Текст книги "Освобождение дьявола. История создания первой советской атомной бомбы РДС-1"

На конференции за все время ее работы был рассмотрен огромный перечень вопросов. Союзникам нечего было противопоставить настойчивости и упорству Сталина по всем рассматриваемым проблемам. Он всегда быстро и безошибочно улавливал все аспекты любой ситуации. В итоге главы государств решили: верховная власть в Германии будет осуществляться главнокомандующими вооруженными силами СССР, США, Великобритании, Франции – каждым в своей зоне оккупации. Целями оккупации объявлялись:

– полное разоружение и демилитаризация Германии со всеми ее военными организациями, штабами и учреждениями, учебными заведениями;

– ликвидация всей военной промышленности, уничтожение и сдача союзникам всего вооружения и амуниции;

– перестройка политической жизни в Германии на демократической основе, в том числе уничтожение фашистской партии, ее филиалов, подконтрольных организаций и их учреждений;

– предание суду военных преступников и все тех, кто участвовал в планировании и осуществлении нацистских зверств;

– удаление всех активных нацистов с общественных постов;

– реорганизация, в соответствии с принципами демократии, системы образования, правосудия и местного самоуправления;

– разрешение и поощрения деятельности демократических политических партий.

Специальное соглашение о репарациях подтверждало право народов, пострадавших от германской агрессии, на компенсации и определяло источники получения репарационных платежей. При решении этой проблемы янки предложили, чтобы каждая держава черпала репарации из ресурсов той части немецкой территории, которую она оккупировала. Этот «хитрый» ход союзников был связан с тем, что СССР занял Восточную Германию, где не было промышленности. Но Сталин, проявив твердость, добился уступки от США и Великобритании, и СССР получил права на дополнительные репарации из германских владений за границей и на 25 % промышленного оборудования, выделенного для репараций из западных зон оккупации.

Особой заботой Сталина была западная граница Польши с будущей Германией. Сталин хотел отодвинуть ее как можно дальше на запад. Настойчивость Сталина в этом вопросе до сих пор поражает историков. В своих личных посланиях Черчиллю и Рузвельту он не менее 10 раз обращался к польским границам, многократно и настойчиво добивался их утверждения наилучшим для нас и Польши образом. Трумэн и Черчилль всеми силами противились этому. Черчилль прямо заявил: «Правительство его величества никогда не сможет согласиться с тем, чтобы восточногерманская территория, оккупированная во время войны, стала польской». Но в конечном итоге Сталин выиграл это противоборство и границы Польши оказались именно там, где он наметил их со своими соратниками в Москве.

Ожесточенный спор шел за город Львов. Сталин настаивал на том, чтобы Львов отошел к СССР:

– Речь идет о том, – сказал он, – что украинские земли должны отойти к Украине, а белорусские – к Белоруссии. Иными словами, между нами и Польшей должна существовать граница 1939 года, установленная Конституцией нашей страны. Советское правительство стоит на точке зрения этой границы и считает это правильным.

Молотов объяснил, что обычно эту границу называют «линией Керзона».

То есть Сталин предложил, чтобы послевоенная граница проходила так, как она проходила после возвращения нам Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939 году. Потому что это и есть та самая «линия Керзона», о которой говорили англичане, по их мнению, проходившая восточнее Львова.

Убеждая британскую делегацию, Сталин говорил:

– Что же вы хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон и Клемансо?.. Что скажут украинцы, если мы примем ваше предложение? Они, пожалуй, скажут, что Сталин и Молотов оказались менее надежными защитниками русских и украинцев, чем Керзон и Клемансо.

Разумеется, англичане были против. Министр иностранных дел Британии Иден заявил, что «линия Керзона» существенно отличается от границы 1939 года.

Черчилль извлек карту, на которой, как он убеждал, и нанесена «линия Керзона». Иден, водя пальцем по карте, принялся объяснять:

– Южная часть «линии Керзона» не была точно определена. Как предполагалось, «линия Керзона» должна была проходить восточнее Львова.

Чего добивались английские «партнеры» и «союзники»? Оставить Польше Львов – вот их цель. И для этого они используют дипломатические, на первый взгляд – серьезные аргументы. Но только на первый. Потому что на самом деле британские руководители передергивали карты в самом прямом, шулерском смысле этого слова. Но со Сталиным такие трюки не проходят. Для него всего важней польза своей державы, и поэтому жульничество британцев тут же было побито единственной картой – правдой.

Сталин возразил:

– Линия на карте господина Черчилля нанесена неправильно. Львов должен оставаться в пределах Советского Союза, а линия границы должна идти западнее. Молотов располагает точной картой с «линией Керзона» и ее подробным описанием.

Молотов распорядился принести карту, о которой упомянул Сталин. Через несколько минут принесли большую черную папку. Раскрыв ее, Молотов развернул карту на столе и указал на нанесенную там «линию Керзона». Молотов зачитал также текст радиограммы, подписанной лордом Керзоном. В ней точно указывались пункты, по которым проходит эта линия. После уточнения этих пунктов по карте вопрос стал предельно ясен. Позицию советской стороны нельзя было больше оспаривать. Тем не менее, обращаясь к Сталину, Черчилль сказал:

– Но Львов никогда не был русским городом.

– А Варшава была, – возразил Сталин.

После этого Черчиллю ничего не оставалась, как заявить:

– По-видимому, участники конференции не имеют существенных расхождений по поводу западных границ Советского Союза, включая и проблему Львова…

Польша по итогам конференции продвинула свои границы на запад и получила широкий выход к Балтийскому морю, чего ранее была лишена. Была определена западная граница Польши. Польше передавалась часть Восточной Пруссии, которая не отошла к СССР, а также территория бывшего «свободного г. Данцига» (Гданьск). Благодаря твердой позиции Сталина, США и Великобритания вынуждены были безоговорочно признать польское Временное правительство национального единства. Конференция приняла решение о передаче Советскому Союзу города Кенигсберг (с 1946 года – Калининград) и прилегающего района.

По предложению Сталина обсужден вопрос о судьбе германского флота. По предложению Великобритании решено потопить большую часть германского подводного флота. Черчилль предлагал утопить и надводный флот Германии. Говорил он красиво и убедительно. Сталин сидел рядом и, улыбаясь, смотрел на Черчилля. Всем своим видом Сталин показывал согласие с британским премьером. Кажется, он готов ему аплодировать. Черчилль расходится еще больше, еще больше красноречия! Утопить флот! Речь закончена. Слово берет Сталин:

– Только один вопрос: почему г-н Черчилль отказывает русским в получении их доли германского флота?

– Я не против. Но раз вы задаете мне вопрос, вот мой ответ: этот флот должен быть потоплен или разделен.

– Вы за потопление или раздел?

– Все средства войны – ужасные вещи. Я за потопление.

– Хочу выразить наше полное согласие с сэром Уинстоном. Германский флот действительно нужно утопить. Поэтому СССР приветствует и надеется, что со своей частью трофейного флота Великобритания так и поступит. Советский Союз хотел бы получить свою долю германских кораблей, чтобы потом решить, что с ними делать. По крайней мере, мы свою часть топить не намерены.

Немая сцена. В итоге Черчиллю пришлось уступить в этом вопросе Сталину. Флот был разделен, и третья его часть досталась Советскому Союзу. 656 германских военных и торговых судов таков «личный» трофей Сталина, завоеванный им на Потсдамской конференции. Этакую армаду кораблей нашим корабелам пришлось бы строить не одну пятилетку.

Пожалуй, единственный вопрос, который остался за союзниками, демонстрируя их истинное лицо, был вопрос о разрыве дипломатических отношений с режимом Франко в Испании. Союзники решительно отклонили такой разрыв, мотивируя тем, что нельзя вмешиваться во внутренние дела Испании. Франкистская Испания формально не воевала, но направила на Восточный фронт «Голубую дивизию» и была фашистским государством. Почему бы не уничтожить фашизм везде? Потому что Франко к власти привели Лондон, Париж и Вашингтон, и фашизм являлся одним из проектов британской разведки. Именно поэтому Черчилль выступил категорически против, и Франко остался у власти еще на тридцать лет.

Американцы решили выжать максимум возможного из своего атомного преимущества, им очень хотелось сломать Сталина, запугать его. Трумэн и Черчилль полагали, что такая «психологическая атака» заставит СССР быть сговорчивее. После одного их заседаний Трумэн, отозвав Сталина в сторонку, проинформировал его через переводчика Павлова о том, что в США создано новейшее оружие огромной разрушительной силы. Сталин поблагодарил Г. Трумэна за сообщенные сведения и никак их не комментировал. Потягивая свою трубку, он сказал спокойным, с некоторым безразличием голосом переводчику Павлову:

– Скажите, что я благодарен господину президенту за предоставленную информацию…

Отвернувшись от растерянного Трумэна, Сталин продолжил:

– Становится жарко… Предлагаю пойти и выпить чего-нибудь прохладительного…

Черчилль внимательно в это время наблюдал за Сталиным, он буквально впился в его лицо, ожидая реакции дядюшки Джо, как они называли между собой Сталина. Но эти политики не знали Сталина. Он-то понял, какой реакции от него ждут, понял, о чем идет речь, сохраняя полное спокойствие и даже равнодушие.

Около автомобиля Черчилль спросил Трумэна:

– Как он отреагировал?

– Он не задал ни одного вопроса.

– По-моему, он не понял, о чем идет речь.

Уже в себя в резиденции Сталин, обмениваясь с Молотовым информацией о состоявшемся разговоре с Трумэном, раскуривая свою трубку, улыбаясь в усы, промолвил:

– На его сообщение о создании атомной бомбы я прикинулся простачком, ничего не понимающим. Кажется, Вячеслав, мне это удалось… Хотя, конечно, информация очень тревожная.

– Цену себе набивают.

– Пусть набивают. Но надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы…

Сталин открыл глаза, посмотрел в темное окно, закурил трубку и вышел на крыльцо дачи. Часовой, стоявший у входа, вытянулся по стойко смирно.

– Не спится, часовой? – спросил Сталин.

– Никак нет!

– Вот и мне не спится…

Сталин спустился с крыльца и пошел медленным шагом по дорожке. Он любил эти коротки ночные прогулки по притихшему парку, любил вдыхать аромат цветов… Рядом был огромный город, он спал, и его дыхание едва ощущалось. В голове роились мысли о завтрашнем дне, о предстоящих делах, о судьбе этого города и всей страны. Закончилась страшная война, многие надеялись хоть немного перевести дух… Надеялся и он, но снова нависла угроза миру и с ней мы обязаны справиться, напрягая все силы.

«Жаль, начало подводить здоровье, – подумал Сталин. – Врачи говорят, что я перенес на ногах несколько микроинфарктов и инсультов… В постоянном напряжении я этого не заметил… Мои дети… Бедный Яша погиб в плену, в лагере Заксенхаузен… Может быть я зря не поехал в этот лагерь… Но ведь там погиб не только мой сын… Там погибли тысячи наших сыновей и дочерей… Вот я и не стал привлекать внимание именно к своему сыну… Светка, совсем взрослой стала… Родила мне внука, назвали Иосиф. Что ж, я не против – Иосиф так Иосиф, не самое плохое имя… Вася – боевой летчик… Что с ними будет, что будем со всеми нами? Американцы сбросили на Японию две атомных бомбы, уничтожив сразу два города и почти 300 тысяч жизней. Вот он звериный оскал капитализма…»

6 августа 1945 года. Ранним утром этого дня один-единственный самолет пролетел на большой высоте над Хиросимой. Во второй мировой войне этот крупный японский город избежал американских бомбежек. В то утро, в самом начале девятого часа, американский бомбардировщик сбросил свой смертоносный груз. Всего одна бомба на парашюте медленно и незаметно приближалась к центру города. Она взорвалась на высоте около 500 метров. Начался кромешный ад. Вслед за молнией взрыва, которая на километры осветила ярким светом пространство вокруг, появился огненный шар гигантских размеров. Огромное грибовидное облако заклокотало, поднимаясь вверх более чем на 15 км. Это адское зрелище сопровождалось длительным, ужасающим, неслыханным дотоле громыханием.

Одна-единственная атомная бомба из урана-235 уничтожила целый японский город. Сила ее взрыва в пересчете составила почти 20000 тонн тринитротолуола, что соответствовало 2000 тех больших десятитонных бомб, которые во вторую мировую войну превращали в золу и щепки целые жилые кварталы.

9 августа 1945 года еще одна американская атомная бомба опустошила город Нагасаки. В этой бомбе в качестве взрывчатого вещества использовался искусственный элемент плутоний, который оправдал свое наименование, явившись посланцем царства смерти. Сбрасывание обеих атомных бомб военными США явилось преступным экспериментом по отношению к беззащитному гражданскому населению. К тому времени уже не было никакой военной необходимости в применении такого оружия.

– Нет! Мы должны выстоять и выстоим, – тихо сам себе сказал Сталин, – не позволим всяким трумэнам превратить нас в своих рабов или уничтожить в адском пламени атомного Апокалипсиса… Кажется, уже поздно… Надо хоть немного поспать и отдохнуть. Завтра предстоит трудный день. Впрочем, когда он был легким?..

Сталин вернулся к крыльцу, вытряхнул пепел с трубки.

– Спокойной ночи! – пожелал он часовому, поднимаясь на крыльцо.

– Спокойной ночи, товарищ Сталин!

На горизонте светлело небо – загорался новый день.

Глава 2
Что было известно Сталину

Союзники были убеждены, что на момент конференции в Потсдаме Сталин не был осведомлен о том огромном процессе научных исследований, которые в течение столь длительного времени были заняты США и Великобритания, и на которые США израсходовали многие сотни миллиардов долларов. Но для советского руководства не было секретом работы по созданию ядерного оружия. Советская внешняя разведка еще в 1941 году предоставила информацию о заседании Уранового комитета и рекомендации Комитета начальников штабов США о немедленном начале работ по созданию атомного оружия.

Внешняя разведка информировала Москву и о ведущихся в США работах по «Манхэттенскому проекту» по разработке ядерного оружия. В ноябре 1941 г. Центр получил телеграмму, в которой говорилось о попытках группы американских ученых создать «взрывчатое вещество» огромной силы. Разумеется, речь шла об «урановой бомбе», как первоначально называлось атомное оружие…

Еще до начала войны в Америку устремился поток эмигрантов из Европы, спасавшихся от фашистских режимов Муссолини и Гитлера. Среди них оказались крупнейшие ученые, в том числе и атомщики. Вот далеко не полный их список:

Альберт Эйнштейн – из Германии. Нильс Бор – из Дании. Энрико Ферми – из Италии. Эмилио Сегре – из Италии. Лео Сцилард – из Венгрии. Бруно Понтекорво – из Италии. Эдвард Теллер – из Венгрии. Петр Дебай – датчанин из Германии. Клаус Фукс – из Германии. Профессор Вейсскопф – из Австрии. Профессор Рейхе – из Германии. Самуэль Гоудсмит – из Дании.

Европейские ученые сыграли главную роль в подготовке решения о ядерной программе США, научно-технической разработке проекта и в производстве первых американских ядерных бомб. Хорошо зная, что такое фашизм, европейские ученые-эмигранты опасались, что Гитлер, используя достижения атомной науки Германии, первым получит ядерное оружие и применит его для порабощения всего человечества.

Лео Сцилард видел единственную возможность противостоять Гитлеру в том, чтобы изготовить атомную бомбу в США – опередить Гитлера. Он убедил Альберта Эйнштейна написать письмо президенту Ф. Д. Рузвельту. Письмо Эйнштейна, датированное 2 августа 1939 года, содержало следующее обращение:

«Сэр, работа, проделанная Э. Ферми и Л. Сцилардом… дает мне основание считать, что элемент уран может стать в самом ближайшем будущем новым и важным источником энергии… будут созданы бомбы нового типа чрезвычайно большой мощности.» А. Эйнштейн.

Это письмо не возымело решающего действия, но все же был создан Урановый комитет, на исследование урановой проблемы выделены небольшие ассигнования, Энрико Ферми снабдили ураном и графитом для первоочередных работ по осуществлению управляемой ядерной реакции. Но этого было далеко недостаточно. 7 марта 1940 года А. Эйнштейн вторично обращается к Рузвельту. В конце концов, под давлением ученых и, главное, под влиянием нависающей военной угрозы для США, за день до нападения на Перл-Харбор, 6 декабря 1941 года, было принято решение о выделении крупных средств для развертывания работ по созданию атомного оружия.

Весною 1940 года в лабораторию Э. Ферми начали поступать первые крупные партии чистого графита и урана. Опыты продвигались медленно, но все же весной 1941 года Ферми приступил к сооружению «малого атомного котла».

В это же время в Калифорнийском университете в Беркли научный коллектив в составе Глена Сиборга, Артура Валя, Джозефа Кеннеди и итальянского ученого Эмилио Сегре открыли, выделили и определили физические и химические свойства давно ожидаемого трансуранового искусственного элемента под номером 94. Его назвали плутонием. Это удалось сделать, бомбардируя ядра урана ядрами водорода на мощном циклотроне. Количество полученного плутония-239 было столь мало, что рассмотреть образец можно было только под микроскопом.

Открытие плутония было чрезвычайно важным событием. Он, как и ожидали ученые, походил на уран-235 и мог быть использован в качестве ядерного горючего в атомном реакторе или боевого заряда в атомной бомбе. Оставалось получить новый элемент в промышленных масштабах. Циклотрон для этой цели не годился, требовался ядерный котел, над которым работал Ферми. Открытие плутония весьма облегчило работы Ферми в этом направлении.

2 октября 1942 года в Металлургической лаборатории Чикагского университета, под трибунами университетского стадиона, Энрико Ферми впервые в мире получил самоподдерживающуюся цепную реакцию в природном уране. Ферми торжествовал – цепная реакция была самым крупным научным и техническим достижением за всю историю развития атомной науки. Путь к накоплению плутония в промышленном масштабе и создание этим способом атомной бомбы был открыт.

Работы по созданию атомной бомбы в США были законспирированы под названием «Манхэттенский проект». Начальником проекта был назначен полковник инженерных войск Лесли Гровс. Он окончил военную академию Вестпойнт и строил военные городки, базы. Он построил и здание Пентагона, причем вдвое быстрее запланированного срока. Т. е. парень он был энергичный и напористый.

Осенью 1942 года в беседе при назначении ему сказали:

– Руководить учеными будет труднее, чем командовать солдатами. Но мы вам присвоим для авторитета звание генерала.

Гровс тут же без ложной скромности заявил:

– Целесообразнее сначала мне присвоить это звание, а потом уже представлять меня участникам проекта. Пусть они не считают, что вытащили меня в генералы. Я их начальник, а не они мои благодетели. Как ни странно, эти длинноволосые интеллигенты придают званиям большую важность.

Среди «длинноволосых» подчиненных Гровса были такие первые величины современной физики, как Р. Оппенгеймер, Нильс Бор, Э. Ферми и другие. За короткий срок Гровс создал в долине реки Теннесси город Ок-Ридж с 80 тысячами рабочих и служащих. Другой, тоже засекреченный город – Хенфорд, в пустыне у реки Колумбия, с 60 тысячами жителей.

Теоретические исследования по отдельным проблемам велись в университетах Гарварда, Принстона и Берки.

Весной 1943 года разрозненные исследовательские центры были объединены в отдельном и удобном для соблюдения секретности Лос-Аламосе. В Лос-Аламосе построили лаборатории и предприятия по конструированию и производству атомных бомб. Самое сложное, наукоемкое производство. Оно тоже подчинялось генералу Гровсу, научным руководителем являлся Роберт Оппенгеймер, который оказался весьма одаренным организатором. Многих удивляла его личная энергия, но он не только работал сам, но и вдохновлял большой коллектив ученых. Бешенные деньги затрачивались на строительство уникальных комплексов, на которых работало более 150 тысяч человек, из них многие сотни специалистов высшей квалификации. Но правительство денег не жалело – в случае успеха атомная бомба сулила владение миром!..

Очень сильно заблуждались союзники об осведомленности Сталина в ядерной проблеме, и, если бы они знали истинное положение, их хватил бы удар. Сталин не только понимал, о чем идет разговор, – у него была самая полная информация об американских опытах, которую добыли советские разведчики.

Он уже давно занимался проблемой создания атомной бомбы. Перед отъездом на Потсдамскую конференцию он прочитал очередную справку ГРУ, подготовленную Л. Берия, о ходе работ в США в этой области, в которой сообщалось:

Совершенно секретно,

Бомба типа «Не» (High explosive)

В июле месяце сего года ожидается производство первого взрыва атомной бомбы.

Конструкция бомбы. Активным веществом этой бомбы является элемент-94 без применения урана-235. В центре шара из плутония весом 5 килограмм помещается так называемый инициатор – бериллиево-полониевый источник альфа-частиц. Корпус бомбы, в который помещается это ВВ, имеет внутренний диаметр 140 см. Общий вес бомбы, включая пенталит, корпус и проч., – около 3 тонн.

Ожидается, что сила взрыва бомбы будет равна по силе взрыва 5000 тонн ТНТ. (Коэффициент полезного действия – 5–6 %).

Запасы активного материала:

а) Уран-235. На апрель с/г было 25 кг урана-235. Его добыча в настоящее время составляет 7,5 кг в месяц.

б) Плутоний (элемент-94). В лагере-2 имеется 6,5 кг плутония. Получение его налажено, план добычи перевыполняется.

Ориентировочно взрыв ожидается 10 июля с/г.

Сталин, конечно, не имел никаких специальных знаний в области физики ядра, но ядерной проблеме он уделял внимание даже в самые сложные моменты войны. Ему было известно, что еще до революции в России по настоянию В.И. Вернадского была создана Радиевая комиссия Академии наук. В 1922 году Вернадский добился создания в Петрограде Радиевого института и возглавил его. Он был уверен, что с радиоактивностью связана возможность получения могучего источника энергии.

Начиная с 20-х годов ХХ столетия в СССР интенсивно ведутся работы по исследованию радиоактивности в нескольких исследовательских центрах: в Ленинградском физтехе, Украинском физико-техническом институте, Московском институте химической физики. В этих исследованиях принимала участие целая плеяда советских ученых: В.Г. Хлопин, Г.А. Гамов, И.В. Курчатов, Н.Н. Семенов. А.Ф. Иоффе, Л.В. Мысовский, А.Ф. Вальтер, В.Н. Кондратьев, Ю.Б. Харитон, Я.Б. Зельдович, И.Е. Тамм, Ф.И. Дубовицкий, С.З. Рогинский и др.

С целью обмена опытом и научными знаниями в этой области проводились научные конференции, в которых принимали участие и зарубежные ученые.

В 30-е годы изучением ядерных процессов занимались во многих странах мира. Например, из Англии поступала информация об открытии нейтрона, из Америки – позитрона, электрона, мезона. Немецкие физики Ган и Штрассман опубликовали сообщения об открытии цепной реакции самопроизвольного деления ядер урана, с мгновенным выделением при этом огромного количества энергии, что позволяет думать о возможности создания на этой основе оружия неслыханной дотоле силы и мощности.

Особо следует отметить приход в ЛФТИ в 1925 году выпускника Крымского университета Игоря Васильевича Курчатова. Ему суждено было стать крупнейшим ученым и организатором советской атомной науки и техники.

С первых дней работы в ЛФТИ Курчатов не жалел ни сил, ни времени для разрешения сложных проблем. Он не терпел никаких преград, его не смущают отсутствие нужных материалов, приборов, оборудования. Сплотив вокруг себя таких же энтузиастов, он преодолевает все преграды и добивается существенных результатов.

В 1933 году Курчатов соорудил небольшой прибор для изучения элементарных частиц. Искусственная радиация становится главной темой его исследований, он плодотворно работает в этом направлении вместе со своими последователями: К.Д. Синельниковым, Г.Н. Флеровым, Л.И. Русиновым, К.А. Петржаком, Т. Никитинской и другими.

В марте 1933 года Игорь Васильевич выступил на заседании ядерного семинара института с докладом о расщеплении атомного ядра и других работах Резерфорда. Многим участникам этот доклад прояснил сложные в то время проблемы. Осенью 1933 года в ЛФТИ прошла первая Всесоюзная конференция по атомному ядру. Она показала, что многие советские ученые не уступают своим зарубежным коллегам. В 1934 году Н. Н. Семенов опубликовал книгу по цепным реакциям, за которую впоследствии получил Нобелевскую премию. В 1935 году И. В. Курчатов и Л. А. Арцимович открыли явление захвата нейтрона протоном и определили основные характеристики этого процесса. В то же время Курчатов работает на первом в Европе циклотроне Радиевого института и добивается положения ведущего специалиста в этой сложной области науки и техники. Игорь Васильевич подолгу трудится и в Украинском физико-техническом институте УФТИ, одном из лучших институтов страны.

В 1937 году Курчатов становится заведующим кафедрой экспериментальной физики ЛФТИ. В том же году в Москве состоялась вторая Всесоюзная конференция по атомному ядру. За прошедшие 4 года количество научных работников по этой тематике увеличилось в 5 раз.

Сотрудниками Института химической физики (ИХФ) Я. Зельдовичем и Ю.Б. Харитоном в 1939–1940 годах был проведен ряд расчетов по разветвленной цепной реакции деления урана в реакторе, как регулируемой управляемой системы. В качестве замедлителей нейтронов авторами предлагалось использовать тяжелую воду и углерод. В те же предвоенные годы Г. Флеровым и Л. Русиновым экспериментально были получены важные результаты по определению ключевого параметра цепной реакции – числа вторичных нейтронов, возникающих при делении ядер урана нейтронами. В ряду фундаментальных достижений того периода было и открытие Г. Флеровым и К. Петржаком самопроизвольного, без облучения нейтронами, деления урана.

Перечисленные результаты, как и другие важные работы советских физиков, были сразу опубликованы в научных журналах и явились впоследствии основой решения атомной проблемы в СССР.

Кроме того, Я. Зельдовичем и Ю.Б. Харитоном были выяснены условия возникновения ядерного взрыва, получены оценки его огромной разрушительной мощи. Сообщение на эту тему было сделано авторами летом 1939 года на семинаре в Ленинградском физико-техническом институте. Позднее, в 1941 году, ими же с участием И. Гуревича была уточнена критическая масса урана-235 и получено ее весьма правдоподобное, но из-за приближенного знания ядерных констант, конечно, неточное значение. Однако эта часть работ не была тогда опубликована, поскольку к тому времени все результаты ядерных исследований во всех странах, где велись такие исследования, были засекречены.

В конце 1940 года профессор Харьковского УФТИ Ф.Ф. Ланге с сотрудниками зарегистрировал заявку на изобретение газовой центрифуги для обогащения урана и разделения его изотопов, а В.А. Маслов и В.С. Шпинель – заявку на использование урана как взрывчатого вещества.

В 1940 году И.В. Курчатов, Ю.Б. Харитон, Г.Н. Флеров обратились в АН СССР с письмом «Об использовании урана в цепной реакции». В это же время академик В.И. Вернадский направляет в АН СССР записку, в которой говорилось:

«… должны быть приняты срочные меры к форсированию работ по разведке и добыче урановых руд и получения из них урана. Это необходимо для того, чтобы к моменту, когда вопрос о техническом использовании внутриатомной энергии будет решен, мы располагали необходимыми запасами этого драгоценного источника энергии».

!

Директор ИХФ академик Н. Семенов в 1940 году направил в свой наркомат письмо о необходимости развития комплекса работ по созданию ядерного оружия. Отклика из правительства не последовало, но все же была сформирована Урановая комиссия, которую возглавил академик В.Г. Хлопин, а ее членами стали виднейшие ученые Курчатов, Капица и другие.

Весной 1941 года Урановой Комиссией были представлены расчеты цепной реакции, описания методов разделения изотопов урана и другие важные материалы.

Эти сведения были известны Сталину, но напряжение предвоенных месяцев не позволило принять по ним серьезных практических мер.

Война с фашистской Германией вынудила сократить работы в данном направлении. Для советских ученых возникло немало организационных трудностей в связи с эвакуацией многих ведущих научных институтов в глубь страны. Часть ученых ушли на фронт, а оставшиеся работали на нужды фронта. Тем не менее, несмотря на голод, холод, отсутствие бытовых условия, ядерные исследования продолжались.

Из ЛФТИ многих взяли в армию. Игорь Васильевич Курчатов хотел уйти добровольцем, но военкомат в просьбе ему отказал, для него было приготовлено более нужное дело. В начале войны немцы забросали выходы из наших гаваней в Балтийском и Черном морях магнитными минами. Чтобы справиться с этой угрозой, собрали научную группу, в ее состав включили и Курчатова, где он стал во главе научной мысли. В короткое время группа разработала и внедрила на кораблях обоих морей системы размагничивания корпусов кораблей. Теперь морякам не страшны стали магнитные мины, и они смело выходили на задания. За эту научную и практическую оборонную работу И. В. Курчатов получил Сталинскую премию первой степени.

В то время, как Курчатов размагничивал корабли, его ученик и последователь лейтенант Георгий Флеров нес аэродромную службу – готовил к полетам пикирующие бомбардировщики Пе-2. Однако мысли об атомной бомбе не давали ему покоя. Он не раз обращался к ученым и в правительственные органы с предложениями о возобновлении прерванных войною работ по урану. В декабре 1941 года Флеров пишет письмо Курчатову, где на последней странице помещает от руки сделанный чертеж урановой атомной бомбы такой же, какую американцы взорвали над Хиросимой. Здесь толстостенный ствол, одна подвижная, другая неподвижная полусферы из урана-235. За подвижной полусферой размещен заряд обычного взрывчатого вещества. Все как у американцев, только значительно раньше их.

В апреле 1942 года Г.Н. Флеров обращается непосредственно к Сталину.

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

…Нигде, никогда, никто прямо не говорил, что ядерная бомба неосуществима. Результаты могут быть столь огромны…»