Текст книги "Сборник рассказов. Пять рассказов и две маленькие пьесы"

Сборник рассказов
Пять рассказов и две маленькие пьесы
Иван Александрович Ветошкин

© Иван Александрович Ветошкин, 2017

ISBN 978-5-4485-0848-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дед и будущее

– Морква – дело хорошее, – произнес дед, вгрызаясь в сухой темно-оранжевый корнеплод.

На вид ему было лет восемьдесят. Еще живой, шустрый взгляд бегал по миру, фиксируя все вокруг: и видимое, и невидимое. Еще пару десятков лет назад он не был философом и не управлял жизнью; казалось, наоборот, жизнь управляла им, швыряла туда-сюда, раскачивала и тут же останавливала, потом снова раскачивала, выбрасывала и опять швыряла… Он мирился и верил в собственную пенсию. Потом пенсия неожиданно наступила; пришлось переучиваться и отвыкать вкалывать на нелюбимом рабочем месте.

Его дачный дом обветшал и почти развалился. Когда-то красиво обшитый сайдингом и покрытый шифером, теперь он не отличался от других таких же молодых развалин ничем, кроме одного: абсолютно все стены были увешаны колокольчиками.

– Когда звенишь, становится хорошо, – говаривал дед, любуясь своей огромной коллекцией. – Начинаешь верить в светлое будущее, как-то теплеешь, что ли.

Он жил в свое удовольствие в маленьком дачном поселке в полном одиночестве, ел на ужин несоленую кашу и изредка почитывал дешевую литературу вроде донцовской. Детективы помогали ему настроиться на позитивный лад. Прочтя пару глав, он подходил к стене и радостно, с улыбкой на лице звенел. Казалось, улыбка его тоже звенела, как какой-нибудь плохой колокольчик, которому вставили вместо язычка деревянную щепку. Он был доволен своим звоном.

Морковку он ел по праздникам. В его молодой обветшалой гостиной висел календарь за девяносто восьмой год; он жил по этому календарю, изредка отмечая на нем важные даты и говоря при этом: «Эх, будет жизнь!». И съедал морковку, которую сам циклично выращивал на грядке около компоста.

Нравилось ему почти все. И запустение поселка, и холодная вода, с переменным успехом текущая из грязного крана, и живность, оккупировавшая все его шесть соток вместе с домом. И зимние бесполезные дни, которые он проводил за аккуратной записью в тетрадку каких-то рваных кусков измышлений, приходивших ему в голову. Он писал: «Погода сегодня нехорошая, пасмурно. Завтра, наверное, будет лучше» и звенел своими многочисленными колокольчиками.

Когда к нему пришли рекламироваться страховые агенты, один из них, поскрежетав зубом, предложил ему сжечь к чертям свою хату и построить на кредит нормальный коттедж, а потом застраховать его на какую-нибудь хорошую сумму. Дед долго мялся, переживал, что агенты, ходя по шести соткам, затопчут случайно его моркву, а потом проводил их к калитке, промямлив какое-то ругательство. Агенты, ничего не поняв, ушли и никогда больше не приходили.

Во сне он видел светлые образы своей будущей жизни, в которой, окруженный радостными внуками, он читал вслух что-нибудь прекрасное или смотрел вместе с ними фильмы. Потом приходила его жена, бодрая старушка в халате, раздавала внукам по пирожку с вареньем и присоединялась к этой семейной идиллии. Дальше были разные варианты: написание книги, величайшего труда жизни – о чем, он не понимал, но ясно видел, что сидит и пишет, – постройка нового коттеджа, лучше прежнего, на новом участке с небольшим парком и красивым бассейном в центре, или бурная городская жизнь с посещением театров, выставок, концертов, с новыми знакомствами и публичными выступлениями в Академии наук – о чем он будет говорить, он тоже не до конца понимал, но говорил с большим воодушевлением, собирая полные залы. Сны, как звон клокольчиков, вселяли в него уверенность в завтрашнем дне, в котором он жил счастливо, как никто другой.

Однажды утром он не проснулся. Оставшись в своем мире вечных грез, он наконец подарил себе лучшее, что мог – свое светлое будущее, которому никогда не суждено было стать настоящим.

Кошка и человек (немая пьеса)

Сцена первая
Перед занавесом.

Кошка сидит на стуле. Кошка спрыгивает со стула. В трёх метрах от кошки ударяют в гонг.

Сфера вторая
В проходе зрительного зала.

Конвейер по производству гонгов. На каждом гонге оттискивается логотип из двух пиктограмм: кошка на стуле и кошка под стулом.

Сирена третья
Занавес открывается.

Мужчина просыпается и гладит кошку, чешет ее за ушками, кошка мурчит, ей нравится. Внезапно кошка замирает, начинает шипеть, потом выгибает спину и улетает со сцены, возмущённо мявча. Тридцать секунд тишины. Мужчина засыпает. Через тридцать секунд кошка возвращается, застывает в дверях, поворачивается на 180°, через секунду – ещё раз, потом ещё. Под ритмичные развороты кошки занавес закрывается. Из-за занавеса доносится её мучительный мяв.

Сцена четвёртая
Перед занавесом.

Кошка залезает на стул, потом спрыгивает, некоторое время ходит по полу, постепенно сильнее и сильнее и сильнее съёживаясь и вздыбливая шерсть, потом заходит под стул и умирает.

Сцена пятая
Занавес открывается.

Мужчина просыпается и говорит: «Сегодня я видел сон о кошке» Садится за пишущую машинку, строчит несколько минут, потом ложится на кровать и снова засыпает. В дверь заходит кошка, мурчит, запрыгивает на кровать, ждёт, когда мужчина проснётся. Мужчина просыпается, гладит кошку, чешет её за ушками.

Занавес.

Поёт Стас Михайлов. Бабки-билетерши пинками выгоняют зрителей из зала.

Ужасающая картина

Сидит человек на стуле. Вдруг – бряк! И падает. «Какого хереса!?» – восклицает человек, оглядывается посмотреть, что заставило его брякнуться со стула и видит, что стула нет. «Исчез стул! Две тысячи на ветер!» – кричит человек, и всё исчезает.

Человек падает в обморок. В кулаке у человека зажато две тысячи.

Мы видим ужасающую картину: абсолютно пустое пространство, где лежит человек, зажавший в кулаке две тысячи.

Процесс творения

Федот Сергеевич зашел в комнату и закрыл за собой дверь.

Убранство комнаты состояло из одного стола, одного стула с красной обивкой и одной описи имущества, в рамочке, прибитой гвоздиком

...

конец ознакомительного фрагмента