Текст книги "Два слова о Грановском"

Иван Сергеевич Тургенев
Два слова о Грановском
Письмо к редакторам «Современника»

Auch die Todten sollen leben[1]1
  Мертвые тоже должны жить (нем.).


[Закрыть].

Шиллер.{1}1
  «Auch die Todten sollen leben». – Стих из последней строфы гимна Шиллера «К Радости» (1785) в журнальном варианте (Талия, 1786, № 2). Впоследствии автор всю эту строфу исключил. См.: Schillers Werke. Hrsg. von H. Kurz. Kritisch durchgesehene Ausgabe mit Beifügung aller Lesarten. Leipzig, o. J., Bd. 1, S. 143. (Сообщено Р. Ю. Данилевским.)


[Закрыть]

Вчера были похороны Грановского. Не буду говорить вам, как сильно поразила меня его смерть. Потеря его принадлежит к числу общественных потерь и отзовется горьким недоумением и скорбью во многих сердцах по всей России. Похороны его были чем-то умилительным и глубоко знаменательным; они останутся событием в памяти каждого участвовавшего в них. Никогда не забуду я этого длинного шествия, этого гроба, тихо колыхавшегося на плечах студентов, этих обнаженных голов и молодых лиц, облагороженных выражением честной и искренней печали, этого невольного замедления многих между разбросанными могилами кладбища, даже тогда, когда уже всё было кончено и последняя горсть земли упала на прах любимого учителя… Одни и те же ощущения наполняли всех, высказывались во всех устах, во всех взорах, всем хотелось продлить их в себе, и расходиться было жутко… Всякое общее чувство, даже скорбное, связуя людей, возвышает их. Каждый из пришедших на кладбище, к какому бы направлению ни принадлежал он, слишком хорошо знал, чего лишилась в Грановском русская жизнь и русская наука. Для душ молодых, еще не искушенных, не утомленных «плоской незначительностью» житейских дрязг, такие ощущения особенно благотворны; под наитием их сердце крепнет и семена будущих добрых дел и доблестных поступков зреют в нем… Дай бог, чтобы мы научились хотя эту пользу извлекать из наших утрат!

Вероятно, о Грановском будет написано много;{2}2
  …о Грановском будет написано много… – В ближайшие годы после смерти Т. Н. Грановского ему были посвящены следующие работы: Соловьев С. Т. Н. Грановский. – В кн.: Речи, некролог и отчет, произнесенные в торжественном собрании Московского университета. М., 1856; Кудрявцев П. Детство и юность Грановского (Рус Вестн, 1858, № 11, кн. I); Станкевич А. В. Т. Н. Грановский. Биографический очерк. М., 1869. Герцен в «Былом и думах» посвятил Т. Н. Грановскому специальную главу под названием «На могиле друга». Характеризуя общественное и научное значение деятельности Грановского в условиях «тяжелой эпохи», когда «вместо науки преподавали теорию рабства», Герцен писал: «…встречая Грановского на кафедре, становилось легче на душе. „Не всё еще погибло, если он продолжает свою речь“, – думал каждый и свободнее дышал» (Герцен, т. IX, с. 122).
  Особое место среди работ, посвященных Грановскому, заняла состоящая из двух частей статья В. В. Григорьева «Т. Н. Грановский до его профессорства в Москве» (Рус беседа, 1855, т. III; 1856, Т. IV). Автор этой статьи ставил под сомнение ученые заслуги Т. Н. Грановского и писал, что не находит в его работах «самостоятельности, тем менее оригинальности мысли» (Рус беседа, 1856, т. IV. Смесь, с. 57). Статья В. В. Григорьева, напечатанная в славянофильском органе, вызвала резкую отповедь К. Д. Кавелина. Его памфлет под названием «Слуга, современный физиологический очерк» зло высмеивал В. В. Григорьева (Рус Вестн, 1857, № 3, кн. 2). Не исключена возможность, что с В. В. Григорьевым полемизировал и Чернышевский в рецензии на первый том сочинений Т. Н. Грановского. В этой рецензии Чернышевский назвал Грановского «одним из первых историков» XIX века, «ученым, который был не ниже знаменитейших европейских историков» (Чернышевский, т. III, с. 355). Б. Н. Чичерин считал, что спор о научных заслугах Грановского был одним из проявлений общих разногласий между славянофилами и западниками (см.: Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина. Москва сороковых годов. М., 1929, с. 267–269).


[Закрыть] на учениках его,{3}3
  …на учениках его… – Учениками Грановского считались, в частности, П. Н. Кудрявцев, С. М. Соловьев, Б. Н. Чичерин, И. К. Бабст и др.


[Закрыть] на его товарищах лежит долг растолковать его значение, объяснить причины общего сочувствия к нему, оценить его влияние. Сообщу вам несколько моих воспоминаний о нем. Я познакомился с ним в 1835 году в С.-Петербурге, в университете, в котором мы были оба студентами, хотя он был старше меня летами{4}4
  …он был старше меня… – Грановский был старше Тургенева на пять лет (родился 9 (21) марта 1813 г.).


[Закрыть] и во время моего поступления находился уже на последнем курсе. Он не занимался исключительно историей; он даже писал тогда стихи (кто их не писал в молодости?), и я смутно помню отрывок из драмы «Фауст», прочитанный мне им в один темный зимний вечер, в большой и пустой его комнате, за шатким столиком, на котором вместо всякого угощения стоял графин воды и банка варенья.

В отрывке этом Фауст был представлен (со слов одной старинной немецкой легенды{5}5
  …старинной немецкой легенды… – Очевидно, Тургенев имеет в виду рассказ «Как доктор Фауст путешествовал по звездам», содержащийся в немецкой народной книге о Фаусте, изданной впервые в 1587 г. во Франкфурте-на-Майне под названием: «Historia von D. Johann Fausten, dem weitbeschreyten Zauberer und Schwarzkünstler…» (ср.: Жирмунский В. М. Легенда о докторе Фаусте. 2-е изд. М., 1978, с. 62–64).


[Закрыть]) высоко поднявшимся на воздух, в стеклянном ящике, вместе с Мефистофелем; обозревая широко раскинувшуюся землю, реки, леса, поля, жилища людей, Фауст произносил задумчивый, полный грустного созерцанья монолог, показавшийся мне тогда прекрасным… Мефистофель безмолвствовал; я, впрочем, и теперь не могу себе представить, какие бы речи вложил Грановский в уста бесу… Ирония, особенно ирония едкая и безжалостная, была чужда его светлой душе. Помню я еще другой вечер и другое чтение: мы вместе с жадностью перелистывали только что вышедшее собрание стихотворений одного поэта,{6}6
  …собрание стихотворений одного поэта… – Речь идет о сборнике стихотворений В. Г. Бенедиктова, вышедшем в 1835 г. В письме к Л. Н. Толстому от 16 (28) декабря 1856 г. Тургенев писал: «Кстати, знаете ли Вы, что я <…> плакал, обнявшись с Грановским, над книжкою стихов Бенедиктова».


[Закрыть] имя которого, теперь если не безызвестное, то уже отзвучавшее, прогремело тогда по всей России. С каким восторгом приветствовал Грановский новые надежды русской поэзии, как исполнялся весь благородной радостию сочувствия!

Я, впрочем, в Петербурге видал его редко; но каждое свидание с ним оставляло во мне глубокое впечатление.

Чуждый педантизма, исполненный пленительного добродушия, он уже тогда внушал то невольное уважение к себе, которое столь многие потом испытали. От него веяло чем-то возвышенно-чистым; ему было дано (редкое и благодатное свойство) не убежденьями, не доводами, а собственной душевной красотой возбуждать прекрасное в душе другого; он был идеалист в лучшем смысле этого слова, – идеалист не в одиночку. Он имел точно право сказать: «Ничто человеческое мне не чуждо»,{7}7
  «Ничто человеческое мне не чуждо»… – Пословица, восходящая к выражению, содержащемуся в комедии римского писателя Теренция (ок. 185–159 до н. э.) «Самоистязатель» (I, 1, 25). Там: «Homo sum: humani nihil a me alienum puto» (Я человек, ничто человеческое не считаю себе чуждым).


[Закрыть] и потому и его не чуждалось ничто человеческое.

Несколько лет спустя я встретился с ним в Берлине. Я почти не видался с ним тогда – и мы не сошлись… Говоря правду, я тогда не стоил того, чтобы сойтись с ним. Притом он в то время подружился с Н. В. Станкевичем, человеком, о котором говорить мало нельзя, а много – теперь не место и не время. Станкевич имел величайшее влияние на Грановского, и часть его духа перешла на него.{8}8
  …подружился с Н. В. Станкевичем ~ часть его духа перешла на него. – См. <Воспоминания о Н. В. Станкевиче> и примеч. к ним (наст. том, с. 360 и 537). Об огромном влиянии, которое оказал на Грановского Станкевич, писал впоследствии в «Былом и думах» Герцен (см.: Герцен, т. IX, с. 121–122).


[Закрыть]

Познакомился я с Грановским окончательно в Москве; но другие гораздо чаще меня его видели и могут сообщить вам более подробные сведения об его московском житье, об его университетской деятельности.

Ограничусь только двумя словами. Все единодушно согласны в том, что Грановский был профессор превосходный, что, несмотря на его несколько замедленную речь, он владел тайною истинного красноречия; но все-таки иные, судя о нем по литературным его трудам, зная также, что на звание специалиста, ученого в строгом смысле слова, он не имел притязания – дивятся, как бы непонятной тайне, силе и обширности влияния его на людей.

Разгадка этой тайны весьма проста; она вся заключается в самой личности Грановского.

В природах гармонических, какова была его, самые недостатки необходимы; будь личность Грановского более своеобразна, более резко выражена – молодые его ученики не так бы доверчиво к нему обращались. Грановский был доступен во всякое время, не отталкивал никогда никого. Проникнутый весь наукой, посвятив себя всего делу просвещения и образования, – он считал самого себя как бы общественным достоянием, как бы принадлежностью всякого, кто хотел образоваться и просветиться… К нему, как к роднику близ дороги, всякий подходил свободно и черпал живительную влагу изучения, которая струилась тем чище, чем сам преподаватель меньше прибавлял в нее своего. Свое, оригинальное в его поучении было именно это благородное самоотречение – это отсутствие личных прихотей и умствований. Он передавал науку, которую уважал глубоко и в которую честно верил, как сам принимал ее – не искажая ее, не силясь согнуть ее если не в систему, так в дугу.{9}9
  Разгадка этой тайны ~ если не в систему, так в дугу. – В статье-рецензии на первый том сочинений Грановского (Совр, 1856, № 6) Чернышевский писал, что задача русских ученых состоит прежде всего в полном усвоении результатов, «которых уже достигла наука», в целях просвещения. Грановский, с точки зрения Чернышевского, «понимал это и служил не личной своей ученой славе, а обществу» (Чернышевский, т. III, с. 350). Признавая глубокие и обширные познания Грановского, оригинальность его исторических работ, ставящих русского ученого в один ряд со знаменитейшими европейскими учеными, Чернышевский утверждал, что истинное значение Грановского, как и всякого другого ученого в русском обществе, состояло в посредничестве между наукою и обществом. Чернышевский видел заслугу Грановского в том, что он имел «могущественное влияние на пробуждение у нас сочувствия к высшим человеческим интересам» и «для очень многих людей, которые, отчасти благодаря его влиянию, приобрели право на признательность общества, он был авторитетом добра и истины» (там же, с. 353). Грановский, по мнению Чернышевского, «несомненно был великим ученым и исполнил всё, к чему призывал его долг ученого» (там же).


[Закрыть] Этой же добросовестностью в передавании науки объясняется изящная красота его речи; так свет, проходя через прозрачный кристалл, не изменяясь в существе своем, играет живыми красками.

Люди вообще настолько имеют значения и влияния, насколько нужны; а люди, подобные Грановскому, теперь нам крайне нужны. Время еще впереди, когда настанет для нас потребность в специалистах, в ученых; мы нуждаемся теперь в бескорыстных и неуклонных служителях науки, которые бы твердой рукою держали и высоко поднимали ее светоч; которые, говоря нам о добре и нравственности – о человеческом достоинстве и чести, собственною жизнью подтверждали истину своих слов… Таков был Грановский – и вот отчего льются слезы о нем; вот отчего он, человек бессемейный, был окружен такой любовью и при жизни и в смерти… Заменить его теперь не может ни один человек, но сам он будет еще действовать за гробом, – действовать долго и благотворно. Он жил недаром – он не умрет. Во всей его деятельности ничего не было такого, в чем бы не мог он громко и ясно признаться перед всеми; он сеял свои семена днем, при свете солнца, и когда они взойдут и принесут плоды – в них не будет ничего горького…

Выше этой похвалы и этой награды для человека нет.

Москва. Суббота, 8 октября, 1855.

Примечания

Впервые опубликовано: Совр, 1855, № 11, отд. II, с. 83–86, с подписью: Ив. Тургенев (ценз. разр. 31 октября 1855 г.).

Автограф неизвестен.

Печатается по тексту Т, Соч, 1880, т. 1, с. 357–361.

Датировано 8 (20) октября 1855 г.

Перепечатывая в 1880 г. «Два слова о Грановском» в томе первом собрания своих сочинений, Тургенев не внес в текст статьи никаких изменений.

Первый отклик Тургенева на смерть Грановского содержится в его письме к Некрасову от 11 (23) октября 1855 г.: «…я теперь хочу только пожать тебе руку в ответ на твое письмо к Боткину – как на сражении товарищ жмет товарищу руку, когда картечь вырывает лучших из рядов. Смерть бьет жестоко и неутомимо – но нечего делать!»

О похоронах Грановского, состоявшихся 7 (19) октября 1855 г. в Москве, Тургенев писал девятью днями позднее С. Т. Аксакову. В этом же письме – от 16 (28) октября 1855 г. – он впервые упоминал о написанной им статье о Грановском. «Я приехал в Москву к самому дню похорон Грановского, – сообщал Тургенев. – Давно ничего так на меня не подействовало. Потерять этого человека в теперешнюю минуту слишком горько – с этим, вероятно, согласятся все, к какому бы образу мыслей ни принадлежали. Самые похороны были каким-то событием – и трогательным – и возвышенным. <…> Я написал о Гр<ановском> небольшую статью, которая появится в „Современнике“».

Чтобы избежать непредвиденных осложнений в цензуре, которые могли бы повлечь задержку в опубликовании статьи, Тургенев заранее представил ее корректуру на одобрение П. А. Вяземского, бывшего в то время товарищем министра народного просвещения и членом Главного управления цензуры (см.: Т, ПСС и П, Письма, т. II, с. 319–320). Одиннадцатая книжка «Современника», в которой напечатаны «Два слова о Грановском» Тургенева, вышла в свет в первых числах ноября ст. ст. 1855 г.

Тургенев познакомился с Грановским в Петербурге в 1835 г., затем общался с ним в Берлине зимою 1839 г. (см. наст. том, с. 327). Письма Тургенева к Грановскому свидетельствуют о глубоком уважении будущего писателя к начинавшему в то время профессорскую деятельность ученому. Тургенев уважал Грановского не только за его обширную эрудицию в области истории и литературы, но и за его убеждения, которые сам разделял. В письме к А. А. Бакунину, отправленном 4 (16) февраля 1843 г. в атмосфере начинавшейся полемики между «славянофилами» (жившими главным образом в Москве) и «западниками» Тургенев писал: «Всем москвичам (исключая Грановского и Елагиных) скажите, что в них ни на грош нет толку». В письмах 50-х годов Тургенев постоянно передавал приветы Грановскому, спрашивал его мнение о своих произведениях (о «Постоялом дворе» и о первой части романа «Два поколения»). С личностью Грановского у Тургенева было связано представление о лучших деятелях эпохи 1840-х годов. В речи, произнесенной 6 марта 1879 г. в Москве, Тургенев взывал к появлению новых Грановских и новых Белинских. Назвав Белинского и Грановского «либералами», Тургенев пояснил, что «когда еще помину не было о политической жизни, слово „либерал“ означало протест против всего темного и притеснительного, означало уважение к науке и образованию, любовь к поэзии и художеству и наконец – пуще всего – означало любовь к народу, который, находясь еще под гнетом крепостного бесправия, нуждался в деятельной помощи своих счастливых сынов». В романе «Накануне» имя Грановского с большим уважением упомянуто Берсеневым (глава IV). Он говорит Елене: «Какое же может быть лучшее призвание? Подумайте, пойти по следам Тимофея Николаевича… Одна мысль о подобной деятельности наполняет меня радостью и смущением». Статья Тургенева не была единственным некрологом Грановского. В «Отечественных записках» (1855, № 11, отд. II) появились воспоминания о нем его ученика, писателя и профессора П. Н. Кудрявцева; в течение октября и ноября несколько некрологов было напечатано в газетах. По поводу статьи в «Московских ведомостях» (1855, № 122, 11 октября ст. ст.) Тургенев писал С. Т. Аксакову: «Вы, наверное, заметили в „Московских ведомостях“ статью о Грановском, подписанную: Студент ***. Превосходная вещь – желал бы я знать, кто этот студент». Статья, о которой говорил Тургенев, называется «Два слова ученика о наставнике»; автором ее был H. M. Павлов (включена им в сборник его статей «Наше переходное время». М., 1888, с. 465–467). В «Санкт-Петербургских ведомостях» статья о Грановском была напечатана 19 ноября ст. ст. 1855 г. На страницах тех же «Санкт-Петербургских ведомостей» упомянута была статья Тургенева о Грановском и сказано, что «Два слова о Грановском» «проникнуты теплым чувством и глубоким уважением к покойнику» (1855, № 264, 1 декабря). В «Библиотеке для чтения» некролог Грановского был напечатан в декабрьской книжке журнала. Его автор – Алексей Рыжов.

Условные сокращения

Горбачева, Молодые годы, Т – Горбачева В. Н. Молодые годы Тургенева. (По неизд. материалам). Казань, 1926.

Станкевич, Переписка – Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830–1840 / Ред. и изд. Алексея Станкевича. М., 1914.

Стасюлевич – Стасюлевич M. M. и его современники в их переписке. СПб., 1911–1913. Т. I–V.

Т, Рудин, 1936 – Тургенев И. С. Рудин. Дворянское гнездо. 2-е изд. М.; Л.: Academia, 1936.

Творч путь Т – Творческий путь Тургенева. Сборник статей под редакцией Н. Л. Бродского. Пг.: Сеятель, 1923.

Ausgewählte Werke – Iwan Turgénjew’s Ausgewählte Werke. Autorisierte Ausgabe, Mitau – Hamburg, E. Behre’s Verlag, 1869–1884.

Dolch — Dolch Oscar. Geschichte des deutschen Studententhums von der Gründung der deutschen Universitäten bis zu den deutschen Freihetskriegen. Leipzig, 1858.

Tagebücher — Varnbagen K.-A. Tagebücher, 1861–1905, Bd. I–XV.