Текст книги "Последний кровник"

Иван Черных
Последний кровник

В основе романа лежат реальные судьбы реальных героев. Из этических соображений автору пришлось изменить имена некоторых персонажей и нарушить хронологию событий, но показать их такими, какими они виделись и запомнились.

Небо зовет

Июнь 95-го выдался особенно жарким. Правда, Владимир раньше здесь, на Северном Кавказе, не бывал, но такого пекла и местные жители не помнят. Все члены экипажа: штурман, техник самолета и механик – вместе с командиром в ожидании приказа на вылет прятались от обжигающих солнечных лучей под узкими полосками крыльев, от которых тоже было мало проку. Третий день изнурительного ожидания, даже обед привозили к самолету. Понятно, задание серьезное, и разъяснения можно ожидать только перед самым вылетом. Лежали молча, расстегнув куртки, сняв гермошлемы.

Второй раз за полгода войны в Чечне прилетает его эскадрилья на аэродром Моздока, чтобы поддерживать наши сухопутные войска, и который раз летчики сидят около самолетов в ожидании приказа. Радио сообщает, что в Чечню прибыли генерал Лебедь и советник президента Березовский – ведут переговоры о прекращении боевых действий на территории Чеченской Республики. А пока ведутся переговоры, воздушные разведчики эскадрильи Крутогорова привозят документы о сосредоточении отрядов боевиков в Грозном, в Бамуте, в Шатойском и других районах. На помощь Масхадову спешат отряды из Ингушетии, из Грузии…

Никто из летчиков не верит, что переговоры приведут к миру: слишком большую ставку сделали на войну чеченские руководители и слишком глубоко завязли в ней со своими амбициями российские…

Ожидание неизвестности. Вроде бы ничего не делают, а Владимир Васильевич чувствовал неимоверную усталость. Давила не только неизвестность, но и отношение руководителей к своим верноподданным: не обеспечили самым необходимым, крупномасштабными картами, без которых летчики, что слепые котята, вынуждены искать цели «на ощупь», по интуиции; проблемы с топливом, со снарядами, с запасными частями. Командиры наземных частей возмущаются: почему бездействует авиация? А как действовать, когда баки самолетов пусты? И сама война… Многое в ней непонятно Владимиру Васильевичу. Прямо-таки как в 1905 году, когда обещали Японию шапками закидать. Теперь военный стратег взялся за сутки навести в Чечне порядок. И такой удар получили по мордасам…

– Романтика, – съязвил штурман Александр Романов, будто прочитал мысли Владимира Васильевича. – «Летчики», – завидуют нам обыватели, особенно мальчишки. Хотя б на часок их сюда…

Владимир промолчал. Александр в какой-то мере прав: им завидуют, не зная истинную цену летной профессии, до недавнего времени считавшейся героико-романтической. Да и он, Владимир, разве с бухты-барахты пошел в летчики? Ночи не спал, мечтая поступить в авиационное училище… Не думал, не гадал, что так все обернется. Невольно вспомнился стих Расула Гамзатова: «Мы все умрем, людей бессмертных нет, / И это все известно и не ново. / Но мы живем, чтобы оставить след: / Дом иль тропинку, дерево иль слово…»

«Чтобы оставить след». Разве о такой летной службе мечтал Володька!..

Былое

Он сидит за первой партой с Витькой Дубровиным, сыном председателя колхоза, добрым и отзывчивым парнем, с которым по выходным, когда Володька не занят огородом или ремонтом с отцом дома, ловили в пруду рыбу или просто бродили по лесу, где истошно горланили грачи, сновали между деревьями диковинные птицы.

Перед ними у преподавательского стола, на котором лежит журнал успеваемости учеников, неторопливо расхаживает Анна Тимофеевна Власова, учительница русского языка и литературы, и с вдохновением читает поэму Пушкина «Русалка». Она второй год в школе, но успела завоевать признание и любовь учеников: интересно и доходчиво преподает свои предметы, много читает произведений известных писателей и делится своими впечатлениями с учениками. Ей двадцать четыре, симпатичная, с большими темно-карими глазами, которые, кажется, видят каждого насквозь. Во всяком случае, на первых же уроках она о каждом из своих подопечных сложила верное представление. И умеет влиять на каждого – на кого добротой, на кого строгостью.

Владимир внимательно слушает ее и отмечает, что сегодня Анна Тимофеевна в особенном вдохновении, так выразительно читает и будто летает по классу, дополняя состояние героев поэмы взмахами руки, эмоциями. И вдруг она прерывает декламацию и устремляет взгляд в окно. Владимир смотрит туда и видит, как из машины, прихрамывая, выходит стройный, подтянутый капитан в синем мундире и синей фуражке с летчицкими эмблемами. Владимир слышал, что к родителям после ранения приехал Иван Насонов, о подвиге которого в Афганистане писала местная газета. Анна Тимофеевна лишь на мгновение задержала на капитане взгляд, повернулась и пошла к столу с едва заметной восторженной улыбкой на лице. И продолжила чтение еще вдохновеннее, выразительнее:

 
Кто нас разлучит? Разве за тобою
Идти во след я всюду не властна?
Я мальчиком оденусь. Верно буду
Тебе служить, дорогою, в походе
Иль на войне – войны я не боюсь…
 

«Влюблена, – догадался Владимир. – Симпатичная пара». И мечтательно вздохнул – вот бы летчиком стать!..

И, когда прозвенел звонок, подошел к учительнице.

– Анна Тимофеевна, а нельзя пригласить к нам в школу летчика Насонова, чтобы он рассказал нам о войне в Афганистане, о своих подвигах?

Учительница улыбнулась, подумала.

– Можно, конечно. Интересно послушать. Я попробую…

Насонов пришел в школу в военной одежде. Темно-синий мундир, брюки с наглаженными стрелками, о которые обрезаться можно, черные туфли, белоснежная рубашка с темно-синим галстуком. Все сидит так, будто он родился в этой форме – стройный, подтянутый. Широкие плечи, тонкий торс. Не у всякого спортсмена такая ладная фигура. И лицо: чуть вытянутый овал, красивый ровный нос, небольшой рот с полноватыми губами – признак откровенности, доброты; подбородок с ямочкой – волевого, целеустремленного характера; темно-карие выразительные глаза. Владимир с восхищением и доброй завистью смотрел на летчика. И решил – во что бы то ни стало поступит в военное летное училище.

Анна Тимофеевна торжественным голосом представила офицера:

– Наш земляк, летчик, капитан военно-воздушных сил Иван Никифорович Насонов. Он окончил нашу школу с отличием, потом поступил в Борисоглебское военное авиационное училище. О себе Иван Никифорович расскажет сам.

Капитан ближе подошел к первому ряду парт, где успел занять место Владимир, и, окинув взглядом собравшихся, заговорил весело, с улыбкой.

– Итак, вы захотели узнать о летной профессии, как живут и чем дышат летчики. Без преувеличения и похвальбы скажу вам уже не раз слышанное и читанное вами. К примеру, как сказал Чкалов: «Летчик – это концентрированная сила воли, умения пойти на риск». Или: летчик – это человек, влюбленный в небо. Без этого нельзя стать летчиком. А небо, в свою очередь, – это океан познаний, школа физической закалки и умственного совершенствования, воспитания характера, воли, реакции. Все эти качества отрабатываются в небе. Но, скажу вам откровенно, без предварительной подготовки на земле стать настоящим тружеником неба невозможно. Потому надо хорошо учиться, закалять себя физически, не отступать от намеченного пути. Все, с кем мне посчастливилось служить, были именно такими людьми. Мы крылом и грудью прикрывали друг друга в бою, шли на риск ради общего дела. О войне в Афганистане вы много слышали по радио, читали в газетах. И если небо дарит нам радость, то война любая – грусть и разочарование. Вот из-за войны я потерял ногу и потерял небо, потерял свою любимую профессию. Это тоже вы должны брать во внимание, когда будете делать выбор, кем стать…

О жизни «афганцев», даже о боевых эпизодах Владимир слушал вполуха: им уже овладели мысли о том, что надо делать, как готовиться к поступлению в летное училище.

Каждое утро он стал заниматься гимнастикой, вечерами, несмотря на усталость (домашнее хозяйство лежало на нем), уходил в школьный спортивный зал. Вступил в секцию бокса и к концу учебы завоевал на областном турнире по боксу первое место.

В августе, закончив с отцом ремонт дома, с аттестатом серебряного медалиста отправился в Борисоглебское высшее авиационное училище. И, к большому огорчению, опоздал: набор курсантов в истребительное училище был завершен.

Он чуть ли не плакал, стоя перед капитаном, офицером приемной комиссии, и не уходил. Тот понял состояние парня, посоветовал:

– Поезжайте в Балашов, там еще не закончен прием. Правда, не истребительное училище – транспортное, но какая разница, на каких самолетах летать. Если любишь небо, и транспортные самолеты станут твоим призванием…

Владимир так и поступил.

Балашов встретил его чистым голубым небом и самолетом, кружившим над аэродромом, который располагался километрах в двух от города, – «Э˜лкой», учебным самолетом «Л-140» – Владимир читал о нем в журнале «Авиация». Подумал: хорошее предзнаменование.

И угадал – его приняли в БВВАУЛ – Балашовское высшее военное авиационное училище летчиков.

Его восхищало все: и здания УЛО – учебно-летного отдела, и Дом офицеров, и казармы, где проживали курсанты, из окон которых с восточной стороны с третьего этажа виден был аэродром и стоянка самолетов. На первом этаже УЛО располагались штабные помещения, а со второго по четвертый – учебные классы: класс теории, класс материальной части, радиотехники, истории авиации, тренажерный класс, особенно полюбившийся Владимиру, в котором он готов был просиживать часами. Но… здесь всегда толпились курсанты, дожидаясь очереди. А в выходные, когда курсанты, получив увольнительные, отправлялись гулять по городу или на речку Хопер, он отводил душу – до автоматизма отрабатывал взлет и посадку, основные элементы летного дела. Может, сказалось это, а может, прав был инструктор старший лейтенант Алешин, восхитившийся его мастерством управления учебным самолетом на втором вывозном полете, удивленно помотавший головой и вслух произнесший: «Врожденный летчик». И после четырех вывозных полетов выпустил Крутогорова в самостоятельный полет. Владимир выполнил его на «отлично».

Инструктор-летчик доложил о своем ученике-самородке командиру отряда, тот – командиру эскадрильи. А когда майор Новиков вернулся с Крутогоровым из экзаменационного полета и дружески похлопал его по плечу, сверстники позавидовали Владимиру: комэск редко с кем допускает панибратство.

– Думаю, пора тебе и на более современных самолетах летать, – сказал с улыбкой майор. – Справишься?

– Постараюсь. Не подведу, товарищ майор.

Новиков обратился к командиру полка с ходатайством перевести курсанта на заключительный этап обучения. Полковник Минаков, прищурив свои хитровато-насмешливые глаза, долго пронзал ими ходатаев, летчика-инструктора и командира эскадрильи. Офицеры выдержали его взгляд. И тогда полковник, куснув нижнюю губу, сказал обнадеживающе: «Эксперимент интересный. Сделать из мальца летчика не за четыре года, а за два – экономия для государства. Жаль, редко такие самородки приходят к нам. – Куснул еще раз губу. – Что ж, давайте попробуем. Но ответственность… – махнул рукой…

Так Владимир за два года стал летчиком, лейтенантом…

Боевое задание

Какой на этот раз будет приказ и как встретят его «сушку» правоверные Аллаха? Прошлый раз в небе было не менее жарко, чем здесь, под крылом самолета. И пулеметы строчили, и автоматы, и ракеты «Стингер»… Двух «сушек» и двух «Ми-8» не досчитались авиаторы. А что сегодня? Лучше не думать об этом…

– Комполка идет, – услышал он голос механика, сержанта Рыбочкина. – Похоже, к нам направился.

Владимир поднял голову. От КДП энергично шагал подполковник Старышев, и взгляд его был направлен в сторону экипажа. В руке нес планшетку с картами, что бывало нечасто.

«Наконец-то, – облегченно вздохнул Владимир, поднимаясь с чехла. – Хоть в небе освежимся».

Не доходя до самолета метров пять, подполковник достал из планшета карту.

– Смирно! – скомандовал Владимир уже выстроившимся в шеренгу подчиненным.

– Вольно, – отменил команду подполковник. – Командир и штурман ко мне, остальные свободны. – И когда техник с механиком удалились за хвост самолета, ткнул пальцем в точку на карте: – Вот ваша цель. Это дом в горном ауле Дышево-Ведено. По поступившей к нам информации, здесь ровно в двадцать часов должны собраться командиры боевиков. К ним пожалует сам командующий юго-восточного фронта Шамиль Басаев. Вы слышали о нем. Уничтожить этих «горных волков», которые немалый урон нанесли нашим войскам, – задача главнейшая. Надо справиться с нею во что бы то ни стало. И о Шамиле вы знаете – выкормыш нашей академии Генштаба. Научили на свою шею! Пора ему расплатиться за науку…

Солнце уже клонилось к зубчатой вершине горы на западе, жара начала спадать, когда «сушка» с подвеской четырех стокилограммовых бомб и управляемыми ракетами «воздух – поверхность» взлетела с аэродрома и взяла курс на Дышево-Ведено, что на юге республики. Шли на небольшой высоте, лавируя меж гор, чтобы не засекли чеченские пэвэошники, оснащенные довольно современной зенитной техникой вплоть до американских ракет «Стингер».

Штурман Александр Романов по туристической карте и фотоснимкам с помощью навигационного оборудования умело отслеживал полет, ведя «сушку» к цели. Лишь в районе Итум-Кале по самолету из трех точек открыли автоматный огонь. И то с большим опозданием – когда бомбардировщик вышел из зоны поражения.

Над аулом Дышево-Ведено штурман для верности попросил сделать круг. Уточнил расчетные данные. И когда Владимир вышел на боевой курс, штурман выпустил ракеты в двухэтажный особняк с садом и виноградником, обнесенный высоким забором. Ни орудия, ни пулеметы боевиков в тот вечер не мешали прицелиться…

На другой день узнали результат бомбежки – точное попадание. Одиннадцать ближайших соратников Шамиля Басаева упокоились под обломками кирпичного особняка. Командир полка подполковник Старышев объявил Владимиру Крутогорову и Александру Романову благодарность и сообщил, что за успешное выполнение задания представит их к награде – ордену Мужества. Сослуживцы поздравляли командира эскадрильи и штурмана. Но на другой день стало известно, что командующий юго-восточным фронтом жив и невредим – он опоздал на совещание. А спустя неделю Владимир получил письмо, в котором Шамиль Басаев ломаным матерным сленгом обещал уничтожить весь род Крутогоровых.

Владимир знал о мстительности кавказцев, они и своим сородичам не прощали обид, а «кровникам» – коими стал род Крутогорова – тем более; потому вынужден был предупредить родственников об опасности и порекомендовать сменить место жительства.

Вскоре последовала и попытка покушения на капитана Крутогорова. Владимир вместе с товарищами возвращался с аэродрома в общежитие, расположенное в Моздоке на улице Пушкина. Не было еще трех часов дня; раскаленный воздух выжимал из тел не только влагу, но и, казалось, плавил мозги.

– Надо водичкой запастись, – предложил штурман Романов.

Его поддержали трое летчиков и, отделившись от группы, направились в придорожное кафе. Еще трое остались с Владимиром. Когда двое вошли в дверь общежития, раздался выстрел. По улице промчалась резвая иномарка. Пуля пробила околыш фуражки Владимира – стрелок то ли промахнулся, то ли специально стрелял для устрашения.

Спустя одиннадцать дней «горные волки» совершили в городе Буденновске акт мести, захватив городскую больницу и объявив медицинский персонал и больных заложниками.

Экипажам эскадрильи Крутогорова, сменяя вертолетчиков, пришлось барражировать над больницей, которую окружили наши спецназовцы. Все было подготовлено для атаки и уничтожения бандитов, и Шамиль пошел на переговоры, согласившись, если ему предоставят 10 автобусов и два «КамАЗа», обеспечат свободный коридор для ухода в Чечню, отпустить заложников. Премьер Черномырдин принял условия…

Та акция, которую Басаев выиграл по всем статьям, высоко подняла авторитет боевиков, их активность. Жажда расплаты за погибших больных и спецназовцев будоражила кровь наших летчиков. Вылетая на задания, они с особой самоотверженностью атаковывали колонны автомашин, в одной из которых якобы находился «неуловимый и непобедимый» Джохар Дудаев, разметывая в щепки иномарки, «уазики», даже бронированные БМП, но президент восставал, как феникс из пепла, и успешно проводил новые операции…

Осенью экипажу капитана Крутогорова предоставили очередной отпуск. Командир полка посоветовал Владимиру уехать подальше от мстительных чеченцев. Ему так хотелось заехать в Балашов! Там – первая любовь…

Рита-Наташа

Он возвращался из городского Дома культуры, где состоялся открытый областной турнир по боксу, посвященный 45-летию Победы в Великой Отечественной войне. Возвращался в таком приподнятом настроении, будто уже окончил училище, стал летчиком и офицером – победил в турнире заслуженного мастера спорта, известного боксера Виктора Перемышлева. Нелегко далась победа, но, говорят, чем труднее бой, тем она радостнее. У него будто выросли крылья. И все вокруг было прекрасно: распускавшиеся на деревьях лепестки, сверкавшие словно изумруды, белостенные дома вдоль дороги, по-праздничному наряженные прохожие. Они будто видели его сражение на ринге и едва заметной улыбкой поздравляли его. А на автобусной стоянке, откуда отправлялся автобус в военный городок, он в числе немногих пассажиров увидел такую прекрасную девушку, что вмиг забыл о своей победе. Ей было около двадцати, стройная, белолицая, с копной каштановых волос, волной спадавших на обнаженные плечи; кареглазая, с немного вздернутым носом и небольшим ртом, обрамленным красивыми, чуть припухлыми сочными губами, еще не тронутыми косметикой.

Он, наверное, слишком долго не отводил от нее глаз, девушка это почувствовала и глянула на него. Он в этот день был в таком вдохновении, что не постеснялся подойти к девушке и сказать как можно ласковее:

– С праздником вас.

Глаза девушки на мгновение расширились, но тут же мило улыбнулись.

– И вас так же, – ответила с признательным кивком.

– В городок? – не нашел он лучшего предлога для продолжения разговора.

Она снова кивнула.

– Что-то раньше я вас не видел там.

– А я приезжая, – с лукавой улыбкой ответила девушка. – Да и с высоты трудно, наверное, разглядеть всех, кто бродит по земле. – Она внимательно осмотрела его курсантскую форму. – Нравится летать?

– Не то слово. Небо – это сказка. Там блаженство, отрада, отрешение от всего земного. Помните, как у Лермонтова: «Печальный Демон, дух изгнанья, / Летал над грешною землей, / И лучших дней воспоминанья Пред ним теснилися толпой…»

– Вы чувствуете себя изгнанником?

– Что вы! Я имею в виду строфу: «И лучших дней воспоминанья / Пред ним теснилися толпой». Оттуда, с высоты, ярче и красочнее выглядят земные прелести. И не только это. Чтобы почувствовать наслаждение полетом, надо побывать в небе. Кстати, вам приходилось летать хотя бы на пассажирском самолете?

Девушка усмехнулась:

– Приходилось. И не раз. К сожалению, я никакого наслаждения не испытывала.

– Вот как? – разочарованно произнес Владимир. – Значит, вы не романтического склада.

– Ну, почему же, – возразила девушка. – Я люблю путешествовать, люблю мечтать, слушать хороших певиц, читать стихи, романы…

Их разговор прервал подошедший автобус. Владимир пропустил девушку вперед и, когда она села в кресло, спросил:

– Разрешите приземлиться рядом с вами?

– Пожалуйста, – мило кивнула девушка.

– Оказывается, у нас родственные души, – весело продолжил Владимир. – А мы еще не познакомились. Меня зовут Владимир.

Девушка ответила не сразу, подумала.

– Меня – Рита.

– Вы – студентка?

– Заканчиваю пединститут. Осталась дипломная работа.

– Могу помочь. Какую тему вы выбрали?

Она лукаво посмотрела на него и снова улыбнулась.

– Не о летчиках. Так что ваша помощь вряд ли пригодится.

– Напрасно. Я тоже поступал в педагогический, но зов неба оказался сильнее. Вот закончу училище, получу назначение в часть, дадут мне самолет… Приглашаю вас заранее – покажу вам настоящее небо, и вы измените мнение о летной профессии.

– Вот даже как! И всем своим случайным знакомым вы обещаете достойный прием?

– Нет. Только вам, поскольку, как выяснилось, у нас родственные, романтические натуры.

– Да, – покачала головой Рита. – Я слышала, что летчики – только не обижайтесь, пожалуйста, – ветреные бабники… И вы, совсем еще молодой, симпатичный и, похоже, не по школьной программе знающий Лермонтова, такой же.

– Что вы! – горячо запротестовал Владимир. – Я от всей души! Понимаю, что слишком дерзкое предложение, но от всего сердца. Вы понравились мне… Извините за необдуманные, неосторожные слова.

Девушка не ответила. Лицо ее посерьезнело. Некоторое время ехали молча. Уже на выезде из города Рита повернулась к нему и сказала:

– Вы тоже извините меня за резкость.

– Еще раз простите. И разрешите пригласить вас в наш Дом офицеров на танцы.

Рита подумала.

– Не знаю, я слышала от соседки, что там довольно весело и интересно. Но я не очень люблю танцы. И подруги у меня нет.

– Я буду вашей подругой, точнее, вашим другом. Приходите…

Она неуверенно кивнула…

* * *

Владимир поджидал ее у входа с самого начала танцев. Зал уже был заполнен, играла музыка, и наиболее заядлые танцоры кружились в самом центре. Он волновался: придет, не придет? На него засматривались девушки, взглядом призывая пригласить их на танцы; но, кроме Риты, никто его не интересовал.

Она пришла, ослепив роскошным сиреневым платьем с большим вырезом, обнажавшим красивую шею и покатые плечи. Дорогой наряд дополняли такого же цвета туфли на высоком каблуке.

Рита была очаровательна, и многие, в том числе и девушки, обратили на нее внимание. Двое курсантов и молодой летчик-инструктор, старший лейтенант Быковский, слывший в училище покорителем женских сердец, ринулись было к ней. Но Рита подошла к Владимиру и протянула ему руку, давая понять, что занята. Поклонники вынуждены были отступить.

Как трепетно и счастливо билось сердце Владимира! Он, не отдавая себе отчета, поцеловал протянутую руку и, не чувствуя ног, повел ее в круг. И не танцевал, а будто парил в вышине над райским клочком земли, где все и вся радовали ему глаза, заставляли трепетно биться сердце. И он мысленно повторял слова песни, звучавшие из динамиков: «Пол не чуя под собою, между небом и землею, как во сне с тобой танцую. Аромат духов так манит, опьяняет и дурманит, и так сладко в нем тону я…»

Рита хотя и говорила, что не любит танцевать, двигалась легко и плавно, положив ему руку на плечо, и смотрела ему в глаза с легкой, ироничной улыбкой.

– У родственников не скучно? – нашел он тему для разговора.

– Нет, – помотала она головой. – Они образованные и интересные люди.

– А чем занимаетесь, когда они уходят на работу или службу?

– Читаю, гуляю по городку. Иногда, в особенно жаркую погоду, отправляюсь на Хопер. Загораю, плаваю. Кстати, завтра тоже собираюсь пойти на Козловский пляж. Знаете, где это?

– Знаю. За окраиной села Козловка.

– Приходите.

– С удовольствием бы. Но у нас подготовка к экзаменам. Готовимся к выпуску.

– И куда потом?

– Куда пошлют. Будем бороздить пятый океан от края до края нашей необъятной Родины.

– Вот и я кончаю на будущий год институт, и ждет такая же перспектива. Хорошо, если в город попаду, хотя бы городишко – только не в село.

– И что там пугает?

– Все. Нищета и убожество. Газ распродаем кому попало, а свои люди до сих пор отапливаются соломой, дровишками, которых ныне не просто достать, кизяками… Вы видели, как делаются кизяки?

– Не только видел, сам лепил их. И, скажу откровенно, с нетерпением ждал, когда стану взрослым и вырвусь из села. Но у меня была мечта, на все остальное я смотрел сквозь пальцы. – Помолчал. – Да, много у нас еще недостатков. И нам, летчикам, судьба не сулит райских кущ. Вот наш летчик-инструктор старший лейтенант Алешин, замечательный офицер, прекрасный пилот, и жена у него чудесная женщина, работает у нас в аптеке, а живут в бараке, снимают там комнатенку. Обещают квартиру, но когда? Вот и мы, молодые лейтенанты, будем поначалу мыкаться по чужим углам… – Спохватился: – Извините, не то говорю: так пугаю, что вы не захотите выйти замуж за офицера.

Оркестр замолчал, сделал перерыв. Владимир с Ритой отошли к стене, где поменьше народу, и продолжили разговор.

– Да, быт играет в нашей жизни немаловажную роль, – продолжила Рита. – Но мудрецы и писатели утверждают, что главное в жизни – любовь. Согласны? – с присущей ей лукавой улыбкой глянула ему в глаза.

– Минуту назад вы говорили совсем другое: сельская жизнь не для вас.

– Ну, это вы немного преувеличиваете. Не считайте меня белоручкой. Вот вы мечтали стать летчиком – и добились своего. Я мечтаю – открою вам свой секрет – стать не только хорошим педагогом, но и… художницей. Неудобно говорить о себе, но я с детства пристрастилась к живописи. И вроде неплохо получается.

– Почему же не стали поступать в художественное училище, изостудию?

– Тому имелись свои причины. И хватит о делах, оркестр заиграл вальс! Идемте танцевать…

Он не отходил от нее весь вечер, и не один раз назойливые соперники пытались увести красавицу от Владимира, но девушка отрицательно мотала головой и говорила: «Разве вы не видите, я занята».

Рита предложила покинуть танцевальный зал незадолго до окончания танцев. Владимир охотно согласился: ему очень хотелось побыть с очаровательной девушкой наедине. Вышли на аллейку между домами комсостава, как называли четырехэтажки, в которых проживали летчики-инструкторы, преподаватели училища, некоторые представители социальной службы. По бокам аллейки тянулись тополи и березки, а в центре пестрели цветущие астры, розы и похожие на анютины глазки небольшие сорные разноцветы, названия которых Владимир не знал.

– А правда, красиво здесь? – сказала Рита. – Я в прошлом году тоже приходила сюда и помогала благоустраивать клумбу.

– А на этюды куда ходите?

– Только на Хопер. Там более живописные места. В воскресенье снова собираюсь пойти. Приглашаю и вас. Сразу за Козловкой. Бывали в этом поселке?

– Бывал. Туда наши ребята бегают в магазин за сигаретами и шоколадками после самостоятельного полета. Одаривают коллег, летчика-инструктора. У нас сейчас жаркая пора, готовимся к выпуску. Если удастся, обязательно приду.

– Буду ждать.

Они погуляли с полчаса. Владимиру не хотелось уходить, но надо было: хотя курсанты без пяти минут офицеры, за нарушение распорядка дня строго наказывали. Посмотрел на часы. И Рита поняла его:

– Да, пора по домам. – Она протянула Владимиру руку.

– Я провожу вас до подъезда, – беря руку, высказал он пожелание.

– Не надо. Простимся здесь.