Текст книги "Тот, кому за державу обидно"

Иван Черных
Тот, кому за державу обидно

© Черных И., 2015

© ООО «Издательство «Эксмо», 2015

В основу романа взяты реальные события и реальные герои. Из этических соображений автору пришлось изменить имена некоторых персонажей и нарушить хронологию происходившего, но показать его таким, каким оно виделось и запомнилось.

Миссия без возврата

Самолет летел на большой высоте, за белоснежным полем облаков, скрывающих землю с оставшимися там заботами и неприятностями, и все равно на душе у генерала Дубровина было муторно: неприятное холодное расставание с женой, даже не пожелавшей ему счастливого пути, не выходило из головы. Монотонный гул двигателей навевал грустные мысли, никак не соответствующие яркому, ослепительному солнцу за бортом и веселым, возбужденным лицам пассажиров. «Как часто на крыльях радости к нам прилетает печаль», – невольно вспомнилось недавно прочитанное. Давно ли он, Николай Васильевич Дубровин, радовался присвоению звания генерала, назначению на должность главного инспектора Инспекции штаба МВД России?.. Говорят, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Он не мечтал, так служба сложилась. Да и талантом бог его не обидел: в школе учился на «отлично», высшую школу полиции окончил с красным дипломом. А будучи инспектором уголовного розыска, затем начальником, успешно раскрывал самые запутанные преступления. Ни одного «глухаря». У него не было «длинной руки», которая помогала бы подниматься по служебной лестнице, сам всего достигал. Радовался. А оказывается, счастье не только в звании, в должности…

И дело не только в семейных неурядицах. Работа вроде бы интересная, никаких нареканий со стороны начальства, а на душе неспокойно, грызет неудовлетворенность, давит обстановка. Так было последнее время и на Ставропольщине. Там ясное дело – взаимоотношения с губернатором. А здесь?.. То же самое. Там – один человек, а здесь… Здесь, в столице, он оказался чужаком – свои ждали повышения. Может, и зря министр МВД пошел наперекор, взял его. Прямой был человек, настойчивый. Твердой рукой стал наводить порядок. Не всем это понравилось. Власть денег оказалась сильнее. О Дубровине на время забыли. Теперь вспомнили…

Ну, да что теперь жалеть о прошлом…

Николай Васильевич окинул салон взглядом. Пассажиры бодрствовали: кто читал газеты, кто журналы; сосед Николая Васильевича увлекся детективом, а вот молоденькая, симпатичная девица, сидевшая в правом ряду за проходом, уже спала; и лицо ее было спокойным, одухотворенным; вот она, наверное, чувствовала себя в эти минуты свободной и счастливой.

Счастье, утверждают мудрецы, – это не жизнь без забот и печалей, счастье – это состояние души…

И чего это потянуло его на философские размышления, рассердился на себя генерал. Впереди предстоит трудный и нелицеприятный разговор, принятие непредсказуемого решения, от которого зависит не только его авторитет, но и авторитет всего Министерства внутренних дел. Найти обоснования отстранения от должности одного из начальников РОВД Краснодарского края – не представление к награде подписать. Хотя обоснований – ворох и маленькая тележка: коррупция, мздоимство, взяточничество, расправа над неугодными. Последний случай – убийство журналистки Забойцевой, похоже, по его личной указке. Киллер арестован, дал признательные показания и вряд ли будет отпираться. И все равно вся правительственная верхушка края вряд ли согласится так просто сдать своего подручного.

Да, разговор предстоит серьезный. Домашние заготовки, которые обдумал Николай Васильевич, убедительные, но на всякие аргументы находятся не менее убедительные контраргументы, и надо предусмотреть все, что может быть выдвинуто в защиту виновного. Тот, разумеется, уже догадывается, с какой миссией летит высокопоставленная комиссия. Человек, прослуживший на ответственном посту немало лет, делал все, по его разумению, как положено; ошибался, конечно, скажет в свое оправдание: лошадь на четырех ногах и та спотыкается, а тут, оказывается, совсем другие выводы. Да, преступность в районе за последние годы увеличилась, он возражать не станет. А где она уменьшилась? Да, убили у них известную журналистку Забойцеву, и полиция до сих пор не вышла на след убийцы. Ну и что? В Москве тоже убили журналистов Холодова и Листьева и до сих пор ни киллеров, ни заказчиков не нашли…

Контраргументов начальник РОВД может выставить немало, и убедить его, что далее так работать ныне нельзя, будет непросто: зачастую даже неглупые люди переоценивают свои способности, несамокритично относятся к своей деятельности и обвинения считают необъективными, предвзятыми. Падение, как понимает каждый, не бывает безболезненным. И чем выше ступенька, на которую поднялся человек, тем сильнее боль. Особенно если человека сбрасывают…

Николаю Васильевичу за свою службу главным инспектором Инспекции штаба МВД России пришлось не однажды возглавлять комиссию по проверке деятельности высоких начальников, и каждый раз такие миссии оказывались тяжкими и оставляли тревогу надолго в душе. Особенно незабываемая проверка в городе Воронеже.

Заместителю министра МВД позвонил губернатор Воронежской области и с возмущением стал говорить о бездеятельности начальника ГУВД генерал-лейтенанта полиции Тропинина.

– В городе беспорядки творятся, а он, видите ли, устал, укатил в Сочи отдыхать…

На Тропинина и ранее поступала из области нелицеприятная информация. Надо было разбираться, принимать меры.

Заместитель министра МВД вызвал Дубровина.

– Поезжайте, Николай Васильевич, в Воронеж. Разберитесь, в чем там дело.

В тот же день Дубровин выехал в столицу центральной черноземной области.

В штабе ГУВД Николаю Васильевичу подтвердили, что генерал-лейтенант Тропинин находится в очередном отпуске, отдыхает в Сочи.

Ничего незаконного в этом не было. И то, что происходило в городе – манифестации обманутых квартиропретендентов, – вина не Тропинина, а городской власти. И других серьезных компрометирующих данных против генерал-лейтенанта никто не предъявил. Беседы с губернатором Шабалиным и с генералом Тропининым прояснили ситуацию: два в общем-то знатных и влиятельных человека в городе и области, волевые, неординарные личности еще с давних времен питают друг к другу неприязнь. При Ельцине Шабалин исполнял обязанности мэра города, Тропинин – начальника городской полиции; уже тогда между ними пробежала черная кошка. А когда следственные органы вскрыли злоупотребления в строительстве так называемых кооперативных домов, Тропинин сам лично опечатывал кабинет мэра.

Но судьба распорядилась так, что снова свела их на узкой дорожке: Шабалина народ избрал губернатором, Тропинина назначили начальником ГУВД области. Два медведя оказались в одной берлоге. Но если медведи решают спорный вопрос физической силой, то функционеры – компроматом: кто у кого подметит больше изъянов в работе и поведении, сумеет доказать несостоятельность противника и сбросить его с занимаемой высоты.

Дубровин оказался в довольно сложной ситуации. Его характер, жизненный опыт никогда не позволяли сойти с правильного пути, слукавить или поддаться искушению, сделать так, как это будет выгодно начальству. Еще в детстве мать не раз наставляла Коленьку: «Скромность и честность, сынок, главные черты, за которые люди ценят человека. Никогда не зазнавайся, не выставляй себя умнее и важнее других. Чистая совесть – выше всякой славы».

Он всегда вспоминал эти слова, когда попадал вот в такие сложные ситуации. Шабалин и Тропинин – люди, облеченные большой властью, старше его возрастом и званием; оба профессионалы, в общем-то добросовестно и неплохо выполняли свои обязанности, а вот в отношении друг к другу были не правы, не объективны. Николай Васильевич сумел найти нужные, убедительные слова; не унижая достоинства того и другого, деликатно высказать правду в глаза, указал обоим на ошибки. Понимал, примирить их уже невозможно, но и принять чью-то сторону значило дать ему повод торжествовать победу, еще больше испортить характер, уверовать в непогрешимость своих деяний. В докладе заместителю министра внутренних дел в отношении генерал-лейтенанта Тропинина так и указал: «Считаю целесообразным оставить в силе прежние выводы аттестационной комиссии – дать дослужить до пенсионного возраста»…

Не всем понравилась докладная начальника инспекции. Некоторые сотрудники министерства уже сталкивались с жестким характером Тропинина и жаждали его свержения, другие были в хороших отношениях с губернатором и всячески поддерживали «хозяина области». Однако большинству импонировала принципиальная позиция генерал-майора полиции Дубровина, и авторитет его в глазах сослуживцев поднялся еще выше; они душевно поздравляли Николая Васильевича с успешным разрешением конфликтной ситуации…

Да, чужие конфликты он умел разрешать, а вот свои, личные… Жена даже с постели не встала, когда он утром собирался в командировку. Полтора десятка лет прожили вместе, а общего языка так и не нашли. И не только потому, что детей нет. Хотя почему Татьяна не рожает, ему до недавнего времени было непонятно. Оба побывали у врача, обоим дано заключение: здоровы, никаких противопоказаний к воспроизведению потомства нет. А Татьяна не рожает…

Он не устраивал по этому поводу дискуссий, даже в какой-то степени старался оправдать ее любовью к творчеству, но она временами бывала невыносима: груба до вульгарности, придирчива, нетерпима. А такой милой, чуткой показалась ему при первой встрече…

Журналистка краевой газеты Татьяна Белоусова приехала к нему в отделение полиции после разгрома банды Гурама Бесланова, чтобы взять интервью. Николай Васильевич, можно сказать, играл в той операции главную роль – роль подсадной утки, и попросил журналистку перенести встречу на вечер, был очень занят. Она согласилась. Пробеседовали в кабинете командира отряда полиции особого назначения более двух часов, потом лейтенант пригласил журналистку поужинать в недалеко расположенном кафе.

А через неделю Татьяна принесла ему на просмотр не интервью, а целый очерк. Описала действия группы полиции с такими подробностями, будто сама участвовала в захвате. Николаю очерк понравился.

С того вечера и началась их дружба. Татьяна импонировала ему своей хваткой, умением глубоко вникать в проблему, хорошо ориентировалась в обстановке. Да и выглядела она довольно привлекательно: жгучая брюнетка с чуть вздернутым носиком и очаровательным рисунком губ; стройная, гибкая, энергичная.

Журналистика у нее была на первом плане, и она отдавалась работе всецело. Кухню, уборку не любила, благо лейтенанту Дубровину зачастую приходилось питаться в полицейской столовой. А уборкой они занимались по выходным дням совместно. Иногда, правда, Николаю и одному приходилось орудовать пылесосом и мокрой тряпкой – у Татьяны была срочная работа.

В сексуальном отношении она была неистощима. Ее одноразовый акт не устраивал, иногда она держала его на себе по часу, доводя до изнеможения. Но он удовлетворял ее прихоть, как и положено заботливому мужу, хотя порой его бесила ее ненасытность.

Пока жили в Ставрополе и были полны юношеского задора, все их устраивало и никаких разногласий, конфликтов не происходило. А вот когда переехали в Москву, стали постарше, помудрее, начали замечать друг за другом не только, что бросалось в глаза, но и таившееся подспудно, прятавшееся за семью замками.

Татьяну, как жену полицейского начальника, взяли на работу в газету «Щит и меч» на должность специального корреспондента. Частенько она выезжала в командировки на неделю, а то и более. Николай Васильевич заметил, что сексуальный пыл ее заметно притух. Это его вполне устраивало – и у него силенок поубавилось. Но только ли в этом дело?

Татьяна и ранее была не очень-то внимательной, заботливой супругой, а теперь и вовсе мало обращала на него внимания. По долгу службы ему частенько приходилось задерживаться допоздна, а иногда и не ночевать дома; Татьяну это не тревожило. Говорят, если не ревнует, значит, не любит. Любила ли его Татьяна? Он никогда не спрашивал, зная, что редко кто на подобные вопросы отвечает искренне.

Любил ли он Татьяну? Он затруднялся дать твердый ответ. Она ему нравилась, это – да. А вот любил ли? Говорят, ради любви люди чудеса творят, рискуют, не жалеют жизни. Чудес он не творил, а на риск шел ради жизни других, не только жены. Это его долг.

То, что Татьяна стала погуливать, умиляться поклонникам, нетрудно было догадаться по ее пристрастиям к нарядам, к макияжу перед командировками, перед вечеринками, на которые она отправлялась одна. Он понимал все, но ревность душу не терзала; только обида порой заставляла его быть сдержанным, неискренним, даже в какой-то мере лицемерным: он терпеливо сносил все ее ухищрения, ни в чем не упрекая, продолжая оставаться заботливым мужем, хозяином семейного очага.

Не однажды и он попадал в такие ситуации, когда в его постель напрашивались прехорошенькие ночные бабочки. Но он брезговал ими и не опускался до положения безнравственных похотливых прелюбодеев. Надеялся, что и жена в обществе поклонников остается такой же высокомерной и недоступной, какой казалась ему при первом знакомстве.

Как-то он вынужден был заглянуть в ее парфюмерный столик – искал запропастившиеся куда-то запонки с цветными камешками (жена могла по ошибке сунуть в свою захоронку) – и наткнулся на пакетики с противозачаточными средствами. Его будто окатили холодной водой – она обманывала его все эти годы!

Стал перебирать украшения жены. Золотой перстень с печаткой. Ранее он не видел его. Повертел в руках. На печатке инициалы: Л. В. Чьи же это инициалы? И вспомнил: Л. В. – Леонид Великанов, спортсмен-футболист, о котором Татьяна писала очерк. Говорила, что за этот очерк ей дали премию, и частенько в разговорах с подругами с умилением произносила имя известного спортсмена.

Вот почему она частенько бывала на футбольных матчах, когда играл Великанов, и допоздна задерживалась в те дни.

Уже тогда у него появилась мысль о разводе. Но в министерстве шли свои разборки, борьба за место «под солнцем», и малейшего повода было достаточно, чтобы оказаться за бортом. Надо было подождать…

С того времени, как он обнаружил, что жена обманывает его, он старался реже общаться с ней, возвращался в квартиру, когда она уже спала, ложился в другой комнате и уходил, когда она еще нежилась в постели. Командировка в Краснодарский край, несмотря на трудную задачу, была для него отдушиной. Генерал Дубровин отодвинул семейную проблему на второй план и серьезно готовился к очень нелицеприятному разговору с руководством края, не предполагая, что события развернутся так, как ему и не снилось…

Самолет приземлился в аэропорту точно по расписанию, в 14.10. Спустился Николай Васильевич по трапу на землю и, несмотря на знойный воздух, опаливший лицо и легкие, вдохнул полной грудью. Родная земля! Родной край! Недалеко отсюда, на Ставропольщине, родился он, вырос, ушел в армию. Как быстро бежит время! Двадцать лет прошло, а кажется, совсем недавно видел он на горизонте вон те горы, синеющие вдали, бегал босиком вот по этой траве, что зеленым ковром покрыла летное поле. А вдали, на окраине аэродрома, виднеются стройные, островерхие тополя. Жарко им от раскаленной земли, вот и тянутся к небу.

Все, как в хуторе Петровске Александровского района, где родился Николай Васильевич. Хуторок совсем небольшой, степной. С юга – горы. И хотя до них далеко, сухой и раскаленный воздух скатывался с них и уже в июне превращал обезвоженную степь в неоглядное бледно-палевое поле с редкими тополями и колючими неказистыми растениями. Только у домов, в палисадниках, зеленели яблони и груши, черешни и сливы. И какие они были сочные, сладкие! Губы слипались. А какого труда требовали! Вода была привозная. Два раза в неделю приезжал грузовик с цистерной в кузове и сливал воду в бассейн. Оттуда брали только на питье. А поливать сад, огород – брали из речки Мокрой Сабли, до которой метров триста. Весной вода бывала и в Сухой Сабле, но уже в мае речушка пересыхала.

Дед Николая, Наум Митрофанович, как-то попытался решить водную проблему своими силами, вырыл колодец. Аж на 22 метра прокопал землю, чтобы добраться до воды. Заплясал от счастья. Но воды хватило на несколько дней…

И все равно детство запомнилось только радостным, хорошим. А то, что жили впроголодь, отец частенько прихварывал, тогда не очень-то волновало мальчишку. Вот трактор, ЧТЗ, на котором работал отец, тоже врезался в память. Любил Николаша, пока отец обедал, забираться на сиденье и изображать из себя взрослого. Вырастет и тоже станет управлять этой железной машиной.

Еще запомнилась школа. Маленький домишко, где жила учительница, одна комната с партами, где сидели все четыре класса. Как управлялась со всеми Софья Ивановна, теперь трудно представить. Но учились, постигали науку. А вот когда Коленька закончил четвертый класс, отец задумался: надо сыну дальше учиться. Да и второй сын подрастал, не дело мужчинам оставаться с начальным образованием. Если чего-то хочешь добиться – надо учиться, учиться и учиться, как сказал вождь всех народов.

Перевез Василий Андреевич свою семью в Кавказские Минеральные Воды, в станицу Николаевку, купил там неказистый домишко, и пошел Коленька в пятый класс. Там закончил и одиннадцатый. Уже в те годы понимал: образование – это еще полдела, главное в жизни – профессия.

Книги он читал редко, а вот фильмы любил смотреть. Особенно о разведчиках. Николай Кузнецов, Штирлиц-Исаев, Иоганн Вайс – разве можно было не восхищаться ими, не подражать?! И кто из мальчишек не хотел бы стать таким героем. Потому и полюбил немецкий язык Коля Дубровин, учил его прилежно и на уроках чуть ли не на равных «шпрехал» с учительницей. Готовясь поступить в иняз, регулярно посещал подготовительные курсы. А на городской олимпиаде по знанию немецкого занял первое место.

Мечта стать разведчиком не выходила из головы. Однако, когда сдал в иняз экзамены, прочитал в журнале такое, что сразу отбило охоту к романтической и опасной профессии: известный наш разведчик полковник Пеньковский оказался шпионом, передавал за крупные суммы ценные сведения американцам. Его клеймили по телевидению и в печати, о нем говорили на каждом перекрестке…

Отслужил Николай Дубровин действительную в ракетных войсках стратегического назначения и подался в полицию, успешно закончил Московскую высшую школу МВД…

В Краснодаре, куда пришлось лететь из-за срочности задания, Дубровин бывал не раз; красивый, шикарный город, с особенным южным колоритом – высокими зданиями и островерхими тополями, тянущимися ввысь, знойным воздухом, смуглолицыми мужчинами и женщинами…

На выходе из самолета Николая Васильевича встретил знакомый полковник.

– Приветствую вас, товарищ генерал, на нашей земле, – сказал с улыбкой и пожал протянутую ему руку. – Вас срочно просил позвонить генерал Зубков.

Генерал-лейтенант Зубков, заместитель министра МВД по кадровым вопросам, просто так звонить не станет. Какие еще ждут вводные?

Приехав в штаб городского отдела полиции, Дубровин связался с Зубковым.

– …На Ставропольщине снова ЧП, – сказал генерал. – Езжайте туда, разберитесь и возьмите на себя обязанности начальника УВД края. Шепилов отстраняется…

Вот так вводная: взять на себя обязанности начальника УВД края! Александр Алексеевич отстранен… Дубровин хорошо знал Шепилова: толковый и знающий свое дело генерал. Он многое сделал, чтобы укрепить органы полиции в крае, навести порядок. А что преступления растут, так рядом горы, откуда никак не удается выкурить бандитов. Это нельзя не учитывать. Правда, есть еще один нюанс, послуживший поводом для отстранения Шепилова от должности: не очень-то складывались у него отношения с губернатором Чернобуровым. Оба властные, бескомпромиссные, болеющие душой за дело, каждый по-своему решал насущные проблемы. Из-за этого и начались трения. Губернатор, по праву считавший себя хозяином края, хотел беспрекословного подчинения и полиции, в том числе и начальника УВД. Шепилов же ревниво воспринимал посягательства губернатора на свои права. Это поначалу. Потом Чернобуров и Шепилов вроде бы нашли общий язык. Оказывается, не во всем – без губернаторского одобрения начальника УВД не отстранили бы от должности.

Предложение возглавить полицию родного ему края вызвало у Дубровина двоякое чувство. Он хорошо знал тяжелый характер губернатора Чернобурова, властного и неуступчивого, а плясать под чужую дудку Дубровин не позволял себе, даже когда служил ефрейтором в ракетных войсках. Работать с ним будет очень трудно, с другой стороны, эта непредвиденная ситуация поможет решить семейную проблему. Лучшего не придумать. Татьяна вряд ли согласится уехать из Москвы.

Одна загвоздка: чтобы получить квартиру в Ставрополе, надо сдать в Москве. Не будет же он скитаться по гостиницам. Значит, все-таки придется ставить вопрос о разводе. Но об этом рано еще думать. Как сложатся отношения с губернатором?..

В штабе Дубровин узнал кое-какие подробности ЧП: у станицы Нефтекумской застрелены трое полицейских, один исчез.

Николай Васильевич принимает решение ехать сразу в Нефтекумск, к месту происшествия.

Пока добирался туда со своими помощниками, на месте происшествия уже находились местные работники уголовного розыска и прокуратуры. Разобрались в ситуации. Накануне крестьяне заготавливали корм для животноводческой фермы. Поскольку участились набеги бандитов, убивавших и захватывавших в заложники жителей, начальник полиции выделил четырех полицейских для охраны косарей.

День прошел без происшествий. Вечером косари, закончив работу, отбыли домой. Полицейские задержались: решили поужинать на берегу речки – жара спала, как тут удержаться от отдыха на лоне природы! Разложили прихваченные с собой продукты, сели в кружок. Об опасности всерьез не подумали – кто осмелится напасть на вооруженных людей? И ни один из четверых не заметил и не услышал, как по камышу подкрадываются к ним боевики. Трое были сражены наповал, четвертого бандиты взяли в заложники.

Печальная история. И невольно Николай Васильевич посочувствовал генералу Шепилову: предотвратить такое происшествие не смог бы любой начальник, будь он хоть семи пядей во лбу.

А ведь инструктировали охранников, предупреждали. Да и сами не маленькие, не раз слышали по радио и воочию убеждались, что творится в регионе, знали о набегах на соседние станицы. Не зря говорят: «Пока гром не грянет…» А гром гремел уже не первый день… Сам бог велел этим охранникам быть бдительными, в боевой готовности. Как искоренить расхлябанность, пренебрежительное отношение к законам, к дисциплине?..

Повозмущался генерал, посочувствовал, но надо было что-то делать, принимать решительные меры, чтобы подобного не повторилось. Приказал одному из своих заместителей собрать всех начальников отделов и отделений полиции. Мораль читать не стал – это они уже слышали не раз, – потребовал: расставить на всех предполагаемых для проникновения в край бандитов посты и нести дежурство там не по двадцать четыре часа, как было до этого, а в две смены по двенадцать. Отобрали в начальники постов лучших офицеров, проинструктировали их, вооружили автоматами и гранатами.

Николай Васильевич остался ночевать в домике РОВД, предназначенном специально для начальства, прибывающего не столь редко для всяких проверок, совещаний, а иногда и для сбора местных руководителей по случаю праздников или других знаменательных событий – присвоения очередных званий, повышения в должности.

Полковник Золотарев заранее дал команду подчиненным приготовить московскому гостю хороший прием; и вечером, когда насущные вопросы были решены, повез генерала в гостевой домик.

Их поджидали две симпатичные женщины лет по тридцать, брюнетка и блондинка (на выбор), с милыми, дежурными улыбками на лицах; расторопные, предупредительные, заботливо стали ухаживать. Их назойливое снование из кухни в комнату, вокруг стола, демонстрация своих прелестей: обнаженных плеч, крутых бедер – раздражали генерала, все еще не отошедшего от увиденного и услышанного, от расправы над предшественником Шепиловым, и, выждав момент, когда женщины удалились на кухню, он шепнул полковнику:

– Ты бы отослал их домой, чтобы они не мельтешили тут. У нас серьезный разговор и свидетели ни к чему.

– Понял, – кивнул Золотарев, – сейчас сделаем, – и тут же юркнул вслед за «помощницами».

Удивленные женщины, не то обрадованные, не то огорченные, бесшумно удалились.

Генерал и полковник выпили, закусили, и Николай Васильевич спросил без обиняков:

– Расскажи, что тут произошло между Чернобуровым и Шепиловым?

Золотарев опустил голову и долго собирался с мыслями. Наконец пожал плечами.

– Трудно сказать, что они не поделили. Оба вроде умные, серьезные мужики, а вот найти общий язык не смогли. Мы-то далековато от них, воочию разногласий не наблюдали, однако от их стычек волны далеко расходились. Да и линии гнули разные: Чернобуров требовал одно, Шепилов – другое.

Наполнил рюмки водкой, тряхнул головой, будто отгоняя наваждение, предложил:

– Давайте лучше выпьем, чтоб от чужой болячки наши головы не болели.

– Вот потому и хочу я знать, в чем тут корень зла. Нам работать – и надо быть в курсе событий.

Золотарев снова пожал плечами и отвел взгляд.

– Чужая душа – потемки, не заглянешь.

Николай Васильевич по лицу полковника понял – не хочет выкладывать все, что знает: то ли боится губернаторской немилости, то ли последствий, которые могут аукнуться, когда Чернобуров и Дубровин начнут действовать в мире и согласии.

– Жаль, – вздохнул генерал. – Начальник РОВД должен уметь заглядывать в души людей. Во всяком случае, знать обстановку и анализировать ситуацию. Ну что ж, в таком случае благодарю за ужин и пора на отдых.

Золотарев виновато поднялся, окинул стол замедленным взглядом, нерешительно предложил:

– Может, на посошок, чтоб спалось лучше?

– Пожалуйста. Но мне достаточно.

Полковник налил себе и выпил.

– Я уберу… в холодильник.

– Не беспокойся, я уберу сам.

Золотарев, пожелав спокойной ночи, ушел. Николай Васильевич посидел еще какое-то время за столом, обдумывая разговор с начальником РОВД. Осторожный, предусмотрительный. Другого от него и трудно было ожидать: при нем сменилось три начальника УВД. И надолго ли задержится прибывший? А губернатора недавно переизбрали на второй срок – слуга народа. И такой слуга, от которого у народа, ставропольчан, мозоли на руках и спинах.

Дубровин хорошо знал своего земляка, сверстника, в какой-то мере даже соперника. Вместе росли в селе, вместе учились в одной школе, даже в одном классе. Вместе участвовали в школьной самодеятельности, выступали на клубной сцене. Оба претендовали на золотые медали и соперничали не только в учебе, но и в завоевании авторитета среди одноклассников. Особенно после начальной школы. В 7-м классе Николая Дубровина избрали секретарем комсомольской организации. Олег Чернобуров затаил обиду – почему не его, сына председателя колхоза, тоже отличника учебы, одетого всегда с иголочки и умеющего произносить в праздничные дни с трибуны торжественные речи? Почему? А в 8-м классе, когда в их школе появилась Маша Бабайцева, синеокая статная красавица, дочка отставного по ранению в Афганистане летчика, симпатия ее тоже стала клониться в сторону Дубровина. Вот тут-то Чернобуров решил не уступать.

У него были преимущества: одевался лучше, имел всегда в кармане шоколадку, мог пригласить не только в кино или на дискотеку, но и в кафе, подарить какую-нибудь безделушку. И это поначалу действовало: Маша ходила с ним в кино, на танцы, Олег провожал ее после школы до дома.

Николаю, как и многим ребятам, Маша тоже нравилась. Однако соперничать с Чернобуровым он не собирался, стесняясь своей довольно не модной поношенной одежки: хлопчатобумажной куртки, не всегда глаженных брюк. Правда, знал, что ростом, спортивной выправкой и довольно симпатичными чертами лица не уступает своему сверстнику.

Николай пока только приглядывался к однокласснице. Девчонки сразу ее невзлюбили: и за то, что приковала внимание самых видных мальчишек, и за то, что была красива, одевалась моднее, и за то, что учеба давалась ей легко.

На бойкот девчонок она не обращала внимания, вроде бы подружилась с Олегом, по кому сохла не одна восьмиклассница, и была тем довольна. Николай не раз видел Машу и Олега на катке, на лыжах.

Как-то перед Новым годом классный руководитель Анна Тимофеевна посоветовала Николаю провести комсомольское собрание с повесткой дня о выборе пути после окончания школы. Тема всплыла случайно: стало известно, что в школе появились наркоманы, о чем ранее и слыхом не слыхивали; а тут ученик 5-го класса сам до дури обкурился и товарища травкой угостил, которого потом отхаживали родители.

Николай подготовил речь. Надо было, чтобы комсомольцы тоже высказали свое мнение по этому поводу. Поговорил с Олегом.

Тот отделался шуткой:

– Я не пробовал марихуану и не могу судить, хорошо это или плохо. Если у тебя есть травка, дай попробовать.

– Иди, попроси у Эдика Свиридова, он тебе и расскажет о вкусе травки, – ответил Николай.

Их разговор слышала Маша. Подошла к Дубровину:

– Я могу рассказать о последствиях употребления наркотиков, – сказала она. – В полку, где папа служил, сын летчика умер от передозировки.

– Спасибо, – поблагодарил Николай.

С того дня, пожалуй, и началась их дружба. Маша не только интересно и убедительно выступила на собрании, но и потом стала помогать Николаю в оформлении стенной газеты. Она, оказалось, неплохо рисует и пишет стихи, Николай полностью доверил ей выпуск газеты, которая завоевала популярность во всей школе: около нее собирались ученики младших и старших классов.

Олег ревниво относился к дружбе Маши и Николая, он чувствовал, что девушка ускользает из-под его влияния и все больше увлекается Дубровиным; старался удержать ее приглашениями на всевозможные вечеринки, подарками, однако его настойчивость, нелестные отзывы о секретаре комсомольской организации, который, по его мнению, все делает для завоевания личного авторитета, еще больше отдаляли Машу. Окончательный разрыв между ними произошел на выпускном вечере.

Николай еще в прошлогодние каникулы, поработав в совхозе, накопил деньги и купил себе светло-серый, с голубой полоской костюм, который приберег специально к выпускному вечеру. Явился в нем на торжество, чем немало удивил своих сверстников, знавших, как бедствует семья Дубровиных: отец никак не мог оправиться от болезней; мать тоже не работала, ухаживая за больным мужем и тремя детьми. Николай и младший брат помогали матери, подрабатывали во время каникул, но деньги уходили на лекарства отцу. Многие это знали. И вдруг на Николае дорогой, не иначе импортный, костюм – он сидел на юноше будто влитой.