Текст книги "Взгляд василиска"

– Как же так, вашескородие, я же плотник…

Наконец находиться там стало невмоготу, и великий князь поспешно вышел вон. Заметив его ретираду, судовой врач тотчас бросился за ним.

– Вам нехорошо, ваше императорское высочество?

– Нет, что вы, все в порядке, не стоит беспокоиться, – забормотал начавший приходить в себя Алеша.

– В первый раз? – понятливо спросил эскулап.

– Да, – со вздохом ответил тот, – но, кажется, пострадавших не так много?

– Убитые там, в душевых, – по-своему понял его врач, – однако вам не стоит туда ходить. Знаете что, ступайте к себе в салон и выпейте хороший фужер коньяку.

– Пожалуй, – мотнул головой великий князь, – а вы возвращайтесь к раненым. Вы им нужнее.

– Разумеется, – наклонил тот голову и удалился.

Однако Алеша не стал спускаться к себе в салон, а вернулся на мостик. Ему было просто необходимо оставаться на людях, но так, чтобы его никто ни о чем не спрашивал. Семенов бросил на великого князя мимолетный взгляд и перевел его в сторону моря. Крейсер как раз обошел мыс Ляотешань и повернул на норд. Справа по борту показался вход в Голубиную бухту. Противника нигде не было видно, и можно было возвращаться, но пришедший в себя командир решил, что бухту надо осмотреть внимательнее, и послал туда миноносец. «Внимательный» тут же двинулся исполнять распоряжение и вскоре наткнулся на любопытную картину. В глубине бухты качался на воде брошенный миноносец «Внушительный», а его команда во главе с командиром лейтенантом Подушкиным находилась на берегу. Как оказалось, они вместе с «Бесстрашным» находились на задании в заливе Цзиньчжоу и задержались там до утра, а с рассветом были застигнуты японскими крейсерами. «Бесстрашный», оправдывая свое название, бросился на прорыв и, несмотря на сильный огонь неприятеля, прорвался в Порт-Артур. Подушкин же, решив, что он отрезан, спрятался в бухте и, свезя команду на берег, сделал вид, что его тут нет. Узнав об обстоятельствах дела, великий князь пришел в ярость. Пока одни, не щадя своей жизни, подобно недавно погибшему «Стерегущему», дрались с превосходящим противником, другие при первой опасности бросали свои корабли и прятались на берегу. Особенный гнев у Алеши вызвало то, что миноносец находился на глубокой воде и любой японец мог беспрепятственно взять его на буксир и утащить, или расстрелять как в тире. Приказав команде «Внушительного» немедленно возвращаться на корабль и разводить пары, он велел доставить Подушкина на крейсер и подвергнуть аресту. Лишь к вечеру им удалось пройти на внутренний рейд и бросить якорь у своей бочки.

К удивлению великого князя, на берегу его дожидался князь Микеладзе с несколькими жандармами. Любезно улыбаясь, ротмистр поднялся на борт и поприветствовал собравшихся там офицеров.

– И вам не хворать, Александр Платонович, – отвечал ему Алеша, – а вы, верно, за Подушкиным?

– За Подушкиным? – удивился жандарм. – Нет, уважаемый Алексей Михайлович, ни про какого Подушкина я ничего не знаю! Я к вам за китайцами, которых вы давеча сняли с джонки. Тех, что Эссен снял с парохода, я уже забрал, только вот ваши и остались. Впрочем, чтобы сделать вам приятное, я готов забрать и Подушкина.

– Тьфу ты, пропасть! – ругнулся великий князь. – А я уж и забыл про тех китайцев. Владимир Иванович, голубчик, распорядитесь.

– Сей момент, – громко ответил Семенов и, подойдя к Алеше, горячо зашептал ему на ухо: – Алексей Михайлович, никак нельзя отдавать Подушкина жандармам. Напишите на него рапорт командующему, пусть его, сукина сына, отдадут под суд, пусть даже расстреляют или разжалуют, как Сарычева, но не отдавайте его жандармам. Офицеры эскадры никогда этого не поймут и не простят!

– Пожалуй, вы правы, – вздохнул тот, – что-то сильно он меня разозлил…

– И не говорите, – подхватил старший офицер, – сам бы его утопил, подлеца, да нельзя-с!

Тем временем на палубу вывели задержанных китайцев. Микеладзе, довольный, как кот, увидевший полную миску сметаны, обошел их со всех сторон. Потом, сделав бесстрастное лицо, что-то негромко спросил крайнего, а когда тот ничего не ответил, коротко без замаха двинул под дых. Командовавший караулом мичман Берг попробовал было возмутиться, но застыл на полуслове. Улыбающийся жандарм держал в руках ловко оторванную им фальшивую косу китайца.

– Ну вот, господа, прошу любить и жаловать, японский шпион! – немного ерничая, обозначил поклон грузинский князь. – И не смотрите на меня так, юноша, на лазутчиков требования Гаагской конвенции не распространяются. А если бы этот фальшивый китаец проник в Порт-Артур, от него вреда бы было больше, чем от иного броненосца. Вот так-то!

Когда караульные, подталкивая арестованных прикладами, стали их выводить с крейсера, разоблаченный японец вдруг поднял голову и широко улыбнулся. Впрочем, шедший за ним унтер тут же пихнул его в спину, и тот только что не кубарем покатился по трапу. Если бы вместе с Алешей был его камер-лакей Прохор, он бы, возможно, признал в лжекитайце сдавшего ему дом господина Генри Вонга, но сам великий князь никогда его не видел, а остальные офицеры не слишком приглядывались к разоблаченному лазутчику.

– Ваше высокоблагородие, – подбежал к командиру посыльный, – так что, сигнал с «Петропавловска». Командующий просят вас и лейтенанта Подушкина прибыть к нему.

Когда командирский катер отчалил от борта «Боярина», мичман Берг немного задумчиво сказал старшему офицеру:

– А вы не находите, Владимир Иванович, что наш Алексей Михайлович обладает счастливым даром спасать корабли от верной гибели? Сначала наш крейсер, теперь вот миноносец.

– Нахожу, Александр Вильгельмович, еще как нахожу! Правда, спасает он только корабли, а вот их оплошавших командиров топит, причем сразу и глубоко. Впрочем, на этот раз я не испытываю к тонущему ни малейшего сочувствия.

– О чем вы, Владимир Иванович?

– Да так, я ведь знаком с Сарычевым… дельный офицер… был!

Макаров принял Алешу приветливо. Уже зная в общих чертах о захвате японского парохода и о бое с крейсерами, а также обстоятельства спасения «Внушительного», адмирал принялся расспрашивать его о деталях. Великий князь рассказывал все без утайки, стараясь припомнить малейшие подробности. Способ пристрелки вызвал живейший интерес у Степана Осиповича, а поведение лейтенанта Подушкина – безусловное порицание. Хотя он и не одобрил самовольный арест, но в целом нашел действия капитана второго ранга Романова правильными. Тут же написав приказ об отрешении проштрафившегося лейтенанта от командования и об отдании его под суд, Макаров перешел к главному.

– Алексей Михайлович, – начал он без предисловий, – вам, вероятно, известно, зачем я присылал Кроуна на «Боярин». Да, я знаю его как грамотного и инициативного офицера и прочил его на ваше место. Однако сегодня обстоятельства переменились, он срочно нужен мне в другом месте. Я полагаю необходимым отрешить от командования Бойсмана и Чернышева. Кроун получит под командование «Пересвет», а «Севастополь» примет Эссен. Что скажете?

– Степан Осипович, – в некотором недоумении отозвался Алеша, – вы просите у меня совета?

– Ну, а почему нет? Вы мой флаг-офицер, не забыли? Да, я хочу знать ваше мнение.

– Хм, вы, право, застали меня врасплох… я могу быть откровенен?

– Более того, я на этом настаиваю!

– Ну, хорошо, если вам интересно мое мнение, то я нахожу выбор командира «Севастополя» не слишком удачным. Разумеется, Николай Оттович отличный офицер и вполне заслуживает повышения, однако хочу заметить, что вы назначаете самого лихого командира нашей эскадры на самый тихоходный броненосец.

– И что же вы предлагаете?

– Назначьте Эссена на «Баян». Это самый мощный крейсер на нашей эскадре и к тому же довольно быстроходный. Они с Николаем Оттовичем превосходно подойдут друг к другу.

– А куда же ваше императорское высочество предложит девать Вирена?

– Не смею вам указывать, Степан Осипович, но разве плохо было бы, если бы «Пересветом» командовал авторитетный офицер, могущий при случае заменить князя Ухтомского?

– А вы просто змий-искуситель, Алексей Михайлович! Стало быть, Эссена на «Баян», Кроуна на «Севастополь», а Вирена на «Пересвет»?

– С обязательным назначением последнего флаг-капитаном к Ухтомскому.

– А вас, стало быть, оставить на «Боярине»?

– Если вашему превосходительству так тяжело видеть меня на мостике крейсера, есть масса прекрасных офицеров. Светлейший князь Ливен, Шульц… да мало ли?

– Странно, я полагал, что вы предложите своего приятеля Балка.

Услышав слова Макарова, великий князь невольно улыбнулся.

– Ну что вы, Сергей Захарович, при всех его замечательных качествах, совершенно не годится для работы в команде. Впрочем, есть одно дело, которое можно было бы ему поручить.

– О чем вы?

– Я о нашем вспомогательном крейсере.

– «Ангаре»?

– Совершенно верно, ее напрасно разоружили. Как боевой корабль она, конечно, имеет мало ценности, но вот как рейдер могла бы быть незаменима. Надо как можно скорее отправить ее на торговые пути, ведущие к Японии. Право, мы так долго готовились к войне с островным государством, но когда это все-таки произошло, не сделали ничего из задуманного. И вот для командования таким рейдером, оторванным от остального флота и вообще от России, Балк подходит как нельзя лучше.

– Пока «Ангара» мне нужна здесь, – сухо заметил Макаров. – Хотя кое в чем вы правы. Пожалуй, вы гораздо более подходите к штабной службе, чем я думал до сих пор. Готовьтесь сдать крейсер.

– Есть!

* * *

После начала войны занятия в гимназии стали нерегулярны, а затем и вовсе прекратились. Большинство учеников были отправлены родителями в Россию к родственникам, и так случилось, что Сережа Егоров остался совершенно без приятелей. Сидеть дома было невыносимо скучно, и мальчик частенько под каким-нибудь благовидным предлогом старался из него улизнуть. Разумеется, впоследствии это грозило неминуемым наказанием, но в Порт-Артуре было столько всего интересного! К примеру, сегодня над Ляотешанем был поднят настоящий воздушный шар. К тому же японские броненосцы снова подвергли гавань обстрелу из своих дальнобойных пушек. Они уже неоднократно так делали, совершенно безнаказанно кидая тяжелые снаряды, которые все почему-то называли чемоданами, и старались попасть по русским кораблям. Однако сегодня их ждал сюрприз: как только они начали обстрел, им немедленно ответила русская эскадра. Огонь вели «Победа», «Полтава», «Севастополь» и, из одной башни, «Ретвизан». Сережа очень досадовал, что у него нет бинокля, но был уверен, что коварный враг получил немало попаданий. Пока же мальчик пытался пробраться поближе к воздушному шару, чтобы рассмотреть его в подробностях, но, к своему удивлению, наткнулся на оцепление из солдат, бдительно охранявших летающее чудо.

– Шли бы вы отсюда, барчук, – нелюбезно посоветовал ему унтер, когда Сережа вздумал попросить его пропустить.

Делать было нечего, и гимназист с печальным видом поплелся домой.

– Не пыли, стрюцкий[53]53
  Стрюцкий – пренебрежительное прозвище штатских.


[Закрыть], не видишь, флот идет! – вывел его из апатии звонкий голос, принадлежащий пареньку, бегущему по дороге к воздушному шару.

На вид он был лишь немногим старше Сережи и, несмотря на это, одет в матросскую форму.

– Куда ты, пострел? – остановил его унтер.

Гимназист уже предвкушал, что странного мальчишку погонят прочь, так же, как и его, но к большому удивлению, тот вытянулся и четко отрапортовал:

– Так что, срочное донесение для его императорского высочества!

– Какое еще донесение?

– Велено отдать лично в руки!

– Ну, пойдем.

Увиденное так заинтриговало Сережу, что он решил остаться еще ненадолго и посмотреть, чем закончится дело. Предчувствия его не обманули, вскоре мальчик услышал непонятное тарахтение, и на дороге появился самый настоящий автомобиль! Самобеглой коляской управлял внушительного вида мужчина в кожаной куртке, с лицом, закрытым защитными очками, рядом сидел морской офицер, но самое главное, позади пристроился тот несносный мальчишка, назвавший его «стрюцким»! Но что хуже всего, когда автомобиль пронесся мимо Сережи, тот нагло усмехнулся и показал ему язык. Эта последняя выходка совершенно уничтожила нашего гимназиста, и он с печальным видом поплелся домой.

– Где ты был, Сережа?! – встретила его мать.

Обычно он придумывал какую-нибудь замысловатую историю, призванную если не оправдать его отсутствие, то хотя бы озадачить Капитолину Сергеевну. Но сегодня что-то сочинять не было ни малейшего желания, и потому он просто ответил:

– На Ляотешане.

– Что? – задохнулась от возмущения мадам Егорова. – И ты так спокойно об этом говоришь! Несносный мальчишка, ты, верно, хочешь свести свою мать в могилу!

– Капа, что ты так кричишь? – спросила входящая в квартиру сестра. – Тебя слышно даже на улице.

– Да как же мне не кричать? Ты только послушай… постой, Мила, а что на тебе за наряд?

Действительно, на Людмиле Сергеевне было надето простое коричневое платье с белым передником и нарукавниками, а на голове красовалась косынка с красным крестом.

– Нашу школу закрыли, – спокойно ответила она, – теперь там будет госпиталь, и я подала прошение, чтобы меня приняли сестрой милосердия.

– Как это сестрой милосердия? Почему…

– Капа, я все решила, и не смей меня отговаривать! Идет война, и я не могу и не хочу оставаться в стороне.

– Правильно, Мила! – закричал Сережа. – Я тоже хочу пойти служить. Я подам прошение, чтобы меня приняли на флот!

– И этот туда же, – потрясенно прошептала мадам Егорова, – вы что, сговорились и все хотите моей смерти? Вы хотите оставить меня совсем одну?

– Ну что ты, Капочка, – кинулась к ней сестра, – я вовсе не покидаю вас. Я буду часто-часто вас навещать, обещаю! К тому же ты совсем не одна, у тебя есть Ефим Иванович, Сережа…

– Который тоже собрался служить!

– Ну о чем ты говоришь, он же еще ребенок. Разумеется, его не могут взять ни на какую службу.

– А вот и могут! Я сам сегодня видел мальчика, одетого в морскую форму, и он был на службе.

– Сережа, пожалуйста, не выдумывай и не расстраивай маму.

– Но я видел!

Неизвестно, сколько бы они так препирались, но тут снова открылась дверь, и на пороге показался глава семьи. Ефим Иванович выглядел немного смущенным, и было отчего. Вместо привычной чиновничьей формы на нем мешковато висела офицерская шинель, а голову покрывала лохматая маньчжурская папаха с крестом[54]54
  Крест на головном уборе носили ратники ополчения.


[Закрыть]. Болтающаяся на боку шашка отнюдь не придавала коллежскому асессору воинственности, скорее наоборот.

– Видишь ли, дорогая, – промямлил он, несмело глядя на супругу, – меня некоторым образом призвали на службу.

– Папочка, – восторженно воскликнул Сережа, – так ты теперь офицер?

– Ну, не совсем… волонтер Квантунской дружины.

– Держите меня, – прошептала мадам Егорова и упала в обморок.

* * *

Жизнь Алеши очередной раз переменилась. На другой день он сдал «Боярина» новому командиру, капитану второго ранга светлейшему князю Ливену. Офицеры в последний раз пригласили его как командира в кают-компанию. По обычаю налили, чокнулись…

– Благодарю за службу, господа офицеры, – немного дрогнувшим голосом проговорил великий князь. – Что же, каждому свое, вам воевать, а мне – перекладывать бумажки. Не поминайте лихом!

– Для нас было честью служить под вашим командованием, – громко заявил державшийся до поры в стороне Никитин.

– А для меня – командовать вами, господа.

Прощальное построение команды, традиционный поцелуй с боцманом…

– Спасибо за службу, братцы! Дай вам бог воинской удачи да моряцкого счастья.

– Рады стараться! Покорнейше благодарим!

Уже когда пора было садиться в катер, к Алеше подошел Семенов и сказал на прощание:

– А всё же в первый бой нас повели вы, Алексей Михайлович. Да какой бой!

– Дело и впрямь получилось жаркое, – скупо улыбнулся тот, – надеюсь, вас всех достойно наградят.

– Жаль, что уходите, вот ей-богу, еще немножечко покомандовали бы, так был бы у «Боярина» георгиевский флаг![55]55
  Георгиевский кормовой флаг и вымпел – высшая боевая награда для кораблей Российского флота. Учрежден в 1819 году. Первым награжденным стал линейный корабль «Азов», за отличие в Наваринском сражении в 1827 году.


[Закрыть]

Впрочем, насчет бумаг великий князь погорячился. Конечно, канцелярской работы хватало, но хватало также и живого дела. Первым поручением Алексею Михайловичу было устройство береговых батарей на мысе Ляотешань. Собственно, оно уже началось, готовились позиции для 28-сантиметровых пушек, и плюсом к тому планировалось установить два шестидюймовых орудия, снятых с «Ретвизана». Алеша решительно воспротивился разоружению боевого корабля и предложил простой и остроумный выход. На Ляотешане было устроено несколько командных пунктов с дальномерами, соединенными телефонными линиями друг с другом и специально поднятым воздушным шаром. Прилегающая акватория была поделена на квадраты, и корректировщикам оставалось лишь сообщить, где именно находится вражеский корабль. Обычно японцы уходили восвояси, как только рядом начинали подниматься всплески от русских снарядов.

Следом за обустройством наблюдательных пунктов и артиллерийских батарей на Алешу нежданно-негаданно свалилось новое дело. Именным императорским указом город-порт Дальний был выведен из юрисдикции КВЖД и передан в главное управление портов Российской империи. Управлял этим недавно организованным учреждением брат нашего героя великий князь Александр Михайлович, и первое, что он сделал, получив на руки рескрипт, это назначил нового начальника Дальнего. Им стал двадцатидевятилетний капитан второго ранга Романов А. М.

Первое появление великого князя в новом качестве вызвало среди чиновников КВЖД панику. Слишком памятен им был последний визит нашего героя во главе полуроты вооруженных матросов. На сей раз свита у Алеши была несколько меньше, но не менее грозная. Вместе с ним прибыл начальник местного жандармского управления князь Микеладзе с парой своих подчиненных, а также порт-артурский градоначальник подполковник Вершинин.

«Императорский указ – это не тот документ, какой можно оспорить, а великий князь не тот человек, которого легко выжить, саботируя его распоряжения. Нет, саботировать-то, конечно, можно, но так скорее себе формуляр испортишь, потому как лица императорской фамилии виноватыми все равно не оказываются» – примерно так размышляли поначалу чиновники, узнав о внезапных переменах в их жизни. Но как ни странно, Алеше удалось с ними сработаться. Первым делом он объявил, что все его новые подчиненные останутся служить на своих местах. Затем назначил себе товарищем[56]56
  Товарищ – так тогда называлась должность заместителя.


[Закрыть] инженера Сахарова, когда-то построившего и город и порт. Тот взял на себя руководство городом и конторами, а великий князь вплотную занялся портом и особенно мастерскими.

Дальний с самого начала строился как крупный торговый порт, в котором были предусмотрены значительные ремонтные мощности, как для приходящих судов, так и подвижного состава. Полностью они не были загружены никогда, а после начала войны и вовсе простаивали. Но тем не менее они имели полностью укомплектованный штат из опытных мастеров, инженеров и техников. Часть из них, впрочем, была после начала войны призвана в армию, кое-кто уехал, но все равно квалифицированных работников было немало. Вот к ним-то и направился Алексей Михайлович в сопровождении своего неизменного Архипыча. Пока Алеша принимал дела в присутственных местах, старый матрос прогулялся по мастерским, потолковал с рабочими. Что-то им объяснил, так что когда великий князь и сопровождающие его лица появились, почва была подготовлена.

То, что с мастеровыми надо договариваться, Алеша понял еще во время ремонта «Боярина». Даже матросов, которым можно было просто приказать, лучше было заинтересовать в результатах конечного труда. Кому внеочередной отпуск на берег, кому лишнюю чарку. Кому-то пусть небольшую, но денежную награду. Что уж тут говорить о вольнонаемных рабочих! Большое впечатление на молодого капитана второго ранга также произвели мастеровые Балтийского завода, приехавшие вместе с Макаровым. Отлично знающим своего дела специалистам достаточно было поставить задачу обеспечить материалами и своевременной оплатой. После чего они споро принимались за дело. Свои учетчики, техники и инженеры придавали маленькому филиалу большого завода необходимую независимость от погрязшего в рутине порт-артурского портового управления. Нечто подобное великий князь решил организовать и в Дальнем. Средним руководством идея члена императорской фамилии была принята если не с воодушевлением, то хотя бы с полным пониманием. Оставалось решить вопрос с работниками. Поскольку как говорить с мастеровыми Алеша не имел ни малейшего представления, речь держал Вершинин.

– Господа рабочие! – начал бывший некогда народовольцем подполковник. – Когда коварный враг внезапно напал на нашу обожаемую Родину, все мы должны сплотиться в едином порыве…

Увы, если когда-то порт-артурский градоначальник и был агитатором, эти времена давно прошли. Первым это понял держащийся в стороне жандарм, пробурчавший про себя: «Понятно, отчего ваше “хождение в народ”[57]57
  «Хождение в народ» – широко развернувшееся в 70–80-х годах XIX века агитаторское и просветительское движение русской интеллигенции среди крестьян. Правда, быстро выяснилось, что народных чаяний агитаторы не знают и поддержкой не пользуются.


[Закрыть] провалилось».

В ответ на высокопарную речь в толпе рабочих послышались смешки, затем недоверчивое ворчание и даже выкрики:

– Не гони дуру, ваше благородие! Где ты вокруг Расею видишь?

Подполковник смешался и замолчал, Микеладзе зорко следил за выражавшими недовольство, но не вмешивался, и тогда вперед пришлось выйти Алеше.

– Простите, как мне к вам обращаться? – спросил он кричавшего.

– Русский рабочий! – отозвался тот под одобрительные смешки товарищей. – А ты кто?

– Я тоже русский человек, – пожал плечами великий князь. – И отец мой русский, и дед был русским. Так вот, господин рабочий, мой дед когда-то сказал: «Где хоть раз поднялся русский флаг, там не должно его спускать, потому что это уже Россия»[58]58
  Подлинные слова императора Николая Первого.


[Закрыть]. Да, Порт-Артур не всегда был русским городом. Но вы полагаете, что надо ждать, пока враг нападет на Владивосток или Хабаровск? Или, может быть, даже Санкт-Петербург? А пока этого не случилось, то пусть ваши братья гибнут на кораблях! Теряют руки, ноги, становятся калеками.… По мне, так лучше оборонять Квантун, чем Приморье или Байкал!

– Ладно, ваше императорское, – отодвинул бузотера в сторону седоусый мастеровой, – мы тоже люди русские и совесть пока не потеряли. Только вот у нас семьи, и их кормить надо, а в порт-артурских мастерских известно как платят. Только чтобы ноги не протянули, оттого там дельных работников и не видно.

– Платить вам будут сдельно по расценкам КВЖД, учетчики и техники тоже будут наши, – встал рядом с Алешей инженер Сахаров. – Материалы также будут с наших складов, так что за этим дело не станет.

– А работать будем в Артуре?

– Флот там.

– Жаль, у нас тут и мастерские оборудованы, и доки, хоть и небольшие, есть… да и на работу проще добираться!

– Вопрос немаловажный, – шепнул инженер великому князю.

– Я думаю, это мы решим, – ответил тот.

После разговора с рабочими Алеша предложил разделить их на две группы. Меньшую, составленную преимущественно из молодых и бессемейных мастеровых, отправить в Порт-Артур, а большую загрузить работой на месте. После чего, отправившись к Макарову, предложил ему свой план. Дело было в следующем: входившие в состав эскадры миноносцы делились на два отряда. В первый входили корабли, построенные за границей и оттого имевшие лучшее качество. Второй составляли отечественные миноносцы, техническое состояние которых было, мягко говоря, удручающим. Впрочем, дело было не столько в месте постройки, сколько в отсутствии необходимого ремонта. Перед войной их держали в состоянии двадцатичетырехчасовой готовности, что не позволяло проводить никаких работ. Как только началась война, стало вовсе не до обслуживания и без того не слишком надежных механизмов. Поэтому не случайно, что большинство трагических происшествий случалось как раз с кораблями из второго отряда.

План великого князя был прост: отправить в Дальний для ремонта два наименее надежных миноносца. Все равно их состояние не позволяет нести службу должным образом, а когда через две недели они выйдут с перебранными машинами и очищенными котлами, на ремонт отправится следующая пара. Таким образом, за два-три месяца можно будет привести в порядок весь второй отряд, освободив ремонтные мощности Порт-Артура для более крупных кораблей. Мысль показалась адмиралу заманчивой, а активно включившаяся в ремонт «Паллады» бригада мастеровых убедила в серьезности слов Алексея Михайловича. Первыми на ремонт отправились «Бойкий» и «Бурный». Эти еще сравнительно новые миноносцы постройки Невского завода перешли на Дальний Восток с Балтики своим ходом и за время пути растратили весь и без того невеликий ресурс машин, причем «Бойкий» последний переход прошел на буксире крейсера «Богатырь». Добравшись до места назначения, они сразу встали на ремонт, но надежности их механизмам это не прибавило. Теперь вся надежда была на мастеровых КВЖД. Очевидно, командование рассудило так: получится – хорошо, не получится – невелика потеря.

Возвращаясь на поезде в Порт-Артур, Алеша внимательно изучал карту минных полей в Талиенванской бухте, делая пометки на небольшом листе, а Микеладзе с Вершининым играли в карты.

– Не желаете ли присоединиться, ваше императорское высочество? – спросил жандарм.

– Благодарю, Александр Платонович, но я не умею.

– Жаль, а то премилый мог быть комплект: народоволец, жандарм и великий князь!

– Простите, о чем вы? – не расслышал его Вершинин.

– Да так, Александр Иванович, не обращайте внимания.

– Князь, а что сталось с теми китайцами?

– С какими именно, Алексей Михайлович?

– Ну, с теми…

– А, вы, верно, про тех, что сняли с потопленной вами джонки? Ничего особенного, повесили, да и дело с концом, правда, не всех…

– Не всех?

– Да сбежал один сукин сын, простите за выражение! А вы чего это про них вспомнили?

– Да так, сам не знаю, просто в голову пришло…

– Бывает. И что характерно, непонятно ни как сбежал, ни куда потом делся мерзавец! Ну, да ничего, еще повстречаемся на узкой горной дорожке…

– Ваша карта бита, князь! – прервал их Вершинин.

– Да что же это такое делается, – изумился Микеладзе, – да вы меня эдак до Порт-Артура без панталон оставите!

– Что поделаешь, Александр Платонович, я, некоторым образом, представитель сил прогресса, а вы напротив – сил охранительных. Будущее за нами!

– Посмотрел бы я на ваше будущее без моей охраны, – пробурчал жандарм, тасуя колоду, – сами не понимаете, что творите, господа либералы!

Единственным недостатком новой должности была необходимость быстрого перемещения из Порт-Артура в Дальний и обратно, но и тут нашелся выход. Среди разнообразного имущества, захваченного нами после штурма Таку, неожиданно нашлось новомодное транспортное средство – автомобиль. Хранившийся до сих пор на складе, он оказался вполне годен к эксплуатации и с тех пор исправно гонял по дорогам полуострова, доставляя великого князя из одного места в другое. Начальник Квантунского укрепленного района генерал Стессель, глядя на чадящую и тарахтящую безлошадную повозку, неоднократно говорил, поджав губы, что никогда бы не сел на такое убожество. Впрочем, возможно, он просто завидовал, потому как его супруга Вера Алексеевна проявляла к моторному экипажу неподдельный интерес. Впрочем, и сам великий князь пользовался ничуть не меньшим вниманием предприимчивой дамы. Она неоднократно посылала адъютанта своего мужа ротмистра Водягу пригласить его императорское высочество на обед, и однажды ему пришлось принять приглашение.

Одевшись в парадную форму и прицепив палаш, Алеша остановился перед зеркалом. Как говорил верный Архипыч, «морской офицер должен сиять как начищенный медный пятак». И великий князь вполне оправдывал это определение. Прохор придирчиво осмотрел мундир хозяина со всех сторон и, не найдя изъяна, довольно кивнул. Кейко с поклоном подала ему треуголку и отступила назад. Их отношения, несмотря на близость, внешне ничуть не изменились. Днем девушка, как и прежде, была почтительна и вежлива с ним, подавала прекрасно заваренный чай и улыбалась как фарфоровая статуэтка. Ночью… ночи принадлежали только им. Если бы не любовь Кейко, расставание с крейсером далось бы Алеше намного тяжелее, но пока светит солнце, он был занят нескончаемыми заботами, а когда на город спускалась ночная мгла, его ждала дома маленькая восточная красавица. Утром же все повторялось вновь. Он просыпался один, а она, дождавшись его выхода, подавала чай. Для слуг это все, разумеется, было секретом Полишинеля, но, вышколенные годами службы, они никак не показывали своей осведомленности.

На улице великого князя уже ждал заведенный автомобиль. Управлял им Прохор, научившийся этому ремеслу, еще когда они жили в Европе. В кожаной куртке и шлеме с закрывающими лицо очками камер-лакей имел очень внушительный вид. По причине военного времени, он носил в кармане револьвер «бульдог» и, как ему казалось, всегда был готов защитить своего пассажира. Не успел Алеша встать на подножку, как ему наперерез кинулся непонятно откуда взявшийся господин в легком пальто и с котелком на голове.

– Ваше императорское высочество, – закричал он, не обращая внимания на Прохора, пытающегося выудить из кармана револьвер, – разрешите вопрос для газеты «Новый край»!

– Ах, это вы, Ножин, – узнал репортера великий князь, – ну только если не долго.

– Правда ли, что в порту Дальнего будут ремонтироваться наши миноносцы?

– Господи, а вы-то откуда знаете?

– Не могу раскрыть вам свои источники, Алексей Михайлович! Сами понимаете, у людей, сотрудничающих с прессой, могут быть неприятности. Так, значит, правда? А не можете ли вы сказать их названия?

– А это вам зачем?

– Ну как же, свободная пресса должна доносить до своих читателей правду!

– Не могу не согласиться, но хочу заметить, что излишние подробности не всегда могут быть уместны.

– Право, ну что за тайны мадридского двора! Как только миноносцы отправятся к вам, я узнаю это по отсутствию их у причалов…

– Вот тогда и узнаете, – улыбнулся Алеша, садясь на сиденье.

Следом за ним в автомобиле устроился верный Ванька, а Прохор, заметив, что все в сборе, оставил в покое карман и, нажав на клаксон, двинул вперед свой экипаж, обдав при этом незадачливого журналиста клубами бензинового чада.

– Эх, ваше императорское высочество, – воскликнул им вслед репортер, – не понимаете вы силы печатного слова! Происхождение довлеет над вами…

Стессели приняли своего августейшего гостя с максимально возможным почетом. Генерал в парадном мундире лично принял у удивленного Алеши плащ с треуголкой, а разодетая в пух и прах Вера Алексеевна, мило улыбаясь, просила чувствовать себя как дома, дескать, у нас все просто и по-домашнему. Помимо хозяев и Водяги присутствовали еще полковник Рейс и генерал Фок.

– Благодарю вас, – поклонился в ответ великий князь и, отстегнув палаш, двинулся вслед за любезной хозяйкой.