Текст книги "Очень смешные рассказы Люси Синицыной"

Ирина Пивоварова
Очень смешные рассказы Люси Синицыной

© Пивоварова И. М., текст, насл., 2023

© Шевченко А. А., ил., 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Про мою́ подру́гу и немно́го про меня́

Двор у нас был большо́й. В на́шем дворе́ гуля́ло мно́го вся́ких дете́й – и мальчи́шек и девчо́нок. Но бо́льше всех я люби́ла Лю́ську. Она́ была́ мое́й подру́гой. Мы с ней жи́ли в сосе́дних кварти́рах, а в шко́ле сиде́ли за одно́й па́ртой.

У мое́й подру́ги Лю́ськи бы́ли прямы́е жёлтые во́лосы. А глаза́ у неё бы́ли!.. Вы, наве́рное, не пове́рите, каки́е у неё бы́ли глаза́. Оди́н глаз зелёный, как трава́. А друго́й – совсе́м жёлтый, с кори́чневыми пя́тнышками!

А у меня́ глаза́ бы́ли каки́е-то се́рые. Ну, про́сто се́рые, и всё. Совсе́м неинтере́сные глаза́!

И во́лосы у меня́ бы́ли дура́цкие – кудря́вые и коро́ткие. И огро́мные весну́шки на носу́. И вообще́ всё у Лю́ськи бы́ло лу́чше, чем у меня́. Вот то́лько ро́стом я была́ вы́ше.

Я ужа́сно э́тим горди́лась. Мне о́чень нра́вилось, когда́ нас во дворе́ зва́ли «Лю́ська больша́я» и «Лю́ська ма́ленькая». И вдруг Лю́ська вы́росла. И ста́ло непоня́тно, кто из нас больша́я, а кто ма́ленькая.

А пото́м она́ вы́росла ещё на полголовы́.

Ну, э́то бы́ло уже́ сли́шком! Я на неё оби́делась, и мы переста́ли гуля́ть вме́сте во дворе́.

В шко́ле я не смотре́ла в её сто́рону, а она́ не смотре́ла в мою́, и все о́чень удивля́лись и говори́ли: «Ме́жду Лю́ськами чёрная ко́шка пробежа́ла», и пристава́ли к нам, почему́ мы поссо́рились.

По́сле шко́лы я тепе́рь не выходи́ла во двор.

Мне там не́чего бы́ло де́лать.

Я слоня́лась по до́му и не находи́ла себе́ ме́ста. Что́бы не́ было так ску́чно, я укра́дкой, из-за занаве́ски, смотре́ла, как Лю́ська игра́ет в лапту́ с Па́вликом, Пе́тькой и бра́тьями Карма́новыми.

За обе́дом и за у́жином я тепе́рь проси́ла доба́вки. Дави́лась, а всё съеда́ла… Ка́ждый день я прижима́лась заты́лком к стене́ и отмеча́ла на ней кра́сным карандашо́м свой рост. Но стра́нное де́ло! Выходи́ло, что я не то́лько не расту́, но да́же, наоборо́т, уме́ньшилась почти́ на два миллиме́тра!

А пото́м наста́ло ле́то, и я пое́хала в пионе́рский ла́герь.

В ла́гере я всё вре́мя вспомина́ла Лю́ську и скуча́ла по ней.

И я написа́ла ей письмо́.

Здра́вствуй, Лю́ся!

Как ты пожива́ешь? Я пожива́ю хорошо́. У нас в ла́гере о́чень ве́село. У нас ря́дом течёт ре́чка Во́ря. В ней вода́ голуба́я-голуба́я! А на берегу́ есть раку́шки. Я нашла́ для тебя́ о́чень краси́вую раку́шку. Она́ кру́гленькая и с поло́сками. Наве́рное, она́ тебе́ пригоди́тся. Люсь, е́сли хо́чешь, дава́й дружи́ть сно́ва. Пусть тебя́ тепе́рь называ́ют большо́й, а меня́ ма́ленькой. Я всё равно́ согла́сна. Напиши́ мне, пожа́луйста, отве́т.

С пионе́рским приве́том!

Лю́ся Сини́цына.

Я це́лую неде́лю ждала́ отве́та. Я всё ду́мала: а вдруг она́ мне не напи́шет! Вдруг она́ бо́льше никогда́ не захо́чет со мной дружи́ть!.. И когда́ от Лю́ськи наконе́ц пришло́ письмо́, я так обра́довалась, что у меня́ да́же ру́ки немно́жечко дрожа́ли.

Здра́вствуй, Лю́ся!

Спаси́бо, я пожива́ю хорошо́. Вчера́ мне ма́ма купи́ла замеча́тельные та́почки с бе́лым ка́нтиком. Ещё у меня́ есть но́вый большо́й мяч, пря́мо закача́ешься! Скоре́е приезжа́й, а то Па́влик с Пе́тькой таки́е дураки́, с ни́ми неинтере́сно! Раку́шку ты смотри́ не потеря́й.

С пионе́рским салю́том!

Лю́ся Коси́цына.

В э́тот день я до ве́чера таска́ла с собо́й голубо́й Лю́ськин конве́ртик. Я всем расска́зывала, кака́я у меня́ есть в Москве́ замеча́тельная подру́га Лю́ська.

А когда́ я возвраща́лась из ла́геря, Лю́ська вме́сте с мои́ми роди́телями встреча́ла меня́ на вокза́ле. Мы с ней бро́сились обнима́ться… И тут оказа́лось, что я переросла́ Лю́ську на це́лую го́лову.

«Секре́тики»

Вы уме́ете де́лать «секре́тики»? Е́сли не уме́ете, я вас научу́.

Возьми́те чи́стое стёклышко и вы́ройте в земле́ я́мку. Положи́те в я́мку фа́нтик от конфе́ты, а на фа́нтик – всё, что у вас есть краси́вого.

Мо́жно класть ка́мешек, цветно́е стёклышко, бу́сину, пти́чье пёрышко, ша́рик (мо́жно стекля́нный, мо́жно металли́ческий).

Мо́жно жёлудь и́ли ша́почку от жёлудя.

Мо́жно разноцве́тный лоскуто́к.

Мо́жно цвето́к, ли́стик, а мо́жно да́же про́сто траву́.

Мо́жно настоя́щую конфе́ту.

Мо́жно бузину́, сухо́го жука́.

Мо́жно да́же ла́стик, е́сли он краси́вый.

Да, мо́жно ещё пу́говицу, е́сли она́ блестя́щая.

…Ну вот. Положи́ли?

А тепе́рь прикро́йте всё э́то стёклышком и засы́пьте землёй. А пото́м потихо́ньку па́льцем расчища́йте от земли́ стёклышко и смотри́те… Зна́ете, как краси́во бу́дет!

Я сде́лала «секре́тик», запо́мнила ме́сто и ушла́.

Наза́втра моего́ «секре́тика» не ста́ло. Кто́-то его́ вы́рыл. Како́й-то хулига́н.

Я сде́лала «секре́тик» в друго́м ме́сте.

И опя́ть его́ вы́рыли.

Тогда́ я реши́ла вы́следить, кто э́тим де́лом занима́ется… И коне́чно же э́тим челове́ком оказа́лся Па́влик Ивано́в, кто же ещё?!

Тогда́ я сно́ва вы́рыла «секре́тик» и положи́ла в него́ запи́ску: «Па́влик Ивано́в, ты дура́к и хулига́н».

Че́рез час запи́ски не ста́ло. Па́влик не смотре́л мне в глаза́.

– Ну как, прочёл? – спроси́ла я у Па́влика.

– Ничего́ я не чита́л, – сказа́л Па́влик. – Сама́ ты ду́ра.

Сочине́ние

Одна́жды нам веле́ли написа́ть в кла́ссе сочине́ние на те́му «Я помога́ю ма́ме».

Я взяла́ ру́чку и ста́ла писа́ть:

«Я всегда́ помога́ю ма́ме. Я подмета́ю пол и мо́ю посу́ду. Иногда́ я стира́ю носовы́е платки́».

Бо́льше я не зна́ла, что писа́ть. Я посмотре́ла на Лю́ську. Она́ так и строчи́ла в тетра́дке.

Тут я вспо́мнила, что оди́н раз постира́ла свои́ чулки́, и написа́ла:

«Ещё я стира́ю чулки́ и носки́».

Бо́льше я уж совсе́м не зна́ла, что писа́ть. Но нельзя́ же сдава́ть тако́е коро́ткое сочине́ние!

Тогда́ я приписа́ла:

«Ещё я стира́ю ма́йки, руба́шки и трусы́».

Я посмотре́ла вокру́г. Все писа́ли и писа́ли.

Интере́сно, о чём пи́шут? Мо́жно поду́мать, что они́ с утра́ до́ ночи помога́ют ма́ме!

А уро́к всё не конча́лся. И мне пришло́сь продолжа́ть.

«Ещё я стира́ю пла́тья, своё и ма́мино, салфе́тки и покрыва́ло».

А урок всё не конча́лся и не конча́лся. И я написа́ла:

«А ещё я люблю́ стира́ть занаве́ски и ска́терти».

И тут наконе́ц зазвене́л звоно́к!

…Мне поста́вили «пять». Учи́тельница чита́ла моё сочине́ние вслух. Она́ сказа́ла, что моё сочине́ние ей понра́вилось бо́льше всех. И что она́ прочтёт его́ на роди́тельском собра́нии.

Я о́чень проси́ла ма́му не ходи́ть на роди́тельское собра́ние. Я сказа́ла, что у меня́ боли́т го́рло. Но ма́ма веле́ла па́пе дать мне горя́чего молока́ с мёдом и ушла́ в шко́лу.

Нау́тро за за́втраком состоя́лся тако́й разгово́р.

Ма́ма: А ты зна́ешь, Сёма, ока́зывается, на́ша дочь замеча́тельно пи́шет сочине́ния!

Па́па: Меня́ э́то не удивля́ет. Сочиня́ть она́ всегда́ уме́ла здо́рово.

Ма́ма: Нет, в са́мом де́ле! Я не шучу́, Ве́ра Евстигне́евна её хва́лит. Её о́чень пора́довало, что на́ша дочь лю́бит стира́ть занаве́ски и ска́терти.

Па́па: Что-о?!

Ма́ма: Пра́вда, Сёма, э́то прекра́сно? – Обраща́ясь ко мне: – Почему́ же ты мне ра́ньше никогда́ в э́том не признава́лась?

– А я стесня́лась, – сказа́ла я. – Я ду́мала, ты мне не разреши́шь.

– Ну, что ты! – сказа́ла ма́ма. – Не стесня́йся, пожа́луйста! Сего́дня же постира́й на́ши занаве́ски. Вот хорошо́, что мне не придётся тащи́ть их в пра́чечную!

Я вы́таращила глаза́. Занаве́ски бы́ли огро́мные. Де́сять раз я могла́ в них заверну́ться! Но отступа́ть бы́ло по́здно.

Я мы́лила занаве́ски по кусо́чкам. Пока́ я намы́ливала оди́н кусо́чек, друго́й совсе́м размы́ливался. Я про́сто изму́чилась с э́тими кусо́чками!

Пото́м я по кусо́чкам полоска́ла занаве́ски в ва́нной. Когда́ я конча́ла выжима́ть оди́н кусо́чек, в него́ сно́ва залива́лась вода́ из сосе́дних кусо́чков.

Пото́м я зале́зла на табуре́тку и ста́ла ве́шать занаве́ски на верёвку.

Ну, э́то бы́ло ху́же всего́! Пока́ я натя́гивала на верёвку оди́н кусо́к занаве́ски, друго́й сва́ливался на́ пол. И в конце́ концо́в вся занаве́ска упа́ла на пол, а я упа́ла на неё с табуре́тки.

Я ста́ла совсе́м мо́края – хоть выжима́й.

Занаве́ску пришло́сь сно́ва тащи́ть в ва́нную. Зато́ пол на ку́хне заблесте́л как но́венький.

Це́лый день из занаве́сок лила́сь вода́.

Я поста́вила под занаве́ски все кастрю́ли и сковоро́дки, каки́е у нас бы́ли. Пото́м поста́вила на́ пол ча́йник, три буты́лки и все ча́шки с блю́дцами. Но вода́ всё равно́ залива́ла ку́хню.

Как ни стра́нно, ма́ма оста́лась дово́льна.

– Ты замеча́тельно вы́стирала занаве́ски! – сказа́ла ма́ма, расха́живая по ку́хне в гало́шах. – Я и не зна́ла, что ты така́я спосо́бная! За́втра ты бу́дешь стира́ть ска́терть…

О чём ду́мает моя́ голова́

Е́сли вы ду́маете, что я учу́сь хорошо́, вы ошиба́етесь. Я учу́сь нева́жно. Почему́-то все счита́ют, что я спосо́бная, но лени́вая. Я не зна́ю, спосо́бная я и́ли не спосо́бная. Но то́лько я то́чно зна́ю, что я не лени́вая. Я по три часа́ сижу́ над зада́чами.

Вот, наприме́р, сейча́с я сижу́ и и́зо всех сил хочу́ реши́ть зада́чу. А она́ не реша́ется. Я говорю́ ма́ме:

– Мам, а у меня́ зада́чка не получа́ется.

– Не лени́сь, – говори́т ма́ма. – Поду́май хороше́нько, и всё полу́чится. То́лько хороше́нько поду́май!

Она́ ухо́дит по дела́м. А я беру́ го́лову обе́ими рука́ми и говорю́ ей:

– Ду́май, голова́. Ду́май хороше́нько… «Из пу́нкта А в пункт Б вы́шли два пешехо́да…» Голова́, ты почему́ не ду́маешь? Ну, голова́, ну, ду́май, пожа́луйста! Ну что тебе́ сто́ит!

За окно́м плывёт о́блачко. Оно́ лёгонькое, как пух. Вот оно́ останови́лось. Нет, плывёт да́льше.

Голова́, о чём ты ду́маешь?! Как тебе́ не сты́дно!!! «Из пу́нкта А в пункт Б вы́шли два пешехо́да…» Лю́ська, наве́рное, то́же вы́шла. Она́ уже́ гуля́ет. Е́сли бы она́ подошла́ ко мне пе́рвая, я бы её, коне́чно, прости́ла. Но ра́зве она́ подойдёт, така́я вре́дина?!

«Из пу́нкта А в пункт Б…» Нет, она́ не подойдёт. Наоборо́т, когда́ я вы́йду во двор, она́ возьмёт по́д руку Ле́ну и бу́дет с ней шепта́ться. Пото́м она́ ска́жет: «Лен, пошли́ ко мне, у меня́ что́-то есть». Они́ уйду́т, а пото́м ся́дут на подоко́нник и бу́дут смея́ться и грызть се́мечки.

«Из пу́нкта А в пункт Б вы́шли два пешехо́да…» А я что сде́лаю?.. А я тогда́ позову́ Ко́лю, Пе́тьку и Па́влика игра́ть в лапту́. А она́ что сде́лает?.. Ага́, она́ поста́вит пласти́нку «Три толстяка́». Да так гро́мко, что Ко́ля, Пе́тька и Па́влик услы́шат и побегу́т проси́ть её, что́бы она́ дала́ им послу́шать. Сто раз слу́шали, всё им ма́ло! И тогда́ Лю́ська закро́ет окно́, и они́ там все бу́дут слу́шать пласти́нку.

«Из пу́нкта А в пункт… в пункт…» А я тогда́ возьму́ и запульну́ че́м-нибудь пря́мо в её окно́. Стекло́ – дзинь! – и разлети́тся. Пусть зна́ет.

Так. Я уже́ уста́ла ду́мать. Ду́май не ду́май – зада́ча не получа́ется. Про́сто у́жас кака́я зада́чка тру́дная! Вот погуля́ю немно́жко и сно́ва ста́ну ду́мать.

Я закры́ла зада́чник и вы́глянула в окно́. Во дворе́ гуля́ла одна́ Лю́ська. Она́ пры́гала в кла́ссики. Я вы́шла во двор и се́ла на ла́вочку. Лю́ська на меня́ да́же не посмотре́ла.

– Серёжка! Ви́тька! – закрича́ла сра́зу Лю́ська. – Идёмте в лапту́ игра́ть!

Бра́тья Карма́новы вы́глянули в окно́.

– У нас го́рло, – хри́пло сказа́ли о́ба бра́та. – Нас не пу́стят.

– Ле́на! – закрича́ла Лю́ська. – Лен! Выходи́!

Вме́сто Ле́ны вы́глянула её ба́бушка и погрози́ла Лю́ське па́льцем.

– Па́влик! – закрича́ла Лю́ська.

В окне́ никто́ не появи́лся.

– Пе́-еть-ка-а! – надса́живалась Лю́ська.

– Де́вочка, ну что ты орёшь?! – вы́сунулась из фо́рточки чья́-то голова́. – Больно́му челове́ку отдохну́ть не даю́т! Поко́я от вас нет! – И голова́ всу́нулась обра́тно в фо́рточку.

Лю́ська укра́дкой посмотре́ла на меня́ и покрасне́ла как рак. Она́ подёргала себя́ за коси́чку. Пото́м сняла́ с рукава́ ни́тку. Пото́м посмотре́ла на де́рево и сказа́ла:

– Люсь, дава́й в кла́ссики.

– Дава́й, – сказа́ла я.

Мы попры́гали в кла́ссики, и я пошла́ домо́й реша́ть свою́ зада́чу.

То́лько я се́ла за стол, пришла́ ма́ма:

– Ну, как зада́чка?

– Не получа́ется.

– Но ведь ты уже́ два часа́ над ней сиди́шь! Э́то про́сто у́жас что тако́е! Задаю́т де́тям каки́е-то головоло́мки!.. Ну, дава́й пока́зывай свою́ зада́чку! Мо́жет, у меня́ полу́чится? Я всё-таки институ́т конча́ла… Так… «Из пу́нкта А в пункт Б вы́шли два пешехо́да…» Посто́й, посто́й, что́-то э́та зада́ча мне знако́ма!.. Послу́шай, да ведь вы её в про́шлый раз вме́сте с па́пой реши́ли! Я прекра́сно по́мню!

– Как? – удиви́лась я. – Неуже́ли?.. Ой, пра́вда, ведь э́то со́рок пя́тая зада́ча, а нам со́рок шесту́ю за́дали.

Тут ма́ма стра́шно рассерди́лась.

– Э́то возмути́тельно! – сказа́ла ма́ма. – Э́то неслы́ханно! Э́то безобра́зие! Где твоя́ голова́? О чём она́ то́лько ду́мает?!

Как мы с Лю́ськой спо́рили

Я сказа́ла:

– Хва́тит спо́рить. Ка́ждому дураку́ я́сно, что на скри́пке игра́ть лу́чше, чем на пиани́но!

– Нет, на пиани́но лу́чше! – сказа́ла Лю́ська. – На пиани́но сто́лько кла́вишей вся́ких – и бе́леньких и чёрненьких, а на скри́пке ни одно́й!

– А зато́ на скри́пке ничего́ нажима́ть не на́до и па́льцы не устаю́т!

– А зато́ на пиани́но сиде́ть мо́жно, а на скри́пке то́лько стоя́ть!

– Вот ещё! На скри́пке то́же мо́жно ско́лько хо́чешь сиде́ть! То́лько како́й же э́то дура́к бу́дет сиде́ть на скри́пке?! Скри́пка не для того́, что́бы на ней сиде́ть. Скри́пка для того́, что́бы по ней смычко́м води́ть. А ты про́бовала по пиани́но смычко́м води́ть? Мно́го у тебя́ получи́лось?

– А ты про́бовала на скри́пке на педа́ли нажима́ть? Мно́го у тебя́ получи́лось?

Я сказа́ла:

– Глу́пая ты! Где э́то ты вида́ла скри́пку с педа́лями?!

– А ты где пиани́но со смычко́м вида́ла?

– Нет, на скри́пке, коне́чно, лу́чше игра́ть! – сказа́ла я. – Скри́пка ма́ленькая, её на сте́нку пове́сить мо́жно. А попро́буй пиани́но на сте́нку пове́сь!

– А зато́ на пиани́но мо́жно уро́ки де́лать!

– А зато́ на скри́пке мо́жно за стру́ны дёргать!

– А зато́ на пиани́но мо́жно в до́чки-ма́тери игра́ть!

– А зато́ скри́пкой мо́жно разма́хивать!

– А зато́ на пиани́но мо́жно оре́хи коло́ть!

– А зато́ скри́пкой мо́жно мух разгоня́ть!

– А зато́ на пиани́но дневни́к вести́ мо́жно! Нет, на пиани́но в ты́щу раз лу́чше игра́ть!..

– Ско́лько мо́жно болта́ть по телефо́ну?! – услы́шала я вдруг в телефо́нной тру́бке го́лос Лю́ськиной ба́бушки. – Ты, Людми́ла, до сих пор ещё не занима́лась му́зыкой! А ну, марш за пиани́но!

– Пока́, – печа́льно сказа́ла Лю́ська. – Ба́бушка мне занима́ться вели́т…

– Пока́, – сказа́ла я.

Мне то́же на́до бы́ло бра́ться за му́зыку. По́сле того́ как у меня́ ничего́ не вы́шло с пиани́но, меня́ ста́ли учи́ть на скри́пке.

Я сняла́ со стены́ мою́ ма́ленькую све́тло-кори́чневую скри́почку, раскры́ла но́ты и приняла́сь води́ть смычко́м по стру́нам.

Удиви́тельная всё-таки вещь! Берёшь я́щичек, прово́дишь по нему́ па́лочкой, и вдруг я́щичек начина́ет петь. Захо́чешь – он поёт то́ненько-то́ненько, пищи́т, как мы́шка, и так жа́лобно, что само́й пла́кать хо́чется. А захо́чешь – игра́ет ве́село, гро́мко, пляши́, ра́дуйся, пры́гай, рука́ми маши́!

Да, удиви́тельная вещь… Вот я игра́ю сейча́с колыбе́льную, она́ ти́хая и гру́стная, да́же мой Ура́н не выде́рживает, начина́ет жа́лобно пови́згивать, смо́трит на меня́ и пови́згивает, как бу́дто про́сит: «Сыгра́й что́-нибудь весёленькое!»

Но мне нра́вится игра́ть э́ту ти́хую колыбе́льную.

Стои́шь посреди́ ко́мнаты… На полу́, на стена́х отража́ется ора́нжевое со́лнце, а ты во́дишь смычко́м по скри́пке и стара́ешься, что́бы зву́ки из неё выходи́ли таки́е же мя́гкие и тёплые, как э́тот вече́рний свет.

Да, мне нра́вится игра́ть на скри́пке. Гора́здо бо́льше, чем на пиани́но. А впро́чем, заче́м я так говорю́? На пиани́но то́же хорошо́ игра́ть. Про́сто я ма́ленькая была́, когда́ меня́ учи́ли, глу́пая, ничего́ не понима́ла. Я тогда́ ещё то́лько-то́лько в тре́тий класс пошла́, а сейча́с я его́ уже́ конча́ю… И на пиани́но игра́ть я то́же научу́сь. Обяза́тельно.

…Когда́ я ко́нчила занима́ться, сно́ва позвони́ла Лю́ська.

– А ты зна́ешь, – сказа́ла Лю́ська, – я поду́мала и реши́ла, что на скри́пке и пра́вда лу́чше игра́ть, чем на пиани́но: нажима́ть ничего́ не на́до и па́льцы не устаю́т.

– Ну и что? – сказа́ла я. – А зато́ на пиани́но сто́лько кла́вишей вся́ких – и бе́лых и чёрных!

– А зато́ на скри́пке мо́жно за стру́ны дёргать!

– А зато́ на пиани́но мо́жно в до́чки-ма́тери игра́ть!

– А зато́ на скри́пке…

Но тут пришла́ с рабо́ты ма́ма, и я переста́ла спо́рить с Лю́ськой и пошла́ у́жинать.

Кили́к-мили́к

Вчера́ у нас бы́ли го́сти – дя́дя Ю́ра, тётя Мари́на, Ксе́ния Вячесла́вовна и ещё не́которые ма́мины сослужи́вцы.

Дя́дя Ю́ра подари́л мне губну́ю гармо́шку, и я це́лый ве́чер на ней игра́ла. В ва́нной, пра́вда. Ма́ма не разреши́ла мне игра́ть на гармо́шке за столо́м, сказа́ла, что я испо́рчу гостя́м аппети́т. Но я что́-то не заме́тила, что́бы мо́жно бы́ло хоть че́м-нибудь испо́ртить им аппети́т. Они́ уплета́ли на́ши пироги́ как ми́ленькие, за уша́ми хрусте́ло.

Снача́ла е́ли пиро́г с карто́шкой, кото́рый мы с ма́мой пекли́ часа́ три. Че́рез не́сколько мину́т ни пирога́, ни карто́шки на блю́де не́ было…

Они́ е́ли, а я игра́ла им на губно́й гармо́шке. Не понима́ю, почему́ ма́ма посла́ла меня́ в ва́нную!

Мне так понра́вилось игра́ть на губно́й гармо́шке, что я забы́ла про пироги́, сиде́ла в ва́нной и ду́ла в гармо́шку, пока́ ма́ма не пришла́ и не сказа́ла, что от моего́ дутья́ у неё разла́мывается голова́, а Ксе́нии Вячесла́вовне сде́лалось пло́хо. Ещё бы, есть на́до поме́ньше, так и помере́ть недо́лго!

– Пойдём к гостя́м, Лю́ся, – сказа́ла ма́ма, – а то ты огло́хнешь от свои́х тре́лей. Мне не нужны́ глухи́е де́ти! Вон у тебя́ уже́ круги́ под глаза́ми!

Она схвати́ла гармо́шку, су́нула её в карма́н и поволокла́ меня́ к столу́.

– Ю́рочка, смотри́ не подари́ ей в сле́дующий раз бараба́н! – сказа́ла ма́ма.

И весь остально́й ве́чер я пила́ вме́сте со все́ми чай. А когда́ пото́м незаме́тно вы́тащила из ма́миного карма́на гармо́шку, побежа́ла в ва́нную, включи́ла во́ду и ду́нула в гармо́шку, она́ вдруг вы́скользнула у меня́ из рук и шлёпнулась пря́мо под струю́ горя́чей воды́, и ско́лько я пото́м ни ду́ла, из неё вылета́ли то́лько хи́лые си́плые зву́ки. То ли промо́кла она́, то ли засори́лась у ма́мы в карма́не, то ли ма́ма наро́чно её заколдова́ла.

В э́тот день я по́здно легла́ спать.

Положи́ла губну́ю гармо́шку под поду́шку, закры́ла глаза́.

Вдруг гармо́шка оживёт до за́втра? Ну, коне́чно, оживёт! Наве́рно, она́ про́сто уста́ла, и́ли ей надое́ло игра́ть, и́ли она́ оби́делась на ма́му…

Ничего́! За́втра у́тром я вы́тащу её из-под поду́шки, потру́ шерстяны́м одея́лом для бле́ска, ду́ну в неё, и она́ ка-а́к заигра́ет!

Споко́йной но́чи, Лю́сенька! Спи, за́втра всё бу́дет в поря́дке.

Я просну́лась ра́но. Сра́зу вле́зла с голово́й под поду́шку и приложи́ла гармо́шку к губа́м.

– Не бо́йся, гармо́шечка, ма́ма ничего́ не услы́шит!

Но гармо́шка то́лько то́ненько засипе́ла.

Что же де́лать? Мо́жет, сма́зать её че́м-нибудь?

Я принесла́ из ва́нной ма́мин крем, гу́сто сма́зала гармо́шку, но и э́то не помогло́.

Тогда́ мне пришло́ в го́лову подуши́ть её духа́ми…

Я сняла́ с по́лки в ва́нной голубу́ю коро́бочку, принесла́ её в ко́мнату и попыта́лась откры́ть флако́н.

Духи́ не открыва́лись.

Я изо все́х сил вцепи́лась в стекля́нную кры́шечку, и вдруг кры́шечка вы́скочила и полови́на флако́на вы́плеснулась пря́мо на мою́ посте́ль!

Го́споди, что я наде́лала! Поду́шка па́хла оглуша́юще, духо́в во флако́не оста́лось на са́мом до́нышке!

На́до скоре́й доли́ть, что́бы ма́ма не заме́тила!

Но как я пойду́ ми́мо ма́миной ко́мнаты с пусты́м флако́ном? Вдруг ма́ма уже́ просну́лась?

Лу́чше долью́-ка его́ здесь, водо́й из ва́зочки с мимо́зой. Мимо́за давно́ засо́хла, вода́ ей бо́льше не нужна́.

Че́рез мину́ту соверше́нно по́лный флако́н стоя́л на своём ме́сте в ва́нной, а я сно́ва верну́лась к гармо́шке. Я трясла́ её, угова́ривала, шепта́ла:

– Гармо́шечка, ми́ленькая, почини́сь, пожа́луйста! Я бу́ду игра́ть на тебе́ с утра́ до́ ночи!

А когда́ вы́расту, ста́ну знамени́той арти́сткой, бу́ду с тобо́й по ра́дио выступа́ть! А на ма́му ты не обраща́й внима́ния! Мы с ней вообще́ ра́зные лю́ди. Ей всё не нра́вится, что мне нра́вится. Ко́шек она́ не лю́бит. Червяко́в не выно́сит. Бои́тся их до́ смерти, как бу́дто они́ куса́ются! Оди́н раз я червяка́ домо́й принесла́. Хоте́ла, что́бы он у меня́ в коро́бке жил, кро́шки ел, капу́сту, апельси́ны… Зна́ешь, како́й симпати́чный был червя́к! А она́ его́ взяла́ и вы́кинула!

Тут в ко́мнату вошла́ ма́ма. Вид у неё был оживлённый и ра́достный.

– Лю́ська, одева́йся скоре́е! Сего́дня па́па приезжа́ет. Ты пойдёшь его́ встреча́ть?

Ещё бы! Коне́чно! Коне́чно, я пойду́ встреча́ть па́пу! Я так по нему́ соску́чилась!

Я ста́ла бы́стро одева́ться.

Эх, как жа́лко, что слома́лась моя́ гармо́шка!

Я бы с му́зыкой встреча́ла па́пу…

Вот подхо́дит по́езд, па́па выска́кивает из ваго́на, ма́ма кида́ется к нему́ с цвета́ми, а я игра́ю на гармо́шке!

Па́па подки́дывает меня́ высоко́-высоко́, и я игра́ю пря́мо в не́бе. Все го́ловы задира́ют, ма́шут цвета́ми…

– Слу́шай, в чём де́ло, почему́ у тебя́ в ко́мнате па́хнет мои́ми духа́ми? – вдруг спроси́ла ма́ма.

Я похолоде́ла:

– Н-не зна́ю…

– А ну, подойди́ сюда́!

Она́ подозри́тельно меня́ поню́хала.

– Ничего́ не понима́ю. Скажи́ че́стно, ты тро́гала мои́ духи́?

– Н-нет… Верне́е, потро́гала немно́жко, а пото́м на ме́сто положи́ла.

– Вот как? На ме́сто положи́ла? Но ведь я, ка́жется, стро́го-на́строго запрети́ла тебе́ прикаса́ться к мои́м духа́м! Что ты с ни́ми сде́лала? У меня́ впечатле́ние, что ты полива́ла и́ми пол. А ну, принеси́ сюда́ флако́н!

Це́лую мину́ту ма́ма стра́шными глаза́ми разгля́дывала на свет зеленова́тую му́тную жи́дкость, пото́м поню́хала её и смо́рщилась:

– Го́споди, кака́я га́дость! Что ты с ни́ми натвори́ла?

– Понима́ешь, ма́мочка, у меня́ гармо́шка слома́лась… и я…

– При чём тут гармо́шка? Я спра́шиваю: что ты туда́ налила́?! Заче́м ты испо́ртила мои́ францу́зские духи́? Ты же зна́ешь, как я их берегу́!

– Ма́мочка, я не наро́чно, – захны́кала я. – Они́ са́ми вы́лились.

– Ах, зна́чит, ты их вы́лила и, что́бы скрыть э́то, налила́ во флако́н каку́ю-то ме́рзость! Краси́во, не́чего сказа́ть!.. Ну что же, благодарю́ за отра́вленное настрое́ние. Ты всегда́ мне во́время его́ испо́ртишь… Коне́чно, о том, что́бы е́хать со мной на вокза́л, и ре́чи быть не мо́жет! Ты оста́нешься до́ма.

Она́ хло́пнула две́рью так, что у меня́ мура́шки пробежа́ли по спине́.

Всегда́ так! Разозли́тся из-за како́го-нибудь пустяка́!

Поду́маешь, духи́ несча́стные пожале́ла! Они́ уже́ полго́да стоя́ли, ста́рые ста́ли, а моя́ гармо́шечка но́венькая была́! Духа́ми поду́шишься, че́рез пять мину́т уже́ не па́хнет, а гармо́шка всю жизнь могла́ игра́ть!

И па́пу мне встреча́ть не да́ли!..

Ну что за жизнь така́я! Па́почка, приезжа́й скоре́е, мне без тебя́ пло́хо!

Я легла́ на дива́н и ста́ла ждать па́пу. Бы́ло гру́стно.

Я закры́ла глаза́ и ста́ла ду́мать, как удиви́тся па́па, когда́ не уви́дит меня́ на вокза́ле, и как ма́ма ста́нет ему́ жа́ловаться…

А пото́м я вдру́г уви́дела па́пу. Вы́тянув ру́ки и улыба́ясь во всё лицо́, па́па шёл ко мне́ по пусты́нному перро́ну. Вокру́г не́ было ни души́.

То́лько со́лнце свети́ло в не́бе. Стра́нно немно́жечко свети́ло, как бу́дто че́рез тума́н…

В рука́х у па́пы был чемода́н. На голове́ – кра́сная ша́почка с дли́нным козырько́м, в каки́х ката́ются по у́лицам велосипеди́сты.

«Кили́к-мили́к, – бормота́л па́па. Смотре́л на меня́, смея́лся и бормота́л: – Кили́к-мили́к, кили́к-мили́к…»

И вдруг в рука́х у па́пы сверкну́ла моя́ гармо́шечка!

«Кили́к-мили́к, кили́к-мили́к, почини́сь, гармо́шка, вмиг!» – воскли́кнул па́па, приложи́л гармо́шку к губа́м… И она́ заигра́ла! Да так гро́мко! Так ве́село!

Я подскочи́ла на дива́не и протёрла глаза́.

Передо мно́й стоя́л па́па.

– Кили́к-мили́к, – сказа́л па́па. – Селя́м але́йкум, до́чка!

Па́па был в дли́нном полоса́том хала́те. На нога́х мали́новые вы́шитые та́почки с за́гнутыми кве́рху носа́ми. На голове́ – кра́сная ба́рхатная тюбете́йка. Вы́литый стари́к Хотта́быч!

В одно́й руке́ па́па держа́л огро́мный зелёный арбу́з, в друго́й – мою́ гармо́шку.

– Кили́к-мили́к, – подмигну́л мне па́па, хи́тро улыбну́лся, поднёс гармо́шку к губа́м, и – чу́до! – гармо́шка заигра́ла!

Мой ми́лый па́па стоя́л передо мно́й и игра́л на мое́й гармо́шке!

Из-за па́пиной спины́ выгля́дывало сия́ющее, смею́щееся ма́мино лицо́.

– Встава́й, Лю́ська! – говори́ла ма́ма. – Встава́й! Па́па прие́хал! – И протяну́ла мне на ладо́ни кра́сное я́блоко.