Текст книги "Alter Ego"

Alter Ego
Иван Катков

© Иван Катков, 2022

ISBN 978-5-0059-4312-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Альтер Эго

1

– Лёх, начинаем, как договорились. Ок? – открыл банку пива Серега, наш барабанщик. – И давай сегодня без подстав.

Он был в красных шортах и майке с группой Korn. Светлые волосы пострижены под модный ирокез, в растянутых мочках зияли черные «тоннели».

Я нервно подёргал неподатливую молнию на чехле с гитарой. Руки мелко дрожали. Я всегда волновался перед выступлением.

Барабанщик сделал большой глоток и откинулся на драную спинку дивана.

– Дай-ка, хлебну, – покашлял Егор, бас-гитарист. Длинноволосый, с рыжей бородкой и пирсингом в брови.

В тесную гримёрку, обклеенную плохо пропечатанными чёрно-белыми афишами, шумно ввалились музыканты из эмокор-группы «Босиком по битому стеклу». «Босяки», как шутливо мы их называли. Все с длинными косыми челками и в узких, как лосины, джинсах.

На гитаре у них играла Соня. Смазливая и хрупкая, с цветной татуировкой в виде бабочки на шее. Егор подскочил к ней и сел рядом. Попытался приобнять, но гитаристка молча сбросила его руку. Затем хмыкнула, поднялась и пересела на другой диван.

«Босяки» были хэдлайнерами, ну а мы на разогреве.

Ребята болтали и курили. Соня отрешённо молчала и смотрела в пол, изредка прикладываясь к жестяной баночке с «Ягуаром».

В зале за стеной нарастал шум. Слышался девичий визг и громкий хохот. Диджей, он же клубный звукорежиссер, поставил какой-то зубодробительный металкор.

Неожиданно дверь гримёрной открылась. Возникла раскрасневшаяся физиономия Семена, организатора.

– Парни, – тяжело дышал он, облизывая пересохшие губы, – через пять минут на выход, ясно?

Семен относился к своим обязанностям чересчур ответственно. Словно он был импресарио самой «Металлики».

– С вещами? – глупо захихикал Серега, отобрав у Егора жестянку «Клинского».

– Баран! – рявкнул Семен и захлопнул дверь.

Я достал из рюкзака бутылку водки, литровую коробку томатного сока и гармошку пластиковых стаканчиков. Все это выложил на изрисованный маркером столик.

– Ну ты тихушник, – вскочил Егор, потирая ладони, – у самого водястый в бэге, и молчит.

– Угу, – ответил я, – нажрёшься – опять лажать будешь.

– Чё ты лечешь?! Когда такое было?

– Лучше спроси, когда такого не было, – примирительно улыбнулся я и, придерживая стаканчики, разлил водку.

– Чуваки, будете? – предложил Серега «Босякам» и приподнял бутылку.

– Не, не охота, – поморщился вокалист, старательно укладывая набок челку. Его ногти были покрыты чёрным лаком.

– Как хотите, нам больше достанется, – Егор подмигнул Соне.

Она вздохнула и отвернулась.

Мы дружно опрокинули по стаканчику. Запили соком из коробки.

– Ну, двинули, – сказал я.

Взяли инструменты и примочки. Серега прихватил запасной комплект барабанных палочек.

– Ни пуха! – крикнули вслед «Босяки».

– К черту! – символически поплевал я и, развернувшись, показал оттопыренный указательный палец и мизинец – «козу».

Ступили на низкую, не выше лестничной ступеньки, сцену. Часть кирпичной стены была выкрашена в бордовый цвет. Другую половину стены скрывала растянутая маскировочная сеть камуфляжной расцветки. Под потолком крепилась громоздкая оцинкованная вентиляционная труба. Рядом с ней подмигивал круглый, похожий на автомобильную фару, стробоскоп.

Народу в клубе «Джангл» было под завязку. Впрочем, как в любой вечер пятницы. Большая часть публики – малолетки, эмо-киды. Но мелькали лица и постарше – наши друзья из «Бродвейской» тусовки. Многие из них были настолько пьяны, что едва держались на ногах.

– Привет всем! Для тех, кто не в курсе, мы Альтер Эго, – объявил в микрофон я, дождавшись, когда музыка стихла.

Нам зааплодировали, но вяло.

– Лёха, мочи! – кто-то пьяно выкрикнул из толпы.

Я кивнул барабанщику. Серёга вдарил по «рабочему», пошумел «тарелками» и смолк.

«Do you have the time to listen to me whine?

About nothing and everything all at once», —

Начал я, утопив педаль гитарной примочки.

Повернув голову во время проигрыша, я увидел озлобленное лицо барабанщика – вместо собственной песни я шпарил Green Day. Серёга беззвучно матерился и показывал мне средний палец. Но ему ничего не оставалось, как вступить в середине куплета драйвовой сбивкой.

Народ заверещал. В центре зала образовался слэм. Девчонки в коротких майках и облегающих джинсах забирались на сцену и ныряли в толпу, их тут же подхватывали десятки рук. Движ начался.

Я был в кураже. В кровь ударил адреналин. Я левитировал, как индийский йог, был ницшеановским сверхчеловеком, я оторвался от земли и взмыл в небо.

Когда закончили песню, Серёга торопливо выбрался из-за установки. Подскочил к стойке с микрофоном, потеснил меня, и голосом конферансье произнес:

– Ребята, а сейчас, впервые и только для вас мы исполним нашу собственную композицию.

И нырнул обратно за барабаны.

– На хер! На хер! Давай «Гроба»! – заорал Артур Паровоз, размахивая откупоренной бутылкой пива.

Егор заиграл свою бас-партию. Немного затянув со вступлением, я ударил по струнам. Серёга держал ритм и даже успевал крутить палочки меж пальцев.

Надувные слова —

Борозды на запястьях,

Колдовские глаза

Не приносят счастья.

Всякий день как игла

Ну а ночь – распятье,

В этом мире была

Ты моим проклятьем…

– запел я, не попадая в ноты.

Зал был мёртвый. Не считая, конечно, двух пьяных волосачей в балахонах «Ария» и Manowar непонятно как сюда затесавшихся. Обняв друг друга за плечи, они исполняли матросский танец и трясли немытыми хаерами. Им было все равно, под какую музыку отплясывать. Не доиграв второй куплет, я махнул Серёге – завязывай.

Затем, под одобрительные выкрики, мы исполнили пару песен Blink—182. И завершили выступление уже порядком нам надоевшим, но еще многими любимым «Джанком» Jane air – это был беспроигрышный вариант.

2

После концерта отправились на «Бродвей» – просторную площадку у здания Центра занятости. Она находилась на главной улице Циолковского.

Угощали «Босяки». За выступление с ними расплатились двумя ящиками пива. Ну а мы, как обычно, играли за «спасибо». Уже второй год нарабатывали аудиторию.

Малолетки тусовались чуть поодаль. Оккупировав лавочки, они передавали друг другу пластиковые бутылки с ядовитым вишневым «Блейзером». Несколько парней в скейтерских кроссовках играли в «сокс» – пинали небольшой тряпичный мячик, набитый чем-то сыпучим. Девчонки слушали музыку на телефоне и наперебой подпевали звонкими, нестройными голосами.

Стоял теплый июньский вечер. В окнах соседних домов загорались огни.

– Лёх, еще одна такая подстава, и ищи другого барабанщика, – Серёга ловко выхватил из ящика пиво, сковырнул крышку зажигалкой, – мне такие качели на фиг не упали.

– Ну да, конечно, все же были в восторге от нашей песни, – усмехнулся я, глотнув из бутылки, – зря мы вообще её сыграли, только опозорились.

– Да плевать на всех, это панк! Вот тебе самому не надоело еще эти кавера запиливать?! Тогда чем мы лучше каких-нибудь лабухов кабацких?!

– «Рюмку водки» не исполняем, – буркнул я.

– Угу, пока не исполняем, – уточнил он.

Мимо прошли два гопника с «полторашками» пива. Покосились на нашу толпу, но подойти не решились.

– Не, я вообще не догоняю, – наступал Серёга, – нахера нам тогда вообще твои песни разучивать, репать… Бабки, кстати, немалые отваливать за репточку… Пора уже свое лицо иметь, а не за чужими ссыкливо прятаться. Да и опыта у нас уже – вагон.

Я промолчал. Что я мог ему возразить? Он был прав.

Я выбил из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой, закурил.

– Подумай об этом, – Серёга отошел в сторону.

Он приблизился к девушке с красными дредами и обнял за талию, но та, хихикая, отбежала. Серый беспомощно развел руками. Пьяно покачиваясь, изобразил реверанс. Ребята из компании рассмеялись.

– Ладно, народ, счастливо, я домой, – поднялся и гулко выбросил в урну пустую бутылку.

– Да ты чё? – отозвался Егор, – давай еще погуляем, время же детское.

– Не, харэ, завтра на работу с утра.

– Работейшен – полный деградейшн, – выкрикнул кто-то.

Я навесил на плечо чехол с гитарой, прихватил рюкзак и пошел домой. По дороге с визгом пронеслась стая байкеров.

3

– Опять ослиную мочу лакали, – фыркнула мама.

На ней была растянутая серая футболка и широкие спортивнее штаны. В крашеных рыжих волосах – бигуди. Лицо худое, с крохотными, точно штрихи, морщинками на лбу.

– Ну выпили по бутылке, чё такого-то? – устало оправдывался я, стаскивая кроссовки.

– Вонь на всю квартиру, как в пивбаре.

– Отстань, а. И так тошно.

– Тошно ему…

Мама ушла в зал и оттуда выкрикнула:

– Еда на плите, и обувь свою в коридоре не разбрасывай!

Ужинать не стал. Принял душ и прошёл в комнату. Переоделся, включил компьютер. Пока он загружался, я откинулся на спинку кресла. Заложив руки за голову, бестолково пялился в стену, на которой висел календарь с группой Foo Fighters.

Открыл браузер, вошел во «Вконтакте».

На стене висела новая запись от пользователя Tatyana Yluanova – небрежно нарисованные голубые сердечки и чуть ниже надпись:

«Привет:)))»

В друзьях её у меня не было.

Я заглянул на страницу незнакомки. Посмотрел фото. Красивая. Длинные каштановые волосы, карие глаза. На одной из фоток она показывала язык с пирсингом. Девушка была в чёрной майке с белым логотипом телеканала A – One, в узких джинсах и красных кедах.

«Привет», – ответил я, – «а мы знакомы?»

«Скинь номер аськи», – моментально написала она. И сразу же постучалась в друзья. Я добавил, кинул «аську».

– Алексей, – крикнула из комнаты мама, – не забывай, в воскресенье – к бабушке на юбилей!

– Слышу!

– Слышит он… И железяки свои папуасские из лица чтоб повытаскивал! Нечего людей пугать.

Раздалось уведомление ICQ:

T@nya: Привет! Нет, не знакомы, но я видела сегодня твое выступление. Мне безумно понравилось, хотела подойти, познакомится, но…

Я: но?

T@nya: не знаю, не решилась :)))

Честно говоря, все это было странно и очень смахивало на разводку. Девушки со мной знакомились нечасто (тем более, такие красотки, как она). Дон Жуан был из меня никудышный. Два года назад меня бросила подруга, с тех пор отношения у меня как-то не клеились…

На экране монитора появилось новое сообщение.

T@nya: и на бродвее я тебя не застала. Мы с подружкой подошли, а мне сказали, что ты уже ушел: ((((((

Я: а что за подружка?

T@nya: это допрос?:)

Я: да не, просто интересно:)

T@nya: Ксюха

Я: ник-то есть у нее?

T@nya: Кошка. Знаком с такой?

Я: Знаком

T@nya: ну как, я прошла проверку?:)

Я отправил смайлик и написал:

Слушай, давай завтра встретимся часиков в девять вечера, если тебе, конечно, удобно. Познакомимся:)))

T@nya: здорово! :)) а где?

Я: да хотя бы на том же броде

T@nya: хорошо, тогда до завтра :)

Она вышла из «аськи». Я снова открыл ее фотоальбом. Идеальная. Сочетание утонченной женственности и хулиганства.

Свернул браузер. Кликнул по иконке с игрой Need for Speed на рабочем столе и надел наушники.

4

Семь двадцать утра. В ожидании маршрутки курил на остановке. Было прохладно и пасмурно. Я поёжился, жалея о том, что не прихватил с собой ветровку. Рядом стояла пожилая женщина в очках, длинном коричневом платье и вязаной жилетке.

– Сынок, «пятёрка» не проезжала, не видал? – спросила она, с интересом рассматривая мой пирсинг.

Я пожал плечами.

– А это тебе не мешает? – улыбаясь, коснулась указательным пальцем своей губы.

Я промолчал, выбросил окурок в переполненную урну, отвернулся.

По той стороне тротуара неспешно двигался парень в синем спортивном костюме. Он выгуливал белого откормленного лабрадора. Пёс важно ступал, лениво покачивая тяжёлой головой.

Показалась двадцать четвёртая маршрутка. Я опустился на заднее сиденье у окна. Рюкзак, в котором побрякивал пластиковый контейнер с обедом, положил рядом. Полупустой автобус слегка подбрасывало на свежих, наспех положенных асфальтовых заплатах. Пересекли оживленный, несмотря на субботнее утро, перекрёсток и свернули на улицу Самохвалова.

Вышел через пару остановок, у баптистской, красного кирпича церкви, обнесенной высоким металлическим ограждением. Подтянул на плечо рюкзак и двинулся в сторону хлебозавода. Стал накрапывать дождик.

У проходной курили мои коллеги, грузчики—наборщики. Паша, ему было чуть за сорок – испитое серое лицо, бритая голова, я дал ему прозвище Гоблин. Саня Хромой – тощий, сморщенный, как соленый огурец, с венчиком седых, вечно растрепанных волос. И Вадик, мой ровесник, двадцать один год, невысокий, плотно сбитый, похожий на цыгана.

Хмуро пожали руки.

– Походу, водяра вчера палёная была, – сплюнул Гоблин и потёр влажную от дождя лысину, – ща банку «Охоты» врезал, всё обратно вышло.

Хромой понимающе тряс головой и покусывал фильтр тлеющей сигареты.

Из здания выходили «ночники» – грузчики ночной смены.

– С работы – с чистой совестью! – выкрикнул усатый мужик в потёртой джинсовой куртке и поднял вверх кулак.

Гоблин натянуто улыбнулся.

– Не, я тут вообще решил с синькой тормознуться, – сказал Вадик, покручивая связку ключей на цепочке.

– Чё так?

– Озверин, ёптэть.

– Чего? – не понял Гоблин.

– Да на днях тут коммерса одного в парке ушатал. Бля, если бы пацаны вовремя не оттащили, наглухо бы уработал.

– За что хоть? – спросил Хромой.

– А я помню? – усмехнулся Вадик.

Он докурил и выстрелил окурком в сторону:

– А еще чё стрёмно-то, на мне условка незакрытая висит…

– Да уж, – сказал Гоблин и снисходительно глянул на меня, – ну а у тебя-то как дела, рокер?

В раздевалке переоделись в серую робу с вышитым на груди треугольным логотипом хлебозавода. Сунув в карман пачку сигарет и зажигалку, я оставил вещи на ободранной деревянной лавке. Бригадир обещал выделить мне шкафчик еще месяц назад.

Едва не вступив в пластиковую тарелку с крысиным ядом, вышел из раздевалки.

Покачивая рыхлыми бёдрами, мимо продефилировали фасовщицы в белых с жёлтыми пятнами халатах и с полиэтиленовыми шапочками на головах. Увидев меня, они громко рассмеялись.

Грузчики сидели на деревянных паллетах в закутке, в конце длинного коридора. Идти на склад они не торопились. Я приблизился к ним, присел рядом.

– Сегодня кто кладовщик? – спросил Вадик, щёлкая суставами пальцев.

– Светка, – разглядывал свои стоптанные кроссовки Хромой.

– С фига ли?! – возмутился Гоблин, – Иринкина же смена.

– На больничном она.

– Засада, – промычал Вадик. – Эта овца опять весь мозг нам вынесет.

На складе была суматоха. С грохотом толкали высокие, под два метра, хлебные тележки с деревянными лотками. Подъезжали машины. До отказа набитые лотки загружали в фургоны. Матерились нервные водители, размахивая накладными. Несколько «ночников» щелкали аппликаторами – пистолетами, спешно приклеивая этикетки со штрихкодами на упаковки с хлебной продукцией.

– Резче давайте! Вы тут до вечера ковыряться намерены?! – негодовала Света.

Кладовщице было около тридцати. Худощавая, мужиковатая, с острым носом и коротко стриженными мелированными волосами. Она жирно подводила глаза и носила в ушах несколько золотых колечек.

– А вы чё стоите, тормоза, мозги сношаете?! – рявкнула на нас, – работы нет?! Вон на столе гора бумаг!

Пронырливый Вадик успел схватить накладную с наименьшим количеством позиций. Гоблин тоже умыкнул «малую» накладную. А мне и Хромому достались талмуды на два с половиной листа. Хромой обречённо вздохнул и поскреб затылок.

Хитрость была в том, что нам было выгодно работать с небольшими накладными, ведь с ними мы разделывались гораздо быстрей. От количества собранных за смену машин зависела наша зарплата. А один подобный талмуд, который посчастливилось вытянуть мне и Хромому, мог занять больше двух часов.

Поставив автографы на бумагах, мы отправились собирать заказы. Едва не наехав на меня телегой, мимо прошла помощница кладовщика Алена, маленького роста, рыжая, с глуповатым выражением лица. Она слушала плеер и на ходу пританцовывала.

Прикусив накладную зубами, я колесил из одного бокса в другой, выполняя изнурительный хлебобулочный квест.

На третьем заказе у меня стало рябить в глазах. Несколько раз я, перепутав позиции, загрузил лоток не с теми буханками. Вдобавок, я чуть не проехался колесом тяжелой телеги себе по ноге.

Хотел улизнуть в курилку, но услышал раздражённый голос кладовщицы:

– Куда собрался?! Сначала заказ добей!

Пришлось вернуться.

Заехав в бокс с выпечкой, я обнаружил Вадика.

– Ух, блин, это ты, – испуганно обернулся он и продолжил рассовывать по карманам булочки, слоёные пирожки и прочие лакомства.

Наконец я собрал заказ. Получилось четыре полных телеги. Составил их в ряд, прижал лотком накладную и откатил к выходу.

Отправился в курилку. Кладовщица, сверяясь с накладной, стала придирчиво осматривать результаты моих трудов.

В пустующей с голубыми кафельными стенами курилке я встретил Гоблина.

Он сидел на корточках и жевал ватрушку.

– На жор пробило, – объяснил он, – похмелье припустило, организм калорию требует.

Доел, утёр губы кулаком, смял полиэтиленовую упаковку и спрятал в карман брюк – скрыл улики.

– Ну чё, сколько собрал? – закурил он.

– Две машины по две телеги. А ты?

– Пять, – небрежно ответил Гоблин.

Вошёл технолог. Лет тридцати, высокий, худощавый, с лёгкой щетиной и длинными костлявыми пальцами. Не обращая на нас внимания, он курил и громко разговаривал по телефону:

– …А ты пообедала, зая? Вот и умничка. А что кушала…?

Сделав пару смачных затяжек, технолог швырнул окурок мимо урны и вышел, продолжая трепаться по мобильному.

– Увольняться надо отсюда, к чертям собачьим. Надоело всё, – вполголоса проговорил Гоблин, подперев ладонью подбородок, меж пальцев дымилась сигарета. – Ни зарплаты нормальной, и за переработку по бороде пускают. Посцать без разрешения не сходишь…

Он ныл и порывался уволиться едва ли не каждую смену. Однако работал на хлебозаводе уже почти десять лет.

– Кузнецов! – окликнула Света, когда я вернулся на склад, – подойди-ка сюда!

Чуя неладное, приблизился.

– Эт чё такое? – она потрясла накладной перед моим носом.

– А что не так?

– Да всё не так. Горчичных батонов, вон, у тебя три лотка вместо двух. А бородинского вообще нет! Ты чё, совсем офонарел?! У тебя где глаза?! Походу, на жопе. Короче, штраф триста рублей.

– Сука, – прошипел я.

Развернулся и зашагал прочь.

– Чё там вякнул?! – услышал за спиной.

5

Вернулся с работы. До встречи с моей новой знакомой оставалось не так много времени.

Набрал ванную, вылил в воду колпачок с шампунем – сделал пену, как в детстве. Тёплая вода сняла усталость. Через полчаса вышел и подогрел в микроволновке вчерашние макароны с котлетой. Ближе к девяти стал собираться. Натянул джинсы, снял с плечиков белое поло.

– Опять хождения начались на ночь глядя, – бормотала мама, раскатывая скалкой тесто, – куда намылился?

– Да погулять, мам.

– Мне опять всю ночь не спать?

– Спи, кто тебе не даёт-то? – я бросил в рюкзак толстовку, влез в новенькие кеды и вышел из квартиры.

На «Бродвее» тусовалось человек двадцать. «Пионерия» расселась на лавочках и играла на гитаре «Три полоски». Ребята постарше пили водку на выложенной брусчаткой площадке Центра занятости.

В толпе я заметил Егора.

– Лёха, давай к нам! – крикнул он.

Я поднялся по частным ступенькам, поздоровался со всеми за руку. Гитаристку «Босяков» Соню по-дружески чмокнул в щеку. Егор бросил ревнивый взгляд.

– А вот и наш дзержинский Джонни Роттен, – похлопал меня по плечу здоровяк Артур Паровоз.

– Харэ стебать, – отмахнулся я. – Наливайте, камрады, а то уйду.

– Уходи, а то налью, – басовито рассмеялся Артур.

Мне вручили полстакана водки и полуторалитровую бутылку «Буратино». Я выпил. Немного приглушил мандраж. Закурил, оглянулся вокруг. Тани не было. Опаздывала, как и полагалось девушке на первом свидании. Я выпил ещё грамм пятьдесят и решил пока на этом притормозить.

В стороне, рядом с киосками, стояло человек пять. Судя по виду —левые скинхеды—антифашисты. На некоторых были в мелкую клетку кепки—жиганки и штаны милитари со свисающими красными подтяжками. Скины пили пиво из бутылок и о чём—то громко спорили. Один из них, увидев меня, приветливо махнул рукой. Я присмотрелся: это был Лось, мой бывший одноклассник.

Я кивнул в ответ.

И вот появилась она. В короткой, слегка расклешённой юбке с черно—белыми шашечками, в майке с жёлтым логотипом Nirvana и с кожаной сумкой – почтальонкой. Распущенные блестящие волосы осыпали худенькие плечи. На лице – ни намёка на косметику.

– Привет, – сказала Таня и протянула тыльную сторону ладони, то ли для поцелуя, то ли для рукопожатия. Запястье стягивал широкий кожаный браслет с металлическими заклёпками.

Я осмелился коснуться губами ее мягкой руки, указательный палец которой украшало кольцо с «Веселым Роджером» вместо камешка.

– Ого! Ну ничего себе, есть ещё юноши в русских селеньях, – улыбнулась она.

– Шумно здесь, давай отойдем, – сказал я, видя, как Серёга и сотоварищи уже двинулись в нашу сторону.

Своими пьяными выходками и бесконечным стебом они могли все испортить.

Когда мы проходили мимо компании Лося, скины пристально осмотрели мою спутницу.

– Вот это ножки, – присвистнул один.

Таня высокомерно ухмыльнулась.

Миновали арку «пьяного» дома – длинной S-образной девятиэтажки – и вышли на заброшенную детскую площадку, надежно окружённую густым кустарником.

Темнело. Таня достала из сумки пачку тонких сигарет с ментолом и манерно прикурила. Вкратце рассказала о себе.

Она училась на втором курсе нижегородского пединститута, на факультете психологии. Была поклонницей творчества Лёхи Никонова и его группы «Последние танки в Париже».

– Кстати, вот, – Таня протянула диск с чёрной обложкой, на которой выделялись стилизованные под китайские иероглифы буквы: «П.Т.В.П.», – это их новый альбом «Зеркало», – гордо сообщила она, – послушай, это просто бомба!

Я поблагодарил и убрал диск в рюкзак.

– А где ты учишься? – спросила она.

– Я не учусь, работаю. Ушел со второго курса «Лобача».

– А на кого учился?

– На журналиста.

– Ух ты, как интересно! А почему бросил?

– Понял, что не хочу быть дипломированным лицемером.

(Конечно, я врал. Набивал себе цену. Меня отчислили из-за прогулов, даже не допустив до сессии).

– И где сейчас работаешь? – спросила Таня.

– А, – махнул рукой я, – наборщиком на хлебозаводе. Работа мечты.

– Ну ничего, – она затушила окурок о край лавочки. Догорающий пепел упал в песок. – Вот станешь рок-звездой и будешь со смехом об этом вспоминать.

– Ага, если бы, – хмыкнул я.

Где-то вдали сработала автосигнализация, но через мгновение смолкла.

– А почему ты так говоришь? – возразила Таня, – я думаю, у вашей группы все шансы. Во всяком случае, больше, чем у этих эмушников сопливых. Как их там? Босиком по битым мордам?

– По крайней мере, они качают. Сама же, наверное, видела на концерте.

– Кого качают? Малолеток? Да это же всё временно. Скоро волна пройдет, о них и не вспомнят. Таких групп сотни. А вы играете настоящее музло. Трушное. Хотя я и слышала пока только одну вашу песню.

– Спасибо. Комплиментами мы не избалованы.

– Да ладно, говорю, что думаю… Вы главное – делайте свою музыку и больше репетируйте, тогда всё получится.

Повисла неловкая пауза. Таня зябко потёрла ладонью свое плечо и придвинулась ко мне.

– Замёрзла? – наконец спросил я.

– Есть немного, – мурлыкнула в ответ.

И вместо того, чтобы её обнять, я полез в рюкзак за толстовкой. Идиот.

– Спасибо, – разочарованно проговорила она, путаясь в рукавах моего «Найка».

Когда вернулись на «Бродвей», к нам подошли Серёга и Егор.

– Познакомишь? – барабанщик не сводил с Тани глаз.

– Да подожди ты, – перебил Егор, он был на эмоциях и хорошо под градусом. – Короче, на нас гопота наехала. У Ская хотели гитару отжать, за тоннели дёргали, обещали мочки к лавке гвоздями прибить. Девок мацали. Ну мы, короче, подходим, чё за беспредел. А один из них Витамину сразу в табло заряжает, отморозок. Начался кипиш. За нас антифашники впряглись, хотя мы и сами, конечно бы, справились, но не суть. Короче, гопарей ушатали капитально. Они с Бродвея уползали, у одного все щи были просто в мясо. И афашники потом куда-то быстро сдернули под шумок. Вот такие дела…

– Да уж, вы времени зря не теряете, – усмехнулся я.

Скай в рваных на коленях джинсах и его девушка Кира – красивая блондинка с крашеной розовой прядью – сидели в обнимку на бордюре. Скай опустил голову, длинная челка свесилась, скрывая лицо. Кира нежно гладила его по волосам и что-то шептала на ухо.

– У кого есть сколько? Давайте на бухло скинемся, – Серёга стащил с головы кепку и широким жестом бросил в нее мятый полтинник, – так, начальный капитал положен. Кто следующий, дамы и господа?

– Я на нолях, чуваки, – виновато развел руками Егор.

Таня деловито вынула из сумки кошелек.

– Убери, – сказал я и вывалил из карманов все свои деньги.

– Да ты крут, – съязвил Серега, со звоном встряхнув кепку. – Ладно, пойду у эмошников постреляю.

Пивная бутылка с хлопком разбилась о стену Центра занятости, оставив серую кляксу. Толпа незнакомых парней появилась внезапно. Они вломились на «Бродвей» со стороны «пьяного» дома. В нарастающей панике невозможно было понять сколько их. Десять? Двадцать? Или больше?

Отчаянные вопли, надрывные крики, девичий визг, глухие удары и топот заполнили площадку.

Я схватил Таню за руку, вбежал по ступенькам и спрятал её за колонну.

– Сиди здесь тихо и не высовывайся! А как всё рассосётся – рви домой!

– Поняла, – испуганно закивала она. Опустилась на корточки и прикрыла колени сумкой.

– Вы чё, черти?! Попутали?! – кричал кто-то совсем близко.

Обломком кирпича разнесли тускло горящий фонарь на длинной металлической ножке.

Я сбежал по лестнице. И тут же получил удар в висок. В голове звякнуло, меня повело, и я рухнул в кусты, ободрав ветками руки и спину. Но быстро пришел в себя и поднялся. Конечно, можно было отсидеться, подождать, когда закончится буча. Но я сразу отогнал эту подлую мысль.

Паровоз, выкрикивая что-то воинственное, неумело размахивал огромными кулачищами. Два гопника кружили рядом, не рискуя приблизится. Они лишь лаяли матом и харкали в его сторону с безопасной дистанции.

Гитару расколотили о бетонную стену. Трагически бренькнув, барабан разлетелся в щепки. Несколько эмо-кидов удирали к автобусной остановке. Худенького паренька в майке Slipknot протащили за волосы по асфальту. Человек пятнадцать дрались у высоких парапетов, недалеко от шестнадцатиэтажного дома. В полутьме мелькала белая кепка Серёги.

– Вы что творите, нелюди?! – издали кричали две пожилые женщины, – милиция! Милиция!

Я прыгнул в толпу и, дёрнув одного за плечо, ударил в челюсть так, что выбил костяшку на мизинце. Парень оказался крепким, устоял. Перед тем как вражий кулак угодил мне в бровь, я успел рассмотреть противника. Скуластый, с горбатым носом, острым кадыком и выпученными глазами. Я упал, кровь текла по щеке, пачкая белый ворот моего новенького поло. Потом получил короткий, но сильный пинок в живот. Пронзила резкая боль, я стал задыхаться, тошнота поднялась к горлу. Неожиданно гопник рванул в сторону дворов…

Никогда не думал, что так обрадуюсь появлению ментов.

Меня и ещё троих неформалов запихнули в «уазик». Молодой, моего возраста ППС-ник, сидящий рядом с водителем, повернулся и протянул мне платок:

– На, а то кровищей всю тачку зальёшь.

Я приложил платок к разбитой брови.

В отделе нас тщательно обшмонали. Вытряхнули из моего рюкзака на стол всё, что было. Немытый контейнер из-под еды, который я забыл выложить дома, книга Лимонова «Священные монстры», ключи от квартиры… Танин диск упал на пол, треснула пластиковая коробка и отвалилась крышка.

Потом нас толкнули в пропахший мочой «обезъянник» и заперли решётчатую дверь.

У серой бетонной стены сидел Паровоз. У него кровоточила нижняя губа, майка с Егором Летовым была разорвана на боку.

– О, какие люди, – сказал он без энтузиазма и отодвинулся в сторону, – падай рядом.

Я опустился на корточки. Парни, прибывшие со мной, расселись по левое плечо от меня. Напротив, у бугристой серой стены, находилось ещё пять человек. Мужики, лет около сорока или старше, все с пропитыми опухшими лицами, неряшливо одетые. Один из них спал, опустив голову на колени.

– Пацаны, куревом не богаты? – спросил седой мужик в мятых брюках, драных носках и резиновых сланцах.

Паровоз отрицательно помотал головой и осторожно дотронулся до своей губы.

– Как думаешь, надолго мы здесь? – вполголоса спросил парень слева, коротко стриженый, с серьгами в ушах.

У него дрожали руки. Было ясно, чувака приняли впервые.

– А хрен его знает, – пожал плечами я.

– Да кому мы нужны, – успокоил Паровоз, – данные перепишут и выпнут на все четыре стороны. Мы же трезвые…

Но он ошибся.

Нас по одному стали дёргать к оперу. Он был с залысинами, округлым брюшком и мясистыми ушами. Голубая рубашка, уютный пуловер в ромбик. Покачиваясь в кресле, опер, жутко картавя, задавал вопросы. Как называется наша «группировка»? Имеем ли мы отношение к нацболам? Под кем мы ходим? В чем наша идеология? Потом уточнил, не сатанисты ли мы. Поинтересовался, из-за чего произошла драка, и не видел ли я, кто разбил этот долбаный фонарь. Я отвечал сдержанно.

Сказал, что оказался у Центра занятости случайно, и попал под замес тоже случайно. С нацболами и сатанистами не имею ничего общего. Кто разбил фонарь – не видел. К концу беседы мент, видимо, уже порядком утомленный, спросил, где я живу, учусь – работаю, но, почему-то, записывать эту информацию не стал…

Из отдела нас выпустили в начале седьмого утра.

После беспокойной ночи, проведённой в полудреме сидя на корточках, одеревенели ноги. К тому же, раскалывалась голова и ныл мизинец на правой руке.

На улице было прохладно и безлюдно. Можно было заметить лишь редких пенсионеров, спешащих с пластиковыми бутылками и бидонами к машине с молоком.

– Эх, надо бы пивка, – потянулся Паровоз.

– Угостишь? – спросил я.

– Да без бэ. Вы с нами, узники совести? – спросил Паровоз скрючившихся от холода парней.

– Неее, мы домой, отсыпаться.

И, нетвёрдо ступая, они побрели к остановке.

Телефон мой умер ещё вчера вечером. Я попросил мобильник у Паровоза и по памяти, благо номер был несложный, набрал бригадира.

– Слушаю, – не сразу ответил заспанный голос.

– Андрей Валерьевич, доброе утро, это Алексей.

– Какой еще Алексей?

– Кузнецов.

– А, ну и?

– Я заболел, сегодня выйти не смогу.

– Ё-моё, ты заранее не мог предупредить? Где я щас тебе замену найду?

– Андрей Валерьевич, температура тридцать восемь…

Он сбросил.

– Пошли, бухнём, – сказал я Паровозу.

Вернулся домой слегка поддатый. Мы выпили в тошниловке «Галатея» по две бутылки крепкого пива.

– Господи, боже мой, где ты шлялся? – прямо с порога стала причитать мама, – ты посмотри, на кого ты похож. Где ты был? Тебя избили? Я всю ночь себе места не находила. Ты почему телефон отключил?