Текст книги "Физиологический гипноз. Исследование гипноза, внушения и чтения мыслей"

Иван Романович Тарханов
Физиологический Гипноз
Исследование гипноза, внушения и чтения мыслей

Глубокоуважаемому Ивану Ивановичу Макавьеву посвящается этот труд. Автор.

* * *

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Георгий Золин, адаптация текста, 2021

© АТМОСФЕРА, издание, оформление, 2021

* * *

Часть Первая
Гипноз

Всем, конечно, известно какое громадное значение имеют впечатления, действующие на наши органы чувств, в деле поддержания бодрствующего состояния нашего сознания. Чем разнообразнее, чем живее эти впечатления, тем бодрее и деятельнее чувствуем мы себя и наоборот: чем ограниченнее и однообразнее эти впечатления, тем слабее и неопределённее становятся работа нашего сознания и под конец даже совершенно прекращаются, причём бодрствующего состояние заменяется сном.

Каждому известно также из ежедневного опыта, что условием, благоприятствующим наступлению сна, является тишина, отсутствие внешних впечатлений; мы инстинктивно устраняем при этом яркий свет, сильный шум и т. д., мешающие наступлению сна.

Штрюмпель имел случай наблюдать одного молодого человека, страдавшего всеобщей нечувствительностью кожи, отсутствием обоняния и вкуса, глухотой правого уха и слепотой левого глаза. Таким образом, впечатление из внешнего мира могли доходить до его сознания только через левое ухо и через правый глаз. Стоило ему во время бодрствования прикрыть только зрячий глаз и заткнуть слышащие ухо, как больной через две-три минуты погружался в глубокий, нормальный сон.

Аналогичный пример приводит проф. И. М. Сеченов со слов проф. С. П. Боткина. Одна больная была лишена всех чувств, за исключением осязания и мышечного чувства в правой руке. Жизнь этой больной проходила в непрерывном сне, из которого её пробуждали только раздражением чувствующей руки и эта же рука служила больной единственным орудием общения с людьми и предметами внешнего мира. Разбудив больную раздражением чувствующей руки, эту последнюю клали на подушку и писали пальцем этой руки, водя по подушке, слова задаваемого вопроса; больная тотчас давала словесный ответ. Таким только путем больной давали, напр., знать, что к ней пришёл проф. Боткин.

Из сказанного, конечно, вовсе не следует, чтобы всякий здоровый человек, при закрытии глаз, при закупорке ушей, при устранении раздражения кожи, языка и носа, немедленно впадал в сон, так как коренная причина притупление работы сознания и наступления сна, кроется, при нормальных условиях, в физико-химических изменениях нервных мозговых центров, наступающих вслед за продолжительным бодрствованием их, они просто только в отсутствии внешних раздражений органов чувств. Мозг, не уставший в следствии долгой работы, продолжает, невзирая на полное отсутствие внешних впечатлений, психическую работу, и в сознании нашем или невольно, или произвольно воспроизводится ряд пережитых нами чувств, ощущений и представлений; и дело не ограничивается только этой работой воспроизведение следов пережитых нами представлении, но выражается ещё в новом комбинирование их, в новых сопоставления их, проводящих наше сознание к новым выводам, к новым взглядам на вещи.

Чем богаче этот наличный, внутренний, психический мир человека, тем он легче, конечно, может поддерживать своё бодрствующем состоянии и помимо всяких внешних впечатлений, и, напротив, чем ограниченнее и слабее это внутренняя деятельность нашего сознания, тем всё большую и большую зависимость становится оно от имеющихся в это время внешних впечатлений. Каждый из нас, в период утомления мозга, как это бывает перед сном, попадает в это положение и тогда значение внешних впечатлений в поддержании бодрствующего состояния уплывает чрезвычайно резко. В этом случае, также и в указанном примере Штрюмпеля и Боткина, нужно бывает иногда устранить только свет, шум и т. д., для того, чтобы быстро погрузиться в сон.

Впрочем, эта зависимость бодрствования нашего духа от внешних впечатлений, столь резко выраженная, как на больных Штрюмпеля и Боткина, так и на всех утомленных людях, имеет место, хотя и не столь очевидно, и у людей здоровых, неутомленных, по весьма естественной причине. Во-первых всякие чувство, ощущения и представления, возникающие в нашем сознании при непосредственном действии объектов внешнего мира на наши органы чувств, отличаются, несравненно, большей яркостью, силой, чем соответствующие образы, только воспроизводимые в нашем сознании; вследствие чего первые гораздо сильнее возбуждают деятельность сознания, вызывают в нём несравненно более сильную реакцию, чем вторые.

Во-вторых, деятельностью наших органов чувств вносят в сферу сознания такие психические элементы, из которых складываются новые ощущения, новый представлении, расширяющие его кругозор обогащающие его внутреннее поле зрения. И тем самым способствующие его дальнейшей внутренней работе, независимо от имеющихся на лицо внешних впечатлений.

Представьте, в самом деле, себе человека, высокообразованного, попавшего на целый ряд лет в заточение, сидящего в полутемной комнате, без всяких впечатлений внешнего мира, лишённого света, звуков, общения и книг. Едва ли можно сомневаться в том, что сфера сознания подобного узника будет всё более и более ограничиваться, предоставления, выполняющие в поле зрения его сознания, будут стираться постепенно, и грань, отделяющая бодрствование от сна, будет становится для него всё менее и менее определенный и через несколько лет он может превратиться в такого рода существо для поддержания бодрствующего состояния которого необходимо будут непосредственные внешние, световые, звуковые и тому подобное раздражения.

Наблюдения над многолетними узниками действительно подтверждают только что набросанную нами картину. Итак, мы видим, что в деле поддержания бодрствующего состояния нашего сознания, грамотная роль выпадает на долю внешних впечатлений, падающих на наши органы чувств; но для этого, как это указывает опыт, впечатление эти должны отличаться разнообразием и сравнительно непродолжительный счастью, устраняющую всякую возможность утомления.

Монотонность и продолжительность впечатлений может, напротив того, служить поводом к резким, болезненным переменам сознания и даже к исчезновению его, т. е. к явлениям, характеризующим так называемое гипнотическое состояние. Мыслишь коснемся лишь всех сторон гипнотического состояния, которые имеют найди ближайшая отношение к интеллектуальной сфере человека, области изменения состояния его сознания.

Со времён Месмера и Бреда, в Европе стало известно, что люди переходят в гипнотическое состояние под влиянием продолжительного сосредоточения своего внимания на каких-нибудь монотонных раздражениях их органов чувств. Стоит для этого например пристальное продолжительно фиксировать глазами какой-нибудь блестящий предмет хотя бы пуговку или гранёный кристалл, помещенный над переносицей(рис. 1) или фиксировать даже кончик своего носа или глаз гипнотизатора(рис. 2), или напряженно прислушиваться к бою часов, или подвергаться действию пассов (рис. 3), т. е. равномерных движений рук, проводимых перед глазами и вдаль и вблизи поверхности тела, так вскоре некоторые люди, и в особенности нервные, погружаются в гипнотический сон. Необходимым условием перехода в это состояние является продолжительное сосредотачивать внимание на монотонном раздражении. Люди рассеянные, не владеющие своим вниманием, каковы дети до известных лет и многие умопомешанные, отнюдь не могут впасть в это гипнотическое состояние, несмотря на все усилия гипнотизатора.

Какими же явлениями в интеллектуальной сфере выражается это особенное состояние человека?

Прежде всего бросаются в глаза полная или частичная потеря сознания и, вследствие этого, всяких произвольных актов. Тем не менее, мозг подобных людей является крайне восприимчивым к внешним впечатлениям, что видно, напр., из того, что гипнотики обнаруживают резко выраженную наклонность к подражанию, автоматически выполняет беззапинки даваемые им словесно приказания, несмотря иногда на их баснословную причудливость; но вся эта работа производится помимо всякого участия более гипнотизированного. И ни началом, ни течением, ни концом своим, не попадает в сферу сознания. По крайней мере, разбуженный из этого состояния человек, в первый же момент своего пробуждения, обыкновенно, вовсе не помнит о всём том, что происходило с ним во время гипноза.

Второй характеристической особенностью гипнотического состояния является лёгкость вызова разнообразных иллюзии и галлюцинации из сферы почти всех органов чувств, т. е., так называемых, насильственных ощущений и представлений, овладевающий всецело человеком и выражающихся в соответствующими движениями или мимикой, или даже речью. Скажите громко и отчётливо загипнотизированному, бессмысленно стоящему человеку, что перед ним стоит лев, готовый броситься на него, как на лице его тотчас выразиться ужас: лицо его бледнеет, члены его тела принимают оборонительную позу, дыхание резко учащается, сердцебиение тоже и так далее. Положите ему хину в рот и скажите, что вещество это сладкое, и лицо его примет выражение, сопровождающее обыкновенно ощущение сладкого. Вопросы, задаваемые гипнотика, могут притом влиять на них, не только своим содержанием, но и тоном, которыми они произносится.

Так, если спросить их весёлым тоном какого цвета лошадь, стоящая перед ними, что ответ обыкновенный – белая, гнедая и т. д.: если тот же вопрос делается мрачным тоном, то лошадь оказывается чёрной, тёмной и т. д.

При вызове разнообразных иллюзий и галлюцинаций наблюдается резкая разница в эффектах, смотря по тому, в какой фазе гипноза делается внушение. При крайне глубоком гипнозе все внушения остаются безо всякого результата, а равно и при самых слабых степенях его, когда человек, не потеряв еще сознание, пользуется полным самообладанием. Между этими двумя крайностями располагаются различные периоды гипнотического состояния, в течении которых внушение оказывается более или менее действительным.

Тут, благодаря лёгкости вызова иллюзий и галлюцинаций, экспериментатору дана возможность направлять по желанию, как само течение идей, так и поступков гипнотика; но и здесь наблюдается резкая разница в эффектах внушения, смотря по большей или меньшей глубине гипнотического состояния и по индивидуальным особенностям гипнотизированного лица. У субъектов, легко впадающих в гипноз, в начальных фазах его бывает достаточно вызвать словесным внушением одну галлюцинацию или иллюзию для того, чтобы вслед за этим возник целый ряд ассоциированных с этими галлюцинациями представлений, ощущений, чувств, выражающихся как в речи, так и в поступках. Так, стоит им например внушить, что они в открытом море и начинается буря для того, чтобы они вслед за этим начали выражать боязнь за свою жизнь. Стоит внушить им, что они в зоологическом саду для того, чтобы они тотчас начали говорить о львах, медведях и других животных, обыкновенно населяющих зоологические сады, о жизни их, нравах и тому подобное, словом, о всём том, что так или иначе связано с представлением о зоологическом саде, и вся эта неразрывная цепь ассоциированных представлений выступает из психического запаса представлений у этих субъектов помимо всякого активного вмешательства экспериментатора и только в силу простого закона ассоциации представлений.

Весьма курьезные опыты с внушением гипнотикам представление, имеющих прямое отношение к их личности. Стоит, например внушить молодой девушки, находящиеся в гипнотическое состояние, что она не девушка, а юноша и что стоящие перед ней мужчина, есть молодая девушка, как гипнотизированная на этот час меняет своё обращение и ведёт себя по отношению к этому последнему как подобает мужчине, т. е. с изысканной вежливостью, предупредительно и т. д. Очевидно, что навязанная внушением роль меняет по ассоциации идеи весь прежний внутренний склад человека и вызывает то настроение, ту цепь представлений и идей, которые обычно связаны с этой новой навязанной ролью.

Несколько иное наблюдается у людей и, труднее впадающие в гипнотическое состояние и в более глубоких фазах гипноза. Тут уже в силу ослабления процесса ассоциирования идей, экспериментатору приходится поддерживать течение галлюцинаторных представлений и идей рядом последовательных словесных внушений, обращённых к гипнотику, при чем экспериментатор принимает более активную роль, тогда как гипнотик более пассивную и, так сказать, выжидательную роль. Сказанное достаточно ясное не нуждается в проведение разъяснительных примеров, которых можно было бы привести множество. К всему этому необходимо прибавить, что гипнотики по пробуждению вовсе не помнит о том, что с ними происходило во время гипноза и в редких случаях сохраняют об этом лишь очень смутное воспоминание.

Все эти факты свидетельствуют о том, что восприимчивость чувств к внешним впечатлениям у загипнотизированных в известной фазе развитие гипноза вполне сохраняется, а по свидетельству Бергера в начальных периодах гипноза, когда сознание не бывает еще вполне утрачены, некоторые субъекты обнаруживают даже крайне повышенную восприимчивость кожи, слуха, средняя и мышечного чувства, как это можно видеть из следующих примеров.

Чувство давления на кожу, а также и способность улавливать кожей малейшие колебания температуры крайне повышаются точка способность определения двойственности прикасание Веберовскаго циркуля крайне изощряются, так как можно сдвигать ножки этого циркуля в 6 или 10 раз больше против нормы, без исчезания ощущения двойственного касания; другими словами, осязательные круги уменьшаются в 6 и 10 раз сравнительно с нормальным состоянием их до гипноза. Повышение тактильного и мышечного чувства при гипнозе дает, как на это указал уже давно Брэд, возможность правильно и хорошо писать по бумаге совершенно закрытой от глаз пишущего. Бой часов они могут слышать на расстоянии в несколько раз больших чем при нормальном состоянии, а что касается зрения, то оно обостряется у них на столько, что гипнотики могут в полутемной комнате читать такой мелкий шрифт, которого они в обычном состоянии, подобно остальным здоровым людям, вовсе не в состоянии разобрать.

Что дело может не ограничиваться только обострением осязания, слуха, зрение, мышечного чувства, но и обоняние, красноречивым свидетельством тому могут служить следующие наблюдения Бреда. Так, некоторые гипнотики, находясь в большом обществе и, с завязанными глазами, могли находить знакомых им личностей, руководясь одним только обонянием: по запаху перчатки или платка (вовсе, конечно, в этом случае не надушенных) они открывали личность, которой принадлежали эти вещи. Понюхав перчатку или платок, гипнотик делал Круг комнаты и без запинки приносил к их собственнику, и всё это без всякого касания к этому последнему. После закупорки наружных носовых отверстий, подобного рода опыты никогда не удавались.

Замечательно, что и определенные мышечные ощущения, обусловленные продолжением членов, т. е. рук, ног, головы и т. д. служит поводом к вызову в гипнотиках того или другого настроения, выражающегося игрой мимики и позой всего тела. Так, если приподнять голову гипнотика, то лицо его принимает такое выражение, а тело такую позу, которые соответствуют горделивому настроению, повышенному чувству собственного достоинства; если же наоборот пригнув голову к груди, то весь склад тела и лица начинает выражать принижение состояние духа; если поставить гипнотика на колени и сложить ему руки на груди – певица его принимает выражение молящегося человека и, наконец, если сложить ему ладонь в кулак и вытянуть руку, то лицо его принимает грозный вид человека, готового вступить в бой.

Факты эти, данным давно указанные Брэдом и подтвержденные не раз последующими исследователями, ясно доказывают до какой степени легко вызываются в мозгу гипнотиков насильственные представления, насильственное настроение, под влиянием даже таких слабых центростремительных возбуждений, каковы возбуждения их сферы мышечного чувства.

До остальных явлений гипнотического состояния, каковы, например, каталептическое состояние мышц, наклонность к судорогам, повышенная рефлекторная раздражительность и т. д., я не стану касаться здесь подробного, так как явления эти не относятся прямо к интересующей нас задаче, а именно к изменениям в интеллектуальной сфере, наблюдаемой у гипнотиков.

Тем не менее, укажу на один в высшей степени поразительный опыт, проделываемый профессиональными гипнотизёрами на человеке, благодаря страшно повышенной рефлекторной возбудимости нервно-мышечной системе у гипнотиков и наклонности мышц к судорогам и каталептическому состоянию: усыпив человека, магнетизер лёгким поглаживанием по всему телу, пассами вызывает сокращение всех мышц тела и последнее обращается в твердое неуступчивое тело, которое головой укладывается на край одного стула, а пятками на край другого; тело перекинуто таким образом мостом между обеими стульями и на живот его становится экспериментатор (см. Рисунок). Опыт этот, однако, небезопасен в виду того, что и дыхательные мышцы могут быть под конец вовлечены в техническое сокращение и через это могла бы произойти остановка дыхания. Из этого столбняка гипнотизер приводит в чувство гипнотизированного субъекта резким ударом по руке, ноге и дуновением в лицо. (Рис. 4)

Что же следует из всего этого краткого обзора психических изменений, характеризующая гипнотическое состояние? Мы видим прежде всего, что у гипнотизированных людей парализуется в большей или меньшей степени самосознания и воля и вследствие этого исключается вся область произвольных движений. Через это они являются автоматами, бессознательно и беспрекословно подчиняющимся всяким приказаниям, вызывающим в них насильственные, как чувственные, так и двигательные представления.

Те и другие, вследствие крайней интенсивности своей, обнаруживают резкую наклонность к эксцентрическому распространению на соответствующие периферические чувствующие и двигательные приборы.

В первом случае даны все условия для объективирования чувственных представлений во внешний мир, и гипнотики как бы видят, слышат то, чего в действительности нет, т. е. впадают в галлюцинации и иллюзии; во втором же – они производят группы движений, соответствующие навязанным им двигательным представлениям. Движения эти, будучи вовсе не произвольными, неразрывно связаны с насильственными двигательными представлениями и обуславливаются исключительно ими. Эти бессознательные движения, с которыми мы будем иметь ещё дело впоследствии и наблюдаемые у здоровых людей в самой зачаточной форме, были удачно названы Карпентером идеомоторными движениями, в отличие от произвольных и чисто рефлекторных движений. Спрашивается теперь, возможно ли допустить чтобы при отсутствии сознания, при отсутствие воли, характеризующая гипнотическое состояние, в мозгу человека могли возникает какие бы то ни было чувствующие или двигательные представления?

Постараюсь ответить на это прежде всего общепонятным примером. Никто из вас не сомневается, конечно, в том, что спящий глубоким сном человек лишен сознания, лишён воли, а между тем кому неизвестно, что в мозгу спящего человека могут возникать самые разнообразные и при том очень ясные, хотя и отрывочные представления, входящие в состав подчас чрезвычайно живых сновидений; при чем представления эти являются даже нам в гораздо более яркой и отчётливой форме во время сна, чем то, которым мы в состоянии воспроизвести в сознании нашем в бодрствующем состоянии. Очевидно, что возникновение в мозгу нашем одного или нескольких отрывочных представлений ещё вовсе не влечёт за собою пробуждения нашего, так как последнее поддерживается в действительности целым непривычным потоком разнообразных возбуждений, проносящихся по психической рефлекторной дуге и вызывающих сочетанную деятельность разнообразных психических центров, расположенных в серой коре мозговых полушарий.

Для возможности существования сознания необходимым условием является именно эта разнообразно сочетанная деятельность мозговых центров, целый поток ассоциированных между собою ощущений и представлений, борьба их между собою, результатом которой является то или другое волевое решение. Припомните в самом деле, что делается с вами при засыпании. Поле зрения вашего сознания всё более и более суживается; чувства, ощущения, представления, приносящиеся в нашем сознании, постепенно редеют и сообразно с этим слабеют и ограничивается область сознания. Как только поток возбуждений, проносящихся по психической дуге, вследствие всё большей и большей усталости мозговых центров, прекращается, так и бодрствующее состояние уступать место сну и сознание исчезает.

Такое же прекращение потока возбуждений, приносящегося по психической дуге, мы наблюдаем и в гипнотическое состоянии, но только причины этого прекращения иные чем те, которые обуславливают наступление нормального сна, и разностью причин объясняется и разница этих двух состояний.

Как же объясняются главные, представленные нами выше явления, характеризующие гипнотическое состояние?

Чтобы дать более или менее удовлетворительный ответ на этот вопрос, мне придётся начать дело несколько издали, а именно – с изложения характера процессов, протекающих в мозговых центрах при их деятельности и потоков.

Из физиологии нам известно, что в основе явления возбуждения нервных центров, будут ли эти центры чисто двигательные или центры ощущений и представлений, лежит особая форма жизненного молекулярного движения, которое, распространяясь эксцентрически до мышц, даёт движение, а распространяясь до чувствующих периферических аппаратов, вызывает объективирование определенных ощущений и представлений. Другими словами, возникновение двигательных импульсов в нервных центрах, а равно и ощущений и представлений в чувствующих центрах коры мозговых полушарий, обуславливается жизненным движением молекул протоплазмы этих центров и связанных с ними чувствующих и двигательные нервов. Природа этого молекулярного движения изучена физиологами, с достаточной точностью и уже точно определены волнообразный характер этого молекулярного движения и скорость, с которой оно распространяется по длине нервов и связанных с ними центров.

Нервные образования, заложенные в серой коре мозговых полушарий, как в органе всех психических явлений, следует поэтому себе представлять при бодрствовании организма пронизанными потоком молекулярного движения, идущего в самых разнообразных направлениях. Благодаря тому, что нервные центры, как чувствующие, так и двигательные, представляют самые разнообразные сочетания между собою, токи этого молекулярного движения могут встречаться и усиливаться только в одном, и напротив того, ослабевать и даже уничтожаться в другом.

На эти-то последние явления ослабления или исчезания молекулярного движения, именуемые в науке явлением угнетения деятельности нервных центров, я и обращаю внимание ваше как на вторую главную, характеристическую черту процессов, протекающих в центральной неровной системе. Явления угнетения являются, по сути своей, как раз прямой противоположностью явлениям возбуждения нервных центров и, следовательно, если последние лежат в основе возникновения деятельных импульсов, ощущений и представлений, то явления угнетения должны выражаться прекращением тех и других. Таких примеров угнетения нервных актов нам уже известно не мало, и я укажу здесь лишь на некоторые наиболее характерные случаи.

Если раздражать один из нервов, подходящих к сердцу, то периодически бьющиеся сердце перестает биться; другими словами, центры ритмических сокращений, заложенные в стенках сердца, угнетаются возбуждением, подходящим к ним через блуждающие нервы.

Если опустить задние лапки лягушки в слабый раствор кислоты, то она, естественно, вынимает из нее свои лапки и тем скорее, чем она раздражительнее и крепче раствор кислоты. Но стоит начать раздражать средние части головного мозга солью или электрическим током, как этого отражённого вынимания лапок вы уже более не замечаете, так как центры головного мозга при своем возбуждении, посылая импульсы к центрам отражательным спинного мозга, задерживают, т. е. угнетают их отражательную функцию. Аналогичное явление уже вам известно из личного опыта на самом себе. На неожиданный укол или ожог вашего пальцы вы несомненно реагируете отражённым движением отдергивания пальца от источника раздражения; но вы можете задержать это движение усилием вашей воли; в этом случае воля является раздражителем, угнетающим деятельность отражательных центров спинного мозга.

Возьмите совершенно обезглавленную утку, производящую ряд автоматических плавательных движений, и прикоснитесь слегка к коже спины – движения моментально прекращаются вследствие отражённого угнетения спинно-мозговых центров постельных движений этим новым возбуждением, исходящими из кожи спины; по удалении этого последнего раздражения плавательные движения снова восстановлены.

Лягушка, лишённая полушария мозга, при всяком дотрагивании до кожи спины издает звук кваканья; если сжать ей ножку, то тоже дотрагивание остаётся без всякого эффекта; и тут очевидно сжатие ноги обусловливает новое возбуждение, угнетающе деятельность центров голосового аппарата у лягушки.

Выньте из позвоночника лягушки спинной мозг с продолговатым и соедините точку поперечного сечения последнего и точку продольной поверхности спинного мозга с чувствительным гальванометром, улавливающим самые слабые электрические токи. Мозг это хладнокровного животного не помирает тотчас, а продолжает в течении некоторого времени развивать переводческие нервные импульсы, отклоняющие стрелку гальванометра назад и вновь возвращающуюся по прекращении импульса. Таким образом колебательные движения стрелки служат выражением переводческих нервных разрядов в сфере центров продолговатого мозга. Если сильно раздражать какой-нибудь нерв, связанный со спинным мозгом, то эти переодические разряды прекращаются на все время раздражения нерва. Из этого опыта профессора Сеченова несомненно следует, что нервное возбуждение может быть задержано, угнетено в самом нервном центре.

Из ряда приведенных примеров вытекает то заключение, что в сфере нервных центров кроме явлений возбуждения протекают и явления угнетения, или задержания их функций. Чтобы ещё более приблизиться к интересующей нас задаче, нам следует доказать, что и в сфере центров головного мозга одни центры могут оказывать угнетающе действие на деятельность других. К счастью примеры подобного рода имеются на лицо.

Если, как я это делал, вскрыть головной мозг у щенка, т. е. обнажить полушария головного мозга и найти ту двигательную площадь, минимальное раздражение которой вызывает местные определенные движения в накрест лежащей конечности, то при поднесении куска мяса близко к носу собаки то же раздражение двигательной площади остаётся без всякого эффекта. В этом случае одновременное возбуждение мясом обонятельных и зрительных центров подействовало угнетающим образом на деятельность соседних двигательных центров серой коры мозговых полушарий. Другими словами, возбуждение органов чувств ослабляет или угнетает возбудимость двигательных центров серой коры полушарий мозга, т. е. усиливает в них явление угнетения.

Гейденгайн и Бубнов нашли, что у собак в известном периоде отравления морфем, когда обычные внешние впечатления не доходят до коры мозговых полушарий, раздражение двигательных площадей серой коры полушарий вызывает резкие и притом тонические сокращения, длящиеся и по прекращению раздражения; если во время существования этих сокращений, зависящих от раздражения мозговых центров, подвергнуть слабому раздражению другие точки серой коры непосредственно или посредственно через возбуждение различных органов чувств, напр., кожи, глаза, уха, то движения эти моментально прерываются и задерживаются, и животное переходит в покойное состояние. Эффект этот очевидно обуславливается угнетением деятельных, двигательных центров слабыми раздражениями остальных центров серой коры.

Слабые возбуждения органов чувств являются таким образом условием, поддерживающим в центральной нервной системе явления угнетения, регулирующие и уравновешивающие в них явления возбуждения. Поэтому, при устранении возбуждений, доставляемые органами чувств, явления возбуждения, называемые в сфере нервных центров, обнаруживают сильную наклонность к быстрому распространению, и раздражение, например, какой-нибудь двигательной площади серой коры распространяется на всю почти массу остальных двигательных центров, и разрешается общим припадкам эпилептических судорог, который получается несравненно труднее в случае, если животное находится в полном обладании своих органов чувств и получает впечатление из внешнего мира.

При этом замечена была следующая особенность влияния слабых раздражений органов чувств на деятельность мозговых центров. В случае, если эти раздражения застают, например двигательные центры полушарий в состоянии деятельности, то слабые внешнее впечатление действуют, как мы видели, угнетающим образом; в случае же, если центры находятся в состоянии покоя, они вызывают их деятельность, т. е. всякое слабое раздражение органов чувств усиливает в нервных центрах те явления, которые бывают в это время в них слабо развиты; в покоящейся клетке – явления возбуждения, а в деятельной – явление угнетения. И высказанное положение верно не только для деятельности центров головного мозга, но и центров спинного мозга, как это можно видеть из следующего. Обезглавленная утка, как уже вам известно, производит ряд периодических плавательных и летательных движений, если во время покоя её, вы дунете на неё или прикоснётесь к ней, то она тотчас начинает двигаться; если же наоборот вы дунете или прикоснетесь к ней во время движения, то она остановится. Тут и речи не может быть о вмешательстве в дела каких-нибудь психических моментов. Так как таковые не признаются вовсе за центрами спинного мозга. Очевидно, что дело тут в простом нервном влиянии одного центра на деятельность другого.

Из сказанного пока вытекает, что в сфере нервных центров вообще и центров головного мозга в частности протекают параллельно двоякого рода явления: явления возбуждения и явления угнетения, находящиеся в постоянном взаимодействии; явления эти сочетаясь друг с другом в самых разнообразных направлениях и ограничивая друг друга, дают в результате нормальную, известную нам картинку нервной психической деятельности.