поскорее…

ЛИТВИН. Понимаю, Татьяна Александровна, но поверьте мне, скорее всего, это их последняя возможность на долгие месяцы вперёд спокойно посидеть, к тому же, в относительной безопасности. Когда они прибудут на место службы, им предстоит оперировать, не покладая рук, присесть на пять-десять минут станет для них роскошью, как, впрочем, и для вас. Вы упомянули о потрясении? Вы о чём?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. В нашем эшелоне было, примерно, сорок-пятьдесят врачей.

ЛИТВИН. Мы ожидали сорок шесть.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Значит, сорок шесть. А машину прислали только одну. Мы так завидовали тем, кто попал в первую партию!

ЛИТВИН. Да-да!!! (видно, что он понял, о чём говорит Бакунина)

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Когда и за нами пришла машина, мы узнали, что первая угодила под обстрел, снаряд ударил прямым попаданием… Мы проезжали мимо. Там даже останков практически нет!

ЛИТВИН. Трагедия, трагедия во всех отношениях!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Им было от двадцати двух до тридцати пяти лет, примерно.

ЛИТВИН. Страшное горе, трагедия. Мне доложили. Трагедия и кошмар! Продолжится катастрофическая нехватка врачей!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Неужели столько врачей требуется?

ЛИТВИН. Идут тяжелейшие бои! Мне нужно распределить врачей по всей линии нашего фронта и в медсанбаты, и в госпитали, и, желательно, в санитарные пункты на передовой. Вы же понимаете, что часто всё зависит от того, как оказана первая помощь. Много врачей погибает, не говоря о том, что при малейшей возможности фашисты нагло бомбят госпитали.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Слышала.

ЛИТВИН. А тут двадцать пять человек убито ещё в пути!!!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Ужас!!!

ЛИТВИН. Согласен! Очень тяжело!!!

Небольшая пауза. Литвин снова заглядывает в документы.

ЛИТВИН. У меня возник вопрос. Вам 21 год?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Скоро 22.

ЛИТВИН. У вас диплом Ленинградского медицинского института о законченном высшем образовании?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Так точно.

ЛИТВИН. Извините, каким образом?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. За год – курс двух лет.

ЛИТВИН. В блокаду? В голод и сорокаградусный мороз? Вы – герой!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Не я одна – весь наш курс. Кроме тех, кто эвакуировался, умер или… бросил учёбу.

ЛИТВИН. На 120 граммах хлеба?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Как все.

ЛИТВИН. Татьяна Александровна! Выходите за меня!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Что, простите?

ЛИТВИН. Я давно вас знаю, давно люблю вас! Станьте моей женой!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Но…

ЛИТВИН. Я не хочу вас снова потерять!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Я… я… не понимаю! Вы о чём, товарищ майор?

ЛИТВИН. Стоп, стоп, так ведь напугать можно!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Признаюсь, вам удалось…

ЛИТВИН. Извините. Так. Для начала, начнём сначала. Позвольте представиться! (встаёт) Литвин Николай Тимофеевич. Должность и звание вам известны.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА (в некотором недоумении). Очень приятно. А вам всё про меня известно мои бумаги у вас на столе, товарищ майор.

ЛИТВИН. Если вам не трудно, не могли бы вы в неофициальной беседе называть меня по имени и отчеству.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Попытаюсь.

ЛИТВИН. Татьяна Александровна, прошу простить мою импульсивность. До того как я впервые увидел вас…

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Но…

ЛИТВИН (перебивая). Поверьте, я видел именно вас на берегу Ладоги. Да, я бы и вообразить не мог, что такое возможно… Вы чуткий и тонкий человек, вы поняли, вижу по глазам.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Вы тоже эвакуировались?

ЛИТВИН. Конечно, нет! Как военный врач может покинуть блокадный город?! Я провожал сестру. И увидел Вас, Ваши глаза…

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Тогда это могло быть от голода…

ЛИТВИН. Да нет же!!!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. А сейчас от переутомления. Вы достаточно спите?

ЛИТВИН. Кто на фронте высыпается! Но вы поняли меня…

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Могут быть бредовые состояния…

ЛИТВИН. Опять меня винят в бредовом состоянии. Да! Каждый раз, видя вас, я теряю голову и как в бреду!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Это до добра не доведёт, Николай Тимофеевич!

ЛИТВИН. А я буду надеяться, что доведёт. Простите, простите, я так глупо повёл себя!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Вам бы отдохнут, Николай Тимофеевич!

ЛИТВИН. Я бы готов выполнить ваше предписание, доктор, но ничего не получится. Линия фронта постоянно продвигается, к нашей радости, переходим в наступление. К ночи закончу распределение – и на передовую. Надо перемещать санитарные пункты, медсанбаты, искать помещения для продвижения госпиталей.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Но…

ЛИТВИН. Очень прошу вас, поверьте, я не в бреду. Разговор получается несуразный! Виноват! Вынужден просить вас временно выбросить из головы всё лишнее, что я наговорил. В своё оправдание могу добавить лишь одно. В войну в мгновение может разметать людей так, что им будет трудно, а то и невозможно найтись. Приходилось видеть, как это случается… Особенно, если люди официально не связаны… Да вы и сами, наверняка, знаете такие случаи… Извините.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Попытаюсь.

ЛИТВИН. Хорошо, Татьяна Александровна, вы направляетесь в госпиталь №3. Вам помогут туда добраться. Можете идти!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Есть.

ЛИТВИН. Пригласите следующего. До свидания!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Есть. (Выходит).

Затемнение

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Операционная. Татьяна Александровна в хирургическом халате, маске, перчатках. Отходит от операционного стола, сдергивает маску, быстро снимает перчатки, халат.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Можно уносить. Готовьте следующего!

Садится к столу, роняет голову на руки, мгновенно засыпает. Раненого уносят. Входит сестричка с кружкой чая.

МЕДСЕСТРА. Татьяна Александровна, выпейте чая, крепкий.

САНИТАР. Не трогай доктора. Глядишь, минут пять-десять сна перехватит, пока следующего принесём.

МЕДСЕСТРА. А чай?

САНИТАР. Новенькая, что ли!? Чай подостынет, она его за секунду залпом проглотит! Тихо! Поставь и пойдём, со следующим раненым поможешь.

Татьяна Александровна продолжает беспробудно спать. Приносят следующего раненого.

МЕДСЕСТРА (подходя). Татьяна Александровна, раненый на операционном столе. Татьяна Александровна! Выпейте чая.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА (поднимает голову, быстро пьёт чай, встает). Что там у нас? (заглядывает в бумаги, что держит перед ней сестра) Ампутация! Двадцать лет. Когда кончится этот кошмар?!!! (моет руки, ей подают халат, надевают перчатки)

САНИТАР. Может, ещё спасёте ногу, не раз у вас получалось.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Будем надеяться! Наркоз!

Затемнение

КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ

Пробежало время. Коридор госпиталя. Усталая с усилием, но поспешно идёт Татьяна Александровна. Ей навстречу выходит Литвин.

ЛИТВИН. Татьяна Александровна! Здравствуйте! Рад вас видеть! Какая приятная случайность!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА (перебивает). Николай Тимофеевич, простите, я слишком устала, чтобы быть дипломатичной. У меня такое впечатление, что подобная «случайность» уже случалась и не раз…

ЛИТВИН (в свою очередь перебивая). Вы правы, я ищу встречи с вами…

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Странно, что вы находите время сейчас, когда…

ЛИТВИН (снова перебивая). Вы намекаете на то, что я пренебрегаю своими обязанностями? Трачу время на себя… Напрасно и немного обидно.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Я не хотела обидеть, я о том, что личным делам нет места…

ЛИТВИН. Я полагал, что вы догадываетесь, что в две-три недели, в месяц раз у меня получается, выполняя свои обязанности, выкроить несколько минут, чтобы увидеть вас. Просто спросить, как вы. Как вы?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Нормально. Нормально для врача, который ежедневно видит растерзанные тела…

ЛИТВИН. Но ведь вам удаётся их подлечить!? Восстановить? Разве это не приносит вам радость?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА (искренне). Ещё какую!

ЛИТВИН. Ну вот!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Но как вы догадываетесь, не всегда и не полностью, и это убивает не хуже пуль.

ЛИТВИН. Война.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Вот именно война.

ЛИТВИН. Да, война, но жизнь продолжается, не надо убивать жизнь, пока война не отняла её у нас… Татьяна Александровна, а вы завтракали?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВА. Я не только не завтракала, но даже не ужинала и не уверена, что обедала вчера. Почти сутки в операционной.

ЛИТВИН. Понятно, на одном чае? Знакомая история. А давайте вместе перекусим! Пообедаем и поужинаем за вчерашний день и позавтракаем за сегодняшний.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДОВНА. Есть хочется, но спать ещё больше… пожалуй, выбираю сон.

ЛИТВИН. Выбор неправильный, так вы можете дойти до истощения.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДОВНА. Теперь вы включаете доктора.

ЛИТВИН. У вас же руки верность потеряют. Пятнадцать минут ото сна оторвать можно, зато проснётесь полная сил.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДОВНА. В пятнадцать минут не уложиться…

ЛИТВИН. А вот и не угадали у меня всё с собой. Идите в ординаторскую, я следом, заодно и всех, кто там есть подкормим, я хорошо запасся.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДОВНА. Ну раз…

ЛИТВИН. Даже не раздумывайте! Вы же не хотите голодом заморить в себе жизнь. Буду следом за вами через две минуты…

Расходятся в разные стороны

КАРТИНА ПЯТАЯ

И ещё пробежало время. Госпиталь. Видно два помещения. В первом за столиком хлопочет медсестра, во втором на кушетке кто-то спит. Входит майор Литвин с букетом цветов.

МЕДСЕСТРА. Здравия желаю, товарищ майор!

ЛИТВИН. Вольно.

МЕДСЕСТРА. Есть. Будут какие-нибудь приказания?

ЛИТВИН. Нет. Татьяна Александровна сменилась?

МЕДСЕСТРА. Да.

ЛИТВИН. Ушла?

МЕДСЕСТРА. Какой там! Вышла из операционной и упала замертво!

ЛИТВИН. Как? Что? Жива?

МЕДСЕСТРА. Едва-едва. Еле в чувства привели! Глубокий обморок! Почти двое суток без сна и еды за операционным столом! Вам известно, какие сражения идут!

ЛИТВИН. Страшное дело! Зато, какие победы!

МЕДСЕСТРА. Сами-то как?

ЛИТВИН. И передислокация, и на передовой, и по госпиталям… Но усталости не чувствую. Наступаем! Вот на обратном пути цветов раздобыл. Хотел вручить Татьяне Александровне.

МЕДСЕСТРА. Когда конец?!

ЛИТВИН. Где она?

МЕДСЕСТРА. В ординаторскую отнесли. Там и спит. Не тревожьте!

ЛИТВИН. Я на минуту, цветы оставлю.

Входит в соседнее помещение. Пытается пристроить цветы так, чтобы проснувшись, Татьяна Александровна сразу их увидела.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА (чуть потревоженная, вскидывается). Следующего принесли?

ЛИТВИН. Цветы принесли, Танечка, спите, спите спокойно!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Цветы? Откуда?

ЛИТВИН. Мы, можно сказать, на юге. Не выходите из операционной, потому и удивляетесь. Спите. Или, может, вас подбросить, я на машине.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. А я где?

ЛИТВИН. В ординаторской! Подвезти?

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Не хочу терять ни минуты. Буду спать до следующего дежурства (полусонным голосом, немного замедленно). Такая была тяжёлая операция! На открытом мозге! Множество мелких осколков. Надо удалить! Мозг бьётся неровно. Вынимаю пинцетом. Страшно! Пульсацию предугадать невозможно…. Некоторые осколки прималюсенькие инструмент приходится подносить почти вплотную к мозгу… А вдруг запульсирует и встретится с пинцетом, и ….

ЛИТВИН. И глубокий обморок! Перенервничали!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Удалось! Николай, слышишь, мне удалось. Продолжала операции, а тот раненый из головы не идёт, самой от операционного стола не отойти, через два часа послала справиться! Он очнулся! На все реагирует, говорит, шевелится! Только тогда отлегло, понимаешь?!

ЛИТВИН. И у меня отлегло. Мы перешли на «ты»! Дано об этом мечтал. Молодец!

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА. Ой, простите, Николай Тимофеевич! Я случайно…

ЛИТВИН. Нет-нет! Ни шагу назад, Танюша, ты ни за что не уговоришь меня снова перейти на «вы». Ты сделала операцию достойную лучших хирургов! Теперь спи. Не стану драгоценное время похищать.

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА (снова погружаясь в сон, уже непослушным языком). Не надо, тебе известно, что такие операции делают ассистенты.

ЛИВИН. И ты блестяще справилась! Спи.

Выходит в помещение, где продолжает работать медсестра.

МЕДСЕСТРА. Разбудили-таки?

ЛИТВИН. На пару минут.

МЕДСЕСТРА. Вам бы и самому отдохнуть!

ЛИТВИН. Верите ли, Любовь Васильевна, не чувствую усталости! Вот когда отступали… Я тогда на Ленинградском фронте служил. Сентябрь кольцо блокады сомкнулось. Пайки уменьшились до предела. Заголодали. Теряю связь с одним медсанбатом, что под моим началом. По сводкам немцы ближе, чем тот медсанбат. Что делать? Подвезли к границе города, дальше бегу пешком по компасу и карте, лесом, а по шоссе, вижу, фашисты, весёлые, здоровые, сытые шагают в сторону города. Вот когда ноги-то от изнеможения подкашивались! Видеть, как без боя враг на твой родной город идёт! Ноги отказывали не от голода, не от страха, а от бессильного негодования, что ли! Ненависти, возмущения, неприятия, не знаю, как назвать эти чувства!

МЕДСЕСТРА. А с медсанбатом-то что?

ЛИТВИН. Добежал. Вижу – снялись! Короче, немного не дождался их в штабе. А сейчас, когда победа наметилась – всё нипочем!

Вбегает Маша

МАША (бросаясь на шею брату) Коля! Вот я тебя и нашла!!!!

ЛИТВИН. Маша!?!

МАША (отпуская брата, отходит на шаг). Здравия желаю, товарищ майор!

ЛИТВИН. Маша!!! Что случилось? Как мама, как Тасенька?!!! Как ты здесь? Откуда?

МАША. Всё в порядке!

МЕДСЕСТРА. Простите, вы Татьяну Александровну не разбудите?!

ЛИТВИН (медсестре). Моя сестра приехала!

МЕДСЕСТРА. Я уж испугалась, что (запинается) … Татьяну Александровну потревожите.

ЛИТВИН (Маше). Тише! Маша!!! Я же писал, чтобы ты выбросила глупости из головы, оставалась с мамой и сестрой! Ты там и им, и Победе больше нужна. У тебя нет медицинского образования!

МАША. Ошибаешься, братец, я без отрыва от производства окончила курсы медсестёр!

ЛИТВИН. Какие медсёстры на таких курсах получаются?! В лучшем случае санитарки! Я тебя в операционную не поставлю! Максимум, что ты могла бы, раненых с поля боя вытаскивать!

МАША. Я готова!

ЛИТВИН. Готова? Случайно не помнишь, какого ты роста? Метр пятьдесят!

МАША. Метр пятьдесят пять, даже шесть!

ЛИТВИН. Даже шесть! Ты ещё после блокады не восстановилась! Мышечной массы не набрала! Кого ты с поля боя вытащить сумеешь? И раненого погубишь, и сама погибнешь!

МАША. А что? Санитарки только на поле боя нужны?

ЛИТВИН. Разумеется, там нужнее всего! Обратно тебя отправить!

МАША. Не уеду! Пожалуйста, Коленька! Хочу помогать!

ЛИТВИН (медсестре) Вы на неё посмотрите!

МАША. Коля!!!!

ЛИТВИН. Упрямая и неуправляемая! (Маше) Как ты до меня-то добралась?

МАША. Всякими правдами и неправдами, больше неправдами, если честно!

ЛИТВИН. Как наши, ты мне так и не ответила!

МАША. Да всё хорошо, здоровы.

ЛИТВИН. И ты их бросила! Нет! Поедешь с ранеными в тыл, на днях будем отправлять партию на долечивание. Вот по дороге и будешь применять свои медицинские навыки!

МАША. Коля! Умоляю! Хочу на фронте!!!

ЛИТВИН (медсестре). Нет, вы её видели! Она будет тут свои хотелки разводить!!

МЕДСЕСТРА (кротко). Нам бы санитарка не помешала!

МАША. Слыхал! Коля, умоляю! Хочу с тобой…

ЛИТВИН (резко прерывает). Так! Если я хоть раз здесь услышу твоё «хочу» или «не хочу»!!! Коли Любовь Васильевна просит. Она – старшая медсестра…

МАША (снова бросается на шею брату) Коля!!!

ЛИТВИН. И на шею мне с сей минуты не бросаться и «Колей» не называть!

МАША. Есть, товарищ майор!

ЛИТВИН. Любовь Васильевна, тогда вольнонаёмная Литвина Мария Тимофеевна поступает в ваше распоряжение. Я оформлю документы, но она пусть приступает сразу.

МЕДСЕСТРА. Слушаюсь, разрешите идти?!

ЛИТВИН. Идите. Литвину я отправлю следом через пять минут.

МЕДСЕСТРА. Есть.

Уходит

ЛИТВИН. Тут и Танечка работает.

МАША. Какая Танечка?

ЛИТВИН. Та, которую я на Ладожском озере увидел, помнишь? Она определяться ко мне в кабинет пришла.

МАША. Такого не бывает!

ЛИТВИН. Не бывает, но случилось! Значит, судьба! Хочу на ней жениться поскорее.

МАША. А она?

ЛИТВИН. Не уверена. Думает!

МАША. Задумаешься тут, ты же сумасшедший, навоображал себе в голодном бреду!

ЛИТВИН. Ничего подобного!

МАША. Умалишённых не расписывают!

ЛИТВИН. Ах, ты дразниться! Сейчас домой!

МАША. Шучу, но так, и вправду, не бывает!

ЛИТВИН. Говорят, снаряд в одну воронку не попадает. Однако попадает и не раз. Ладно, иди по коридору направо, там спросишь Любовь Васильевну. И учти, ни одного промаха не спущу.

МАША. Ко… Извините!!! Есть, товарищ майор!

ЛИТВИН. Исполняйте!

Затемнение