Текст книги "Снять «Сталкера»"

Те, что сидели со скрипками в руках, положили их на плечо, так, как делал это папа Лю, и подняли смычки… Человек еще раз взмахнул палочкой, и зазвучала музыка. Хлоди предвкушала, что сын сейчас расплачется, потому что долго выносить «этот шум» нормальный человек просто не в состоянии. Но реакция Лю оказалась неожиданной, он перестал кукситься и замер в кресле, внимательно всматриваясь в экран. Оркестр продолжал играть.

Через две минуты Хлоди не выдержала:

– Сынок, – позвала она, – давай попросим папу включить нам про Супермена и Лоис Лейн.

Лю не реагировал. Он молча сидел перед телевизором и… прислушивался…

– Лю, – Хлоди почти кричала, – Лю, ты меня слышишь?

Прозвучал финальный аккорд, человек, стоящий спиной, осторожно положил палочку на листы бумаги, повернулся к зрителям лицом и поклонился. Пустили фонограмму аплодисментов. Маленький мальчик Лю Фонг, впервые в жизни услышавший Моцарта, несколько раз хлопнул в ладоши, а потом повернулся к матери.

– Да, мама, ты что-то сказала?

Хлоди молчала. Слов не было, она проиграла, ее сын никогда не станет неустрашимым «бойцом Шаолиня», потому что… потому что сыграли свою роль дурацкие гены папаши Майкла.

Она попыталась взять себя в руки:

– Так что, сынок, мы попросим папу разблокировать каналы, где Супермен спасает Лоис Лейн? – спросила Хлоди и совершенно не удивилась, когда сын помотал головой.

– Нет, мам, не сейчас, – и тут же, мгновенно забыв о Супермене, – ты слышала, мама, ты это слышала?

Лю кашлянул и запел приятным низким голосом:

– Ля-ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля…

– Вольфганг Амадей Моцарт, «Маленькая ночная серенада».

Хлоди оглянулась, в дверях стоял ее супруг.

– Это все ты, – прошипела она, – все ты…

На следующий день Майкл Фонг лично отвез Лю в музыкальную школу. Педагог, прослушавший Лю, отругал Майкла, что мальчика привезли так поздно.

– Вы же сами музыкант, – кипел негодованием профессор по сольфеджио, – уж кто-кто, а вы должны были понимать, что у мальчика талант. Я детей с таким слухом не видел уже Бог знает сколько времени…

Так мистер Лю Фонг поступил в музыкальную школу. Его успехи были столь разительны, что всякий раз после занятий, возвращая Лю матери, педагоги непременно отмечали, как повезло миссис Фонг с сыном. Любая мать была бы счастлива, любая, но не Хлоди Фонг. Похвалы учителей только злили ее. Она была почти уверена, что педагоги хвалят Лю нарочно, по просьбе мужа. А на самом деле Лю – совершенно обычный ребенок, который мог бы заняться чем-нибудь более подходящим для мальчика. Например, боевыми искусствами.

Года четыре Хлоди не сдавалась, подсовывала сыну свои любимейшие фильмы, в которых простые гонконгские пареньки лихо расправлялись с негодяями при помощи правой пятки. Сын, зевая, просматривал фильмы и отдавал диски обратно матери. На ее вопросы, не хочет ли он оставить фильм у себя, Лю всегда отвечал «нет». Постепенно Хлоди убедила себя, что все произошедшее, – результат тайного заговора между мужем и сыном. Иного объяснения, почему мальчик, китайский мальчик столь равнодушен к подвигам бойцов Шаолиня, зато готов часами смотреть как толстый тенор протяжно выпевает «Cheleste Aida», иного объяснения этому феномену не было. Только заговор.

Когда Майкл приезжал с очередных гастролей, Лю тихонько жаловался ему на маму. Старший мистер Фонг гладил сына по голове и уговаривал не сердиться на маму, постараться ее понять.

– Но, папа, – возражал Лю, – я ей сколько раз объяснял, что не могу смотреть эти тупые фильмы, она не понимает.

Майкл вздыхал и говорил о том, что у каждого человека есть мечта. У твоей мамы была мечта вырастить чемпиона по каратэ. Но вышло так, что у тебя другие способности. Всегда обидно, когда мечта не сбывается.

– Папа, я могу пообещать маме, что стану самым лучшим в мире скрипачом. Она обязательно будет мной гордиться.

– Конечно, сынок, – улыбался мистер Фонг, а потом, поздно вечером, упрашивал жену проявлять хоть немного интереса к делам сына.

Хлоди долго выпендривалась, потом, нехотя, соглашалась. Оба знали, что она не сдержит данного слова, и в следующий приезд Майкла все повторится. Совместные походы к семейному психоаналитику также не приносили результатов. Ощутимых результатов. Однажды, после очень долгого и утомительного сеанса, во время которого Хлоди несколько раз порывалась закатить настоящую истерику, психоаналитик через свою помощницу передал мистеру Фонгу, что хотел бы переговорить с ним с глазу на глаз.

– Вы знаете, – сказал он Майклу, – было бы неплохо, если бы у вашей жены появилось какое-нибудь увлечение. Она не увлекается вышиванием? Плетением макраме? Изготовлением домиков из спичек?

Майкл печально покачал головой. Нет, ничем таким Хлоди Фонг не увлекалась.

– Вам стоит попробовать подыскать ей подходящее занятие, – произнес психоаналитик рекомендательным тоном.

– Видите ли, – огорчился Майкл, – я очень редко бываю дома (и не очень хочу бывать там чаще, – подумал он, но вслух этого произносить не стал). Может быть, доктор, все же какие-нибудь таблетки?

– Таблетки вряд ли помогут в вашем случае, – авторитетно заявил психоаналитик, – она, конечно, станет поспокойнее, но главная проблема останется. Ваша жена придумала себе вымышленный мир. Вы и ваш сын должны были стать главными действующими лицами, можно сказать, главными положительными героями. Знаете, хорошие парни, плохие парни. Вы – хорошие парни. Но так получилось, что у вас свои увлечения, вы не вписались в ее картину мира. Но и к плохим парням она не может вас отнести…

Доктор сделал паузу и закончил фразу:

– По крайней мере, сына точно не может.

Он посмотрел на монитор и еще раз повторил:

– Очень, очень было бы неплохо, если бы ваша супруга нашла себе иной смысл в жизни.

– Я вас понял, доктор, – ответил Майкл и уточнил, – таблеток не будет?

– Ваша жена вменяема, просто слишком возбудима. Я, конечно, могу выписать самые легкие препараты, но… Давайте попробуем еще немного обойтись без них.

«Давайте попробуем еще немного обойтись без них,» – негодовал Майкл по дороге домой (негодовал про себя, так как Хлоди сидела рядом, как обычно, обиженная на весь свет), – «Давайте попробуем… Старый черт, не стесняется каждый раз брать деньги, а толку пока никакого. Надо было ему предложить попробовать… Пожить с ней хотя бы неделю. Мигом бы вытащил из своего сейфа самые сильные препараты… Или даже яд.»

Такие мысли посетили Майкла Фонга впервые в жизни. Будучи от рождения неисправимым оптимистом, первые двадцать с лишним лет (до момента знакомства с будущей женой) Майкл Фонг смотрел на мир если не через розовые очки, то уж точно не через черные. Брак с Хлоди Мур подверг врожденный оптимизм серьезному испытанию и выработал в характере Майкла не только исключительное терпение, изрядную долю сарказма, но и способность «отключаться» от действительности.

Это сыграло с ним сегодня злую шутку. Майкл так разозлился на неуступчивого доктора, что сам не заметил как, задумавшись, превысил скорость, был остановлен полицейским и оштрафован на крупную сумму. Это окончательно вывело из себя обычно спокойного и уравновешенного Майкла. Подъехав к дому, он довольно невежливо буркнул жене, что должен через полчаса быть на репетиции и что не может провести с ней этот вечер. Хлоди еще сильнее надулась, но скандалить не стала, молча вышла из машины. Майкл быстро дал задний ход, уже разворачиваясь, краем глаза отметил, что жена открыла почтовый ящик и вытащила оттуда какие то бумаги.

Вернувшись с репетиции (очень, очень поздно, – Майкл понимал, что это несправедливо по отношению к сыну, но ничего не мог с собой поделать, видеть Хлоди после посещения психоаналитика было выше его сил), мистер Фонг с удивлением обнаружил, что жены нет дома.

– А где мама? – поинтересовался он у сына, после того как заглянул на кухню, в ванную, в спальню и в маленькую кладовку под лестницей, – Хлоди ни в одном из этих мест не наблюдалось.

– Она пошла на какое-то собрание, – ответил Лю.

Майкл удивился, но уточнять не стал. Миссис Майкл Фонг вернулась домой в половине первого ночи, на вопрос мужа, где она была, отвечать не стала, но зато объявила, что с сегодняшнего дня Майкл будет спать в комнате для гостей.

Чтобы не огорчать супругу, в кои-то веки пребывающую в относительно спокойном расположении духа, Мистер Фонг сделал вид, что обиделся, быстро собрал свои вещи и перенес их в комнату для гостей, опасаясь, что Хлоди передумает.

Хлоди не передумала. Три раза в неделю она ходила на какие-то сборища, приносила домой брошюры и журналы. Вечерами сидела у компьютера, что-то искала в сети. Подошло время очередного визита к психоаналитику, Хлоди заявила, что больше в терапии для пары необходимости нет, Майкл может оставаться дома, она сама съездит и все объяснит. Через три часа Майклу позвонил психоаналитик и, выразив свое огорчение по поводу потери столь приятных клиентов, поздравил Майкла.

Мистер Фонг очень удивился и поинтересовался, с чем именно.

– Ну, как же, – удивился специалист, – ваша жена нашла себе новый круг общения. Не самый плохой вариант.

Майкл молчал, аналитик забеспокоился:

– Она что, ничего вам не рассказала?

Пришлось признаться, что нет.

– Тогда, – с сожалением сказал аналитик, – вам придется подождать, когда она сама будет готова сообщить свои новости.

– Но, – начал, было, Майкл…

– Нет, нет и еще раз нет, – твердо ответил аналитик, – я не могу вам ничего сообщать, извините.

Обеспокоенный Майкл направился в их теперь уже не совместную спальню, где обнаружил несколько методичек не так давно появившегося Общества “Save Soul – SS”. В тех кругах, где вращался Майкл, новое общество принимали всерьез. Самые продвинутые коллеги Майкла по оркестру, в основном те, чьи предки приехали в США из Восточной Европы, говоря об «SS» вспоминали Германию 30-х годов прошлого столетия, где существовала организация с подобной аббревиатурой. Майкл долго не верил в пытки и газовые камеры, пока однажды, во время очередных европейских гастролей, альтист Збышек не сводил его на экскурсию в Освенцим. Майкл был потрясен, шокирован, его разум отказывался верить собственным глазам. Невозможно, чтобы такое творили люди с другими людьми… Поздно вечером, после концерта, в каком-то баре пьяный Збышек рассказал ему, что его пра-прадедушка выжил в Освенциме, и что все, увиденное сегодня Майклом, правда.

И вот сейчас он, Майкл Фонг, музыкант, первая скрипка в лучшем оркестре страны, счастливый отец невероятно талантливого сына, стоит в собственном доме и держит в руках агитки сомнительной организации. Сомнительной с точки зрения человеческой морали.

Майкл услышал, как хлопнула входная дверь, вернулась Хлоди. Он не стал спускаться вниз, не хотелось устраивать разборки в присутствии Лю. Когда жена вошла в спальню Майкл резко (что было ему совсем не свойственно ранее) подошел к ней и, протянув ей брошюру, спросил:

– Как ты это объяснишь, Хлоди?

Жена не смутилась, не запаниковала, не заплакала и не закатила истерику. Она спокойно взяла брошюру, положила ее на тумбочку около кровати.

– Чему ты так удивляешься, Майкл? Тебе никогда не было до меня никакого дела. Ты всегда считал меня недалекой курицей, помешанной на боевиках. Ты отобрал у меня молодость, ты отобрал у меня сына. Я никому не нужна в этом доме.

Если бы она гневно выкрикнула эти слова, заливаясь слезами, Майкл бы просто повернулся и вышел, чтобы не видеть очередную истерику жены. Но Хлоди говорила совершенно спокойным тоном, и это напугало Майкла более всего. А самое ужасное, в ее словах было много правды. Он давно уже считал жену чем-то вроде необходимого придатка к талантливому сыну. И вдруг оказалось, что придаток имеет собственное мнение. Майкл молчал, Хлоди, между тем, продолжала говорить.

– Я знаю, ты хотел, чтобы я занялась танцами или плетением макраме… Но Мне Это Не Интересно, Майкл! – она чуть повысила голос и у мистера Фонга появилась надежда, что сейчас этот тихий кошмар закончится и начнется привычная семейная ссора, но Хлоди взяла себя в руки. – Почему ты не радуешься, Майкл? Я нашла увлечение себе по душе. Знаешь, ТАМ никто не считает, что я глупая. ТАМ мне объяснили, что просто пока никто в семье во мне по-настоящему не нуждается. Но мне надо терпеливо ждать, и наступит день, когда я буду вам нужна.

– И когда такой день наступит? – машинально спросил потрясенный Майкл.

Хлоди пожала плечами:

– Не знаю. Там говорят, что я сразу пойму…

На этом их первый и последний разговор по поводу нового «хобби» миссис Майкл Фонг закончился.

Куда бы ни ходила Хлоди Фонг, ТАМ ее не обманули насчет дня, когда она станет очень нужна своей семье. Только ждать этого дня ей пришлось почти десять лет.

Все эти годы семья Фонг жила в состоянии хрупкого, очень хрупкого мира. Таких семей много вокруг нас. Со стороны кажется, что у них все в порядке, вы даже завидуете таким семьям, – ну, надо же, как у людей все отлично складывается… И лишь иногда, случайно, вам удается заглянуть за кулисы благополучия.

К шестнадцати годам Лю выиграл несколько региональных и международных юношеских скрипичных конкурсов. В тот год, когда «настал час» миссис Майкл Фонг, ее сыну Лю исполнилось 16 лет, и его заявили на Московский Международный конкурс скрипачей имени Никколо Паганини. По этому случаю в торжественной обстановке студенту консерватории мистеру Лю Фонгу была вручена уникальная скрипка работы Джузеппе Гварнери, один из пятидесяти дошедших до наших дней инструментов, некогда созданных великим генуэзцем.

Событие широко освещалось в прессе, фотографии Лю со скрипкой в руках появились во всех СМИ, даже главные новостные каналы страны уделили этому примерно две минуты своего дорогого эфирного времени.

Конкурсная программа стала предметом ожесточенного спора между Майклом и педагогом Лю по классу скрипки. Майкл считал, что хотя исполнение знаменитых «капризов» Паганини будет весьма выигрышным, все же стоит познакомить публику с гораздо менее известными произведениями. В итоге был найден разумный компромисс: для выступления соло Полонез Венявского, второй тур – скрипка в сопровождении фортепьяно – соната Дж. Тартини «Дьявольские трели», в третьем туре (в сопровождении симфонического оркестра) Лю должен был играть Концерт для скрипки с оркестром Петра Чайковского. Для финального концерта (в том, что Лю выйдет в финал никто не сомневался, вопрос был лишь будет ли он первым или возьмет Гран При) был выбран Первый концерт для скрипки с оркестром Никколо Паганини. Времени до конкурса оставалось всего ничего, каких-то полгода. Лю отправил заявку и начал готовиться. В конце августа Майкл Фонг получил письмо от профессора, педагога своего сына по классу скрипки. Титулованный мэтр просил мистера Фонга изыскать возможность нанести визит в консерваторию. Так случилось, что у мистера Майкла Фонга как раз случился небольшой перерыв в гастрольном графике, он отправил ответное письмо, в котором сообщил, что приедет в среду.

Профессор ждал Майкла на втором этаже в аудитории номер двести тридцать четыре.

– Здравствуйте, – сказал Майкл и протянул ему руку, – я вас слушаю.

– Здравствуйте, здравствуйте, – несколько отрешенно ответил профессор, затем неожиданно резко схватил Майкла за рукав и потянул к дверям, – пойдемте, пойдемте, вы должны сами это услышать!

Они прошли по коридору и остановились перед аудиторией номер двести сорок пять. Профессор прижал палец к губам и осторожно приоткрыл дверь.

В небольшой репетиционной комнате спиной к двери стоял Лю.

– Только ничего не говорите, – прошептал педагог Майклу, – у него не получается пассаж в двадцать четвертом капризе. То есть, это он считает, что не получается. Любой другой студент был бы счастлив сыграть этот пассаж так, как играет его Лю. А вот ваш сын, мистер Фонг, недоволен. Он репетирует каждый день по несколько часов, я не знаю, чего он хочет добиться. Вот, смотрите…

Лю положил скрипку на плечо, поднял смычок, закрыл глаза (этого, конечно, Майкл с профессором видеть не могли, но Майкл знал, что сейчас Лю закрыл глаза), взметнулась вверх правая рука…

И мир сошел с ума. Воздух вздрогнул и распался на отдельные молекулы, волна звуков пронеслась по комнате, но там ей было тесно, через приоткрытую дверь она выплеснулась в коридор. Майкл отшатнулся, профессор, заметив его состояние, закрыл дверь. Теперь музыка звучала немного тише, по крайней мере, ее можно было слушать, не опасаясь за свой рассудок.

– Вы это слышали? – спросил профессор, – Я уверен, что сам Паганини никогда ТАК не мог сыграть свой каприз. Но он написал его… Для вашего сына, Майкл. Для вашего сына…

Майкл ничего не ответил, повернулся и ушел, не попрощавшись с профессором. Сев в машину, он попытался разобраться в своих чувствах. Он должен гордиться сыном. Должен, да. Все родители хотят, чтобы дети были умными, красивыми, талантливыми и удачливыми. Когда дети обладают всеми этими качествами (или хотя бы парочкой), родители должны быть счастливы. Почему же он, Майкл Фонг, первая скрипка самого лучшего в стране симфонического оркестра, отец замечательного мальчика Лю, не чувствует себя счастливым?

Впереди мелькнула вывеска «Старбакс», Майкл решительно свернул на стоянку. Домой ехать совершенно не хотелось. Невозможно видеть жену, изучающую очередную душеспасительную брошюру своего дурацкого общества. Спасибо, что хоть их не втягивает.

Майкл заказал кофе и еще раз попытался разобраться со своими чувствами. Примерно через полчаса он уже не сомневался в диагнозе. Да, родители радуются успехам своих талантливых детей, но оказывается очень трудно и очень страшно вдруг осознать, что твой ребенок – гений. Что в свои шестнадцать он играет лучше, чем ты в свои сорок. И, что самое ужасное, даже если ты будешь держать в руках скрипку двадцать четыре часа в сутки, ты все равно никогда, никогда не сыграешь так, как он. Потому что ты – способный музыкант, хороший музыкант, но ты – НЕ гений.

Он расплатился за кофе и поехал домой, не подозревая, что уже через сорок минут он будет проклинать себя за столь внезапно проявившуюся профессиональную ревность к сыну.

В гостиной стояла Хлоди. Похоже, она только что закончила разговаривать с кем-то по телефону, и услышанные новости были не из разряда приятных. Она осторожно положила телефон на журнальный столик и диковатыми глазами посмотрела на Майкла. Он поздоровался, жена ничего не ответила. Вот это показалось странным, обычно в ответ на его приветствие она безупречно вежливо отвечала «добрый день» или «добрый вечер» (это зависело от времени возвращения Майкла домой). Основополагающий принцип общества «Save Soul» гласил «нужно быть абсолютно вежливыми с теми, кто тебя окружает». Отсутствие «абсолютной вежливости» почти автоматически приводило к изгнанию паршивой овцы из дружного стада «SS». Хлоди Фонг уже добрых десять лет была активным членом местного отделения общества и даже, как однажды с удивлением узнал Майкл, занимала там какой-то ответственный пост. Должна быть очень веская причина, чтобы Хлоди проигнорировала принцип «абсолютной вежливости». Майкл решил выяснить эту причину.

– Что случилось, Хло?

Жена очень медленно села в кресло, взяла в руки телефон и положила обратно. «Неужели она сошла с ума?» – мелькнула мысль, Майкла бросило в пот. Он никогда в жизни не имел дела с сумасшедшими, рука полезла в карман пиджака за телефоном, нужно срочно позвонить 911.

– Это Лю, – вдруг хрипло сказала Хлоди, – они звонили насчет Лю.

Майкл не сразу понял:

– Кто они? – и вдруг до него дошло, он подскочил к жене и больно сжал ее плечи:

– Что случилось, Хлоди??? Что случилось с Лю?

Потом они долго сидели в приемном покое, и Майкл впервые за много лет нежно обнимал Хлоди за плечи. Когда появился врач, Хлоди напряглась, Майкл погладил ее по спине:

– Посиди, я сам все узнаю…

– Состояние тяжелое, но стабильное, – сразу начал врач.

– Что случилось с ним, доктор?

– Похоже, что на вашего сына напали. Он сильно избит, переломаны ребра, но не это самое плохое…

– А… – Майкл запнулся, но все же произнес, – А что самое?

– Те, кто это сделал, надели ему на голову каменную вазу для цветов. Череп не проломлен…

– Слава Богу! – выдохнул Майкл.

Врач строго посмотрел на него:

– Мы не можем пока сказать, как сильно поврежден мозг.

– Но ведь вы только что сами сказали, что череп цел? – робко возразил Майкл.

– Могут быть внутренние повреждения.

– И когда станет ясно, есть эти повреждения или нет? – спросил Майкл.

– Давайте подождем, пусть он сначала выйдет из комы.

Майкл вернулся к жене, она по-прежнему сидела, не двигаясь, смотрела в одну точку и молчала.

– У него стабильное состояние Хло. Его сильно избили, но он жив.

Миссис Фонг ничего не ответила, просто встала и направилась к выходу. Майкл испугался, эмоциональная Хлоди, за почти два десятка лет совместной жизни, устраивавшая истерики и по менее значительным поводам, молчала. Он кинулся к врачу.

– Доктор, моя жена… Она очень странно себя ведет.

Врач кивнул:

– У нее шок, сейчас ее перехватит в коридоре медсестра, вашей жене сделают укол, и она будет спать несколько часов.

Неожиданно в коридоре послышался шум, потом Майкл услышал голос своей жены:

– Отойди от меня, мерзавка, что ты лезешь со своими каплями?

В голосе Хлоди не слышалось ни малейшего намека на основополагающий принцип «абсолютной вежливости», она скандалила с упоением, как в былые времена. Майклу стало неловко, но в то же самое время он успокоился.

– Пожалуй, уколов не нужно, – быстро сказал он оторопевшему врачу, – с ней все в порядке.

И, пока доктор не опомнился, Майкл быстро выскочил в коридор. Испуганная пуэрториканка вжалась спиной в стену, над ней как волна цунами нависла разгневанная Хлоди. На полу в маленькой коричневой лужице валялся пластиковый стаканчик.

Хлоди подняла руку и замахнулась, Майкл бросился вперед, схватил жену за талию и оттащил от медсестры.

– Мерзавка, мерзавка, мерзавка, – шипела Хлоди, пытаясь вырваться, – ты у меня еще поплатишься, мерзавка…

Майкл буквально вытолкал супругу на улицу:

– Успокойся, дорогая, она просто хотела тебе помочь.

Хлоди перестала дергаться и неожиданно спокойным голосом скомандовала:

– А ну, отпусти меня.

Майкл разжал руки и отступил на шаг. Истерящая Хлоди была привычна и понятна. Новая, спокойная и уверенная, Хлоди пугала. Майкла даже слегка затошнило от страха. Он не знал, что ожидать от этой незнакомой женщины.

– Поехали домой, Хло, – робко предложил он, – доктор сказал, что завтра будет ясно, насколько все плохо… – он помолчал и неуверенно закончил, – Может быть, будет ясно.

Хлоди кивнула и спокойно села в машину, Майкл завел двигатель, чуть приоткрыл окно, рука потянулась включить музыку, но он вовремя опомнился. В данной ситуации музыка была неуместна.

Дома Хлоди закрылась в спальне. Майкл немного постоял под дверью, прислушался. Тишина. Жена не плакала, не причитала. Ему опять стало страшно, он быстро спустился вниз, в гостиную. Обычно непьющий, он вдруг понял, что если немедленно не выпьет рюмку чего-нибудь крепкого, нервы могут не выдержать.

Коньяка в баре не оказалось, зато там стояла открытая бутылка настоящей русской водки, привезенная Майклом полгода назад из гастрольного тура. Майкл налил себе половину стакана и сделал глоток. У него перехватило дыхание, гортань наотрез отказывалась принимать непривычный напиток. Подавив рвотный рефлекс, Майкл загнал водку в горло и быстро сделал еще один глоток.

Минут десять ничего не происходило, он сел в кресло и тупо уставился в угол. В углу стоял сейф, установленный по настоянию страховой компании. В сейфе хранилась скрипка, та самая, работы Джузеппе Гварнери. Майкл резко встал, пошатываясь, подошел к сейфу, приложил палец к сенсорному устройству, дверь медленно открылась. Он вынул скрипку, неловко задев пальцем струны.

Немного постояв, Майкл Фонг положил скрипку обратно в сейф. Он, Майкл, не имеет права на ней играть. Потому что на такой скрипке должен играть гений. Такой, как его сын Лю. А в том, что с Лю случилось несчастье, виноват он, Майкл. Виноват, потому что позавидовал, позавидовал собственному сыну.

Майкл упал в кресло, да, он виноват… Что теперь делать? А если врачи не смогут помочь и Лю умрет? И останется только ненавидящая его Хлоди. Мистер Фонг подумал, что надо бы еще выпить, но сил уже не было. Он так и уснул, сидя в кресле. Разбудила его Хлоди.

– Звонили из больницы, Майкл, Лю пришел в себя. Нам нужно ехать.

– Да, да, – Майкл растеряно взмахнул руками, с непривычки голова гудела, – иду…

– Я поведу машину, – резко ответила Хлоди, – ты не в состоянии сесть за руль. И вообще, сыну нужна твоя поддержка, а ты позволяешь себе пить. Иди в ванную и приведи себя в порядок. Я не хочу, чтобы Лю видел тебя таким.

Майкл кивнул, на этот раз Хлоди была абсолютно права. Он поплелся в ванную (надо бы поторопиться, но измученный организм задавал свой темп), включил воду, взял тюбик с зубной пастой и щетку. Внезапно закружилась голова, Майкла шатнуло вперед, он успел выставить вперед руку, чтобы не удариться о зеркало… Постояв так несколько минут, пока не перестала стучать кровь в висках, Майкл открыл кран. Не отрываясь от зеркала, свободной рукой плеснул в лицо воды, стало легче, но ненамного.

– Ты что там застрял? – раздался из-за двери голос Хлоди.

Майкл сморщился, выдавил на щетку немного пасты, провел ей пару раз по зубам, чтобы убрать привкус во рту. Выплюнул пасту, наскоро сполоснул рот, и крикнул:

– Уже иду!

С дороги Хлоди позвонила в больницу, поэтому, когда они вошли в приемный покой, хирург, делавший операцию Лю, уже ждал их.

– Я могу его увидеть, доктор? – сразу пошла в наступление Хлоди.

– Да, – кивнул врач, – но только очень недолго. Состояние еще нестабильное.

Майклу казалось, что пациентов в таком тяжелом положении должны держать где-нибудь далеко. По крайней мере, в телесериалах посетители, пришедшие навестить тяжелобольного родственника или знакомого, обычно шли длинными коридорами. Палата Лю оказалась за третьей дверью в первом же коридоре.

Доктор открыл дверь и вошел в палату, за ним уверенно вошла Хлоди, а Майкл… Майкл, к стыду своему, остался. Ему стало страшно. Вернулась мучительная мысль, что в том, что случилось с сыном, виноват он. И сейчас, если он войдет в палату, Лю скажет это вслух:

– Папа, я знаю, что ты завидуешь!

– Вы идете? – спросила Майкла невысокая медсестра с какими-то скляночками в руках.

– Я, – Майкл замялся.

Оказалось вдруг, что очень сложно объяснить, почему отец не хочет видеть тяжелобольного сына.

Сестра понимающе кивнула. Наверное, в ее практике такие случаи встречались. Она вошла в палату, Майкл остался. Прошло не больше трех минут, дверь открылась, появились Хлоди и лечащий врач.

– Ну что, доктор? – быстро спросил Майкл, стараясь не встречаться взглядом с женой.

– Боюсь, что положение несколько хуже, чем мы ожидали, мистер Фонг.

У Майкла оборвалось сердце, неужели он своей завистью погубил сына:

– Вы хотите сказать, что Лю… – начал он.

– Он выживет, – перебил его врач, – но возможна полная потеря слуха.

Последующие полгода жизнь семьи Фонг, и до того бывшая не безоблачной, превратилась в натуральный кошмар.

Лю выписали из больницы через полтора месяца. Забирала его Хлоди, Майкл уехал на гастроли. Объяснение для всех, кто мог заинтересоваться, – семье очень нужны деньги. Больше, чем раньше. Объяснение для себя, – он не мог находиться с сыном в одной квартире. Чувство вины усиливалось с каждым днем и стало почти невыносимым. Видеть, как Лю берет в руки скрипку и пытается играть, и как у него это не получается, было невыносимо.

А тут еще, поскольку на конкурс имени Паганини они уже никак не попадали, пришло официальное письмо, что скрипка, чудесная скрипка работы Джузеппе Гварнери, должна быть возвращена в скрипичный фонд. Ее выдадут другому музыканту, потому что такой инструмент должен играть.

В день, когда забрали скрипку, Лю не вышел из своей комнаты. Не вышел он и на следующий день и через неделю. Майкл ходил мрачнее тучи и боялся зайти к сыну. Хлоди же, напротив, расцвела. В доме стали появляться какие-то незнакомые люди. На вопрос Майкла, кто они такие, жена коротко ответила, что все они – члены общества «Save Soul». Майкл не стал уточнять, что делают все эти «члены» в их доме. Наверное, он должен был выгнать их, но не мог. Потому что в трудную для сына минуту недалекая, как считал все эти годы Майкл, Хлоди оказалась сильнее, чем он.

Даже сейчас она смело входила в комнату сына (Лю часами лежал на кровати, повернувшись к миру спиной), терпеливо дожидалась, когда он заметит ее присутствие, и начинала с ним разговаривать, четко выговаривая слова, чтобы Лю мог прочесть по губам. Майкл за это время в комнату Лю не зашел ни разу. Он вообще старался поменьше бывать дома, сутками пропадая на репетициях. Когда встал вопрос о внеочередных гастролях (нужно было срочно заменить сломавшего ногу коллегу), руководитель оркестра вызвал Майкла к себе в кабинет и деликатно намекнул, что если в связи с тяжелыми семейными обстоятельствами мистер Фонг не сможет поехать, все это поймут. Майкл, не дослушав, перебил руководителя, заявив, что «дома, конечно, не все в порядке, но Хлоди владеет ситуацией». Руководитель заметно удивился, но благоразумно промолчал, потому что был интеллигентным человеком. Фамилия мистера Фонга была занесена в гастрольный список.

Гастроли продлились четыре месяца. Майкл ежедневно звонил домой. Он принципиально не набирал мобильник жены, а звонил на домашний номер в надежде услышать сына. На звонки отвечали всегда. Когда Хлоди, когда незнакомые очень вежливые голоса. Майкл представлялся и просил позвать миссис Фонг. Чьи это голоса, он не спрашивал. И так было понятно, что в их доме, похоже, открылось региональное отделение «SS». Лю трубку не взял ни разу, хотя еще до отъезда Майкл оборудовал все аппараты в доме световым сигналом, чтобы Лю видел, когда телефон звонит.

Рано или поздно все заканчивается, закончился и этот гастрольный тур. Родной город встретил Майкла привычным дождем. Майкл остановил такси и продиктовал адрес. По дороге он пытался настроиться на оптимистичный лад, получалось плохо. Так, в тоскливом настроении мистер Майкл Фонг подъехал к своему дому. Там стояло неожиданно много машин. Тоска вмиг сменилась злостью, наглость адептов «SS» перешла все границы. С твердым намерением выгнать всех Майкл поднялся по ступенькам. Неожиданно дверь открылась, из дома вышел невысокий толстый мужчина в смешных круглых очках. Майкла мужчина проигнорировал, хотя они чуть не столкнулись лбами (точнее лоб мужчины чуть не врезался Майклу в солнечное плетение). Чудом избежав столкновения, мужчина бесцеремонно повернулся к Майклу спиной и энергично начал жать руку шедшей за ним Хлоди: