Текст книги "Чужая невеста"

Глава 2

Марк оказался даже большим бревном, чем можно было ожидать. Начать с того, что Оксана, предполагая, что Марк может приехать к обеду, стянула свою роскошную гриву в тугой пучок на затылке, да еще старательно пригладила волосы мокрой щеткой, да еще побрызгала лаком, чтобы ни один завиток, не дай Бог, не высвободился. Потому что Марк, оказывается, не любит растрепанные прически. Более того – она надела черную юбку ниже колен и серенькую невыразительную блузку с длинными рукавами и почти мужским воротником. Марк, оказывается, любит классический стиль и неброские цвета. И уж совсем выбила Алексея из колеи ее попытка запудрить румянец на загорелой мордашке и легкие янтарные веснушки на переносице. Марк, оказывается, считает веснушки несолидными, а яркий румянец – вульгарным.

Что хоть происходит? Алексей не знал, злиться ему или смеяться. Не считая того, что время от времени приходилось напоминать себе, что это не его дело.

Последнюю каплю добавил случай за обедом. Они сидели втроем в необъятной кухне за столом штучной работы, хлебали зеленые щи со сметаной, по методе тети Нади остуженные в холодильнике перед употреблением, запивали их шампанским из разнокалиберных чайных чашек, пробовали привезенные Алексеем всякие ветчинки-колбаски и говорили все одновременно на многоразличные темы, ухитряясь слышать друг друга, и задавать вопросы, и отвечать на них, и смеяться хором, и… в общем, все было хорошо. А потом закипел легендарный теть Надин самовар, и Алексей открыл роскошную коробку конфет – самую большую коробку, которая нашлась в кондитерской, – и тут Оксана сказала:

– Марк ведь скоро не приедет, наверное?

Алексею показалось, что в ее голосе прозвучала надежда. Интересно… Да нет, показалось, конечно.

– Марк вообще-то обещал после четырех, – сказал он.

– А-а, тогда мы успеем, – она живо выскочила из-за стола и побежала в свою комнату. Алексей непонимающе смотрел на втихомолку хихикающую тетку Надьку.

– Абрикосовые косточки, – объяснила тетка Надька. – Все дело в абрикосовых косточках. Маркуша их на дух не переносит, и Ксюшке не велит грызть.

– При чем тут… – начал Алексей, но тут вернулась Оксана с большим полиэтиленовым пакетом в руках. Ее окружало облако волшебного аромата – того, который Алексей уловил на пороге темной комнаты. Ваниль. Или миндаль? Абрикосовые косточки! Конечно, вся ее комната пахла абрикосовыми косточками.

– Ужасно люблю, особенно с шоколадом, – сказала Оксана с довольной улыбкой, шлепая пакет на стол и усаживаясь на свое место. – И ничего в них нет вредного.

– Конечно, нет, – авторитетно поддержал Алексей. – Я их тоже с детства люблю.

– Правда? – обрадовалась Оксана. – А Марк говорит – яд. Как застукает, что я грызу, – прямо из себя выходит. А мне бабушка специально абрикосовые косточки колет и ядрышки сушит. Много насушила, килограмма два. Только все сразу не отдала, понемножку присылает. А то обожрусь. У меня на эту тему никакой силы воли.

Она была той же, какой увидал ее Алексей в саду, когда она смеялась, слушая Жванецкого, и ловила ужа, и обозвала его змейской мордой, гладя при этом его змейскую морду своим нежным прохладным пальцем. Она была все той же сказочной дриадой, несмотря на строгий тугой пучок и строгую длинную юбку. Не считая шелковой серой блузки с длинными рукавами. Это в такую-то жару. Да еще в ожидании жениха. Интересно…

Посла обеда Оксана сказала, что ей надо быстренько диплом допечатать. А то через два дня – последний срок, а она сказала Марку, что уже все сделала, вдруг он спросит, вот ужас-то будет… Алексей обревизовал хозяйство тетки Надьки и решил пока развлечься починкой двери в курятнике. Тетка Надька вертелась рядом, осуществляя руководящую роль и между делом выдавая тонны крайне ценной информации. Через полчаса Алексей уже знал массу подробностей о Ксюшкиных вкусах и привычках, о ее многочисленных дарованиях, о горячей любви к дедушке с бабушкой, о голубой мечте – купить им дом с садом. Марк, судя по всему, об этой мечте даже не догадывался.

– Теть Надь, – задумчиво сказал Алексей, – ты не знаешь, чего это она замуж за него собралась?

– Предложил – она и согласилась, – неохотно сказала тетя Надя. – Что ж тут непонятного… Мне вот другое непонятно – чего это он на ней жениться решил?

– Влюбился, должно быть, – предположил Алексей.

– Так мы про кого говорим? – ехидно сказала тетка Надька, и они понимающе улыбнулись друг другу.

– Может, из-за этого… из-за выигрыша ее? – Алексей неловко поежился. Все-таки подозревать в таком друга… Были же они когда-то друзьями.

Тетя Надя серьезно задумалась и неуверенно хмыкнула:

– Вообще-то ему Ксюшкин выигрыш погоды не сделает. Маркуша сейчас сильно в гору пошел. Хотя… Нет, не знаю. Да и сказала Ксюшка о выигрыше недавно. А заявление они подали два месяца назад, свадьба через месяц.

– Не могу представить, – растерянно сказал Алексей.

– А я, думаешь, могу? – тетка Надька сердито посопела и раздраженно отпихнула ногой суматошного цыпленка. – И вот что я думаю: Ксюшка тоже не может представить, дурочка глупая. Он ведь даже не догадывается, что у девки душа есть. Он же с ней как… с компьютером.

– Тетка Надька, ты-то откуда знаешь про компьютеры? – Алексей преувеличенно изумился.

– Ой, Лешик, плохо ты обо мне думаешь, – тетка Надька задрала нос. – Ксюшка меня уж год обучает. Я и в кубики умею играть, и в шарики. И за машинками гонялась, только стрелять не могу – мне их жалко.

– А где же вы компьютер взяли?

– Так Марк Ксюшке сразу привез. Она ведь на компьютере работает чего-то. И у него в банке, и дома. Говорят, большой специалист наша Ксюшка.

И тут дверь дома распахнулась, и на веранду вылетел большой специалист – Ксюшка была уже опять растрепанная, в коротком ярко-зеленом ситцевом платье и босиком. Она лихо пропрыгала по ступенькам на одной ножке и помчалась к ним, размахивая каким-то листком бумаги.

– Телефонограмма, – радостно доложила она слегка запыхавшимся голосом. – Марк сегодня не приедет, у него еще какие-то дела. Завтра мы приглашены дегустировать китайскую кухню. Он уже и столик заказал. Мне велено одеться как порядочной девушке. Вам, Алексей, велено пригласить для себя даму. Вам, теть Надь, велено не кормить нас завтра обедом. Что делать будем?

Она прямо лучилась откровенной детской радостью. И Алексею вдруг показалось, что радость эта никак не связана с китайской кухней. Ему показалось, что она радуется тому, что Марк сегодня не приедет. Но ведь этого не может быть. Она же его невеста, в конце концов. Алексей поймал себя на том, что и сам сияет, как лужа под солнцем. Он быстро глянул на тетку Надьку, та глянула на него, и они опять понимающе улыбнулись друг другу.

– Ну, что делать, – с покорным видом сказал Алексей. – Будем выполнять указания старших товарищей. Он завтра за нами когда заедет?

– Да не завтра! – Оксана нетерпеливо отмахнулась обеими руками и даже попрыгала на месте. – То есть завтра он заедет, конечно. В восемнадцать ноль-ноль. Но это только завтра… Сейчас что делать будем?

Тетка Надька склонилась над цыплячьей кормушкой, имитируя бурную хозяйственную деятельность и пряча улыбку. Алексей не отрываясь смотрел в оживленное Ксюшкино лицо. Она вдруг смутилась, опустила глаза, отступила на шаг и сказала несколько напряженно:

– То есть… Я не имела в виду… В смысле – у вас, наверное, какие-то свои планы…

У Алексея были свои планы. Не считая того, что планами это пока нельзя было назвать. Скорее – мечты. Но о них он не мог рассказать никому, тем более – невесте своего друга. Марк все-таки был ему другом. По крайней мере, до тех пор, пока не женился на Лариске.

– У меня есть план, – тетка Надька выпрямилась и стояла, задумчиво глядя то на одного, то на другого. – Смородину обобрать надо. Того и гляди падать начнет.

– Какой замечательный план! – восхитился Алексей. – Просто гениальный план! Да, Ксюш?

– Да, – она опять просияла, сложила из Маркушиной телефонограммы самолетик и, не глядя, запустила его куда-то в сторону. – Теть Надь, мы из смородины будем варенье варить или желе?

– В зависимости от трудовых успехов, – важно сказала тетка Надька. – Если очень много соберете – желе. Если просто много – варенье. Если немного – с сахаром протрем. Если совсем мало – так съедим…

– Мы соберем очень-очень-очень много, – решила Океана и вдруг принялась стаскивать платье через голову, но запуталась шевелюрой в застежке, нетерпеливо затопталась на места, дергая и теребя то платье, то собственные волосы, сердито бурча что-то сквозь обернувшую лицо ткань.

Алексей с теткой Надькой опять переглянулись и одновременно тихонько засмеялись.

– Ну и что тут смешного? – обиженно крикнула Оксана из ситцевого кокона. – Я за пуговицу зацепилась. Может, мне кто-нибудь все-таки поможет?

Алексей взял ее за плечи, повернул к себе спиной и стал распутывать длинную прядь волос, обмотавшихся вокруг застежки платья. Ему это удалось бы лучше, если бы он не ощущал так остро, какие шелковые и пушистые эти волосы. И еще если бы он не уловил грустное сочувствие во взгляде тети Нади.

Наконец Ксюшка стащила платье, победно помахала им над теперь уже совсем лохматой головой и распорядилась:

– Теть Надь, ведро и две банки. Алексей, вы тоже раздевайтесь, а то черная смородина практически не отстирывается.

– Да у меня и плавок-то с собой нет, – с сожалением сказал Алексей, не отрывая взгляда от ее закрытого черного купальника. Слишком закрытого, на его вкус.

– Ну, трусы-то какие-нибудь у вас есть, – рассудительно возразила она. – Чего особенного? Посторонних тут нет, кого стесняться?

Нет, это немыслимо. Алексей не помнил случая, чтобы невинное замечание вогнало его в такое смущение. Может быть, потому, что было таким невинным? Она не может выйти за Марка. Не должна. Не имеет права. Если это случится, он просто умрет… Минуточку, кто умрет? Алексей замер с шортами в руках, уставясь в раскрытый чемодан невидящим взглядом. Марк умрет? Естественно, Марка хватит удар, когда он поймет, что Оксана – совсем не та серая мышка, которую он себе придумал. Ну и черт с ним. Он, Алексей, умрет? Наверное, умру, – обреченно признался себе Алексей. Только представить, что Марк смеет дотронуться до этого растрепанного чуда природы с медовыми глазами… Она умрет, вот что самое страшное. Она не помещается в убогих рамках Маркушиных представлений. И никогда не поместится. И умрет, как цветок в хлороформе.

Господи, что же это делается?! Они знакомы всего несколько часов. Не считая того, что она – чужая невеста. Кто он для нее? Совершенно посторонний человек, появился и исчез… «Посторонних тут нет», – вдруг вспомнил Алексей и обрадовался неизвестно чему. Ну, чему ты радуешься? – пытался образумить он себя. Это еще ничего не значит. Она относится к тебе как к… тете Наде.

Может быть. Ну и пусть. Лучше пусть относится как к тете Наде, чем как к Марку. А дальше видно будет.

Алексей решительно натянул старые, затрепанные шорты, которые обычно надевал только дома, несколько смущенно оглядел себя в большом мутном зеркале ободранного шифоньера и вышел из дому.

Океана ждала его на веранде, сидя в окружении полусонного Буксира, суматошных цыплят и жадно следящей за ними кошки, и рассказывала всей этой живности о преимуществах мирного сосуществования. Услышав его шаги, она вскочила, подхватила со ступенек пустое ведро и нетерпеливо сказала:

– Ну, сколько ждать можно? Солнца совсем мало осталось, так и не позагораем как следует!

Обернулась к нему, скользнула взглядом по его фигуре и откровенно восхищенно ахнула:

– Какой вы красивый, просто необыкновенно! Можно, я потрогаю? – не ожидая ответа, она шагнула к нему и вдруг приложила к его груди маленькую прохладную ладошку.

Алексей быстро перехватил ее руку, закрыл глаза и стиснул зубы, чувствуя, что сейчас он заплачет, или засмеется, или сгребет чужую невесту в охапку и унесет ее далеко-далеко… в свой дом на берегу Ленты. И если Марк или кто-нибудь еще придет, чтобы отобрать ее у него, он встанет на пороге с отцовским ружьем…

– Я, наверное, никогда так не загорю, – завистливо сказала Оксана. – И Марк не разрешает. Говорит, загар вреден для здоровья.

Алексей с трудом разжал пальцы, выпуская ее руку, и открыл глаза, медленно возвращаясь к действительности. Оксана стояла перед ним, помахивая пустым ведром в одной руке, а другую поднеся близко к левому плечу, и сравнивала цвет кожи. Вздохнула, разочарованно щелкнула языком и подняла на него безмятежные медовые глаза:

– Ну, ладно, что ж теперь… Пойдем, да?

И вдруг запнулась, встретившись с ним взглядом, застыла, не отрываясь от его напряженных, горячих, серьезных глаз… Нахмурилась, отвернулась и пошла по ступенькам веранды вниз, в теть Надин сад-огород, в свое царство, в свои дриадские владения.

Пусть не сейчас, пусть даже не скоро… Ничего, он подождет. Господи, какой она еще ребенок… Он будет ждать столько, сколько нужно. И дождется. И пусть он сдохнет через две секунды вот на этом самом месте, если позволит кому-нибудь подойти к ней с той же целью ближе, чем на выстрел из старого отцовского ружья.

Глава 3

Оксана сунула дискету в пакет и выключила компьютер. В понедельник мальчики из отдела рекламы распечатают ее дипломную работу, а во вторник она ее отнесет. Защита в пятницу, так что возвращать «на доработку», надо полагать, не будут. Вот как она все хорошо рассчитала. А если что – придумает еще десяток страниц, что ей, жалко, что ли. И перегонит все другим шрифтом и другим форматом. Чтобы пачка листов была раза в два толще. Фигушки кто осилит дочитать до середины. Ничего, все защищаются, и она защитится. Страшновато вообще-то. Надо было послушаться Марка и сделать как все: настричь кусков из литературы-макулатуры, слепить все это под проходным названием, а в конце – список первоисточников страниц на двадцать. Но самолюбие заело. И-е-е-эх, дура ты, Ксюха. Не считая того, что ужасно умная. «Не считая того» – кто так говорит? Алексей так говорит. Леший. Друг Марка. Откуда у Марка такой друг? Тетя Надя рассказывала, как они у нее вместе жили сто лет назад. Учились на экономическом. Дрова пилили. Любили красивую девушку Ларису.

Как-то странно все это. Оксана могла представить все это по отдельности. Марк учится на экономическом. Алексей пилит дрова. И любит Ларису. Марк женится на Ларисе, тоже вполне логично. Но Марка, пилящего дрова, или Алексея, сидящего в аудитории, Оксана представить себе не могла. И уж тем более – Марка, влюбленного в Ларису, пусть даже и очень красивую. Оксана вздохнула и потерла глаза кулаками. Поздно уже. Куда эти часы все время деваются? Ага, вот они. Но стоят. Опять завести забыла. Наверное, час ночи. Или два. Ну и что? Какая тебе разница, – упрекнула она себя за суетное любопытство. Чтобы сказать потом Лерке, что вот, мол, за пару часов закончила диплом печатать, да еще и по страницам разбросать успела… Хвастунишка. Дохвастаешься. Не защитишь – и красней тогда…

Пойти в гамаке покачаться, что ли?

Оксана надела халат, стянула волосы резинкой в хвост, сунула ноги в домашние шлепанцы и отправилась заниматься любимым делом – валяться в гамаке, привязанном за стволы двух старых яблонь, и мечтать о том, как она будет выбирать дом для бабушки и дедушки. Самый лучший дом. С самым роскошным садом. С самым удобным гамаком в том саду. Она будет приезжать в гости к бабушке и дедушке, валяться в гамаке и придумывать, что бы такое им еще подарить…

В темноте она чуть не наступила на развалившегося в неположенном месте Буксира, споткнулась, потеряла шлепанец, наклонилась, шаря в траве, и сердито зашептала, отталкивая мокрый собачий нос:

– Животное ты, вот ты кто! А если бы я тебе лапу отдавила? Небось, плакал бы, да? Небось, меня бы обвинил? А сам под ноги лезешь… Ну, кто ты после этого, я тебя спрашиваю! Отвечай немедленно, нечего мне тут коленку слюнявить…

– Да не ответит он, – донесся из-под яблонь тихий низкий голос, в котором слышалась улыбка. – Он сегодня что-то неразговорчивый.

Оксана замерла, вцепившись в шерсть на спине Буксира, от страха забыв дышать. И только через несколько секунд вспомнила, что в доме сегодня гость: ну да, это же Алексей, кто же еще здесь может быть, да и Буксир чужого не пропустил бы… Но коленки все еще дрожали, и она всхлипнула, с трудом переводя дыхание. Все это было очень похоже на тот случай – ночь, сад и чужой голос из темноты. Только собаки тогда с ней не было.

– Ксюш, ты что это? Испугалась?

Он вдруг оказался совсем рядом, его силуэт закрыл рисунок ветвей на фоне чуть светящегося неба, и на нее пахнуло жарким ароматом большого загорелого тела, какой-то сухой травы и ее любимых абрикосовых косточек.

– Нет… немножко…

Она с трудом выпрямилась, все еще дрожа, и неловко отступила, напоровшись голой ступней на какую-то колючку. Зашипела от боли сквозь зубы, непроизвольно схватилась за его протянутые к ней руки и вдруг поняла, что сейчас заревет.

Главное – и он это понял. Замер на мгновенье, сжимая большими шершавыми ладонями ее локти, чертыхаясь шепотом сквозь зубы, а потом совершенно неожиданно подхватил ее на руки и понес… Куда? Оксана дернулась, пытаясь высвободиться, но он только крепче прижал ее к себе, бормоча что-то успокаивающее и даже укачивая, как ребенка. И тут же опустил в гамак, отошел на шаг в темноту, повозился там и вновь оказался рядом. В руке его снопиком слабого света вспыхнул электрический фонарик, и Алексей быстро мазнул лучом по съежившейся в гамаке фигурке.

– Где? Покажи… Где поранилась? Чем? Как? О, господи… – в голосе его была такая тревога, что Оксана совсем перестала сдерживаться и откровенно заплакала, по-детски хлюпая носом и вытирая обильные ручьи слез длинными рукавами халата. Он тут же плюхнулся в гамак рядом с ней, обхватил ее большими сильными руками, поднял, посадил к себе на колени и крепко прижал к своей широкой твердой груди, гладя по голове и бормоча в ухо:

– Ну, что ты, маленькая? Ну, что случилось? Ну, не плачь… Все будет хорошо, вот увидишь… Ну, что мне сделать? Ты только скажи…

Оксана свернулась клубочком, вцепившись руками в его рубашку и уткнувшись мокрым от слез лицом в его широкое теплое плечо, и плакала в три ручья, и не могла остановиться, потому что она так давно не позволяла себе плакать… И потому, что ей никогда еще не попадалось такого подходящего для этой цели плеча. И потому, что было темно, и никто не видел ее покрасневшего носа и опухших глаз. И потому, что ей было уютно и спокойно в его объятиях.

Он все гладил ее волосы, все шептал спокойные нужные слова, и она постепенно успокаивалась, затихала, впадая в оцепенение, – ни горя, ни страха, ни ожидания, одно большое теплое спокойствие с оттенком усталости.

– Я устала, – сипло сказала она, отрываясь от его плеча и пытаясь освободиться из его теплых рук. – Я вообще никогда не плачу, а тут вдруг… Я, наверное, просто устала.

Он тут же посадил ее рядом, выпустил из объятий и слегка качнул гамак.

– Еще бы, – согласился он серьезно. – Днем – сельхозработы, ночью – сочинение диплома… Кто угодно устал бы.

– А, ерунда все это, – отозвалась она слегка раздраженно и топнула ногой, качнув гамак. – Какая это работа… Я вообще устала. От всего. От жизни.

– Это бывает, со мной сто раз так было… – Алексей не особенно задумывался над тем, что говорить. Ему просто хотелось, чтобы она сидела рядом. Ему хотелось слушать ее чуть осипший от слез голос, и угадывать в темноте ее прелестную заплаканную мордашку, и вдыхать волшебный запах ее волшебных волос. – Это со всеми так бывает. Кажется: ну все, никаких сил больше нет. А потом: раз – и вдруг все меняется. И опять жить интересно.

– Интересно? – Оксана саркастически хмыкнула и шмыгнула носом. – Это что же такое должно измениться, чтобы жить стало интересно?

В ее голосе слышалась горечь. И злость. Алексей помолчал, борясь с острым желанием опять взять ее на руки и укачать, как ребенка, вздохнул и сказал:

– Ну, мало ли… Защита диплома, например.

Она хмыкнула еще саркастичнее и еще сильнее качнула гамак.

– Или, скажем, изменение семейного положения, – продолжал он там же ровным тоном. Она уперлась в землю пятками, затормозив движение гамака, и буркнула:

– Поздно уже. Я спать хочу.

– Или, например, крупный выигрыш, – не обращая внимания на ее слова, продолжал Алексей.

Она опять качнула гамак и подтянула ноги, устраиваясь рядом с ним теплым уютным комочком.

– Вам тетя Надя сказала?

– Нет, Марк.

– А-а… И что мне теперь делать? – В ее голосе слышался искренний интерес.

– Знамо дело, что, – авторитетно ответил Алексей. – Потратить все поскорей, чтобы голова не болела.

– А на что? – Она даже наклонилась к нему, пытаясь в темноте увидеть его лицо.

– Да на что хочешь! Ведь ты же хочешь чего-нибудь?

– Я хочу дом купить. Бабушке и дедушке, – мечтательно сказала Оксана. – Самый лучший.

– Со всеми удобствами? – озабоченно поинтересовался Алексей.

– Со всеми, – решительно подтвердила Оксана. – Но за городом. И чтобы сад был. Большой. Или даже огромный. Это дорого?

– Безумно дорого. Миллиона на два потянет.

– Ух, здорово, – обрадовалась она. – Тогда я еще хочу лошадь, собаку и пистолет.

– Лошадь у меня есть, – похвастался Алексей. – А собак аж четыре штуки, не считая бродячих. Все бродячие всегда почему-то возле моего дома пасутся.

– А пистолет есть? – затаив дыхание, шепотом спросила Оксана.

– Охотничье ружье есть. Старинное. Отец подарил.

– Ружье – это тоже хорошо, – задумчиво сказала она. – А почему тебя Лешим зовут?

Алексей не удивился внезапному обращению на ты, но волна горячей радости обдала его с такой силой, что он даже дыхание задержал и зажмурился.

– Почему? – Она еще ближе наклонилась к нему, задев его плечом.

– Потому что я в лесу живу, – хрипло сказал Алексей. – Потому что я дикий человек, нецивилизованный. Серый и неграмотный. Небритый и нестриженый. И таким желаю предстать.

Оксана тихонько засмеялась, совсем так же, как смеялась, когда слушала Жванецкого. Алексей положил руку ей на плечи, слегка притянул к себе и, наклонившись, близко заглянул в лицо. Почувствовав, как она вдруг вся сжалась, быстро чмокнул в нос и отпустил. Оксана вздохнула, опять коротко засмеялась и с интересом спросила:

– Ты все мои косточки съел?

– Что? – удивился он. – Какие косточки? А-а… абрикосовые. Нет, не все. Половину тебе оставил. Я щедрый.

Она опять вздохнула и сказала теплым голосом:

– Знаешь, мне кажется, я тебя тыщу лет знаю.

– Это ты такая старая? – ужаснулся Алексей, утопая в новой волне горячей радости.

– Не считая того, что я такая мудрая, – гордо сказала Оксана. – По-моему, вот-вот светать начнет. Или мне так кажется? – Она вдруг ахнула, резко наклонилась вперед и свалилась на землю. Не успел Алексей испугаться, как она засмеялась, завозилась под гамаком и встала. – Буксир, скотина бестолковая… Чуть до смерти не напугал. Тапку мою нашел, принес и на ногу мне надеть хотел. Не на ту!

– Действительно, бестолочь, – согласился Алексей. – Я бы обязательно на ту ногу надел. Я умный.

– Ты правда умный, – подтвердила Оксана. – Даже удивительно, откуда у Марка такой… – Она вдруг замолчала, вздохнула и сказала скучным голосом: – Я же просплю все царствие небесное. Мне завтра постирать нужно, книги библиотечные собрать, починить кое-что… И еще в этот китайский кабак неизвестно в чем идти. Ужас какой-то… Пойдем спать, да?

– Пойдем.

Алексей поднялся, взял ее за руку и повел в дом, хотя никакой необходимости в его руководящей деятельности не было – уже и правда светало. Не считая того, что Оксана, судя по всему, могла бы найти дорогу и сама, даже в полной темноте.

На внутренней закрытой веранде они остановились, улыбнулись друг другу и разомкнули руки.

– Спокойной ночи, – сказал Алексей, не двигаясь с места.

– Где ночь? Какая ночь? Не вижу никакой ночи, – сказала Оксана, тоже не двигаясь с места.

– Виноват. Исправлюсь, – покаялся Алексей. – Спокойного утра.

– То-то… – Оксана потерла кулаками припухшие от слез глаза и сладко зевнула. – И впредь чтобы не повторялось. Спокойного утра.

Они опять улыбнулись друг другу и разошлись в разные стороны: он – в отведенный ему гостевой закуток на застекленной веранде, она – в свою крошечную темную комнатку, пропахшую абрикосовыми косточками.

Марк говорил, что абрикосовые косточки пахнут синильной кислотой. В первый раз при мысли о том, что она нарушает очередной запрет Марка, Оксана не ощутила чувства вины или страха, ставших уже привычными за последние месяцы. Она вообще ничего не ощутила, если не считать легкого раздражения и внезапной необъяснимой жалости к этому взрослому, серьезному, надежному, красивому, богатому, преуспевающему… – что там еще? – человеку. Ее жениху. А она – его невеста. Свадьба почти через месяц. В душе шевельнулось знакомое чувство паники, но тут же она вспомнила, что Леший будет здесь еще целых две недели, и мгновенно уснула.