Текст книги "Блёстки повсюду"

Глава пятая
Девочка с конским хвостом спешит на помощь

Скорбь наполняет наш дом, просачивается в каждый уголок, словно туман, который иногда поглощает Хэмпстед-Хит. Я, словно с большой высоты, наблюдаю, как эта скорбь проникает в сердце каждого человека из моей семьи.

Она давит на папу – его центр тяжести словно сместился, его плечи, голова, руки и уголки рта как будто сами собой ползут к земле.

Странное беспокойство так и не оставило Имоджен. Она подскакивает при каждом неожиданном звуке, вертится и мечется по ночам, скрипит зубами и постоянно постукивает правой ступнёй. Бабушка называет это «норовистостью» и говорит, что Имоджен похожа на испуганную скаковую лошадку, которая гарцует на стартовой линии в ожидании выстрела к началу скачки.

У самой бабушки вид странно отсутствующий. Она постоянно смотрит куда-то вдаль, и когда я обращаюсь к ней, она удивлённо оглядывается на меня и непонимающе моргает. До маминой смерти бабушка всегда была невероятно сосредоточенной на насущном, и теперь перемены в ней пугают меня сильнее, чем в папе или Имоджен. В какой-то момент я понимаю, что, находясь рядом с бабушкой, я цепляюсь за неё, требую её внимания, словно маленький ребёнок, – лучше я буду постоянно теребить её, чем позволю ей погрузиться в воспоминания.

Кейт, как и Имоджен, – просто сгусток энергии. Во время своих визитов она носится туда-сюда, трогая мебель, обнимая нас всех и раздавая бальзамы для губ, резинки для волос, «бомбочки» для ванной и милые блокноты в пастельных тонах, с выдавленными на обложках девизами «Дотянись до звёзд», «Следуй за своей мечтой» или «Отыщи волшебство». Они громоздятся у меня на столе, и их страницы так и остаются чистыми.

Клео грустно мяукает под дверью папиной и маминой спальни, которая закрыта для неё с тех пор, как она перестала пользоваться своим лотком и стала мочиться на их кровать – её собственный безмолвный протест против необъяснимого отсутствия её любимого человека.

Только миссис Эллисон, похоже, невосприимчива к этому ядовитому туману. Она наполняет нашу кухню настоящим смерчем из сахарной пудры, глазури и взбитых сливок.

Я теперь постоянно мёрзну и кутаюсь в кардиганы и шарфы из маминого гардероба. Несмотря на солнечные апрельские деньки, ногти у меня всё время синеватые. Я лежу на кровати и удивлённо обвожу взглядом свою комнату: какую же энергичную и насыщенную жизнь я когда-то вела! Вот фотографии нас с Джесс, карабкающихся на дерево; рисунки, изображающие Клео в разных позах; незаконченный шарф – мама когда-то пыталась научить меня вязать; – мои любимые таблицы цвета, включая мои собственные творения; медали за плавание, сертификаты из школы, самодельные вазочки и шкатулка, которую я обклеила ракушками. И куда бы я ни посмотрела, везде фотографии мамы. Мама дома, в отпуске, плавает в море, верхом на лошади, обнимает нас, сидит на велосипеде, ест завтрак, читает, катает меня на спине, лепит снеговика, улыбается, улыбается, улыбается… Столько моментов запечатлено на этих снимках – но новых уже не будет.

Однако жизнь продолжается, и это, видимо, наше новое бытие. Как пережить то, что пережить невозможно? Ты просто делаешь это. Бабушка говорила мне, что Уинстон Черчилль, который был премьер-министром во время Второй мировой войны, как-то сказал: «Когда проходишь через ад, продолжай идти». Он был совершенно прав, и мы каждое утро поднимаемся, даже если нам этого не хочется, спускаемся в кухню и едим завтрак. Имоджен гоняет хлопья по своей миске, а папа смотрит на неё. Я отщипываю кусочки тоста с намазкой и смотрю на них обоих. Мы идём – кто в школу, кто на работу. Мы разговариваем с людьми, отвечаем на вопросы, улыбаемся, когда нужно, даже иногда смеёмся, едим в положенное время, приходим домой, ложимся спать, а потом всё повторяется заново. Сэм говорит, что такая обыденность исцеляет, но мне кажется, что это просто выживание, без чего-либо ещё.

В какой-то момент в течение следующих нескольких недель Имоджен снова начинает игнорировать меня в школе. Когда мама была очень больна, Имоджен начала разговаривать со мной в течение школьного дня, даже иногда подходила во время обеда, чтобы сесть рядом со мной, и в школу и из школы шла вместе со мной, а не в десяти шагах впереди. Как ни странно, меня успокаивает то, что мы вернулись к нашему прежнему поведению на людях. Джессика, наоборот, так и продолжает всё время держаться рядышком. Она, как верный золотистый ретривер, всегда около меня, готовая поиграть или просто молча посидеть. Она едва ли не рычит на любого, кто может меня расстроить. Такая защита – это мило, но мне от этого душно. Я почувствовала себя предательницей, когда рассказала Сэму, что Джесс иногда действует мне на нервы и что я хотела бы, чтобы наши отношения снова стали такими, какими были когда-то.

Мы с Джесс сидим на игровой площадке, на одной из новых скамей, в стотысячный раз перечитывая «Гарри Поттера», когда на площадку вальяжной походкой входит Скарлетт Уилсон вместе с парой подружек. Их волосы, стянутые в одинаковые конские хвосты, заносчиво покачиваются из стороны в сторону. Как им удаётся сделать так, чтобы эти хвосты раскачивались совершенно синхронно? Я вряд ли когда-нибудь смогу соорудить из своих волос даже самый жалкий хвостик, а у Джесс кудрявые волосы, которые не раскачиваются, а буйно торчат во все стороны. Мысль о том, что я и Джесс сможем синхронизировать движение наших волос, просто смешна – недостижимая цель для нас, простых смертных. Скарлетт учится на один класс старше, чем Имоджен, и присвоила себе звание королевы школы, хотя мне она кажется слегка похожей на хорька.

– Освободите место вы, обе! У старшеклассниц есть привилегии, – разом произносят они одинаково скучающим тоном.

Обычно этого хватило бы, чтобы согнать нас со скамьи, но сегодня я не настроена уходить, а Джесс, встревоженно покосившись на меня, тоже остаётся на месте.

– Нет, – говорю я. – Мы не уйдём. Уходите вы.

Скарлетт хмурится, глядя на меня.

– А, извини, я и забыла, что у тебя тоже есть привилегии из-за смерти твоей мамочки. Кстати, как долго они длятся? Как долго нам придётся любезничать с сёстрами Уэнтуорт? У твоей мамы был рак лёгких, так? Наверное, ей не следовало столько курить!

Я вскакиваю на ноги, моё лицо вспыхивает, но прежде чем я успеваю что-либо ответить, на площадке – словно ниоткуда – появляется Имоджен, подобная ангелу мести.

– Скарлетт Уилсон, ты просто жалкая, – бросает Имоджен. Она говорит негромко и подчёркивает каждый слог, и тихое звучание её голоса делает её слова ещё более весомыми и угрожающими. – Моя сестра будет сидеть там, где она хочет сидеть. И на самом деле я, наверное, присяду рядом с ней.

Имоджен опускается на скамью и заставляет меня сесть на прежнее место. Она берёт мою зачитанную книгу – «Гарри Поттер и Кубок Огня» – и начинает листать её.

– Драко Малфой – лучший персонаж в книге, – заявляет она, обращаясь к нам с Джесс, как будто Скарлетт с подружками не существуют. – Его понимают совершенно неправильно. Я имею в виду: как можно ждать, что он будет хорошо воспитан, если его отец – Пожиратель Смерти? Конечно, он будет недобрым человеком. И кстати, как вам тот актёр, который играет Драко в фильме? Крутой, правда?

Имоджен поднимает взгляд на Скарлетт и её приспешниц и делает вид, будто удивлена, что они по-прежнему стоят перед скамейкой.

– А, вы ещё здесь? Можете идти, но спасибо большое, что пришли.

Джесс и я в изумлении смотрим, как троица старшеклассниц уносится прочь через площадку. Как только они скрываются из виду, Имоджен суёт книгу мне в руки, закатывает глаза и уходит прочь.

– Ух ты! – говорит Джесс. – Это было круто.

– Круто, – соглашаюсь я, глядя, как моя сестра пересекает площадку. Её собственный конский хвост, самый блестящий из всех, выглядит, точно тайное оружие супергероини. Я решаю, что из этого вышла бы отличная книга – «Девочка с конским хвостом». Посмотрите, как она спасает мир, а потом залейте на «YouTube» ролик про увлажняющую домашнюю маску для волос, сделанную из авокадо и секретных ингредиентов. Звенит звонок, и мы с Джесс торопимся на урок английского языка. Остаток дня я делаю заметки и разрабатываю стильный костюм для Девочки с конским хвостом и разные стильные резинки для волос, которыми она может стрелять с обеих рук. Конский хвост может удлиняться и укорачиваться по мере необходимости, и Девочка может использовать его, чтобы перелетать с одного здания на другое – как Человек-паук. Я думаю, как подчеркнуть выразительность конского хвоста – наша героиня должна обладать способностью отбрасывать его, как ящерица отбрасывает хвост, только круче. После этого конский хвост можно использовать как оковы для того, чтобы обезвредить злодеев, или как хлыст для сражения против сил зла. На его месте должен мгновенно отрастать новый хвост, ещё более роскошный. У этого персонажа большой потенциал.

Глава шестая
Подслушивание

Миссис Эллисон прямо-таки поселилась у нас на кухне. По вечерам, когда я прихожу из школы, она чаще всего хлопочет здесь, по локоть в муке, а Сэр Ланселот пыхтит под кухонным столом. Её выпечка – просто фантастика! Формы с липким мармеладным тортом, блестящими лимонными пирогами и пухлыми кексами с шоколадной крошкой громоздятся в шкафу. Миссис Эллисон буквально несколько дней назад узнала, что прошла в нынешний сезон «Лучшего пекаря Британии», и теперь если она не печёт что-нибудь, то читает книги рецептов или просматривает серии предыдущих сезонов. К несчастью, то, что миссис Эллисон проводит столько времени у нас дома, не улучшило её отношения с бабушкой, которая постоянно жалуется на неё папе.

– Элизабет такая деловая! Разве она не понимает, что нам и так нелегко, а она вдобавок к этому ещё и оккупировала кухню и портит девочкам аппетит своей сладкой стряпнёй? И я уверена, что, пока она печёт, её пёс не должен торчать на кухне. Это очень негигиенично.

Наше питание – это настоящее поле битвы. Бабушка пытается пичкать нас супами и запеканками из латука и сельдерея, без сахара и соли, а миссис Эллисон отвечает на это вкусными шведскими улитками с корицей и итальянскими трубочками с кремом, которые называются канноли. В рамках здорового питания она сделала морковный торт, но бабушка, заглянув в рецепт, обнаружила, что в этом торте содержится шестьсот граммов сахара.

– Половина нормы – это тростниковый сахар! – запротестовала миссис Эллисон.

То, что папе приходится разруливать эту кулинарную вражду между бабушкой и миссис Эллисон, он сам называет «застрял между молотом и наковальней». По крайней мере, так он сказал Доминику в начале этой недели, когда тот зашёл к нам на ужин. Я не отказалась от привычки подслушивать. Она появилась, когда мама заболела. Это для меня единственный способ узнать, что на самом деле чувствует папа.

– Поверить не могу, что я вдовец, – сказал он. – Ты знаешь, что если вдовец женится заново, его перестают так называть? Разве это имеет какой-то смысл?

– Ты думаешь, что когда-нибудь снова женишься?

Я едва не провалилась сквозь дверь, напрягаясь в ожидании папиного ответа.

– Боже, Дом, я не знаю. Я представить себе такое не могу, но не могу и представить себе, как я проживу остаток жизни один. Что я буду делать, когда девочки уедут в университеты? Торчать здесь с Элинор, миссис Эллисон и кошкой?

– Не забывай про пса. У тебя будет Сэр Ланселот в качестве мужской поддержки.

Не дожидаясь продолжения разговора, я помчалась наверх, в комнату Имоджен.

– Китти, сколько раз тебе говорить, чтобы ты стучалась, прежде чем врываться сюда? Выйди!

– Папа говорит, что он собирается жениться снова! Он только что сказал Доминику.

– Что? Когда?

– Я слышала, как они только что разговаривали. Папа сказал, что женится, чтобы не жить здесь только с бабушкой и миссис Эллисон, когда мы поступим в университет.

Я разразилась злыми слезами.

Имоджен схватила меня за руку, поволокла вниз по лестнице, и мы влетели в кухню.

– Ты правда сказал, что собираешься жениться снова? Мама умерла всего десять недель назад. Это отвратительно! – заявила она.

– Девочки, девочки, успокойтесь! – Папа вскинул ладони, как будто пытаясь усмирить пару диких пони. – Имоджен, ради всего святого, о чём ты говоришь?

– Китти слышала тебя. Она только что подслушивала за кухонной дверью.

– Китти, милая, тебе нужно перестать подслушивать, – вздохнул папа. – Мы уже говорили об этом. Это может привести к непониманию и обидам. Да, Доминик спросил меня, могу ли я когда-нибудь жениться снова, и я ответил ему, что не могу этого представить, но не могу и вообразить, как я буду один всю оставшуюся жизнь. Я тоскую по вашей маме каждую минуту каждого дня.

Я выдернула руку из хватки Имоджен и бросилась к папе. Имоджен присоединилась к семейному объятию, в то время как Доминик стоял со смущённым видом, желая, наверное, исчезнуть куда-нибудь. Я подумала, что он винит себя в этой драме. Мы с Имоджен вышли из кухни, но в то время как моя сестрица направилась обратно в свою комнату, я задержалась в коридоре.

– Ради бога, – выдохнул папа, – что я должен был сказать им, Дом? Что без Лоры я чувствую себя совершенно потерянным? Что весь мир без неё не имеет никакого смысла? Что я люблю их больше жизни и что если мы втроём сможем просто держаться друг за друга, всё будет в порядке?

– Мне кажется, это звучит вполне уместно, дружище.

– Иногда я думаю о том, чего хотели бы девочки, – продолжил папа дрожащим голосом. – Я имею в виду, что знаю, чего они хотят. Они хотели бы, чтобы у них по-прежнему была мама и лучше бы я умер вместо неё. Так было бы легче для всех.

– Нет, Роб! Ты не должен думать такое! Девочки любят тебя. Они любят и тебя, и Лору. Они не хотят выбирать между тобой и ней. Они хотят, чтобы жили вы оба.

Я тихо ушла прочь, испытывая стыд и желание никогда не слышать того, что сказал сейчас папа.

И всё же я не могу выкинуть из головы мысль, что папа может жениться снова. После подслушивания этого разговора я стала проверять историю браузера на папином ноутбуке, чтобы обнаружить следы посещения сайтов знакомств или другой подозрительной интернет-активности. Это не так плохо, как кажется, потому что мне разрешено пользоваться его компьютером. Он даже сообщил мне своё имя пользователя и пароль, чтобы я при необходимости могла войти в систему, когда его нет дома. Однако на самом деле мне полагается использовать ноутбук только для домашних заданий, так что для того чтобы усмирить чувство вины, я занимаюсь шпионажем только после того, как заканчиваю работу.

Сегодня вечером мне нужно исследовать жизнь в Британии при викингах – это часть моего проекта по истории. На следующей неделе мы с классом собираемся поехать в Центр викингов в Йорке. Имоджен ездила туда три года назад и сказала, что это скукотища, но я очень жду этой поездки. В музее есть диорамы в натуральную величину, изображающие повседневную жизнь в викингской Британии. В качестве основной части проекта я пишу дневник викингской девушки. Я назвала её Альфхильд, что переводится как «битва эльфов». Какое замечательное имя! У викингов ужасная репутация, но не все они были кровожадными убийцами. Альфхильд и её родные мирно жили на ферме, и из-за этого некоторые записи в дневнике получаются довольно скучными.

Я придумала Альфхильд доброго старшего брата по имени Ингольф, который куда лучше, чем моя собственная сестра-не-викинг, чьё имя начинается на ту же букву. У него есть ручной волк и куда более интересная жизнь, чем у Альфхильд, потому что он ходит присматривать за животными, пока она варит похлёбку и подметает у очага.

Я закончила сегодняшнюю запись – для Альфхильд это был неожиданно интересный день, потому что несколько овец ворвались в длинный дом и устроили погром, – мы с Имоджен сели работать за папин ноутбук. Она показала мне, как просматривать историю браузера. В самом верху списка был сайт под названием «Одинокий полёт», который, судя по всему, предлагал поддержку родителям, «оставшимся исполнять свой долг в одиночку после смерти партнёра». На этом форуме папа зарегистрировался под именем ЧБСЛ и в своём вступительном посте объяснил, что это сокращение от «Что Бы Сделала Лора?»

«Лорой звали мою жену, – писал он, – и я по сто раз в день думаю ЧБСЛ, стараясь заботиться о двоих наших дочерях».

Под постом была целая вереница приветственных ответов от других участников сообщества, у которых были вот такие ники: Эмма1982, Снуппи, М-рБ и ДжДНЙС. Мне понравились эти комментарии, к тому же сайт был удобный: всё, что писал зарегистрированный пользователь, отображалось в отдельном разделе, так что мы легко смогли проверить все папины комментарии и вопросы. Самый недавний его пост был таким: «Как часто мне следует разговаривать с девочками об их маме? Я хочу сохранить живую память о ней, но не хочу, чтобы это показалось надуманным или нездравым. Иногда, когда я упоминаю о ней, девочки выглядят расстроенными и подавленными. Любой совет будет уместен. Заранее спасибо. ЧБСЛ».

Ответы по большей части были хорошими:

«ЧБСЛ, вы должны говорить о вашей жене настолько часто, насколько считаете естественным».

«Считайтесь с мнением ваших детей. Почему бы не спросить их, что они думают?»

«Я уверена, что вы проделываете невероятную работу. Будьте добрее к себе».

Попадались и странные ответы; один из них, в частности, заставил нас с Имоджен прервать просмотр форума.

«Иногда я разговариваю с мужем так, как будто он по-прежнему с нами. Я не знаю, что думают мои дети, но мне это кажется правильным».

– Могу представить, что думают её дети, – фыркает Имоджен. – Они думают: «О чёрт, наш папа умер, а мама совсем сошла с ума!» Некоторые из этих людей просто чокнутые. Может быть, в конце концов, папа найдёт какую-нибудь пользу на этом «Одиноком полёте». Что за пафосное имя для сайта!

Один ответ вызывает у меня жуткое чувство.

«Отец Д. умер ещё до того, как он родился, и я наверняка слишком много о нём говорю. Д., похоже, нравится слушать истории о своём отце, но ему всего четыре года. Посмотрим, что будет, когда он станет старше. Удачи. ДжДНЙС».

Ужас того, чтобы никогда не знать свою маму или своего папу, настолько огромен, что я даже не могу его осмыслить. По крайней мере, десять лет у меня были и мама, и папа.

Я могла бы часами читать эти посты, но Имоджен говорит, что это скучно, и закрывает ноутбук. Как только она выходит из комнаты, я снова вхожу в систему и быстро делаю ещё одну запись в дневнике Альфхильд. Ингольф падает в ручей, простужается и из-за этого вынужден оставаться в постели. Альфхильд приходится взять на себя его обязанности по уходу за животными на следующие несколько дней, пока он не оправится. Это хоть какое-то разнообразие, потому что я чаще всего могу написать только, как бедная девушка подметает пол и шьёт рукавицы. Завершив эту захватывающую и весьма приятную запись в дневнике, я возвращаюсь на главную страницу «Одинокого полёта» и регистрирую собственную учётную запись. Я игнорирую все предупреждения, радостно ставлю галочки, подтверждая, что мне больше восемнадцати лет и так далее, и через несколько минут у меня есть своя учётка на форуме под именем ОММ – «Оплакиваю Мою Маму». Я собираюсь дать ЧБСЛ несколько отличных советов. Например, он ни при каких обстоятельствах не должен думать о том, чтобы завести романтические отношения, и должен уделять младшему ребёнку в семье больше внимания, чем старшему, которому и так повезло провести с мамой на несколько бесценных лет больше.

Я не говорю Сэму о сайте «Одинокий полёт». Он всегда даёт почитать мне книги о переживании горя, такие как «Исцели своё сердце» и «Любовь и потеря для подростков». Он дал мне толстую тетрадь, чтобы я могла вести свой «дневник скорби», как он называет это. Ещё Сэм рекомендовал мне местные группы поддержки и даже рассказал папе о клубе для детей, потерявших родителя. Мы с Имоджен отказались туда ходить. Кстати, если так подумать, Сэм, возможно, уже знает про «Одинокий полёт». Может быть, именно он и рассказал о нём папе. Есть немалая вероятность, что Сэм опознает меня в ОММ, так что мне нужно тщательно маскироваться. Но я всё равно спрашиваю Сэма кое о чём – о том, о чём я не могу говорить больше ни с кем, о том, что не даёт мне спать по ночам.

– Как вы думаете, маме было страшно?

– Страшно из-за чего, Китти? – переспрашивает Сэм, хотя я на сто процентов уверена, что он точно знает, о чём речь. Он просто хочет, чтобы я сказала это вслух.

– Страшно умирать.

Если Сэм спросит меня, считаю ли я, что мама боялась, я, наверное, ударю его по лицу. Иногда он делает так – возвращает вопрос мне, это ещё один классический приём терапии, который мама постоянно использовала на нас дома. Но он не бросает этот вопрос обратно мне, только задумчиво смотрит на меня.

– Лора много говорила о том, как сильно она будет тосковать по тебе, Имоджен и вашему отцу. Она говорила о том, как гордилась вами всеми, но твоя мама ни разу не сказала мне, что она боится. Однако это не значит, что ей не было страшно.

– Я бы боялась и злилась. Почему мама не сердилась, Сэм? Кроме меня, только бабушка злится из-за всего этого. Иногда, когда бабушка заговаривает про рак, я вижу, как она стискивает кулаки, настолько, что даже костяшки белеют.

– Ты когда-нибудь разговаривала со своей бабушкой о чувстве гнева? Может быть, следует это сделать, Китти. Это может помочь ей понять, что не она одна сжимает кулаки.

– Может быть, – отвечаю я, зная, что не сделаю этого. Это совершенно не нужно. Бабушка видит мою ярость так же отчётливо, как я вижу её злость. Она знает. Наши руки сжимаются в кулаки от ярости рядом друг с другом. А ещё она видит, как мне страшно. Никто никогда не говорил мне, что горе ощущается, как страх, и что мне каждый день будет настолько страшно.

– Что-нибудь ещё, Китти? – спрашивает Сэм, используя своё умение читать мысли.

– Ничего важного, – говорю я ему, но, говоря это, я знаю, что не смогу долго держать это в себе.