Текст книги "Обретая целостность. Как разрешить внутренний конфликт и начать жить в согласии с собой"

Если бы в тайной комнате хранились незначительные вещи, не было бы необходимости так настойчиво их прятать. Лампочка «стыд» не сигнализировала бы об опасности. Например, можно было бы подумать: «Ну что такого, в самом деле, ну беспорядок, у кого не бывает?» Но нет. Там хранится то, с чем жить нельзя. И стыд поднимает такие чувства, что невозможно расслабиться, запуская не только сигнальную функцию, но и механизмы самосохранения: замри – бей – беги. Начинает быстро биться сердце, или, наоборот, все сжимается, каменеет внутри. Столь сильная реакция возникает перед лицом смертельной опасности. Да. Именно такой кажется опасность раскрытия тайны о себе. «Если все узнают правду, случится нечто ужасное, я не смогу с этим жить».

За той дверью прячется убеждение, что, обладая какими-то качествами, желаниями, особенностями характера, «невозможно жить». Здесь возникает естественное противоречие: с одной стороны, человек приходит к убеждению, что в нем есть что-то, «с чем жить невозможно», с другой – в нем природой заложен импульс «надо жить».

С момента попадания в западню этого противоречия начинается внутренняя борьба за право на существование: одна часть меня достойна жить, а вторая нет. Помните, как у Олега была «крутая» часть, которую он демонстрировал на работе и в социуме, но была и та, которую он спрятал «за занавес», которая тревожила его и которую приходилось «глушить» алкоголем.

Находиться в этом раздробленном состоянии невыносимо. И человек приказывает «неудобной» части: «Не живи!» Вот он – внутренний раскол. В рамках нашей с вами метафоры человек буквально стремится выковырять неприглядные пазлы из своего узора личности. Но они никак не поддаются, только еще больше сминаются, расстраивая их обладателя.

Какие характерные особенности присущи человеку, в котором запущена программа «Не живи»? Это привычка часто и порой без повода извиняться, саморазрушающее поведение и склонность к зависимостям, стеснение при общении с людьми и постоянная оглядка на мнение окружающих, желание быть «закрытым» человеком, необходимость терпеть из-за страха высказать свое мнение и нерешительность в конфронтации с другими, трудность в принятии решений, отсутствие ощущений в теле, подверженность заболеваниям, тяга помогать другим – даже во вред себе, незнание собственных желаний, усиленные воспитанность и тактичность, страх быть ярким и заметным, фобии, психосоматические заболевания.

Вот и вырисовывается такая формула: «не живи» равно «в твоей жизни нет нужды» равно «ты не нужен». И далее логика такая: «Если я не нужен своим родителям, то я не нужен вовсе, мне не следовало бы быть». Такое послание ребенок получает как в прямом виде, так и в косвенном.

В прямом – это когда с детства слышит такие фразы: «Лучше бы тебя не было!», «Ты мне всю жизнь испортил!», «Да за что же ты мне такой достался!» и пр. Сказанное в сердцах попадает прямо в душу ребенку. Опять же это говорит человек, благодаря которому малыш живет, и для него это значит, что сама жизнь отвергает его.

Косвенные послания – это когда тот же смысл передается через ситуации. Некоторые из них я собрала в таблице, основываясь на практическом опыте работы с клиентами.

Любое проявление, указанное в таблице, может вести к психологической травме и реализации программы «Я недостоин жить». В таком случае главной особенностью стиля жизни человека становится саморазрушение – трудоголизм, зависимое поведение, занятия, связанные с опасностью для жизни – и/или попытки диссоциироваться от самих себя, то есть ничего не чувствовать, убеждать себя, что «это происходит не со мной».

Узнав про программу «не живи», Олег спросил:

– Получается, взрослея, ребенок, который что-то недополучил в детстве, все равно будет стремиться к закрытию базовых нужд?

– Да. Психика устроена линейно. Фактически все строится на контакте с мамой или значимым взрослым. Если при контакте ребенок получает три главные вещи – любовь, безусловное принятие и безопасность, – то сформируется здоровая целостная личность. Если недополучает, то заложенные природой механизмы выживания будут помогать ребенку все же найти их.

Чем больше мама эмоционально отдалена от ребенка, тем больше ребенок будет провоцировать ее на контакт. Например, с помощью капризов, непослушания, постоянных вопросов «А ты меня заберешь?», «А ты меня точно любишь?», инициирования обнимашек.

«Закрытие базовых нужд» нередко происходит в ущерб задачам возраста, – продолжила я. – Например, в переходном возрасте ребенок может сопротивляться взрослению, отделению от родителей, потому что боится потерять хотя бы тот уровень любви, который получает.

Олег поднял левую бровь.

– Вы что-то хотели сказать?

– Да. А разве не бывает такого, что можно просто уехать от родителей и забыть обо всем этом? Я вот достаточно рано стал самостоятельным. И не чувствую, что завишу от мамы или отца.

Понятно. Мы столкнулись с сопротивлением. Психика не готова пускать в те слои, где много тревоги и боли. Ведь, если разворошить «осиное гнездо», все обратно не вернешь. «А вдруг оно не на пользу? А вдруг сделаешь лишь хуже? Так-то мы хотя бы уже все освоили, – подсказывает страх, – а если ты решил все поменять, то как дальше жить?»

– Олег, вы, несомненно, стали самостоятельным. Однако есть та часть вас, которая все еще нуждается в любви. Как вам кажется, не эту ли потребность вы заглушаете вечерами с помощью алкоголя?

– Меня жена любит. И с мамой в целом сейчас общение без конфликтов. Она даже мне сообщила недавно, что гордится мной. Представляете. Но мне это уже… – Олег замялся, – не знаю, как сказать. Уже не нужно, что ли.

– Именно. Вам как взрослому это уже не нужно. Нужно той части вас, которую вы пока не осознаете и не идентифицируете с собой. Возможно, даже отрицаете ее наличие. Но она есть. Я говорю про вашего Внутреннего Ребенка. И этой части важно получить любовь, безопасность и принятие. Но уже не от мамы.

– А от кого?

– От вас.

– Получается, я не прошел, как вы там говорите, сепарацию? Поэтому нуждаюсь во всем этом?

– Сепарация возможна, только когда ребенок наполнился. Если он испытывает дефицит, то вынужден ставить себя на паузу и ждать. А значит, даже вырастая, оставаться чуточку ребенком. А если быть ребенком невыгодно… – я интонацией пригласила Олега закончить фразу.

– …то придется этого не замечать.

– Верно. И в этом случае полному отделению будет препятствовать еще и стыд – за страх отделения, за потребность в получении любви, за непохожесть на сверстников. Ведь, с одной стороны, уже «такой большой», какая там сепарация? А с другой – есть страх потерять надежду «дополучить». Если не восполнять дефицит, с каждым годом жить станет все тяжелее.

Олег нахмурил лоб и посмотрел куда-то за мое плечо – будто там хранились все ответы.

• Через реакцию мамы или значимого взрослого на окружающие события и на него самого у ребенка формируется представление обо всем, в том числе о нем самом.

• Если в контакте с мамой или со значимым взрослым ребенок получал послание о собственной никчемности, вреде, ненужности, то с большой вероятностью у него могут сформироваться установки «со мной что-то не так» и «я недостоин жить».

Прочтите высказывания ниже и ответьте «да» или «нет» в зависимости от того, слышали ли вы что-то похожее в детстве. Обращайте внимание именно на смысл фразы, а не на детали и формулировки. Прислушивайтесь к своим ощущениям. Если какая-то из фраз вызовет внутренний отклик (ощущения в теле, волнение, тяжелое чувство, напряжение и пр.) – это «да». Каждый утвердительный ответ приравняйте к одному баллу.

1. «Давай быстрее! Все уже давно справились».

2. «Не ходи туда, осторожно, упадешь, порежешься, не получится, еще не время, уже слишком поздно».

3. «Ты не даешь мне ни минуты спокойствия. Вечно у тебя что-то случается».

4. «Ты не вовремя. Иди поиграй сам».

5. «Мы тебя не планировали».

6. «Ну что ж у тебя все из рук валится!»

7. «Неплохо, но можно лучше. Дай я сделаю сам».

8. «Пока тебя не было, я успевала и учиться, и работать, и отдыхать».

9. «Мы в твоем возрасте росли и были самостоятельными. А ты вечно за помощью бегаешь».

10. «Ты почему отдыхаешь, рисуешь, играешь? Тебе заняться что ли нечем?»

11. «Пока ты тут бездельничаешь, твоя мама на трех работах работает и домом еще занимается».

12. «Как тебе не стыдно, ты так меня всегда расстраиваешь. Ну неужели трудно просто делать все нормально?»

13. «Нечего ныть. Иди делом займись».

14. «Ой, посмотрите, какой умный нашелся. Вот подрастешь, тогда поговорим».

Теперь ответьте «да» или «нет» на следующие вопросы. Каждый утвердительный ответ засчитывайте как 1 балл. Просуммируйте баллы из предыдущего задания и эти баллы.

Можете ли вы сказать, что в детстве…

1. Рассказывая родителям о своих детских ситуациях, чувствах, чаще наталкивались на лекцию или отрешенность?

2. Вам казалось, что родители чаще недовольны вами, чем довольны?

3. Часто испытывали чувство вины, стыд?

4. С вами обращались несправедливо?

5. Чаще были в одиночестве, скучали по родителям?

6. Вам казалось, что лучше бы вас не было вовсе?

7. Вы часто болели?

8. Вы были поводом для постоянного беспокойства родителей?

Ключ к самодиагностике.

0–3 балла. Если вы набрали до трех баллов, то вас можно поздравить – спутники нецелостности либо отсутствуют, либо слабо выражены.

4–14 баллов. Скорее всего, вы уже сами ощущаете, что установки «Я недостаточно хорош» и «Я недостоин быть» влияют на вашу жизнь. Можно поисследовать, в каких сферах влияние наиболее яркое, как вы справляетесь, сколько сил на это уходит, на что эти силы вы могли бы направить.

15–22 баллов. Вопрос нецелостности стоит остро. Похвалите себя, что читаете эту книгу, и продолжайте делать все практические упражнения. Обязательно прочтите вторую часть этой книги – там мы начнем процесс формирования целостности.

Шаг 4. Исследуем причины нецелостности

Стыд подсвечивает места внутреннего раскола, откуда «сочится» внутренняя пустота, заставляющая нас «затыкать» ее разными способами. Но бывает так, что и сами пазлы покорежены. Давайте теперь посмотрим не на зазоры между деталями, а на сами пазлы, их форму и состояние.

Сломанная деталь указывает на психологическую травму. Как же деталь может быть сломанной? Кто ее ломает? И главное – как ее починить?

В психологии есть целый раздел, который посвящен этим вопросам, – травматерапия. Курсы по травматерапии нередко строятся на книгах психолога Питера Левина. В одной из своих книг он пишет:

Когда я использую здесь слово «травма», я говорю о распространенных болезненных, ослабляющих человека симптомах, от которых страдают многие из нас и которые возникают как последствия пропущенного через себя угрожающего жизни или запредельно тягостного опыта. Еще недавно оно широко употреблялось как слово-паразит, как подмена словосочетания «повседневный стресс», например, в таких высказываниях: «Ну и травматичный денек выдался сегодня у меня на работе». Однако использование слова «травма» («травматичный») в подобном контексте совершенно бессмысленно. То, что все травмирующие нас события связаны со стрессом, – правда; но в то же время далеко не все сопровождающиеся стрессом события способны нас травмировать[2]2
  П. Левин. Исцеление от травмы.


[Закрыть].

Зачастую эти два понятия – стресс и травма – действительно связывают, хотя они имеют два существенных различия.

Испытывая стресс, мы имеем возможность выбирать стратегию реагирования, тогда как при травме выбора у нас буквально нет.

Также стрессовые ситуации способны добавить нам энергии на их преодоление, в то время как травма лишь «обесточивает».

Когда мы с Марией подобрались к обсуждению этой темы, она сказала, что, «по сути, травмировать может чуть ли не все». На самом деле это не совсем верно, есть определенные критерии травмы. То, насколько та или иная стрессовая ситуация может превратиться в травмирующую, зависит от надежности наших личных границ и ощущения опоры на своего Внутреннего Взрослого. Питер Левин пишет, что «мы оказываемся подверженными травме (травмированными), когда осознаваемая или ощущаемая нами угроза по силе превосходит нашу способность адекватно ей противостоять». Получается, что травме можно противостоять лишь тогда, когда все пазлы Внутреннего Ребенка, Взрослого и личных границ собраны в целостный узор.

«Но как травма, полученная в прошлом, может влиять на меня сейчас?» – спросите вы. Правда в том, что наши травмы живут внутри нас – как в психике, так и в теле, потому в этой главе мы посмотрим не только на то, как травмирующие события отразились на нашем внутреннем мире, но и на физиологическое влияние травматизации. В момент получения травмы часть психики «замирает», тело же продолжает непрерывно реагировать на травмирующую ситуацию, словно она происходит до сих пор, и весь этот процесс отправляется в бессознательное.

К примеру, мне нередко доводилось слышать от клиентов о таком наказании в детском саду: непослушного ребенка ставят на стульчик посреди группы. Или закрывают в туалете. Ребенок по природе своей беззащитен и стремится адаптироваться к окружающим условиям, чтобы выжить. Можно с большой вероятностью предположить, что взаперти малыш ощущает страх, грусть, вину, стыд, злость. Целую гамму чувств, которые не может выразить. Да ему и нельзя. Он сидит среди холодных стен пять минут, десять, пятнадцать. Приходит воспитательница и говорит: «Ну что, одумался? Иди одевайся быстрее. И чтоб больше я не слышала от тебя подобных слов!» Мальчик одевается, выходит со всеми на улицу. Потом его забирают родители. Проходит год, два, тридцать лет. Мальчик становится мужчиной. Но. Где-то внутри этого мужчины все еще живет мальчик, наказанный в детском саду. Чувства, которые остались запертыми в нем в течение тех пятнадцати минут, по-прежнему присутствуют. Но только уже в бессознательном – чтобы не мешали решению актуальных на каждом возрастном этапе задач.

И люди живут, даже не подозревая о том, насколько травмирующее прошлое продолжает влиять на них.

Давайте подробнее посмотрим на то, как пазлы нашего узора личности ломаются под влиянием травмы. Итак, случается травмирующая ситуация, когда ребенок лишается возможности выражать свои чувства и получать любовь, безусловное принятие и защищенность. С помощью метода осознанной медитации, о котором мы поговорим во второй части книги, вы сможете восстановить в памяти ту первую ситуацию, в которой были травмированы.

Дальше на травму реагирует наше тело. Сначала в виде ответной реакции на ситуацию: мозг проанализировал происходящее, в кровь попал гормональный коктейль, тело подготовилось к ответным действиям. Позже тело отреагирует на травматичную ситуацию замиранием и бездействием. Если человек не смог выразить возникшее в момент травматичной ситуации чувство, оно словно встает на паузу и оседает в какой-то части тела. Создаются телесные блоки и зажимы, или может начать развиваться какое-то заболевание. Например, тот мальчик из детского сада сильно сжимал зубы, чтобы удержать эмоции внутри. Со временем у него могут быть сильно напряжены мышцы лица и шеи.

Затем травма подавляется и вытесняется в бессознательное. Чтобы сломанный пазл не мешал нашей дальнейшей адаптации и развитию, психика упаковывает его в бессознательное. Например, мальчик вскоре забудет о наказании или рационализирует поступок воспитателей: «Ну, я понимаю, им было трудно с тридцатью детьми». В ход пойдет все, что поможет сделать ситуацию менее значимой и, значит, быстрее убрать ее из поля зрения. Нарушенный естественный узор пазла спрячется под «заплатку».

После того как травма вытеснена, мы начинаем избегать ее повторения. Мозг непрерывно оценивает обстановку вокруг, и едва лишь появляется стимул, плюс-минус похожий на травмирующий опыт, как он немедленно подает сигнал в виде тревоги, ощущений сдавленности в теле и пр., чтобы не сталкиваться со всем тем, что уже есть в бессознательном, и не повторять тяжелый опыт. Мы выбираем стратегию избегания – помните, так же как в случае со стыдом. Мы задаем себе вопрос: «Как мне себя вести, чтобы больше не было так плохо?» Например, мальчик мог решить, что он должен отныне быть послушным и скрывать свои чувства и желания.

Затем включается глобализация. Все, что ассоциативно напоминает нежелательные ситуации, глобализируется. Мы начинаем гиперболизировать точечные ситуации, воспринимая их масштабно. Используются слова «все», «ничего», «всегда», «никогда», «теперь больше не».

– Неужели психологическую травму можно вылечить, просто говоря о ней? – скептически заметил Олег.

– Травму, нанесенную словами, словами можно и вылечить. Досказать, довыразить, дообъяснить, договорить, додать…

– Нет, я имею в виду, что в прошлое-то уже не вернуться. Нельзя, будучи взрослым, поговорить с родителем, который нанес травму.

– На самом деле с точки зрения нашей психики в прошлое можно вернуться и даже переписать его. Потому что все травмы «зашиты» в виде определенных элементов в нашем теле. А все происходящее в теле управляется мозгом. А для мозга нет разделения на прошлое, настоящее и будущее. У него все происходит сейчас. Подумали про экзамен, который будет завтра, а реакция в желудке уже сегодня.

Олег улыбнулся, а я продолжила:

– Наш мозг сканирует происходящее, выискивает и запоминает ситуации и паттерны общения, которые помогли нам адаптироваться к жизни. Успешные паттерны он запоминает и формирует соответствующие программы, согласно которым мы и действуем впоследствии. Эти программы – не что иное, как наборы нейронных цепочек, и важнейший критерий для их формирования – безопасность человека.

– Ирина, я правильно понял, что если в прошлом что-то нас не убило, то мозг решил, что это пригодно для жизни? Поэтому мы и продолжаем повторять одно и то же в течение жизни?

– Совершенно верно. Мало того, все нейронные цепочки, которые успели сформироваться до семи лет, создавались автоматически. Это потому что до этого возраста не в полную силу работала та часть мозга, которая отвечает за критическое мышление. То есть то, что мы еще называем осознанностью. В раннем детстве все программы попадают в нас на раз-два, минуя лишь один фильтр «не убило – жить можно». Вот и получается, что все новое зачастую кажется нам потенциально опасным.

– Про то, что мозг оберегает нас, я понял, но каким образом он заставляет нас действовать в безопасном режиме? Вот лежат где-то в мозгу эти предохранительные программы, но как они на практике срабатывают?

– Срабатывают так: случается ситуация – это стимул. Рецепторы воспринимают информацию и передают ее «начальнику» – головному мозгу. Тот определяет «что к чему» и дает команду на реагирование. В кровь вбрасывается соответствующий гормональный коктейль, который инициирует у человека то или иное чувство.

– То есть чувства – это гормоны?

– Да. Гормоны – в кровь, человек ощущает изменения в теле и идентифицирует эти ощущения в виде какого-то чувства. И в соответствии с тем, какое чувство «подгрузилось», он и реагирует. Например, подгрузился страх – человек либо замрет, либо побежит, либо полезет в драку.

– А от чего зависит то, как он отреагирует?

– На это тоже есть программа, которая анализирует, как человек поступал ранее. Он чаще бежал, замирал или в бой лез? Если говорить про вас, то как это у вас случалось?

– Смотря с кем. С пацанами в драку лез. Перед более старшими и сильными скорее замирал, – Олег развел руками. – То есть на любые стимулы есть своя программа. Прямо жизнь на автопилоте.

– Да, очень похоже. Но бывает, автопилот ведет человека в пропасть. Например, когда на осознанном уровне одна задача, а на бессознательном – другая. И тогда мы хотим перестать есть сладкое, но не можем, потому что нас с детства утешали и вознаграждали едой. Или обещаем себе не быть как мама или папа, но почти в точности копируем их. Или мечтаем стать успешными и богатыми, но подсознательно считаем деньги опасными. Что тогда? Единственный способ исправить положение – перейти на ручное управление.

Нейронные связи – это клей, который соединяет элементы нашего узора личности. Если мы хотим, чтобы «прижился» отколотый элемент или «новый», нам нужно создать для него альтернативную нейронную связь. Фактически к этому процессу и сводится психотерапия: создать новые нейронные связи между всеми уникальными пазлами личности. Например, если в детстве нас часто ругали, когда мы падали, то в мозгу сформировалась нейронная связь «когда падаешь – нужно ругать себя». Поэтому, вырастая, мы при каждой неудаче мучаемся самокритикой. Наша задача – вспомнить ситуации, в которых были сформированы старые нейронные связи, и создать новые, которые не провоцировали бы внутренних конфликтов между «безопасным старым» и «желанным новым».

Вот почему без работы с травмами неэффективна позитивная психология. Она просто надевает на человека красивый костюм, но сам обладатель остается прежним. Пока паттерны детства остаются неосознанными, любые попытки по-настоящему измениться будут давать лишь временный эффект. Старые нейронные связи попросту вытолкнут «инородное тело».