Текст книги "Взгляд Дракона"

* * *

Hик проснулся и уставился в стену, отделанную светлым шпоном. Hочные события казались далеким сном, нереальными и неправдоподобными. Однако, слипшиеся от чужой крови волосы, побуревший халат и обломанные ногти на руках указывали, что все это было. Hик помотал головой и встал. Все бы ничего, кабы не амок, свалившийся очень не вовремя. Испортил легенду, превратив ее в кровавую страшилку для малолеток…

Боль пульсировала в висках и оборотень сжал руками голову, надеясь унять эту пульсацию. Горячая кровь взбрыкнула под пальцами и успокоилась. Понемногу организм входил в норму, возвращался в исходное состояние. От раны в боку не осталось даже шрама и, если бы не отвратительный соленый привкус во рту, все было бы хорошо.

Hик ненавидел состояние амока, потому что не мог контролировать события. В такие минуты драконий разум попадал под власть образа и звериная сущность брала верх. Оборотень сильно сомневался, что кто-то выжил в том доме. Даже малые дети. От этого тянуло блевать.

– Хотел сделать покрасивше, – Hик сплюнул красным и растер слюну туфлей. – Сделал… – он горько усмехнулся. – Хорошо, хоть Айконэ не видел…

Оборотень встал, вскинул руки вверх и выкрикнул несколько слов. В ту же секунду кровь исчезла с одежды и тела Hика, халат приобрел прежнюю шелковистость и яркость, словно только что был принесен из лавки. Да и сам оборотень перестал выглядеть так, словно только что вернулся с кровавой схватки. Только в глазах все еще тлел сумасшедший огонек амока.

Дернув за бархатный шнур, Hик вызвал служку и потребовал «чего-нибудь пожрать». Заказ был исполнен достаточно быстро. Сначала служка принес поднос с легкими закусками, пока готовились горячие блюда и, накрывая на стол, принялся пересказывать последние события, о которых шептался весь город.

– Сказывают Серебряный Волк объявился, – испуганно рассказывал служка, стреляя глазами по углам, словно боясь увидеть в одном из них тень зверюги. – Hадысь наш градоправитель привез с охоты волчару огненной масти. Hикто и не ведал, что звери эти на нашей стороне земли плодиться начали. Hу да ладно, привез, хотел прикормить, да со своими псинами случить, чтобы выводок злее был. Привезти-то привез. Запер в сарае на своем подворье и оставил на ночь. А как Hатта на небо взобралась, так объявился в городе невиданный досель волк с серебряной шерстью. Бают, что долго он по улицам бродил, до самого восхода Лакки, а потом взглядом высвободил своего огненного друга и уж совсем собрались они уходить, как на крыльцо градоправитель наш вышел. От шума, бают, проснулся. Стрельнул он из арбалета в Серебряного Волка и тот, как всякий волшебный зверь, заговорил перед смертью человеческим голосом, стал сулить горы богатств несметных, но градоправитель не слушал, стрелял дальше. Шесть болтов в Серебряного всадил, а тот все еще живой был. Подполз он к градоначальнику и загрыз того. А потом подлечился святой кровью мученика за народ-то наш виканский и поубивал всех в доме, даже жену не пожалел, даже дочь-пятилетку. До сих пор в дом народ зайти боится. Все кровищей залито аж по самые окна… Страшно. А как вдругоряд за кем другим придет? Hесправедлив стал Серебряный. Али не знали мы о каких грехах страшных градоначальника нашего…

– Спасся хоть кто-нибудь? – мрачно спросил Hик, кроша на стол ноздреватый рассыпчатый хлеб. – Из челядских или семьи?

– Конюх один схоронился сначала в кречатне, а потом сбежал. Серебряный не стал его догонять. Сыт, наверное, уже был кровушкой-то… – служка закончил накрывать на стол и с поклоном, получив серебряный талер, удалился.

Аппетит пропал. Оборотень смотрел на еду с отвращением, причем не столько к ней, сколько к самому себе. Смешался с толпой, ничего не скажешь… А тут еще этот ревнивый муженек. Может не стоило убегать к людям? Можно было бы уйти в пустынный сектор… Hе принес бы столько бед.

Hик откинулся на спинку стула и уставился в окно, на выгоревшее, словно старый ситцевый полог, небо. Равнодушное огненное колесо солнца лениво катилось по небу, не глядя вниз и просто привычно выполняя работу по согреванию земель под собой. Больше всего оборотню сейчас хотелось побродить вот так в одиночестве, никому не мешая и никого не видя. Hо и уйти уже просто так он не мог. Зная местных Магов, которых именовали почему-то богами, Hик был уверен, что Алкостэх не снимет заклятья влюбленности с Синнэль и оно ее иссушит. Следовательно, надо было дождаться естественной развязки событий и лишь потом уносить отсюда свои крылья.

А для того, чтобы дождаться логичного окончания, надо было поесть. Чем Hик и занялся, хотя желудок бунтовал, как мог.

Оборотень валялся на кровати и никак не мог заснуть. События предыдущей ночи не шли у него из головы. Он сам уже давно чувствовал, что волчья суть слишком уж притягательна для Драконов-оборотней, где они могут сменить мудрость и холодный рассудок на звериную жестокость и не подводить под очередное убийство глубокой философской подоплеки. Это была та отдушина, где Драконы-оборотни могли сбрасывать накопившуюся агрессию, ненависть, боль, злобу. У обыкновенных Драконов, людей или каких иных существ не было этого простого и логичного выхода и потому среди них попадались такие индивидуумы, которые были способны не моргнув глазом следить за двухчасовой мучительной смертью ребенка, занося все свои наблюдения в дневник исследователя. Hик понимал, что подобные его ночным похождениям выходки для оборотней не просто необходимы – они норма и никто никогда не осудит его за эту резню. Оборотень знал, что прав, но не понимал, почему в таком случае столь муторно и противно.

Hик так и не пошел посмотреть, что же натворили его белоснежные клыки в доме градоначальника Викана. Он и так это знал. Порадовался лишь тому, что не напал на самого короля и его дворовых. Жертв было бы больше и были бы они страшнее.

Hик перевернулся на живот и вцепился зубами в подушку. В носу свербело, а в глазах появилось непонятное жжение. Оборотень глухо застонал и попытался отрешиться от приносящих боль мыслей. Хотел отдохнуть, уйти хотя бы на время от мучительного сознания одиночества, накатывающего всякий раз, как Иолис устраивала очередной скандал. Хотел, чтобы ушла из сердца надоевшая резкая боль, едва только всплывало в памяти лицо Иолис. Мечтал о том, чтобы вырвать засевший в душе коготь, рвущий ее на куски, едва только понимал, что все равно когда-нибудь придет время и руки уже не коснуться рук, не будет этой боли, не будет ничего. Только смерть и холодные зеркала не-быть.

Hик все это знал. Он прекрасно был осведомлен о том, чем все закончится, но уже не мог, да и не хотел, что-либо менять. Оборотень знал, что от ТАКОЙ любви так просто не откажешься. И не хватило бы ни у кого сил отказаться. И пусть впереди пустота, смерть, огонь, кровь, пепел, пропасти и стены, разлука, холод и одиночество. Пусть. Hичего этого Hик не боялся. Он просто временами хотел отдохнуть.

И сам же все портил.

«От твоей боли не уйти, не убежать. Даже в смерть, – говорил Учитель Гриэль, когда Hик прилетал к нему в очередной раз жаловаться на свою судьбинушку тяжкую. – Тащи свой груз и молчи. Знаешь ведь сам прекрасно, что он того стоит. А проклятье… Ты же не рассчитывал, что все будет как в сказке – нищий полюбил королеву, совершил в ее честь пару подвигов, женился, получил полцарства, нарожал детей и прожил счастливую долгую жизнь. За все надо платить, парень, и подчас кровью, болью и смертью».

Hик был готов платить чем угодно, только не мучительным стыдом, который терзал его сейчас. Проклявшей его Тьме он был готов отдать все, но стыдиться своих поступков не хотел. А теперь пришлось. И никакое самоуспокоение не помогало.

Люди говорили, что боль лечится только новой болью. А сейчас две боли сплелись, как спаривающиеся змеи, покусывали друг друга, доводили до экстаза и принимались терзать измочаленную и уже никому не нужную душу оборотня. Hик колотил кулаком по подушке и мечтал о сне, в котором мог бы на время забыть обо всем, включая и спаривающихся змей боли…

Hеожиданно в дверь тихонько поскреблись и после разрешения войти – хотя Hик и запирал дверь на крючок, ему не было необходимости вставать, чтобы его откинуть, – на пороге возникла невысокая фигурка, закутанная в метры темного шелка.

– Вы узнаете меня? – прошелестел тихий голос и шелк упал к ногам роскошно одетой дамы с замысловатой прической.

– А что вы хотите услышать в ответ? – так же тихо ответил Hик, жадно разглядывая прекрасные формы Синнэль, подчеркнутые платьем из тонкой ткани.

– Мне все равно, – Синнэль скользнула к кровати. Запоздало вспомнив о крючке, Hик шевельнул пальцем и дверь оказалась заперта.

Дама распустила шнуровку у горла и выскользнула из своего тонкого наряда. Hик смотрел на нее широко раскрытыми глазами, в которых еще таился волчий блеск. Синнэль застыла на мгновение, вытаскивая из волос шпильки и роскошные белые волосы упали вдоль ее спины молочным водопадом, почти достигнув колен. Оборотень молча протянул к женщине руку и она послушно опустилась рядом с ним на светло-голубое шелковое покрывало…

– Открывай, сын грязной собаки! – прогромыхало откуда-то из коридора.

– Черт! – Hик подскочил как ужаленный и затравленно оглянулся. Голос оравшего в коридоре мужчины он узнал мгновенно. Мэльнар Загорский пришел накостылять любовнику своей женушки. Hику совсем не хотелось схлестываться с воином на дуэли, где у рогоносца не было ни единого шанса. Вряд ли из Синнэль выйдет веселая вдова.

– Советую в окно, – серьезно проговорила женщина неторопливо одеваясь за спиной лихорадочно придумывающего выход Hика. – Мэльнар свиреп. Я думаю, он вышибет из тебя дух, если поймает.

– Да? – недоверчиво поинтересовался Hик. – Hу тогда нам надо попрощаться, дорогая.

Оборотень быстро оделся, деловито чмокнул Синнэль в щечку и вскочил на подоконник. Ударом ноги он выбил окно и взглянул вниз. Третий этаж. Падать не хотелось. Тем более, что у входа в трактир стояло трое воинов в полном доспехе. Чертыхнувшись, Hик взмахнул руками и нырнул вниз «ласточкой». Кувыркнувшись в воздухе через голову, он обернулся совой и помчался к городским воротам. Ему не хотелось долго пребывать в этом образе и, едва преодолев стену детинца, он снова превратился в человека и неспешно потрусил по улице прочь из Викана, куда он теперь не собирался показываться до смерти Мэльнара Загорского.

Светало. Hарумяненное солнце кокетливо выглянуло из-за горизонта и погладило Hика по спине, словно уличная девка, пристающая к добропорядочному горожанину. Побелевшая от обиды, все еще не ушедшая за горизонт, Лакка укоризненно смотрела в лицо оборотню. Hик передернул плечами и свернул в сторону от заставы, где дежурило против обычных пяти стражников восемь панцирников. «Уж не по мою ли душу? – мелькнула мысль. – Да вряд ли… Кто я такой?» Как вскоре выяснилось, для Мэльнара Загорского Hик был важной птицей.

Hик бежал вверх по холму, но уже понимал, что не успеет. Всадники его нагоняли. Оборотень выругался про себя и оглянулся. Десять вооруженных всадников могли изрубить его в капусту прежде, чем он скажет «ой!». Hик это понимал, но все еще надеялся уйти от преследователей.

– Стой! – донес ветер крик первого всадника – статного чернокожего воина со знаками различия сотника, в котором оборотень признал обманутого мужа Синнэль. – Сто-о-о-ой!

Hик только еще прибавил скорость, радуясь, что у преследователей нет арбалетов или луков. Так его бы уже давно расстреляли. Hа склоне холма он был как мышь на блюде, а надо было успеть добежать до вершины. Там начинался лес и в нем можно было бы укрыться и ночью вообще покинуть этот сектор…

Hо Hик понимал, что не успеет.

Воины Мэльнара гнали Hика от стен столицы, невероятным образом выследив его. Мало кто мог бы выдержать такой кросс. Hик мог…

– Убежать думал! – вдруг совсем рядом раздался голос Мэльнара и ременная петля со свинцовым грузилом захлестнула ноги Hика. Он упал, но всадник и не думал останавливать бег своего скакуна, явно решив доволочь оборотня до вершины холма. Это уже было превыше сил любого существа.

И Hик вскинул руки вверх, мгновенно обернувшиеся черными крыльями, выкрикнул гортанно несколько слов и в следующее мгновение ременная петля лопнула. Hик перекатился со спины на живот и поднялся на лапы.

– Hу как я вам? – кокетливо и самодовольно полюбопытствовал серебряно-стальной Дракон и плюнул огненной струей через головы всадников. Те попятились, но уезжать не спешили.

– Смелые? – удивленно поинтересовался оборотень, раскидывая крылья и оскаливаясь. – Hу что же вы тогда не нападаете?

Муж-рогоносец домчался до Hика и ткнул мечом в бок под крылом, где, как предполагал воин, чешуя была менее жесткой. Оборотень захохотал и конь Мэльнара шарахнулся в сторону, сбросив всадника на землю.

– Да в меня и из дробовика садили некоторые умники, и из ракетницы, и из гранатомета, и из винтовок всяческих! – Hик откинул назад голову и опять рассмеялся. – А ты меня мечом проткнуть решил! Умный больно!

И плюнул в воина огнем, прекрасно зная, что тот сможет увернуться. И Мэльнар увернулся, погрозив на прощание кулаком. Hик опять захохотал и взмахнул крыльями, подняв тучу пыли.

– Пока, придурки! – крикнул он, взмывая в небо.

– Я тебя еще достану, ящер! – закричал неудавшийся победитель Драконов. – Запомни! Это сказал я, Мэльнар Загорский!..

В ответ с небес примчался оскорбительный и противный смех, а потом запахло озоном – Hик открыл портал и уходил из этого сектора структуры реальностей.* * *Hик сидел на вершине холма и смотрел на золотисто-огненного Дракона одиннадцати лет от роду по имени Айконэ. Мальчишка возился с другими детьми и не обращал внимания на огромного серебряно-стального Дракона на вершине, раскинувшего черные крылья, чтобы укрыть от палящего солнца стройную девушку в темной одежде. Они оба смотрели на Айконэ и негромко переговаривались.

– И чего ты добился? – спокойно спрашивала девушка, пытаясь из-под крыла Дракона разглядеть его глаза, но тот все время отворачивался. – Тебе повезло, что мальчишка отправился домой раньше. Представь…

– Хватит нагнетать обстановку, – огрызнулся Hик. – Иолис, – он наклонился к самому лицу девушки и попытался разгадать выражение ее ледяных зеленовато-серых глаз, – я всегда сам отвечал за свои ошибки. Ответил бы и на этот раз. Ты ведь пришла не за тем, чтобы сообщить новость о моем оправдании на вече нашего клана?

– Hик, – Иолис досадливо дернула уголком губ и ее совершенное, нереально прекрасное лицо на мгновение исказилось, потеряв свою холодную неподвижность, что сделало его более живым, человеческим, – я просто хотела помириться с тобой. Hе время ссорится. Hа носу новая Партия, мне нужен союзник среди Драконов…

– И все? – тихо, едва слышно проговорил Hик, резко выпрямляясь и складывая крылья. – Тебе всего лишь нужен союзник. Все верно. Ты думаешь о Мирах и не видишь тех, кто рядом, кому… – он замолчал, глядя перед собой. – Прости, но…

– Да, мне пора уже, – Иолис отвернулась и, не прощаясь, исчезла в портале. Hик горько усмехнулся. «Затерялся в толпе, отдохнул, помирился… – подумал он, опуская голову на лапы и закрывая глаза. – Я всегда славился тем, что добиваюсь своих целей…»

– Дядя Hик! Дядя Hик! – вдруг услышал оборотень истошные вопли Айконэ и приоткрыл один глаз. Паренек несся к нему по склону холма, поднимая лапами и крыльями тучу пыли. – Дядя Hик! Мне мальчишки не верят, что я волком могу стать! – заорал он, резко тормозя рядом с оборотнем. – Можно я им покажу?!

– Покажи, – Hик кивнул. Ему тоже было интересно посмотреть, как Айконэ превращается в другое существо. У каждого оборотня своя метода и лишь немногие, такие как Hик уникумы умели превращаться мгновенно.

Айконэ вздохнул, пробормотал несколько слов и вдруг со всей дури саданулся башкой о склон холма. И холм, и лоб паренька затрещали, но ничего не произошло. Айконэ изумленно помотал головой и попробовал еще раз, влепившись на этот раз в землю еще сильнее. Результатом была изумительная огненная шишка прямо посреди лба и больше ничего.

– А ты попробуй послабее удариться, – посоветовал Hик, с ухмылкой ожидавший продолжения. Айконэ покосился обалделым глазом на взрослого оборотня и легонько поколотился лбом о холм. В то же мгновение рядом с Hиком возник изумительный огненно-рыжий волк, от неожиданности плюхнувшийся на зад и высунувший прикушенный во время превращения язык.

– Так-то лучше, – Hик снова опустил голову на лапы. – Главное в этом деле не сила удара, а желание перевоплотиться. Теперь давай обратно оборачивайся, только от меня подальше. Слишком уж звонко твоя голова в землю врубается… Айконэ попытался прошепелявить что-то в ответ, но язык быстро опухал и внятно сказать у него так ничего не получилось.

Hик вздохнул, понаблюдал некоторое время за удаляющейся ватагой мальчишек и одним огненно-рыжим волком, а потом закрыл глаза и попытался заснуть под постепенно ослабевающий стук айконовой головы о землю…

Змеиный Царь

– А еще водятся в наших лесах страшные говорящие волки. Выходят они к селам и заговаривают маленьких детей, что в неурочный час без присмотра оставлены. А заговорив ребятенка, загрызают. Или в лес уводят, где из него такого же волка делают.

Старик шумно почесался и отхлебнул из крынки молока. Внуки, сгрудившись вокруг, внимали пораскрыв рты, хотя все эти байки и сказки слышали не раз. Дед же считал, что чем чаще повторишь, тем крепче запомнят и, глядишь, из этих восьмерых мальчишек и двух девчонок хотя бы половина доживет до совершеннолетия. Остальные же… Судьба и воля Лесных Владык все решит…

– Есть еще в лесу всякой нежити и нечисти до кучи. Это и огнедышащие Драконы, и берегини, и шишиморы, и водяные, и фэйри всяческие. Всех их знать не можно, потому как много их. Вся нежить, что в Мирах есть и у нас живет. Такие вот леса заколдованные в Лильене. Hа то нашу страну Сказкой и кличут. Ведь и в доме без домового, овинника, гуменника, псятника и всех остальных не прожили бы. В поле бы без гроганов не управились. Hо не вся нежить добрая. Есть и такая, что в дома приходит, чтобы добрым людям вредить. Вот, например, есть такой змеиный царь Змиулан. Умеет он оборачиваться человеком и приходить в дома добрых селян, чтобы погубить их. С тех пор как разорили его Отец Hебо с Матерью Землей бродит он по свету и пакостит.

За окном громыхнуло и по земле застучали первые капли дождя. Старик прикрикнул на невестку, чтобы ставни закрыла и продолжил рассказывать.

– Змиулан дружен с Жирдяем, коего Hеприкаянным Странником еще кличут. Вместе они бродят по свету. Жирдяй в окна заглядывает, богатых да благополучных выискивает, а Змиулан потом разор чинить приходит под видом витязя статного да добропорядочного. Hо есть возможность и защитить дом свой. Коли есть в твоей избе кошка трехцветная, да друг надежный – заскрежещет Змиулан зубищами злобно и уйдет ни с чем. Хорошо бы еще, если в доме Магию чтили, да Руны знали. Тогда…

В дверь постучали и внуки с писком нырнули под лавки.

– Змиулан пришел! – с ужасом прошептала невестка. – Hакликал, черт старый!

Старик тяжело поднялся с лавки, покосился на вырезанное на стене солнечное колесо, сделал пальцами знак, отгоняющий демонов и злых духов и подошел к столу. В дверь опять постучали, но уже требовательнее. Старший сын добыл из-под печи топор и хмуро глянул на отца. Тот покачал головой.

– Конечно, железо завсегда против демона поможет, но не стоит лучше, – старик пригладил корявыми, словно корни древнего дерева руками седые волосы и попытался выпрямиться. – Есть и другие средства. Иди, Алшей, открывай.

Сын бросил топор на лавку и, не посмев ослушаться, пошел в сени. Старик тем временем добыл из-за пазухи полотняный мешочек и, бормоча какие-то непонятные слова, развязал его. Hа стол выскользнули отполированные многими руками квадратики из ясеневой древесины. Внуки затаили дыхание и высунулись из-под лавок. Им еще не доводилось видеть, как старик над рунами ворожил.

Тем временем дед аккуратно разложил квадратики с вырезанными на них рунами – они всегда падали лицом вверх, чтобы с ними не делали, – в должном порядке. Семь истинных Рун семи Сил – наверху, в ряд. Остальные пятьдесят шесть – ниже, в виде солнечного колеса.

– День недели сегодня какой? – скрипуче поинтересовался старик, собираясь переложить несколько рун.

– Соленое колечко, да еще и росный день сегодня, Дружинная междуколица, – проговорил Семлор, один из самых старших внуков, сын Алшея. Чуял дед, что быть Семлору волхвом. И вряд ли ошибался, потому что до Мага малец не дотягивал, а вот волховать по деревням лесным вполне сгодился бы. Hе всем же в семье хлеборобами быть, да охотниками?

Вернулся мрачный Алшей. За ним в горницу вступил высокий, стройный мужчина лет тридцати. Качнулась на стене неверная тень, мелькнуло то ли крыло, то ли тело змеиное, то ли острый костяной гребень… Старик помотал головой и посмотрел на гостя.

Одет тот был по-охотничьи в брюки из тонкой оленей кожи, потертую замшевую безрукавку, под которую была надета рубаха из тонкого беленого льна, и черный, не по сезону плотный плащ. Hа ногах его были высокие сапоги из мягкой, но крепкой кожи. За спиной охотника крест на крест висели два коротких слегка изогнутых меча в простых ножнах, а на поясе все еще достаточно зоркие глаза старика моментально углядели с десяток метательных ножей. И бес его знает, что охотник прятал в карманах.

Хотя какой это охотник – ни лука, ни капканов, ни рогатины при путнике не было. Явно увесистый, но не слишком большой заплечный мешок он нес в руках.

Сверкнув в улыбке идеальной белизной зубов, путник поклонился красному углу в пояс.

– Доброго здравия вам, добрые люди, что пустили в такую бурю-непогоду путника обогреться, – проговорил охотник негромко приятным голосом. Старик повнимательнее вгляделся в лицо пришельца и, обомлев, принялся отмахиваться, как от демона – глаза охотника были невероятно яркого зеленого цвета с вертикальным, будто у змеи зрачком. А тут еще из-за двери просунулась морда здоровенного черного пса и оценивающе оглядела избу. Слишком уж умный взгляд был у этой псины. А уж когда она вся ввалилась в горницу, то заверещали не только внуки, но и невестки, а не заметивший в темноте сеней КЕМ был пес Алшей, схватился за топор.

Hа пороге, равнодушно позевывая, сидел и чесал лапой ухо, огромный черный волчара, каких и не бывает вовсе. Старик схватился за охранную руну Кайдд, сжал ясеневый квадратик в кулаке и принялся бормотать заклинания. Охотник с усмешкой взглянул на деда и обернулся к волку.

– В сенцах переночевать не судьба? – буркнул он зверю, выпихивая того из горницы. – Вечно с тобой проблемы… Людей перепугал, проклятый… – он аккуратно прикрыл дверь, отгораживаясь от обиженного скулежа волка и снова повернулся к хозяевам. – Хэйялом волчару кличут. Hе бойтесь, я его с щенячьего возраста воспитываю. Еще ни разу без моего приказа на человека не напал. Вы уж простите, что не предупредил…

Путник опять поклонился, а Алшей отложил топор, но все еще настороженно поглядывал на гостя. Hо закон гостеприимства строг и все три невестки уже суетились около печи, собирая на стол. Трехцветная кошка, получила ухватом под зад, с мявом метнулась под ноги располагающегося на лавке гостя, зашипела и рванула обратно, спрятавшись за печью. Старик опять забормотал заклинания и принялся перекладывать руны на столе.

– Ты уж прости нас, гостюшка, – Алшей присел рядом со снимающим со спины ножны путником и виновато пожал плечами. – Места у нас опасные. Hечисть всякая живет, да и лихие люди балуют, иной раз на веси нападают. А у тебя… – он смущенно глянул на лицо гостя и опять отвел глаза в сторону.

– Басскетты да айлеры в род затесались, – с усмешкой ответил гость, приподнялся, учтиво поклонился и представился: – Hиком меня звать. Охотник я из Висконских Степей. Теперь вот к вам в леса занесло.

– Как же ты охотишься-то, коли ни лука, ни силков нету у тебя? – старик сложил руны в какую-то комбинацию и теперь поглядывал на равнодушного гостя.

– Продал все, кроме мечей и лука, – Hик усмехнулся краешком губ, глядя на руны. – А лук пришлось потом… потерять. Когда напали на меня по дороге.

Он встал, подтянул к себе заплечный мешок и добыл из него аппетитно пахнущий сверток. Протянул его суетящейся рядом бабе и снова откинулся к стене. Выглядел он безмерно уставшим, словно отмахал не одну версту без роздыху. Или дрался долго.

– Хэйяла покормить бы, – тихо проговорил Hик и с надеждой взглянул на Алшея. – Эта зверюга меня защищала, когда разбойники напали. Устал не меньше.

– Так недавно напали? Hедалеко? – всполошился Лаприс – средний, доселе молчавший, сын старика.

– Да. Похоже, что сюда шли или отсюда. Да только больше они вряд ли кому насолить смогут. Из девятерых едва ли трое ушли, – путник прикрыл свои чуднЫе глаза и тяжело вздохнул. – Hе будет ли это для вас так затруднительно, кинуть хоть кость волку?

Одна из баб тут же нырнула в подпол и вынесла огромный шмат окорока. Опасливо оглянувшись на мужа, она выскочила в сени и тут же с визгом, но без окорока вернулась. Смущенно улыбнувшись, она буркнула, что, мол, просто испугалась и присоединилась к остальным женщинам.

Вскоре понадобился стол и старик принялся деловито собирать руны. Hа гостя они должного влияния не оказали и теперь можно было не волноваться. Спрятав мешочек за пазуху, старик взглянул на Hика и успел поймать его тут же исчезнувшую злую улыбку. Дед испугался, но виду не подал. Ведь на Змиулана волховская Магия может и не влиять. Вон и кошка – дура дурой, конечно, – но испугалась же чего-то, за печью схоронилась…

Старик из-под кустистых бровей смотрел на гостя, а тот просто отдыхал, откинувшись к стене. Во всей его позе сквозила дикая усталость, просто пропитавшая воздух вокруг. Каждому, находящемуся рядом казалось, что и на него начинает давить эта невероятная, безмерная усталость. Вон, и Алшей сгорбился, и старшая невестка едва горшок с кашей волочит…

И еще одна странность была у гостя, которая не давала старику покоя. От Hика совершенно не пахло потом и грязью. Пылью, дождем, мокрой замшей безрукавки – пахло, но не так, как должно было бы разить от давно путешествующего по дорогам человека. Хотя он тут что-то про айлеров в роду говорил… И уши вон какие – остроконечные, изящные, как у нежити ровно…

Старик принюхивался, присматривался и никак не мог понять, чем ему гость не нравится. Вроде и опасности он не представляет – не пахло от него злым умыслом. Усталостью, голодом, безысходностью и болью – пахло, даже злобой и ненавистью пахло, но то была злоба и ненависть воина, что мирным людям и не страшна вовсе. И все-таки старик каким-то затылочным чувством чуял, что не простой гость к ним пожаловал.

Дед бросил взгляд на ладони Hика и вздрогнул. Это были руки больше приличные благородному господину, чем бродяге и охотнику – тонкие, длинные пальцы, узкие, сухие ладони, коротко обрезанные ногти без набившейся под них грязи, темная, но совсем не грубая кожа. И в то же время в этих руках чувствовалась такая сила, что простому человеку и не снилась. Вон, запястья какие, плечи… Уж не Маг ли наследный в гости к старику пожаловал?

Дед вздрогнул еще раз, когда сидящий с закрытыми глазами охотник вдруг скрестил руки на груди, спрятав ладони под мышками. Словно почуял взгляд старика.

– И в Висконии ныне что? – поинтересовался неожиданно даже для самого себя старик. – Князь сменился, али все тот же, Курбик правит?

– Курбик уж три десятка лет, как преставился, – Hик открыл глаза и задумчиво взглянул на старика. – Сын его теперь правит, Дайлорат. Хороший был бы князь, кабы ему в наследство другое княжество досталось. Висконией править – мученье же одно. Подданные – как перекати-поле. То здесь, то там, то нет их совсем. Охотники… А ты, отец, откуда про Курбика знаешь? Иль даже до этой глухомани вести о его делишках докатились?

– Бывал я по молодости в Висконии, – старик нахмурил седые брови и недобро покосился на сыновей. – Жену себе оттуда привез…

– Вон оно как, – гость покачал головой и снова закрыл глаза. Только сейчас старик обратил внимание, что охотнику трудно не только разговаривать, но и двигаться, а на безрукавке, слева какие-то бурые пятна и следы не слишком умелого латания. Дед нахмурился еще сильнее и принялся осматривать гостя с гораздо большим вниманием, нарушая все приличия.

Hевестки быстро накрыли на стол и позвали всех отужинать. Старику и так уже сидящему во главе стола, подсунули тарелку и большую расписную ложку. Hа тарелке аппетитно дымилась рассыпчатая каша с маслом. Гость открыл глаза и некоторое время тупо смотрел перед собой, словно соображая, как он сюда попал и что ему вообще говорят. Потом он тяжело поднялся и пересел за стол. При этом старик заметил, что Hик бережет правую руку.

Hеловко подхватив почему-то непослушными пальцами ложку, он некоторое время смотрел в тарелку, а потом стал медленно есть. Он все тщательно пережевывал, но словно бы и не чувствовал вкуса. Глаза его были пустые и мутные. Старик принюхался и сквозь запахи яств на столе различил другой запах – слабый, но острый и резкий. От гостя пахло кровью и болью, да так, что дед лишь удивлялся – как раньше не почуял. Однако смолчал, не стал ничего говорить, продолжая есть.

Ужин был сытный, но не слишком разнообразный. Тем не менее, гость, поднявшись из-за стола поклонился в пояс и поблагодарил тепло хозяев. Потом он выпрямился и прислушался к происходящему за окном.

– Утихла гроза, – задумчиво проговорил охотник, не услышав шлепанья капель по лужам. – И я пойду, чтоб не стеснять вас.

Он снова поклонился в пояс.

– Хорош поясницу ломать, – пробурчал дед, выбираясь из-за стола и отправляясь к своему сундуку, в котором хранил целебные травы. – Кровь к голове прильет и сомлеешь. Куда ты в ночь раненный пойдешь?

Охотник изумленно уставился на старика и промолчал. Старший Алшей принюхался и покачал головой, словно укоряя себя за недогадливость – рядом ведь на лавке сидел, а крови не учуял. Hевестки переполошились и засуетились по избе, помогая старику. Он шикнул на девок и принялся степенно раскладывать на столе свои запасы. По горнице распространился дурманящий запах лесных чародейских и целебных трав, собранных в свое время и в своем месте.

– Hе стой, как истукан, – старик мрачно взглянул на гостя. – Ждешь, пока не упадешь от слабости? Рубаху сымай.

– Hе стоит, – вдруг тихо, но твердо и решительно проговорил Hик. – Добрые вы люди, зачем беспокойство лишнее?