Текст книги "Дети империи. Быть может всё"

Помолчав, Дмитрий твердо заявил:

– Я согласен.

Собеседник протянул ему флешку:

– Здесь вся самая достоверная информация и наши аналитические материалы. А это мы приготовили для вас.

И руководитель ключевого подразделения Интерпола вновь полез в свой волшебный внутренний карман и, достав пухлый конверт, протянул его Дмитрию.

– А вот этого не надо, – сказал тот и машинально прибавил по-русски: – Гусары денег не берут!

Переводить не пришлось. Как выяснилось, оба англичанина неплохо знали русский язык. Все трое захохотали.

Выкурив на бульваре парочку «Ротманс» и мысленно прокрутив в голове разговор, журналист вернулся в редакцию. Следующие несколько часов он посвятил знакомству с материалами. Это действительно была информационная бомба, которая просилась к публикации.

Предстояла серьезная работа. Дмитрий погрузился в досье по Сомали, которое, как и по другим странам, собирал десятилетиями.

Морской разбой у побережья этой страны процветал многие столетия. Сомалийцы, прекрасные моряки и рыболовы, еще в глубокой древности грабили арабские, индийские и даже китайские суда, которые отправлялись на остров Занзибар, на восточное побережье Африканского материка и на Мадагаскар, чтобы купить пряности, благовония, рабов. На побережье континента и на прилегающих островах арабы основали суахилийские города-государства. Почему суахилийские? Потому что появился новый язык суахили – синтез арабского и африканских языков группы банту. По сей день суахили остается языком торговли и межплеменного общения во всем этом огромном регионе. Кстати, Дмитрий еще в родном Институте стран Азии и Африки при МГУ полтора года изучал этот несложный язык. Позже это открывало ему двери в кабинеты многих высокопоставленных персон Восточной Африки.

Только когда Сомали получила независимость, с пиратством на время было покончено. Кстати, Дмитрий вспомнил сомалийскую поговорку, которая как нельзя лучше отражала менталитет этого народа: «Племя против племени, община против общины, род против рода, семья против семьи, брат против брата». Стране крупно не повезло. К власти пришел кровавый тиран Сиад Барре, прикрывавший свою диктатуру левыми и марксистскими лозунгами. Он нещадно расправлялся со всеми несогласными. Несколько раз начинал братоубийственные войны с соседней, куда более развитой Эфиопией. А в двух глубоководных портах разрешил СССР создать мощные военно-морские базы. В те годы советские военные корабли постоянно присутствовали в этом стратегическом районе мира, являвшемся зоной ответственности Тихоокеанского флота, в противовес американским, французским и британским военно-морским силам.

В Сомали совсем не было системы здравоохранения. Лишь единицы, да и то только в столице – Могадишо, могли получить сносное образование. От голода и болезней умирали сотни тысяч людей. Бесплодный, пустынный берег. У всякого терпения есть предел. И в самом конце восьмидесятых вспыхнуло народное восстание. Сиад Барре сумел спасти свою шкуру. На танке, набитом долларами, он бежал из Могадишо и спокойно растворился где-то в нашем огромном мире.

Но и после этого кошмар не закончился. Центральная власть в Сомали рухнула. Банды и группировки грабили крестьян. Этим воспользовалась международная мафия. Она снабдила воинственных мореходов новейшими катерами, крупнокалиберными пулеметами, переносными ракетами, стрелковым оружием и амуницией. И в прилегающей акватории начался тотальный разбой.

В самой Сомали запрещенные в РФ «Аль-Каида» и ИГИЛ создали свой африканский филиал. Он получил название «Аш-Шабаб». При этом, как выяснил Дмитрий из ин-терполовских разработок, пираты перечисляли террористам миллионы долларов. Очень часто ближайшие родственники состояли один – в пиратах, другой – в «Аш-Шабаб».

Через полторы недели статья была готова и вскоре опубликована. Под нее отвели четыре полосы. Информационная бомба взорвалась на славу. «Рейтер», «Франс Пресс», «Ассошиэйтед Пресс» опубликовали выдержки и главные выводы. В мировой прессе началась информационная кампания о связях сомалийских террористов и пиратов.

Дмитрий скрупулезно проверял все данные и тщательно подобрал и продумал все формулировки, чтобы не нанести ущерба своему источнику. На следующий день после выхода в свет статьи раздался звонок из Интерпола от нового знакомого.

– Блестящая работа. Спасибо! Если будет нужно, обращайтесь ко мне. Помогу всем, чем можем, а можем мы, поверьте, многое.

Дмитрий поблагодарил за высокую оценку.

– Я сделал это и для своей страны, для нашего русского бизнеса.

Одна удача влечет за собой другие. Последующие дни получились предельно насыщенными. В журнал приходили и новые, и старые авторы. Ученые, дипломаты, писатели, поэты, публицисты, журналисты-фрилансеры предлагали любопытные материалы. А вечером дома его ждала Светлана. Они часто засиживались за поздним ужином и ароматным, бодрящим кенийским чаем, который привозил Дмитрию корреспондент ТАСС в Найроби.

Каждой своей клеточкой, каждым атомом Дмитрий ощущал ликующую радость. Поворот головы Светланы, ее роскошные волосы, ее непередаваемая интонация, тембр ее голоса повергали его в какой-то неземной, лучезарный экстаз, поднимали до небес, до самого чистого, безмятежного счастья. Сама мысль о любимой наполняла мир сказочным сиянием, озаряла все золотом, преображала. Солнечный свет перемежался со светом ее присутствия, ее обаянием и красотой. Он любил Свету и сердцем, и душой, и разумом.

«Подумать только, мы навсегда вместе», – твердил Дмитрий.

Все было прекрасно. В эти минуты он верил, что так будет всегда.

Глава 2

Искусство нам дано для того, чтобы не умереть от истины.

Фридрих Ницше

Москва. 2010–2012 годы

Когда Светлана и Дмитрий вернулись после всех африканских бед и злоключений в Москву, любимая сразу же погрузилась в мир домашних забот. Она прекрасно готовила, как в свое время научила ее бабушка, окончившая Смольный институт, радовалась большой и уютной квартире, похожей на музей живописи и антиквариата, ходила по магазинам и лучшим рынкам. Дмитрий часто допоздна задерживался в еженедельнике. Они встречались лишь поздним вечером, когда журналист приходил с работы в их квартиру на Большой Бронной, напротив Патриарших прудов. По старой московской привычке ужинали на огромной кухне. А потом допоздна беседовали под крепкий кенийский чай. Дмитрий рассказывал о своей работе, новых знакомствах и встречах с авторами.

Но шли месяцы, и деятельной Светиной натуре надоело заниматься одними домашними хлопотами. Она все чаще посещала музеи, могла целыми днями пропадать в Пушкинском или старой Третьяковке. За время ее африканской эпопеи в Москве многое изменилось. Открылись десятки, если не сотни, новых музеев, художественных галерей, ювелирных и антикварных магазинов. Ее прежние подруги, зная страсть Светы к изящным искусствам, приглашали на вернисажи выставок живописи, графики, скульптуры, а также на художественные и антикварные аукционы.

Любовь к прекрасному жила в этой элегантной женщине, казалось, с самого ее рождения. Чуть ли не с трех лет она могла часами просиживать за французскими, итальянскими, британскими, испанскими, голландскими альбомами, посвященными коллекциям знаменитых музеев мира. Дедушка Егор получал все художественные новинки, издаваемые на Западе. Но это была не причуда большого начальника, а его работа.

Еще в начале двадцатых годов этот скромный парень из крестьянской семьи Новгородской губернии восемнадцати лет от роду был принят в местные органы ВЧК и, как главный герой фильма «Зеленый фургон», исколесил не одну сотню верст по лесам и разбитым проселкам северных губерний, гоняясь за «птенцами Керенского». Пытливый ум его, энергия и желание учиться неведомому делу криминалистики не остались незамеченными руководителем губернской ЧК, бывшим латышским стрелком. Осенью 1924 года по комсомольскому набору он был направлен на учебу в Петроградский университет. Учеба уже началась, и штат студентов юридического факультета был полностью укомплектован. В ректорате Егору предложили либо приезжать на следующий год, либо идти на кафедру искусствоведения и истории искусств, где, как водится, был недобор, особенно парней.

С самого раннего детства в воскресные и праздничные дни он очень любил ходить со старшими в церковь, где внимательно разглядывал каждую икону и потемневшие от времени фрески на стенах. В это время он не слышал и не видел ничего кругом: ни проповеди батюшки, ни хора. А теперь, случайно попав в иной для него мир, он загорелся новой специальностью. Неожиданно она увлекла его.

Учился прилежно, днями просиживая после лекций в библиотеках. А в воскресенье часами бродил по Эрмитажу и Русскому музею со своей однокурсницей, происходившей из древнего княжеского рода. В нее он влюбился с первого взгляда. Они вместе учились, вместе сидели в аудитории, вместе обедали и ужинали.

Уже на третьем курсе он сдавал экзамены «по картинкам». Профессор показывал ему иллюстрации, а он точно называл художника и музей, где находилось это произведение искусства.

Стремясь укрепить свое положение, обезопасить и будущую жену, и своих родителей от репрессий, в годы учебы Егор продолжал работать в комсомоле. На умного, активного, знающего парня обратили внимание в университете, да и ГубЧК продолжала пристально следить за своим питомцем.

Защитив диплом, он вернулся в родное ведомство, но уже в Петрограде. Его знания были остро необходимы в структуре, которая работала с культурными ценностями. Отдел, в котором он служил, занимался тем, чтобы не допустить контрабандного вывоза произведений искусства и особо ценного антиквариата за пределы страны. Охота западных коллекционеров за ними с каждым годом становилась все более активной, агрессивной, изощренной. Но Егор действовал безупречно, раскрывая все новые и новые цепочки преступников, отслеживая их связи и тайники.

Начальство было им довольно, и он быстро рос. К началу войны дедушка Светланы был уже полковником. Его перевели в Москву в наркомат обороны. В конце войны по приказу министра обороны Булганина Егора отправили в оккупационную зону в Германию и поручили обеспечить доставку в Россию Дрезденской галереи и Пергамского алтаря, а также сотен работ, которые, в соответствии с условиями капитуляции, должны были прибыть в Россию в качестве контрибуции. Одновременно он получил генеральское звание. Занимался и возвращением на родину множества произведений, похищенных нацистами в разграбленных городах на землях, которые были оккупированы рейхом в начале войны.

Так постепенно он стал одним из главных советских экспертов по искусству. Егор честно служил стране и не лез в политику. Он никогда, нигде и ни с кем не обсуждал скользкие темы. Это был его принцип. Но одно исключение все-таки случилось. Когда Никита Сергеевич Хрущев принял решение отдать ГДР Дрезденскую галерею, вечером дома, на кухне, генерал разразился такой гневной и грубой тирадой, что бабушке пришлось заткнуть уши. Бабушка рассказала об этом Свете, когда она выросла, а дедушки давно не было в живых. Теперь Светлана жила с Дмитрием в прекрасной дедушкиной квартире, которая досталась ей по наследству.

Как-то по осени друзья пригласили Светлану на открытие выставки в небольшую галерею, расположившуюся в одном из уютных переулков центра и славившуюся отменным вкусом ее владелицы. Выставка восхитила. За бокалом шампанского супруга Дмитрия познакомилась с владелицей Еленой – молодой стильной женщиной. Ей сразу понравились светло-голубые глаза, излучающие любовь и понимание. Они быстро сошлись и подружились. Обе стройные, подтянутые, модные. В кофейнях и ресторанах, где они встречались, они неизменно вызывали интерес у мужчин, заходивших пообедать или выпить чашечку кофе.

По образованию Елена была финансовым менеджером. Окончив финансовый университет, она сама, без поддержки родителей, нашла вакансию в одном из российских представительств крупного зарубежного банка в Москве, славившегося безупречной репутацией. Пройдя серию собеседований, была принята в штат на высокую ставку. Сотрудники, хорошо владевшие английским и французским, ценились.

Лена отдала банковской сфере четыре года. Начальство было довольно, и она быстро поднималась по карьерной лестнице. Но удовлетворения и радости все это ей не приносило.

С детства Лена увлекалась живописью. Причем любила и классику, и новое искусство. Как-то поздно вечером, возвращаясь на машине домой после рабочего дня, она в очередной раз размышляла о никак не желающем отступать чувстве неудовлетворенности и неожиданно для себя самой приняла важнейшее в жизни решение: с нуля начать кардинально новую жизнь в той сфере, которая была мила ее сердцу. Делать то, что приносит радость и удовлетворение. Заниматься тем, что любит.

Она посоветовалась с родителями, и те ее поддержали. Отец, владевший небольшой фармацевтической компанией, пообещал помочь деньгами для организации собственного дела. Лена нашла небольшое уютное помещение с отдельным входом на первом этаже дореволюционного дома и выкупила его. Перепланировка потребовала времени, но результат превзошел все ожидания.

Так возникла новая художественная галерея. На первые выставки она приглашала художников, журналистов, писателей, финансистов, которых знала лично. К ней потекли предложения. И маститые московские живописцы, и безвестные из провинции считали за честь устроить на новой площадке выставку. Несколько лет Лена и ее помощники, набранные из числа очень молодых людей, любящих искусство, открывали по выставке каждый месяц. Что-то продавалось коллекционерам и любителям прекрасного. Ощутимого финансового результата, однако, это не приносило.

Тогда Елена отправилась в Западную Европу, где в моду опять входило русское искусство. С помощью бывших коллег по банку она познакомилась с галерейщиками, сотрудниками аукционных домов, журналистами, искусствоведами. С их помощью начала устраивать выставки-продажи в европейских городах. В Москве продавалось мало, предложение явно превышало спрос. А в Европе отличные работы безвестных авторов шли влет. Это позволяло галерее сводить концы с концами, получать небольшую прибыль и даже платить неплохие гонорары художникам. На эти деньги можно было жить и комфортно работать.

Как-то Света и Лена зашли в модное кафе на Никольской. Заказали тарелку сыров и южноафриканское вино, к которому героиня испытывала нечто вроде ностальгии еще со времени жизни в столице Намибии – Виндхуке.

И тут ни с того ни с сего Свету осенило.

– Леночка, послушай, только что, спонтанно, пришла мысль насчет твоей галереи. Что, если превратить ее в дорогой и престижный художественно-ювелирный салон? Твои выставки и художники получат большую аудиторию. Да и цены на живопись и графику можно поднять. Дополним экспозицию мелкой пластикой и ювелирными изделиями от ведущих европейских брендов.

– Соблазнительно, – задумчиво отозвалась Лена. – Но это потребует больших средств и расширения площадей… Впрочем, мои соседи, все эти бессмысленные конторы Никанора, медленно, но верно прогорают. Убеждена, что они будут рады продать свои помещения.

– Я что-нибудь придумаю, – пообещала Света. – Есть кое-какие соображения.

В эти дни в Москву из Абу-Даби по делам наведался Светин друг юности Олег, занимавшийся в ОАЭ оружейным бизнесом. Он всегда был не чужд искусству и с удовольствием принял предложение посетить галерею. Смелый и решительный, он был очарован выставкой, а еще больше – самой хозяйкой.

Поздним вечером Олег пригласил Свету, Лену и Дмитрия в один из лучших столичных ресторанов в отеле «Фор Сизонс», бывшей гостинице «Москва». Покончив с закусками и заказав морские деликатесы, Светлана рассказала бизнесмену о своих наполеоновских планах.

– Как ты думаешь, сколько денег нужно на полную реорганизацию вашего дела? – спросил Олег.

– Я все подсчитала и составила смету, – с энтузиазмом воскликнула Света. – Все вместе – порядка двух миллионов долларов.

– Стучите, и вам отворят, – блеснул Олег библейской цитатой. – Для меня это вполне приемлемая сумма. Но я хотел бы стать вашим партнером. Не всю же жизнь торговать пушками…

Довольно быстро Лене и Свете удалось договориться о покупке соседних помещений. Их владельцы, получившие собственность в начале девяностых за гроши, тогда же открыли там офисы своих компаний и склады в подвале. Торговали чем попало. Но теперь такой хаотичный всеядный бизнес прогорал. Они стояли на грани разорения, так что сделка всех устроила.

Милые дамы пригласили модного московского дизайнера. Тот разработал визуальную концепцию и до мелочей учел требования хозяек. Без промедления под его присмотром высококвалифицированные русские мастера начали перепланировку, ремонт, отделку. Работа закипела, и вскоре стены стали цвета слоновой кости, широченные окна создавали ощущение входа в фантастический театр света с яркими пятнами живописи. Все пространство представляло собою идеально выстроенную гармонию.

Светлана и Елена придирчиво подходили к картинам для своей галереи. Они брали только те полотна, которые несли свет, любовь, радость творчества. Обе прекрасно знали, что такое спасительная энергия светлого искусства.

Вскоре подруги отправились в Западную Европу. Свободное владение языками, знание протокола, хорошие манеры, а также привлекательная, стильная внешность открыли им двери не только дилеров, но и владельцев ведущих компаний, представленных на мировом рынке изделий роскоши. Еще раньше Лена воодушевила многих талантливых российских художников, которых хорошо знала, и те с радостью понесли в новую галерею свои лучшие работы. Живопись, графику, гобелены, авторскую малую пластику.

Размеры помещения теперь позволяли свободно выставлять это великолепие, а один из самых больших залов был отдан под ювелирные изделия от известнейших брендов.

Благодаря Дмитрию на открытие нового салона пришли не только художники, писатели, знатоки и коллекционеры произведений искусства. Собрался и цвет дипломатической и журналистской Москвы. За презентацией последовали резонансные выставки.

Прошло четыре месяца. Света и Лена подвели первые итоги. Живопись, графика, статуэтки и медали расходились хорошо, а вот с драгоценностями дело обстояло неважно. Клиенты этого зала – а многие были состоятельные люди с Северного и Южного Кавказа – подолгу рассматривал стенды, но ничего не покупали.

Естественно, Светлана рассказывала о своих проблемах мужу. Как-то за поздним ужином Дмитрию пришла в голову беспроигрышная идея.

– Пойми, Света, в Москве слишком много ювелирных магазинов и бутиков. Там, как и у вас, представлены европейские и русские украшения. А ваших клиентов, как я понимаю, интересуют яркие, броские, даже слегка шокирующие вещи. Такие надо искать на Востоке!

Дмитрий знал толк во вкусах восточных клиентов, ведь он много раз бывал в восточных странах.

– Кстати, скоро в моем любимом Катаре, в столице Дохе, начнется ежегодная всемирная выставка драгоценностей и часов, – напомнил он. – Я не раз ее посещал. Мне и сейчас нужно в Доху по работе. Надо подготовить материал о рынке газа, запасы которого там очень велики. Поговорить с людьми, принимающими решения. В том числе и об углублении сотрудничества наших стран в этой доходной сфере. Так что можем совместить приятное с полезным. В Катаре по меньшей мере пять крупных ювелирных домов. Мастерство передается сотни лет по наследству, от отца к сыну. Раньше главная специализация состояла в создании украшений из жемчуга, который ныряльщики добывали со дна Залива. Эти изделия были главной визитной карточкой страны. За ними приезжали купцы практически из всех арабских государств. Но те же фирмы почти полтора века делают и великолепные украшения из драгоценных камней, золота, платины, серебра. Думаю, ваши клиенты будут в восторге.

Светлана загорелась новой идеей и на следующий же день обговорила ее с Леной. Дмитрий, со своей стороны, изложил план командировки главному редактору. Тот, одобрив, предложил воспользоваться билетами, которыми авиакомпания «Катар Эйруэйс» расплачивалась с еженедельником за рекламу.

Глава 3

Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на Время, Место и Обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвется.

Древняя китайская мудрость

Борт авиалайнера «Катар Эйруэйс» – Доха (столица Государства Катар). 2012 год

Пройдя таможню и личный досмотр, Светлана, Елена и Дмитрий устроились в ВИП-салоне боинга, следовавшего из Москвы в Доху. Весь полет Дмитрий неустанно просвещал своих спутниц.

– Я бывал в Катаре много раз, – начал он свой рассказ. – Едва ли не каждый год. Эта страна, и особенно ее столица, Доха, росла, преображалась и мужала на моих глазах. Кстати, Доха переводится с арабского как «Большое дерево». Согласно древней легенде, давным-давно там росла огромная финиковая пальма. Впервые я побывал в этом аравийском государстве в самом начале девяностых на презентации десятой модели «Лады». Тогда на этот проект возлагались большие надежды. Были и другие перспективные проекты. Как известно, Россия – одна из немногих стран мира, где есть богатейшие месторождения платины. Так вот, один шейх-миллиардер из Катара разработал детальный и вполне реалистичный план. Имя этого великого человека, которого, к сожалению, уже нет с нами, я называть не буду. И сегодня эта многопрофильная корпорация, носящая его фамилию, успешно занимается самым разным бизнесом по всему свету. Суть проекта шейха, если коротко, – совместно с партнерами из России производить каталитические нейтрализаторы выхлопных газов для автомобилей из нашей платины. Они стоили бы значительно дешевле американских, канадских или австралийских. У него на руках уже были соглашения о намерениях с «Фордом», «Тойотой» и еще целым рядом автогигантов. Он вложил в российский проект около миллиарда долларов. На Белорусской открылся огромный офис, в котором мне также доводилось не раз бывать.

Дмитрий бросил быстрый взгляд на Светлану и Лену. Они слушали внимательно.

– Но вы, конечно, помните, что представлял из себя бизнес в России девяностых. В автомобилестроении царствовал олигарх, который славился в Москве тем, что был средоточием всех возможных пороков. От заслуженного возмездия он укрылся в Туманном Альбионе и все равно плохо кончил. Много лет спустя его нашли то ли повесившимся, то ли повешенным в ванной лондонских апартаментов. Так вот, этот крайне нечистоплотный человек и топ-менеджмент представительства катарской корпорации сумели разворовать все до последнего доллара. Это были и русские, и англичане, и американцы. Вполне спевшийся интернационал.

Через год после этой грязной истории я вновь брал интервью для Газеты у шейха в Дохе, в его роскошном дворце в восточном стиле у самой кромки Залива, – продолжал предаваться воспоминаниям Дмитрий. – Согласно аравийской традиции сначала слуга принес крепкий зеленый кофе с кардамоном и лучшие в мире катарские финики, фаршированные разными орехами. Как и положено, я взял красивую маленькую пиалку правой рукой и стал смаковать любимый напиток. А потом закусил фиником. Затем последовало щедрое угощение – лучшие блюда катарской кухни, в основном из только что выловленных рыбы и морепродуктов. В заключение ужина опять подали кофе и на этот раз еще и сигары.

– Могу я опубликовать в Москве нашу беседу? – поинтересовался я.

– Да, конечно, для этого мы и встретились.

Его доброжелательный и внимательный взгляд живых карих глаз вызывал у меня симпатию.

– Вы добились в своей сфере всего, чего только можно пожелать. В чем секрет этого успеха?

– Я всю жизнь придерживаюсь принципа: все, что бы ты ни делал, надо делать с открытым сердцем, вкладывать всю душу. И еще обязательно нужна целеустремленность. И тогда все получится. В арабском языке есть такое очень емкое и точное слово – «мизан». Это значит воодушевление, справедливость, баланс, гармония и согласие в душе и с окружающим миром. Те, кто придерживается этих принципов, не знают отчаяния. А это самое страшное состояние, которое может быть у человека.

– Но если неудачи следуют одна за другой, тут невольно опустятся руки.

– У меня, конечно, тоже бывали трудные времена. Но каждую неудачу я воспринимал как возможность начать все сначала, только действовать более мудро и продуманно.

Я знал, что у корпорации шейха есть весомые интересы и активы в информационной сфере. И новый вопрос последовал о принципах и идеологии СМИ.

– Мы всегда говорим только правду, – заметил шейх. – Но как вы прекрасно понимаете, не всем это нравится. А самое обидное то, что в информационной борьбе всегда выигрывает лжец. Он может нести любую околесицу. И еще один очень важный момент, который я прошу вас выделить в публикации. Ваше восприятие Востока, как, впрочем, и повсюду в нашем мире, определяется тем, как видит его Запад. И я уверен, пора дать Востоку возможность самому рассказать о себе.

– А что, на ваш взгляд, самое интересное в большом бизнесе?

– Поиски нового. Идей, проектов, одаренных и нужных людей, рынков, предложений. Когда ты видишь, как твоя идея воплощается в жизнь, ты испытываешь настоящее счастье. Деньги для меня не так уж и важны. Это лишь возможность достойно жить и приносить радость семье, близким, друзьям, помочь другим достойным людям.

– Затронем политику. Я всегда знал, что истинный ислам – это религия мира, любви, взаимопомощи. Именно этому учат Коран и пророк Мухаммед. Но то, что творят именем ислама террористы, давно перешло все границы. Чудовищные зверства и злодеяния. В разных странах даже зреет ненависть к людям вашей религии. Вы умный и опытный человек, который знает исламский мир изнутри. Как вы думаете, почему современный терроризм обрел именно исламистские формы?

– Мой ответ лежит в уже давних событиях. Все так сложилось именно в эпоху противоборства двух сверхдержав. Исламистский терроризм приобрел всемирные масштабы в результате вторжения СССР в Афганистан и последовавших за этим событий. Не так уж и давно в стране правил король. Это был вполне вменяемый человек, вполне вменяемый светский режим. По джентльменскому соглашению между СССР и Великобританией зоной советского влияния был север страны, а на юге гарантами стабильности были англичане. Но затем в Москве неизвестно зачем созрел план: совершить революцию в этой несчастной стране. Кстати, афганцы всегда считались в нашем огромном регионе очень сильными воинами.

– Да, племена, издавна населявшие нынешний Афганистан, всегда слыли неустрашимыми, очень сильными и безжалостными воинами, наводящими страх на всех своих соседей, – вспомнил Дмитрий историю Востока. – Даже великий Александр Македонский, совершая свой азиатский поход, обошел их земли и горы, не желая связываться с этими людьми. А что касается ввода советских войск в эту страну, то здесь мне вспоминается коммунистический лозунг – «Социализм шагает по планете». Сколько же жизней, финансов, всех остальных ресурсов было потрачено впустую на авантюры по всему миру и погоню за химерами…

– Еще раз вернемся к Афгану, – продолжил шейх. – Вы, конечно, знаете, как развивались события. Сама же Москва решила поменять одну марионетку на другую. Последовало вторжение, которое практически весь остальной мир не принял. И тогда в этой забытой Аллахом стране появились первые «воины ислама» – моджахеды. А США, в свою очередь, в те же годы также совершили роковую, в том числе и для самих себя, ошибку. Они вооружали моджахедов и политически их поддерживали, финансировали. В самое последнее время именно американскими ракетами террористы сбивали американские же самолеты и вертолеты. В Вашингтоне думали только о том, как бы прищемить хвост Советам. А на деньги богатых мусульман в Пакистане, да и ряде других стран, открылись десятки медресе, где преподавали экстремистский ислам. И очень скоро «воины ислама» ударили и по своим покровителям. Вот так две сверхдержавы породили монстра, с которым не знают, что теперь делать.

– Думаю, что афганская авантюра стала еще и триггером к распаду СССР. В то время большинство наших специалистов по Востоку были против вторжения. Но их никто не слушал.

– Все это очень важно. Повторю. Я хорошо помню те события и такую страстную реакцию арабского мира. Вот что значит идеологическая зашоренность в политике. Королевский Афганистан с большим уважением и, я бы сказал, пиететом относился к своему могучему северному соседу. Это была стабильная страна. Зачем ваши идеологи придумали поддерживать там деструктивные силы и совершать революцию? И каков сейчас результат? Война без конца, терроризм и бездна наркотиков. Мы всегда платим высокую цену за прежние грехи… А теперь не для печати, – сменил тему шейх. – Отныне в Россию я ни ногой. Вкладывать деньги в вашу чудовищную экономику – все равно что выбрасывать их на помойку.

Так грязно и грустно закончился единственный в те годы проект привлечения инвестиций из Катара в Российскую Федерацию.

Женщины были потрясены историей о том, как в России обошлись с шейхом и его миллиардом.

– В целом я представляла, что происходило в те годы. Отец мне об этом много рассказывал. Но чтобы воровство достигало таких масштабов… – покачала головой Лена.

– Да, пожалуй, надо заканчивать с неприятными темами и переходить к позитиву, – тут же отреагировал Дмитрий. – Но сначала расскажу еще одну грустную и загадочную историю. Как-то я прилетел в Доху летом, в самую жару, чтобы взять интервью у руководителей нефтегазового сектора. Министерство информации, зная мои пристрастия, как всегда, отвело мне прекрасный номер с видом на так полюбившийся Залив в одном из лучших отелей столицы – «Шератон Дохе». Это гигантское суперсовременное здание под огромным прозрачным куполом. Естественно, полностью кондиционированное. На улице стояла жара, жестко палило солнце, а в отеле поддерживались постоянные двадцать два градуса.

Дмитрий откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, чтобы как можно точнее, во всех деталях, припомнить тот день.

– Разгар аравийского лета – мертвый сезон, – продолжил он после короткой паузы. – К парным водам Залива по мелкому белому песочку можно было приблизиться только во вьетнамках. Иначе рискуешь обжечь кожу на ступнях. На это время многие успешные бизнесмены, западные менеджеры, да и просто состоятельные катарцы – а таких очень много, – перебираются в края с более умеренным климатом. Так что отель был почти пуст. В холле тихо звучала музыка: то восхитительные национальные композиции, исполняемые на струнных инструментах, то такие знакомые жизнеутверждающие мелодии Моцарта.