Текст книги "Каратель"

Похожие, да все же разные. Старик говорил, что так – вздергивая по отдельной мышце, влияя на отдельные клетки – могут только жабы.

Руку кололо ужасно, я сунул револьвер в карман. Сразу не отпустил, ожидая, не случиться ли чего-то теперь. Но секунды ползли, боль в руке нарастала, а ничего не происходило. Я разжал пальцы, дал Курносому провалиться в глубину кармана и вытащил руку.

Да, две недели назад. Кое-что это объясняет… Кроме самого главного. Старик не знал, что некоторые чертовы суки умеют то же, что и жабы.

Рукавом плаща я зажал нос. Еще раз обвел фонарем тела. И пошел, засеменил, побежал прочь.

Только у ворот гаража я остановился, выдохнул до предела, и втянул полную грудь воздуха. Свежего, чистого осеннего воздуха. Десять минут назад воздух здесь казался мне смрадным, но теперь этот воздух был чист и сладок.

Чертова сука… Надо же… Никогда бы не подумал, что она на такое способна…

Хорошо, что в телах оказалось слишком мало жизни. А если бы она дотащила одного из них до дома? До подвала? Заставила бы выбить задвижку из крышки погреба?..

По вискам мазнуло холодком, я собрался, стянулся в твердый комок, выгоняя непрошеное касание – но оно уже само убралось. Вот и приветствие. Все-таки спала, только проснулась? Помяни черта, он и явится…

Она снова затаилась, словно пропала.

Я двинулся к дому, потом вспомнил про пакет с едой и вернулся к машине.

+++

В доме было тепло и прозрачно. Луч фонаря вдруг стал ярким и длинным, уперся в дальнюю стену, рассеялся, осветив прихожую.

Туман хлынул вслед за мной сырой холодной волной, протягиваясь мутными белесыми языками, я скорее захлопнул дверь. Мне хотелось сохранить в доме сухой прозрачный воздух. Здесь сразу стало легче, будто сбросил тяжелую ношу.

Где-то вдалеке загремела цепь, щелкнул выключатель, и далеко впереди, почти на другом конце дома, у главного входа, высветился дверной проем.

Задний корпус дома когда-то использовалась для праздников. Три комнаты шли анфиладой – если можно назвать комнатами эти большие помещения. Та, что сейчас была ближе всего ко мне – игровая, наверно. Дальше совсем уж огромный зал, видимо, для танцев. По ту его сторону парадная столовая.

Дальше холл, между лестницей и главным входом. Именно там горел свет, освещая сквозь распахнутые двойные двери парадную столовую, бросая отблески сквозь зал, через третью комнату до самых моих ног. Я выключил фонарь и стал отирать ботинки о входной коврик. Особенно тщательно носки.

Снова звякнула цепь, и в далеком светящемся проеме появилась Диана.

– Мой господин, – приветствовала она с улыбкой, оставаясь в дверях.

Цепь не пускала ее дальше. Хотя нет, метров десять она еще могла бы выбрать… если бы хотела.

Она сладко потянулась… тонкий шелк просвечивал, свет обрисовал ее фигурку. Тонкая и грациозная, как кошка.

Кошка… Тигры тоже кажутся милыми кошками, пока издали и пока они видят твое лицо. Но стоит повернуться спиной, и узнаешь, что это за милые кошечки… На что еще она способна?

Я двинулся через комнаты.

– Надеюсь, вы выспались?

– Выспалась… но проголодалась.

– Это поправимо.

Диана втянула воздух и замурчала.

– Как сладко пахнет!

– Пончики.

Я свернул в столовую, она шла следом, позвякивая цепью.

– Но надеюсь, кроме сладких булочек вы привезли еще что-то съедобное?

– Полный пакет.

Я поставил пакет на стол и стал выкладывать плоские картонки нарезок.

Диана кружилась вокруг, как голодная кошка.

Но когда я выложил несколько яблок и пяток киви, и пакет опустел, Диана помрачнела.

– А где еда?

– А это?

Она удивленно вскинула брови, с подозрением разглядывая меня.

– Влад, вы в самом деле называете это едой?

– А что же это?

– В лучшем случае, закуски… Я надеялась, вы привезете свежей рыбы, мяса, овощей… Приготовите что-нибудь вкусное…

– Приготовлю?..

– Да… – Она замолчала, хмурясь. – Почему вы так смотрите на меня, Влад?

– Мучаюсь совестью. Это ничего, что стол сервирован без свежих цветов?

– Но…

– Еще забыл камин вычистить, и не успел воском полы натереть!

– Влад, вы говорите так, будто бы готовили лишь для меня… а и не для себя тоже.

– Меня и это устраивает.

Диана вздохнула, воздела очи горе:

– O tempora, o mores…

– Диана, если вы не хотите есть… – Я сгреб нарезки к краю стола, чтобы запихнуть их обратно в пакет, но она коснулась моей руки.

– О… – Диана мягко улыбнулась. – Разве мой господин не простит меня великодушно? Меня и мои ужасные привычки… Кажется, очень скоро я избавлюсь от них, даже если сама того не желаю…

Я не стал ее слушать, ее шпильки мне уже порядком надоели. Сходил на кухню, принес большое блюдо и выложил туда скопом все нарезки.

Потом уселся в другом конце стола и стал чистить киви. Резал его на ломтики и ел.

Терпеливо ждал, пока Диана утолит голод.

Словно нарочно, она ужасно медленно орудовала ножом и вилкой, кромсая тонкие куски нарезки поперек, отправляя мясо и рыбу в рот совсем уж крошечными кусочками. Хлеб она почти не ела. Пару раз отломила по чуть-чуть, даже не доела один ломтик белого хлеба. Видимо, за последние дни она его наелась, в виде галет. А может быть, и до того не очень-то жаловала.

Наконец скрестила нож и вилку на салфетке перед собой.

– Может быть, вина? – улыбнулась Диана. Смешливые искорки в ее глазах говорили, что она прекрасно помнит, что я вино пить не буду.

Я растянул губы в вежливой улыбке.

– Почему бы и нет?

Я поднялся и прошел на кухню.

Вино, да. Только ты не знаешь, что сегодня к вину у нас припасен и десерт.

Я поставил перед ней бокал сухого красного вина и вернулся на свое место в противоположном конце стола. Подождал, пока она пригубит.

– Диана, а почему вы не смогли освободиться?

Она поставила бокал и удивленно посмотрела на меня.

– Мне казалось, вы сами все сделали так, чтобы я не сбежала от вас. Эта цепь…

– Нет. Не сейчас. Раньше, пока меня здесь не было. Почему вы не выбрались из погреба?

– Как же? Кто-то из ваших друзей запер крышку задвижкой, если вы не знаете.

– Знаю. Это был я.

Диана одарила меня самой обворожительной улыбкой.

Кроме задвижки я еще стянул леской ее руки и ноги. От лески, впрочем, она как-то избавилась, и довольно быстро. Когда я ее доставал, руки и ноги у нее не отекли, не загангренились, даже следа не осталось. А тонкая леска опасная вещь. Ей можно и руку отпилить, и горло перерезать.

– И все-таки вы могли выбраться. И пытались.

– Конечно, я пыталась! Но крышка -

Я лишь поморщился.

– У кого из вас не хватило сил? У вас – или у них?

– У них?..

– Перестаньте, Диана. Я видел тела. Вы пытались поднять их.

– Тела?..

– Тела! Трупы! Мальчишка и ваши слуги! Вы пытались поднять их, чтобы кем-то из них доползти до подвала и сдвинуть щеколду!

– Я? Пыталась поднять? Мертвых?.. – Диана снисходительно улыбнулась. – Я польщена, что мой хозяин такого высокого мнения о моих способностях, но, увы, они много скромнее. Я…

– Хватит, Диана! Когда мы уезжали, мы закопали ваших слуг и мальчишку! Но теперь они раскопаны. И…

Я осекся.

Закусил губу, но слово не воробей. Дурак! Господи, какой дурак…

Только сейчас я понял, почему тела были раскопаны, и почему блондин так странно лежал на краю могилы.

Трусливый дурак! Паучиха – всего лишь паучиха. Поднять и управлять мертвецом – это им не под силу. Старик был прав, конечно же, прав. Диана тут совершенно ни при чем.

– Вы закопали тела?.. А теперь они раскопаны?..

Диана снова улыбнулась, но теперь это была совсем другая улыбка. Настоящая. Искренняя. Откровенно злая. Она тоже все поняла.

– Все-таки я была права, Влад. Вы замахнулись на кого-то, кто оказалась сильнее вас. И охотники превратились в жертв.

Я молчал. Сам ей все рассказал, теперь уж не отопрешься. Нельзя было выбалтывать все открыто! Надо было осторожно, исподволь выпытать… Надо было. Знание – половина силы.

– Кого-то вы не смогли убить сразу. Вас заметили, и теперь уже на вас устроили облаву. Стали проверять, на кого еще вы могли напасть… Жаль, я была уже слишком слаба, чтобы почувствовать их, когда они ходили по моему дому.

К счастью.

– Ходили здесь… – Диана помрачнела. – Над самой головой…

Но о погребе не знали, и в темноте не заметили. А может быть, видели крышку, но лезть не стали. Нашли свежую могилку, раскопали, нашли трупы слуг. И решили, что раз с ними нет трупа их госпожи, то ее куда-то увезли.

– Они должны были проверить алтарь… Были совсем рядом… – Диана сжала губы и посмотрела на меня. – Значит, это не ссора в вашей стае. Все-таки они нашли вас. Разворошили ваше гнездо, нашли ту несчастную. Вот почему вы вернулись. – Она прищурилась. Я почти чувствовал, как ее глаза обшаривают мое лицо, пытаясь найти хоть малейшую слабину. – Ту несчастную у вас отобрали, а ваших друзей перебили…

Я замер, даже дышать перестал, стараясь удержать на лице каменную маску.

Знание – половина силы. Нельзя дать ей больше ни кусочка информации. Она не решается тронуть меня своими щупальцами, она все еще боится. Но если она узнает, что я остался один… Что никто не приедет сюда, если со мной что-то случится…

– Вы ведь остались совсем один, не так ли?

Я улыбнулся.

– Милая Диана, я понимаю, что вам очень хочется в это верить… до такой степени хочется верить, что кое-какие очевидные вещи ускользают от вас.

– Вы не ответили мне, Влад.

– Очевидные, и куда более важные для вас. Может быть, наше… гнездо и разорили, не стану скрывать этого… Но главное в другом.

– В чем же?

– Они были здесь. Она нашли трупы ваших слуг, но они не нашли вас. Ни живой, ни мертвой. В нашем разоренном гнезде они вас тоже не нашли. Если они все еще ищут вас, то в одном они уверены точно: здесь вас нет и не будет. Именно это они расскажут всем, кого хоть в малейшей степени будет интересовать ваша судьба. Не уверен, что таких много бродит по белому свету. Не уверен, что такие вообще есть. Но даже если они есть, они не станут искать вас здесь. Никто.

Диана склонила голову набок.

– Выходит, один на один… – сказала она. – Не самый плохой расклад.

Снова улыбнулась, и ее улыбка мне не понравилась.

– Не совсем так, – сказал я.

– Я не поверю вам, Влад, пока я не увижу кого-то из ваших друзей.

– О, в это вы можете верить или не верить. Но и кроме нас двоих здесь есть еще кое-что существенное.

Я нагнулся и дернул за цепь. Звенья натянулись, потянули ошейник, дернули за шею Диану, она с трудом удержалась на стуле.

– Даже если вы сумеете справиться со мной, и сможете удержать под контролем час или два, пока сами не устанете подавлять мою волю… Что дальше? За этот час я не сниму вас с цепи – без инструментов. А инструменты в деревне. Две версты. Внушите мне идти в деревню и принести инструменты? По дороге я приду в себя. Пойму, что случилось. Выкорчую внушенные желания… – Я замолчал и улыбнулся. По ее глазам я видел, что она уже знает конец. – Я не буду спешить обратно. Подожду, пока вы вновь ослабнете без еды. Вернусь… Второй попытки не будет, Диана. Я просто пробью вам лоб. Вы будете как та… несчастная, – повторил я словечко Дианы.

– Я уверена, что есть какой-то способ разорвать цепь и без тех инструментов. Должен быть. Если вы захотите снять цепь с меня, я уверена, вы обойдетесь и без похода в деревню за инструментами… – она улыбнулась, но я никак не мог понять, шутит она – или решила поиграть всерьез.

– Хотите проверить? Не забывайте, Диана. У вас будет лишь одна попытка.

– Иногда стоит рискнуть.

– Думаете? На вашей половинке весов слишком много если. – Я поднял руку и стал загибать пальцы. – Если у вас получится подмять меня целиком, до такой степени, что я захочу найти способ снять с вас цепь. Если такой способ вообще есть. Если я его найду. Если у вас хватит сил контролировать меня столько времени, чтобы реализовать этот способ… И если я не ошибусь, пока буду снимать ошейник без нужных инструментов, случайно не вспорю вам шею или не переломлю позвоночник… Не слишком много если, Диана?

– Пока не попробуешь, не узнаешь.

Я хотел раскрыться, чтобы швырнуть то, что было на моей половинке весов. Никаких если. Лишь прикованное к дубовому столу тело ручной дьяволицы, с завязанными глазами и шрамом на лбу, с намазанными душистым маслом ногами, и бешеными от голода крысами…

Но она коснулась меня сама – нагло и грубо, облепляя ледяными щупальцами. Я не успел возмутиться, надо было сосредоточиться, выровнять чувства и заглушить все посторонние мысли.

А потом было уже не до того. Атаки шли одна за другой, и сила ударов нарастала.

Прикрыв глаза, краем сознания я следил за ней – не бросится ли она ко мне через комнату. Вблизи ее сила возрастет многократно. Лоб ко лбу, ее ледяные щупальца превратятся в огромные айсберги, затирающие мое сознание, как крошечную лодочку, смолотят в труху.

Она сидела на месте, будто это была тренировка, которая должна была последовать после ее ужина. И на ее лице гуляла улыбка, будто бы она просто решила пошалить, начав тренировку без моего формального разрешения… если бы эта улыбка не была такой напряженной.

В какой-то миг мне показалось, что она пробует мою защиту не потому, что должна тренировать меня, – а в самом деле проверяет ее на прочность. Для себя. Раздумывая, не атаковать ли меня по-настоящему.

Хотелось закрыть глаза, так легче сосредоточиваться. Но я не решался. Отбивался и следил, не поднимется ли она. Если она попробует подойти ко мне…

Пока я еще мог ускользать от ее проникновений, сбрасывал с себя ее щупальца…

И видел, как улыбка сходит с ее лица.

Но у нее есть кое-что в запасе. Пока она не использовала свой самый сложный финт. И я чувствовал, что это не от забывчивости. Среди ее ударов были похожие финты… были финты, раньше похожие на тот финт. Сейчас она убрала из них все, что хоть немного напоминало изюминку того финта.

Я отбивался и ждал.

Отбивался, пока вдруг не понял, что даже с открытыми глазами мне легко выдерживать ее атаки. Могу даже чуть отвлечься – и заметить, что мои руки вспотели и стиснулись в кулаки. Могу еще больше: отвлечь кусочек воли от борьбы с ней на то, чтобы разжать пальцы, давая воздуху слизать капельки пота.

Щупальца Дианы стали слабее, финты медленнее. Она выдохлась.

Я скосил глаза на часы в углу. Ничего себе! Я был слишком занят, чтобы ловить течение времени. Мне казалось, что прошло минут пять. Ну, от силы четверть часа… Сорок минут.

Диана шумно выдохнула и закрыла глаза. Щупальца пропали.

Минуту я еще ждал, не расслабляясь. Хитрит, чтобы ударить неожиданно?

Но касаний больше не было. Наконец Диана открыла глаза.

– Теперь я могу идти? – как ни в чем не бывало спросила она, поднимаясь.

– Диана…

– Как? – она изобразила удивление. – Вы и теперь недовольны тем, как я старалась?

– Я не давал разрешения начинать…

– О… Будьте снисходительны, простите даме маленький каприз.

– Что ж… Буду снисходителен.

– О! – Диана улыбнулась мне с издевательской признательностью. Сделала книксен.

– Но только в этом!

Старательно вздернутые брови.

– Разве я провинилась в чем-то еще?

– Да. Вы пропустили один финт.

– Разве?

– Уж поверьте мне.

– Что ж, раз вы так говорите… – Она вздохнула и потерла виски. – Может быть, я что-то и упустила… Давайте начнем с этого утром. – Она прихлопнула по столу кончиками пальцев, ставя точку. – Спокойной ночи, Влад.

Я тоже поднялся. Шагнул к камину, пока она шла к выходу, позвякивая цепью.

Успел. Я поймал ее отражение в стекле буфета, когда она шагнула к двери. Увидел ее вскинутые на миг глаза, ее лицо. Но вот разобрать, что творилось под этими красивыми чертами…

Она прикрыла дверь за собой, звяканье цепи замерло по ту сторону холла, уплыло в глубину дома, а я все стоял и пытался понять, что же было на ее лице. Озабоченность там была, это точно. Но… Там не было раздражения, которое было после прошлой тренировки – когда вдруг оказалось, что я что-то могу.

И уж совершенно точно там не было обреченности.

Кажется, там даже была слабая улыбка… Слабая, но уверенная. Будто ей известно что-то такое, о чем я и представления не имею… Или это я уже себя накручиваю?

Я тряхнул головой и понес остатки ужина в холодильник.

Часы тихо пробили четверть, потом чуть громче полчаса, а я все стоял над камином, смотрел в огонь и грел ладони.

Надо бы закопать трупы… Но не сейчас. Не сегодня. Некоторые вещи лучше делать, когда есть свет. Или хотя бы нет тумана.

Перед тем, как растянуться в кровати, я проверил, чтобы окна были наглухо закрыты.

Не хочу утром опять замерзнуть. И не хочу, чтобы всю ночь в щель фрамуги сочился тот проклятый запах, даже если я его здесь почти не ощущаю.

И все равно всю ночь мне снились вороны. Черные птицы дрались над кусками чего-то бледного, зеленоватого, склизкого. Блестели черные бисеринки глаз, глубоко вонзались мощные клювы.

Глава четвертая
Черный ангел

На рассвете мутный сон перетек в реальность, еще более мерзкую.

Я соорудил марлевую повязку, но тяжелая вонь разложившейся плоти сочилась и сквозь марлю, и сквозь ватные тампоны. А тела рвались под штыком лопаты, отказываясь заползать обратно под землю.

У меня разболелась голова, а в довершение всего снова закололо в руке.

Я похолодел. Бросил лопату и несколько минут сжимал и разжимал кулаки, шевелил пальцами, проверяя, не пропала ли жилка над правым большим пальцем.

Она проступала под кожей, и все-таки мне казалось, что палец на правой руке не так уверенно поднимается вверх, как на левой. Не так высоко… Но обе руки здорово замерзли, и может быть, правая онемела чуть сильнее. Руки по-разному сжимают черенок лопаты.

Я нащупал в кармане перчатки, натянул их и снова взялся за лопату.

+++

Горячая ванна не привела меня в порядок. Все вокруг, кажется, пропиталось вонью гниющих тел. Боль в руке чуть стихла, но еще оживала с каждым ударом пульса. Голову стягивал тугой обруч, никак не желал отпускать…

Диана уже ждала в столовой. Чистенькая, свеженькая и улыбчивая.

– Доброе утро, мой господин… О! – она нахмурилась, рассматривая меня. – Кажется, вы неважно спали?

Если и было в ее голосе сочувствие, то напускное. Сама она лучилась изнутри радостным ожиданием чего-то. Хотел бы я еще знать, чего…

– Зато вы сегодня необычайно веселы, Диана.

– Отчего же мне грустить? Мой ученик делает удивительные успехи.

– Меня беспокоит учительница.

– Прошу прощения?

– И сегодня, и вчера вы не делаете вот этого…

Я попытался как можно ярче вспомнить ощущения, какие я испытывал от ее сложного финта.

Судя по цепкому холодному касанию, она поймала образ.

– Ах, это…

Атака была молниеносной.

Ледяные щупальца лавиной обрушились на меня, шлепая со всех сторон. Я пытался следить за ее касаниями, сбрасывать их с себя – оборвать каждое из них было несложно, они рвались как тонкие нити. Заметил – и сбросил с себя… но их было много, слишком много, и я почти пропустил момент, когда из лавины мелких тычков, словно акулы из-за косяка мелких рыбешек, обрушились тяжелые удары. Настоящие.

Вонзились ледяными гарпунами, пробивая мою защиту, пуская во мне корни, наполняя самыми странными желаниями и эмоциями, – но я еще успевал выкорчевывать их прежде, чем они разрастались.

Мириады мелких шлепков отвлекали – и все-таки я замечал, когда из-за этой завесы Диана обрушивала настоящие удары.

Минуту или две – время становится другим в такие моменты – мы боролись, затем она отступила.

– Теперь вы довольны? – спросила Диана.

Я не спешил с ответом. Я отбил ее атаку, да…

И все-таки меня не покидало ощущение, что это не тот финт. Вроде бы, и то же самое, что я помнил… и совсем не то! Но вот в чем именно различие…

– Н-не знаю, Диана… В ту ночь, когда…

– Не надо! – оборвала она, поморщившись. – Я прекрасно помню ту ночь.

– Когда я потом к вам вернулся, уже один. Тогда вы делали то же самое… но иначе.

– Разумеется, иначе. После сотрясения мозга все делаешь иначе. По меньшей мере, медленнее.

– Медленнее, – согласился я. – Только сама атака была… чуть другой. Опаснее.

Диана терпеливо улыбнулась.

– Разве?

– Да.

Ее улыбка стала снисходительной.

– Чем же она была иной?

– Если бы я помнил точно, чем, я бы сразу и сказал – чем!

Диана только вздохнула и покачала головой.

Но я своим ощущения верю больше, чем ее словам.

– И все-таки финт был другим. Я прекрасно это помню. Сотрясение мозга было у вас, а не у меня.

– Влад… В ту ночь не только я была напугана. А у страха, как известно, глаза велики.

– Когда я спустился к вам в подвал второй раз, я уже не был напуган.

– Ах, прощу прощения, – она снова улыбнулась, снисходительно, будто играла веревочкой с неуклюжим щенком. – Я говорила не столько о страхе, сколько об испуге при встрече с непривычным. В ту ночь вы впервые отведали моего обращения. А все новое сперва, пока не разберешься и не обвыкнешься, кажется сложнее, чем есть на самом деле. Теперь же, когда вы выучили мою манеру, все кажется вам проще.

Кажется…

Мне кажется, что чего-то ты не договариваешь…

А, к черту все это! Что толку от этих занятий, если я не отыщу способ найти ту чертову суку? Способ найти ее незаметно.

Нельзя ее всполошить. А сейчас она настороже. Она ждет меня. Не просто так она выставила слуг в Смоленске, ох, не просто так… Ее пурпурные и так-то ребята не промах, а сейчас внимательны вдвойне. Пытаться следить за ними, чтобы выйти на их гнездо – самоубийство. Если уж Гош не смог…

Впрочем, одна ниточка еще остается. В том морге у них было что-то серьезное. Три жабы сразу.

Одну я убил, но две молоденькие остались. И обе – с явными следами хозяйки. Из того же гнезда, что и пурпурные. Там и чертова сука, что оплела их всех невидимой паутиной…

Молоденьких жаб охраняют, но всего двое пурпурных. А сами жабки… даром паучих залезать в чужие головы они не обладают, внимательности пурпурных тоже нет. Если как-то удастся зацепиться за этих жабок, проскользнув мимо пурпурных…

Что там, внутри пристройки?

Не хотел я туда соваться, но теперь, видно, не избежать.

У них там было что-то серьезное. Значит, должны туда вернуться и после того, как я убил ту третью жабу.

Вернутся. Может быть, вдвоем. А может быть, снова втроем. С еще одной жабой, которой я прежде не видел…

Три жабы. В одном месте.

Я усмехнулся.

– Чему вы смеетесь, Влад? – нахмурилась Диана. – К чему эта улыбка висельника?..

Да, висельника. Лезть в пристройку к трем жабам – уж проще сразу в петлю.

Но есть ли у меня другой выход? Это последняя ниточка…

+++

После двух дней на «мерине» родной «козленок» казался странным, угловатым и каким-то недоделанным.

– Все равно тебя не брошу, потому что ты хороший…

А кроме того, на «мерине» туда и не подъедешь. Не того масштаба городишко. Сразу в глаза бросится.

Я достал из бардачка карты. Из стопки моих выпала и карта Гоша – с пометками, как добраться к дому жабы. Внутренний карман плаща, где лежала записка Гоша, словно налился тяжестью.

Никуда не суйся.

Я засунул карту Гоша в бардачок, развернул свою.

Сначала зелень и черные линии прыгали перед глазами, но затем я заставил себя успокоиться. Нашел то место, и минут за двадцать запомнил все, что было нужно. Завел «козленка» и стал разворачиваться.

+++

Карты, как всегда, врали.

Я убил два часа, прежде чем смог подобраться к городку с юго-востока… То есть надеюсь, что теперь выбрался. Если не ошибся, пока крутился по проселочным дорожкам и едва приметным просекам, давно заросшим березовым молодняком.

Дальше кусты встали сплошной стеной, проехать невозможно. Да и не стоит, пожалуй. До городка меньше версты осталось. Если я не заплутал…

Я вылез из машины и пошел через лес. Ветви впереди редели, показались крыши домов. Метров через сто я пересек просеку – и дальше старых деревьев не было, лишь разросшийся молодняк.

Да, это и есть тот пустырь за больницей… Саму ее, правда, еще не видно. Как и морга за ней. И пристройки.

Но уже близко.

Последняя ниточка…

И – как знать, не оборвется ли вместе с этой ниточкой – и ниточка моей жизни…

Меня колотило мелкой дрожью. Я постоял, пытаясь успокоиться. Закрыв глаза, изо всех сил прислушиваясь – не шевельнется ли предчувствие.

Но оно молчало. И я чувствовал себя странно голым. Молчит ли предчувствие? Или вообще покинуло меня?

Нет, нет! Некуда было ему деваться. Когда два дня назад я ездил к дому Старика, предчувствие молчало – и все вышло удачно, ничего со мной не случилось.

Но, может быть, оно молчало – потому что ушло. А что все прошло нормально – так это просто совпадение. Потому что на том пустыре никого не оказалось. Сглупили пурпурные. А если бы они там были…

Я потер лицо ладонями, зажмурился до рези в глазах. Выдавил из себя эти предательские мыслишки и сосредоточился, как перед касанием чертовой суки.

Подавить все эмоции. Выровнять их, как ряд клавиш рояля. Все отжаты.

Чтобы внутри – все тихо. Тихо-тихо. Вот так, да.

Теперь можно открыть глаза и двигаться дальше. Медленно. Прислушиваясь к далеким шумам городка. К тому, как ветер ворошит голые прутья. Только ли ветер?..

Я сделал длинный крюк вправо, потом влево – не хочу, чтобы кто-то оказался за спиной, когда я буду думать только о том, что впереди.

Но в ушах – лишь шум ветра да легкий шелест ветвей – от ветра же. Когда раздвигает кусты спешащий человек, звук дугой. И перед глазами скользили только черные прутья кустов. И предчувствие молчало. Никого.

Тогда я двинулся вперед. Еще медленнее. Этот пустырь – самое подозрительное место вокруг. Если кто-то из пурпурных днем следит за больницей, моргом и пристройкой, должен поглядывать сюда. Не качнется ли ветка, и не мелькнет ли в черных кустах белое пятно лица…

У меня ушло десять минут, прежде чем я добрался до нужного места, вытащил из кармана зеркальце и осторожно поднял его в просвет между ветвями кустов. Покрутил, ловя нужное направление…

Я крутил зеркальце так и эдак, но попадал куда-то не туда. Я прекрасно помню задник больничных корпусов. Мы с Гошем проезжали совсем рядом, а потом я несколько дней следил за пристройкой. Точно с того места, где стоял сейчас.

Но в крошечном зеркальце все было развернуто, и еще мешались прутья кустов. Ни черта не понять, где там пристройка! Словно вообще в другое место приехал! А здесь нет ничего. Ни стены малинового кирпича, ни красной черепицы…

Прошло минут пять, прежде чем я понял, что пристройки и в самом деле нет.

Я убрал зеркальце, выбрался на ухабину повыше и выглянул поверх кустов.

Фонарики, на причудливых литых столбиках, остались. Осталась и мощеная площадка. А вот там, где была пристройка к моргу – лишь грязь, перемешанная со строительным мусором, из которой торчали столбы фундамента.

На стене морга остался силуэт пристройки: штукатурка отбита до старого желтого кирпича, по краям дырки толстых дюбелей. А посередине – новая кладка, полтора на два метра. Из хорошо знакомого плотного малинового кирпича.

Вот она, дверь, через которую я надеялся забраться внутрь. Сначала просто осмотреться и уйти. А потом, ночью, когда они все приедут, пурпурные проверят домик и уйдут, и чертовы суки останутся одни, я бы через морг вошел в эту дверь…

Уже не скрываясь, я выбрался из кустов и побрел прочь, вниз по угольно-черной дороге из свежего асфальта, чистенькой, без единой трещинки.

В голове было пусто.

Шлагбаум перед выездом на шоссе остался. Но красные диоды сейчас не горели. Такой же мертвый, как и останки пристройки…

Ноги сами принесли меня на стоянку чуть дальше по шоссе. В маленькую закусочную.

Здесь было тепло, здесь вкусно пахло, и здесь были живые люди. Я забрался на высокий табурет у стойки.

– Кофе.

– С сахаром, со сливками?

Я уже открыл рот, чтобы сказать да – на автомате, краем сознания, уйдя в то, что же мне теперь делать…

И теперь словно вынырнул из сна. Без всякого кофе.

Женщина внимательно глядела на меня. Должно быть, вид у меня был малость не в себе.

– С сахаром, со сливками?

– Давайте и с тем, и с тем.

Пока она доливала сливок, я оглянулся. Маленький зал на четыре крошечных столика. Два из них были заняты. Веселая парочка и грустный мужик, уткнувшийся в журнал, разложенный между чашкой и блюдечком с пирожными. Но я глядел на столик в углу. Сейчас там было пусто, но…

Я быстро выпил кофе и зашагал по новой дороге обратно к больнице.

Свернул на пустырь и стал продираться через кусты, потом пошел через лес.

Минут через пятнадцать выбрался к «козленку». Завел мотор и уже на колесах стал выбираться из глуши по едва заметным просекам.

Чтобы выбраться на нормальную дорогу, а потом на то шоссе, к стоянке, потребуется солидный крюк. Но это даже хорошо… Мне есть, о чем подумать.

+++

На стоянке перед кафе я выключил мотор.

Посидел, слушая осеннюю тишину и шум редких машин, пролетающих к городку. Главное, не ошибиться. Это последняя ниточка.

Я достал из бардачка карту Гоша, развернул. Два кружка красным фломастером. Первый – там, где дом жабы. Второй – здесь, больница с моргом и пристройкой, которой больше нет. Между ними пунктир, как удобнее всего ехать.

Вроде бы, то, что нужно…

Я еще посидел, разглядывая карту. Потом свернул ее и бросил на боковое сиденье.

На потрепанном чехле пара ниток спустились, лежали тонкими серыми хвостиками. Надо будет поменять. Слушая, как влажный осенний ветер облизывает машину, я накручивал одну нитку на палец, скручивал…

Как бы сам Гош поступил на моем месте? Надеюсь, я все делаю верно. Надеюсь, он был бы мной доволен. Надеюсь.

Я резко выдохнул и решительно вылез из машины. Чему быть, того не миновать!

Бросив машину перед кафе, я вернулся на пустырь позади больницы.

У самой больницы мне ничего не нужно. Я не разглядывал морг, я просто закрыл глаза и расслабился. Выкинул мысли и сосредоточился на ощущениях. Пытался поймать предчувствие. То ощущение, что помогало ему пробудиться.

И скоро я разбудил это странное ощущение, отдался ему. Как сон наяву. Я не спал, но время скользило незаметно, а сам я стал частью этих кустов, слабого ветерка, прелого запаха и холодного воздуха… и очень хорошо почувствовал, когда в этом холодке появилось что-то другое. Теплое.

Предчувствие сработало четко, как поплавок, дрогнувший на блестящей глади. Я вздрогнул и открыл глаза.

И тут же потерял это ощущение инородного присутствия.

Я закрыл глаза и постарался вновь расслабиться и провалиться в это ощущение мира вокруг.

Очень внимательно прислушиваясь к себе.

К предчувствию…

Не один я на этом пустыре. Теперь я был уверен в этом. Чувствовал это. Кто-то был за мной, на дальнем краю пустыря.

Что заставляло меня чувствовать это? Может быть, какие-то звуки, которые я не мог различить сознательно, но в подсознание пробились и заставили напрячься. Может быть, такой же неуловимый сознанием, на разбудивший подсознание запах. Не знаю… Не знаю, что это было в действительности, но ощущал я это – как какой-то теплый комок за спиной… Шагах в тридцати и чуть слева.

Далеко, чтобы услышать крадущегося человека. Ветер налетал порывами сбоку. Тоже не должен был помочь мне, если бы это было из-за запаха. И все-таки я был уверен, что там кто-то есть. Может быть, гулящий зверек. Кошка, белка или птица. Может быть.