Текст книги "Alter Ego"

– Мам, все нормально, я у друзей ночевал.

– Так это тебе друзья, что ли, морду набили?

– Нет, мам, я на скейте решил прокатиться и упал.

– Детский сад, штаны на лямках… А почему на работу не пошел? Вот смотри, уволят, я тебе на моей шее сидеть не позволю!

– Я отпросился, ма. Успокойся.

– Ты посмотри на себя! Да ты же опять пьяный! Господи, когда все это кончится?! Как ты в таком виде к бабушке на юбилей пойдешь?

– До вечера оклемаюсь.

Зашёл в ванную, глянул в зеркало. Над бровью насохла кровавая корка. Верхнее веко слегка опухло и покраснело, словно у меня был ячмень. Не всё так уж и страшно. Легко отделался. Думал, будет хуже. Открыл воду, осторожно умылся над раковиной, набрал ванну. Хотелось быстрей смыть с себя вонь «обезьянника». Лёг, теплая вода обожгла свежие царапины на руках и спине. После, захлестнув полотенце как римскую тогу, я прошлепал в свою комнату. Воткнул в мобильник «зарядку». Хотел позвонить Тане, но вдруг вспомнил, что даже не удосужился узнать её номер. Решил написать в «аську». Пока загружался компьютер, я прилёг на кровать и вырубился.

6

Проснувшись, потянулся к телефону. Было 15.55. Висел пропущенный вызов от Сереги. Общаться с ним пока не хотелось.

Нестерпимо пересохло во рту. Вошёл в кухню и выдул сразу полкувшина воды. Мамы дома не оказалось. Вернулся в комнату и сел за компьютер. Открыл непрочитанное сообщение от Тани:

«Леш, привет. Как ты? У тебя всё в порядке????»

В сети её не было. Я ответил: «Привет. Все хорошо. Ты как? Будет время, набери мне…»

И сбросил свой номер.

В коридоре лязгнул замок, хлопнула входная дверь. Вернулась мама. Я вышел ее встретить. Она была в приподнятом настроении:

– О, проспался, гулёна? А ну, прими-ка у меня продукты.

Я оттащил два тяжёлых пакета на кухню.

– Умывайся, собирайся, приводи себя в порядок, часа через полтора выходим.

Чтобы скоротать время, я поставил диск «П.Т.В.П.» и заменил разбитый футляр. Альбом оказался мощным. Годный пост-панк с кричащим, надрывным вокалом Лехи Никонова пробрал меня до мурашек. Тексты были жёсткие, остросоциальные. Ну а в предпоследнюю лирическую песню «Плач над любовью» я буквально влюбился. Жадно прослушал несколько раз подряд.

На компьютерном столе, угрожающе подползая к краю, завибрировал мобильный. Я убавил музыку и взял трубку. Звонил Серёга.

– Здорово, чуви! Ну ты как там, живой? Говорят, вас с Паровозом приняли вчера?

– Правду говорят. Ты-то как?

– Да чё мне будет. Так, пара синяков. Слушай, сегодня репа в девять, придти-то сможешь?

– Куда я денусь с подводной лодки. Приду, конечно.

– Ага, ну всё тогда, давай, до вечера.

7

Обстановка в бабушкиной хрущёвке была спартанская. Деревянный, бордового цвета пол. С витиеватыми узорами зелёный ковер на стене. Диван -чебурашка. Древний, занимающий треть гостиной комод. На телевизоре – плотная стопка журналов «Телесемь».

За накрытым столом собрались родственники. Дядя Женя, крупный, с пышной шевелюрой и седой бородой. Он был похож на геолога из советских фильмов. Его супруга тетя Катя, коротко стриженная, маленькая и ужасно крикливая, в прошлом – школьный учитель физики. Мой племянник Антон, толстый и угрюмый, домашний четырнадцатилетний подросток, фанат компьютерных игр. Сколько я его помнил, он всегда молчал, а когда ему что-то не нравилось, раздувал щёки и шумно сопел. Странный парень. Я называл его «Иной». Рядом с бабушкой пристроилась ее родная сестра тётя Таня, интеллигентного вида, в очках с позолоченной цепочкой на душках.

Бабушка в нарядном платье и с шейной косынкой принимала поздравления. Мама помогла принести горячее.

«Геолог» разливал. Женщинам – сливовой наливки, мне и себе начислил «беленькой». «Иной» пил морс.

– Не-не-не, никакой ему водки, – запротестовала мама, накрывая мою стопку ладонью.

– Так, ты давай это прекращай, – грозно-шутливо пробасил дядя. – Взрослый, понимаешь, мужик, а ты начинаешь…

Все подняли рюмки. Тётя Катя, пожелав бабуле здоровья и долгих лет, громко прокричала троекратное «ура!». Выпили. Я положил себе в тарелку две огромных отбивных с картошкой пюре и стал есть.

За столом сыпались шутки за двести. «Геолог» нечаянно плеснул наливкой на белую накрахмаленную скатерть. «Иной» лениво жевал и водил пальцем по столу, как умственно отсталый.

Я глянул на экран мобильного. Было почти семь.

– Лёш, а ты где в глаз-то получил, а? – хихикнула тетя Катя.

«Так, началось», – подумал я.

– Чего молчишь? – вмешалась мама, – давай-давай, расскажи, чем ты целыми днями у нас занимаешься.

Я разрезал мясо и отправил в рот, демонстративно громко чавкая.

– Институт бросил, работает чёрт знает кем, и всё тусуется… пьянки эти бесконечные, дружки без царя в голове, – маму понесло, – музыку они, видите ли, играют. Вот получил бы диплом и занимался бы чем угодно в свое удовольствие. Как ты не можешь понять, что высшее образование даёт человеку свободу выбора и расширяет его возможности. Знаешь сколько дурачья с дипломами занимают высокие посты? Ни счесть.

– Да что вы к парню прицепились? – заступился «геолог», накалывая на вилку скользкий маринованный гриб, – он ещё найдёт себя в этой жизни. Да, Леха?

– Да никто к нему не цепляется, – тетя Катя приложила салфетку к губам, – Маринка права, за ум ему браться пора.

– А вот ты говоришь, институт бросил, – жевал «геолог», – а как же армия?

– Да какая ему армия – вздохнула мама, – сколиоз второй степени у нас.

– А, ну тут конечно, – закивал дядя. – Да и делать там, скажу честно, нечего. Бардак да беспредел.

Мама повернула голову ко мне:

– Вот посмотрел бы на тебя отец, ужаснулся. Думаешь, он бы гордился тобой, грузчиком необразованным? Надо было тебя в «суворовское» отдать, может, человек бы из тебя получился.

– Угу, со сколиозом-то, – расхохотался «геолог», – горбатый офицер.

Я вкрутил в рот сигарету и поднялся из-за стола.

Курил в подъезде, стряхивая пепел в жестяную банку на подоконнике.

По лестнице спускалась женщина в халате и с мусорным пакетом в руке.

Испуганно взглянула на меня. Я развернулся другой стороной, чтобы не было видно синяка.

По-стариковски шаркая сланцами, вышел «Иной». Он закурил и, облокотившись на перила, выдул струйку дыма.

Стоял и пристально смотрел на меня. Я насторожился. Бог знает, что у этих геймеров на уме. Сейчас вытащит нож, набросится на меня и перережет горло.

– Затрахался уже с этими старперами гнить, – неожиданно выдал он.

Я понимающе кивнул.

Затем, после недолгой паузы, племянник спросил:

– Слушай, а ты не знаешь, где можно «бошек» вырубить? У тебя есть выходы?

Я отрицательно помотал головой, всё ещё не веря своим ушам. «Иной» вполголоса матюгнулся, вдавил окурок в банку, закинул в рот жвачку и зашел в квартиру.

Позвонила Таня. Я пригласил её на нашу репетицию. Она с радостью согласилась, ненавязчиво попросив за ней зайти. И назвала адрес.

Я затушил бычок в пепельнице и вернулся к столу.

– Фу, а накурился-то, – бабушка замахала руками перед своим лицом, словно отгоняла надоедливую муху.

Я выпил рюмку водку. Затем, невнятно поздравив бабушку с юбилеем, встал из-за стола. Провожать меня никто не спешил.

– Пока, раздолбай с Покровки, – засмеялась тетя Катя.

Родственники успели прилично окосеть. Бабуля протяжно запела «Виновата ли я», сестра подхватила, через секунду заголосили остальные. «Иной» так и сидел, раздувая красные щеки и шумно сопя.

Мне надо было успеть заскочить домой и взять гитару.

8

Я присел на лавочку у подъезда Таниного дома. Гитару усадил рядом. Тарахтя крыльями, с березы спилотировал июньский жук. Я вытянул из пачки сигарету, закурил. На веранде детского сада раздавались пьяные выкрики гопников. Мужик в шортах и майке-тельняшке выбивал на кривом турнике ковер. Проехал толстый мальчик на горном велосипеде. За ним, звонко тявкая, припустила лохматая собачонка.

Таня выпорхнула из подъезда. На ней было лёгкое короткое платье, голубая джинсовая курточка и босоножки на платформе. Я выбросил окурок и поднялся.

– Ой-ой-ой, – она слегка коснулась моей брови, – больно?

– Терпимо, бывало и хуже, – строил из себя брутала.

Таня смотрела на меня с восхищением:

– Герой!

И поцеловала в щёку. Мне льстило, что отношения наши развивались так стремительно. «Бродвейское побоище», как стихийно окрестил драку я, этому очень способствовало.

Я взял ее за руку:

– Ну что, идём?

– Угу, – радостно кивнула она. – А где вы репетируете?

– Да тут недалеко, в «Спутнике».

– Ого! Даже не думала, что там есть репточка.

– Слушай, – сказал я, – как тебе тогда удалось с Бродвея вырваться? Никто не заметил?

– Нет, я еще немного посидела за колонной, потом выглянула, и побежала домой. Но я видела, как ты в толпу бросился. Не побоялся, надо же!

– Да ладно, чего там.

– А мне было страшно. Налетели толпой, и давай всех бить без разбора. Беспредельщики отмороженные. А часто, вообще, у вас такое случается?

– Ну, не то, чтобы часто, – пожал плечами я.

– Ой, у меня же твоя толстовка дома осталась, – остановилась Таня, – подожди минутку, я сбегаю.

– Может, лучше после «репы» отдашь? – хитро прищурился я.

Таня чуть заметно улыбнулась, прильнула ближе ко мне.

Небольшое техническое помещение в кинотеатре «Спутник» было оборудовано всем необходимым. В неплохом состоянии штатная барабанная установка. Два комбоусилителя на шестьдесят и сто ватт. Шестиканальный микшерный пульт. Два микрофона, стойки. Правда, на шумоизоляции арендодатели решили сэкономить. Нам с ребятами пришлось самим обклеивать стены пенопластом. И чтобы придать репетиционной точке более – менее сносный вид, я развесил купленные в рок-магазине «Дивизия» плакаты любимых групп: Misfits, Ramones, Rancid, Nirvana, Mudhoney, Sonic Youth, Joy Division, The Cure…

– Привет, боец – вылез из-за ударных Серёга и протянул вспотевшую ладонь, – ну ты как?

– Жить буду.

– Прекрасную даму прошу занять место в зрительном зале, – барабанщик указал Тане на диванчик, покрытый зелёным пледом.

Она присела, развернувшись боком, коленки вместе.

– А где Егор-то завис? – я вынул из чехла гитару, подключил к усилителю.

– Я ему звонил, обещал минут через десять подъехать.

Репетиция прошла на ура. Мне не помешал даже больной мизинец. Ничто не может так вдохновить музыканта, как присутствие красивой девушки.

Для разминки сыграли пару вещей из «Нирваны». Потом стали разучивать мои песни. Получилось довольно круто. Забойно, но в то же время мелодично. Четкие рифы я без труда разбавлял отменными соло-партиями. Казалось, я превзошел сам себя.

– Надо срочно дэмку писать. Это огонь! – возбужденно заявил Серёга.

Тане наши наработки тоже пришлись по вкусу. Она покачивала головой в такт и притопывала ножкой. А в конце репетиции даже присвистнула и шумно зааплодировала:

– Шикарно, ребят! Вы молодцы!

– Ну всё, Танюш, ты попала, – усмехнулся Серега, – теперь тебе придётся посещать все наши репетиции и радовать нас своим присутствием.

– Ага, – кокетливо поправила волосы она, – в качестве группы поддержки, да?

– Не, ну а чё? С такими репами мы скоро выйдем на мировой уровень.

– Раскатил губищу, – я угрюмо убрал примочку в карман на гитарном чехле.

Серегины подкаты к Тане начинали меня раздражать. Но я старался подавлять в себе приступы ревности. Вот насчёт Егора переживать не стоило, он не замечал ни одной девушки вокруг, а был безответно влюблен в свою странную Соню из «Босяков».

9

Таня жила в хорошо отремонтированной трёхкомнатной квартире. Нас встретил огромный, пушистый рыжий кот породы «Мэйн-кун». Недовольная морда, рысьи кисточки на ушах, мощные лапы хищника. Котяра подал голос и растянулся посреди прихожей, не давая нам пройти.

– Ты не бойся, – успокоила Таня, – это у него только вид такой грозный, а так он добряк. Правда, Ботя?

– Как ты его называешь?

– Ботя. Ботичелли. Был такой итальянский художник эпохи Возрождения.

– Я бы на твоём месте назвал его «Гога».

– Почему «Гога»?

– Ну, в честь Ван Гога. Он же тоже был рыжим.

– Нет, он такой же толстяк, как и Ботичелли.

– Аргумент.

– Ты до утра намерен в коридоре топтаться?

Сняв обувь, я осторожно перешагнул через лохматого переростка.

– Мама с сестрой на даче, проходи в мою комнату, дверь прямо, – Таня отправилась на кухню и загремела чашками.

Её книжный шкаф был забит литературой по психологии и эзотерике. Среди прочего я увидел томики Карлоса Кастанеды. Это был единственный знакомый мне автор из её библиотеки. Рядом располагались высокие подставки с музыкальными дисками. Я с любопытством изучил коллекцию.

В основном – панк и хардкор. От классиков жанра далёких семидесятых– восьмидесятых годов до современных групп. Отечественных и зарубежных. Немного гранжа и ню-метала.

В углу находился письменный стол, на нем – ноутбук с наклейкой Лизы Симпсон, хорошая акустическая система. Просторная двуспальная кровать, шкаф-купе с зеркальной дверью, под ногами стелился мягкий ворсовый ковер. На окнах – плотные шторы с большим черно-белым изображением «Инь-Ян».

– Лёш, – послышался её голос, – пойдем, кофе попьём.

Ароматный напиток дымился в чашках.

– Что будешь? – суетилась она в уютной, обшитой вагонкой кухне, – есть зефир, кусок торта в холодильнике… Или, может, тебе бутерброд сделать? Я к экзамену весь день готовилась, ничего не успела приготовить.

– Не нужно, Тань, спасибо. Хотя позволю себе поборзеть и попросить к кофе грамм пятьдесят коньячку.

– Увы. Чего нет, того нет, – развела руками Таня.

– Боже! – схватился за сердце я. – Я ведь этого не переживу! За что ты так со мной?!

– Переигрываете, маэстро, – рассмеялась она, беззвучно помешивая ложкой.

Я заметил на её левом запястье широкие шрамы от порезов. Она поймала мой взгляд и, одернув рукав водолазки, спрятала руку под столом. Видя, как Таня смутилась, я не стал её расспрашивать. «В конце концов, – подумал я, – захочет – сама расскажет».

– Тань, скажи, а твоя сестра младше или старше тебя? – я старался поддерживать непринужденный тон беседы.

– Ровесницы, – нехотя ответила она и как-то резко изменилась в лице. Встала и подошла к окну. Немного постояла там, затем снова вернулась за стол.

– Лёш, давай договоримся, тему моей сестры больше не поднимать, хорошо? – проговорила она.

– Ладно, как скажешь, – пожал плечами я.

«Да уж, видимо с сестрой у нашей Тани не самые простые отношения», – понял я.

Допив кофе, прошли в комнату. Я был уверен в том, что Таня не из тех, кто станет мне показывать свои семейные альбомы.

– Что послушаем? – она опустилась в кресло, поджав ногу под круглую попу, открыла ноутбук.

– На твой вкус, – я присел на краешек кровати, – тем более, что он у тебя отменный.

– Спасибо. Ну, тогда" Базкокс». Легкий, весёлый панк. Подойдёт?

– Спрашиваешь.

– Подай, пожалуйста, диск. Он где-то там, снизу.

Я отыскал несколько компактов.

– А какой альбом?

– Давай «Модерн».

Колонки оживились музыкой. Таня пересела ко мне на кровать. Я обнял ее за талию. Она положила голову мне на плечо. Я провел рукой по ее волосам, другой рукой погладил её гладкую ногу.

– Лёш, Лёш, подожди, не так быстро, – сдавленно произнесла она, – мне надо в душ.

Через минуту из ванной стал доноситься шум воды и приглушённое Танино пение. В комнату мягко вошёл кот и разлёгся на ковре у моих ног. Он помахивал исполинским пушистым хвостом и не сводил с меня надменного взгляда. Я, как болван, сидел на кровати, не зная, что делать. Раздеться и нырнуть под одеяло? Вдруг почувствовал себя героем дебильной американской комедии. Вот сейчас распахнется дверь, ввалится толпа народа и, взрывая хлопушки, весело прокричит: «это был розыгрыш, мудила!» Я вскакиваю, смущённо прикрывая одеялом свои муди. Впервые я оказался в такой щекотливой ситуации. Обычно секс случался стихийно, по пьяни на «вписках». Развести подвыпившую девчонку было не трудно. А чаще – они сами тянули парней в койку.

В кармане задрожал мобильный. На экране высветилось «Гнида».

– Алло, Кузнецов? – услышал я в трубке голос начальника.

– Здрасьте, – для убедительности покашляв, ответил я сиплым голосом.

– Ну ты как, завтра выйдешь?

– Ой, вряд ли, я еще не долечился.

– Давай-давай, надо выйти, выручай. Потом отгул, если че, возьмешь. И, кстати. Тебе, походу, премия не нужна, раз на работу болт кладешь…

– Ладно, – сдался я.

– Вот так бы и сразу, – сказал бригадир и сбросил.

Послать бы этого долбоящера, но треклятое раболепство перед начальством я всё никак не мог в себе побороть.

В коротеньком жёлтом халатике и скрученным полотенцем на голове вернулась Таня. Ее щёки слегка покраснели. Улыбнувшись, она развязала поясок на халате и опустилась мне на колени. Котяра, презрительно фыркнув, ретировался из комнаты.

Мы начали целоваться. Металлический шарик в ее языке стукался о мои зубы. Она надавила мне на плечи и я, увлекая ее за собой, лег на спину. Стал нелепо ёрзать задницей, стаскивая с себя предательски узкие джинсы.

– Я помогу, – сказала Таня.

Проворно стянула с меня штаны и трусы, бросила на пол. Поцеловала меня в шею, потом чуть прикусила мочку уха, и жадно впилась в губы. Больно сдавила мой член в кулаке, направила, и плавно, на выдохе, села. Сорвала с головы полотенце, по-киношному встряхнула влажными, пахнущими фруктовым шампунем, волосами и, постанывая, задвигала бедрами.

Курили на балконе. Таня, завернутая в одеяло, с растрепанными волосами, выпускала дым в открытое окно. На улице светало. На освещенной парковке возле палатки «Слоёный пирожок» пили кофе таксисты. На проспекте Циолковского мигали жёлтыми зрачками светофоры.

Таня выбросила окурок. Зевнула, прикрыв рот ладонью:

– Ой, если честно, я бы поспала. Сегодня ещё на консультацию в институт ехать…

Я понял, что меня культурно сливают. Но это было очень кстати. Через четыре часа начиналась моя рабочая смена. Я хотел добежать до дома, собраться, и хотя бы пару часов вздремнуть. А уходить сразу после секса выглядело бы не комильфо.

– Спать лучше вместе, а отсыпаться поодиночке, – глупо пошутил я.

Таня вышла меня проводить в коридор, включила свет. На ней снова был жёлтый халатик.

– Лёш, надеюсь, без обид? Мне правда надо выспаться, и встать со свежей головой, у меня очень сложный экзамен, – сказала она и поцеловала меня в щёку.

– Да всё нормально, – улыбнулся я. – Я позвоню.

– Буду ждать.

Я набросил на плечи рюкзак, взял чехол с гитарой и вышел из квартиры.

– Лёш, а толстовка? – сказала Таня, приоткрыв железную дверь.

– Дарю, – ответил я, спускаясь по лестнице.

10

– С похмела, что ли? – подошёл ко мне Гоблин. Никакая мятная жвачка не могла заглушить тяжёлый тошнотворный запах его перегара.

– Да не выспался просто, – отступил на полшага я, спасаясь от убийственного амбре.

– А, ну ладно. А то я смотрю, ты чё-то помятый какой-то сегодня.

Он прищурился:

– От кого в глаз-то прилетело?

– Шальная пуля, – рефлекторно коснулся брови я.

– Понятно. Ну, если чё, обращайся, у меня фуфырик в раздевалке сныкан.

– Буду иметь в виду, – ответил я.

Гоблин убежал за новой накладной. Подобные благородные выпады с его стороны меня совсем не удивляли. Но великодушие Гоблина зависело от того, успел он опохмелиться или нет.

Утром, перед сменой, я купил в киоске пакетик быстрорастворимого кофе и полулитровую бутылку колы. Выпив половину, высыпал кофе в бутылку. Давясь пеной, я выхлебал этот термоядерный коктейль. Коктейль «Бодрость», как называли его на факультете мои однокурсники. Он не раз выручал нас перед экзаменами, если приходилось, к примеру, вызубрить курс античной литературы всего за одну ночь.

До обеда я чувствовал себя бодрячком. Но потом меня стало вырубать на ходу. Я ронял на пол хлеб. Несколько раз, по ошибке, угонял чужие телеги, за это мне чуть не набили морду. Перепутал позиции в накладной. Пришлось собирать заказ поновой. Светка кричала так, что раздувались вены на шее.

– Я вообще сегодня не в свою смену вышел, – защищался я каким-то не своим, бабьим голосом.

– А мне по барабану, – категорично отвечала Светка.

В итоге она сняла меня с набора и заставила до конца смены закладывать деревянные лотки в телеги. Казалось бы, работа – не бей лежачего. Но даже здесь я умудрялся косячить, оставляя некоторые ячейки пустыми. Наборщики возвращали «недобитые» тележки и сами выполняли порученное мне задание. У работяг был такой вид, словно я их публично оскорбил.

Нервы сдали. Плюнув, я ушёл в курилку. И там, сидя на корточках, провалился в беспокойный вязкий сон.

Приснился отец. Я куда-то очень спешил, до ужаса боялся опоздать, метался по квартире, заталкивая в сумку какие-то шмотки. Затем схватил телефон и, промахиваясь по кнопкам, стал вызвать такси. Вдруг обернувшись, я увидел папу. Стоя на пороге, он произнес: " я отвезу тебя на машине, но при одном условии – ты должен избавиться от всех зеркал в квартире». Он был в парадной военной форме, лицо бледное, измождённое. От отца веяло холодом…

Папа умер пять лет назад от рака желудка.

– Лёха, подъём! – услышал я рядом.

Вадик и Хромой курили, сидя на подоконнике. Я с трудом поднялся и размял затёкшие ноги.

– Там тебя Светка ищет, – сказал Вадик и, сложив губы трубочкой, выпустил маленькое колечко дыма.

– И чё ей надо? – откашлялся я.

– Нормально ты исполняешь, – усмехнулся Вадим, – а я пру, чё ей надо? Подойди да узнай.

Кладовщица сидела за столом, заваленным бумагами, и размашисто подписывала накладные. Делала она это с таким видом, словно росчерком пера вершила судьбы людей.

– И где мы шарахаемся? – подняла голову она. – Я тебе смену сегодня не проставлю и докладную напишу.

Я промолчал.

– Короче, щас берёшь в подсобке щётку и совок, и идёшь на фасовку. Там погрузчиком котёнка раздавили, убери его. Всё равно от тебя здесь мало толку. Ну чё встал? Оглох, что ли?

– Пошла на хер, – невозмутимо произнес я.

– Чегооо? – привстала Светка, разинув от удивления рот и часто моргая.

– Я сказал – пошла на хер. Оглохла, что ли?

Пока Светка пребывала в ступоре, я взял со стола чистый лист бумаги и написал заявление по собственному желанию.

Толстый, с недельной