Текст книги "Судьба гнева и пламени"

7

Я спотыкаюсь, ступая вверх по бесконечной лестнице, и тиски Боза, сомкнувшиеся на моей руке, – единственное, что удерживает меня на босых ногах. Только когда мы достигаем площадки, он снимает одеяло с моей головы, а затем толкает меня вперед.

Я делаю несколько шагов, но наступаю на край платья и падаю, больно ударяясь коленом о каменный пол. Я сдерживаю вскрик.

– Будешь сама объясняться. – Он бросает одеяло на пол рядом со мной.

Стиснув зубы от боли, я тащусь в самый дальний от него угол, как раненое животное, коим и являюсь, и быстро осматриваюсь. Он привел меня в полукруглую комнату, где с одной стороны только небольшая кучка шкур на сене, а с другой – ведро. Маленькое отверстие в стене открывает обзор на ночное небо.

Боз заполняет собой весь дверной проем, шлем снят и спрятан под мышкой. Он старше, чем я ожидала от человека с такой силой, светло-серые хлопья пыли осели на его коротко стриженных, мышино-каштановых волосах, а на лбу зигзагами прорисовываются морщины. Полоска крови стекает по бронзовой щеке. Еще больше полос покрывает его нагрудник.

– Как ты это сделала?

– Что сделала?

– Не играй со мной, – рычит он. – Я всадил стрелу в твое сердце. Я видел, как ты упала наземь в розовом саду. Ты была мертва.

Стрела в розовом саду…

Я вспоминаю подобранное мною окровавленное оружие. Он говорит, это была моя кровь? Что он выстрелил в меня этой самой стрелой? Я смотрю на темное пятно на лифе, где ткань кажется разорванной.

Пульсация в груди уже не такая острая, как в момент пробуждения, но все равно болит. Однако очнулась я в кедровом лабиринте. Как я туда попала? Должно быть, проползла. Но он не стрелял в меня…

– Как ты можешь быть жива?! – Глубокий голос Боза разносится по комнате, прерывая мои блуждающие мысли. Он бросается вперед, его доспехи звенят при каждом шаге.

– Не знаю, но я не та, за кого вы меня принимаете! – Я сворачиваюсь в клубок, обхватываю голову руками, готовясь к нападению. Когда его не происходит, я рискую взглянуть вверх.

Он изучает меня прищуренными глазами.

– Я не знаю, какой еще коварный трюк ты продумываешь. Возможно, ты надеешься, будто твои приспешники спасут тебя, но это не сработает. Мюрн мертв. Повстанцы либо убиты, либо схвачены, либо бежали из города. Никто не придет, чтобы освободить тебя.

Боз разворачивается на каблуках и выходит, захлопывая за собой зарешеченную дверь.

Я слушаю, как его шаги стихают на лестнице, жду, когда наступит тишина, и только потом позволяю себе вздохнуть с облегчением. Хотя утешаться нечем. Я в затруднительном положении, из которого не могу найти выход. Мне следовало бежать, как сказал тот человек. Я бы винила себя в смерти Анники, но была бы жива, а не сидела бы в этой камере. Угрозы Боза о моем расчленении сделали свое дело.

Я в ужасе.

И моя рука пульсирует.

Я вздрагиваю, осматривая крупную глубокую рану на своей ладони. На нее уйдет не менее десяти швов, а то и больше, и что-то мне подсказывает, что эти люди не торопятся вызывать для меня врача. Нужно остановить кровь.

Подол моего платья порвался. Зубами и здоровой рукой я отрываю полоску и обматываю ее как можно крепче вокруг раны, стараясь не обращать внимания на грязь, которая так и норовит попасть в рану. Люди теряли конечности и от простых инфекций. Иногда даже больше, чем просто конечности. Бездомная женщина, жившая на берегу Гудзона, – мы звали ее Речная Салли – порезала большой палец о консервную банку, а позже умерла от сепсиса.

Я встаю с твердого каменного пола и направляюсь к крошечному окошку, дабы лучше понять, что меня окружает. Боз запер меня в башне, с ужасом осознаю я. От вершины башни до земли не менее пятидесяти футов. Даже если бы у меня получилось пролезть через отверстие, прыгая, я бы сломала каждую кость в своем теле. Протиснув голову в небольшую дыру, я замечаю шлем: солдат охраняет вход.

Боз целеустремленно марширует по огромному двору, останавливаясь, чтобы поговорить с двумя мужчинами, которые возят бревна и сваливают их в кучу. Он указывает им пальцем и словами – их я не могу разобрать. Кроме этих людей, больше никого не видно. Здесь тихо – гораздо тише, чем на городских улицах, по которым мы проезжали.

Несмотря на теплый летний воздух, в камере прохладно, а мое платье промокло от воды. Зубы стучат, когда я невредимой рукой пытаюсь стряхнуть влагу с бесчисленных слоев юбок. Не могу не корить себя за это. Но смерть от переохлаждения или пневмонии может оказаться предпочтительнее того, что они запланировали для меня.

Когда из платья уже невозможно выдавить больше ни капли воды, я подбираю одеяло, оставленное Бозом, находя странное утешение в запахе земли. Думаю, сено, покрытое шкурами овец, это моя кровать. Признаюсь, я спала в местах и похуже, и все же выглядит это не слишком привлекательно.

Теперь мне нечего больше делать, кроме как смотреть на свои грязные ноги и ждать.

Откуда-то из соседней башни доносится слабый скрежет, от которого у меня волосы на затылке встают дыбом. Я осторожно иду к двери камеры, вглядываясь в темноту за решеткой. Через лестничную площадку находится еще одна камера.

– Привет? – Я задерживаю дыхание, внимательно слушая. Может, в темноте кто-то прячется, и он расскажет мне, где я, черт возьми, нахожусь? – Эй, есть здесь кто-нибудь? – зову я снова, на этот раз громче.

Между прутьями, пугая меня, пробегает крыса. Она резко останавливается, когда видит меня, а затем сворачивает и уносится вниз по лестнице. В итоге никто не отвечает.

Я проверяю дверь своей камеры, толкая ее и встряхивая. Она шумно гремит, но не сдвигается с места, подтверждая – закрыто. Я в ловушке и совершенно одна, если не считать грызунов. Как до этого дошло?

Лунный свет проникает в окно, заливая импровизированную кровать своим серебряным сиянием. Сколько других людей ожидало наказания под этим светом?

Плотнее закутываясь в одеяло, я перебираю в голове все сумасшедшие истории, что рассказала мне Софи по пути к хранилищу, и безумие, произошедшее с момента, как я очнулась в лабиринте.

Софи была непреклонна: эти люди не должны узнать, кто я такая. Что я такое. Если узнают, то не оставят меня в живых. Но какой версией Ромерии они меня считают? Судя по всему, она убила короля и королеву, начав тем самым войну в их городе. Я почти уверена, что они так или иначе убьют меня.

Я рассматриваю кольцо, которое Софи надела на мой палец. Мне показалось, что драгоценный камень тусклый, но под лунным светом он красиво переливается. Софи сказала, оно защитит меня, и, может, так и будет. Мне до сих пор непонятно, почему кольцо светилось в реке, но, думаю, придется добавить этот вопрос к длинному списку всех этих бессмысленных событий.

А вдруг я схожу с ума, как мой отец. Это он испытывает? По сей день папа твердо стоял на своем: он видит правду, разворачивающуюся перед ним, и все же остальные настаивают на другой версии. Солдаты с мечами и средневековый город, о котором никто не знает? Две луны? Я вижу это собственными глазами, но неужели я создала это у себя в сознании? Вот что значит страдать от иллюзий, настолько ярких, что невозможно назвать их ложными?

Я помню, как Софи проткнула мне грудь зазубренным черным рогом, и все же Боз настаивает, будто он выстрелил в меня стрелой. Мы оба помним две версии правды, объясняющие, почему у меня болит грудь, плюс мое платье запачкано кровью, однако ж ни одно из этих объяснений не кажется правдоподобным.

Хоть что-то из этого правда?

Трясущимися пальцами я откидываю одеяло. Каким бы нелепым ни было это платье со всеми его слоями, помпезностью и откровенным декольте, оно, вероятно, выглядело восхитительно до того, как было безнадежно испорчено.

Тот, кто его сотворил, провел долгие часы, сшивая завитки и цветы золотой нитью. Лиф жесткий и плотный, и мне приходится с усилием оторвать рукав, дабы обнажить кожу в попытке получше рассмотреть место ранения в сумеречном свете.

Я морщусь, глядя на пеструю багряно-красную отметину. Я ожидала увидеть рану, но кожа не повреждена. Выглядит как обычный синяк.

Но я помню тот рог, пронзивший…

– Для той, кто недавно умер, ты исцеляешься довольно быстро.

Я вздрагиваю от голоса и тут же дергаю одеяло на себя, чтобы прикрыться. Щеки краснеют. Я узнаю этот холодный спокойный тон. Это король. Зандер. Как он прошел, не издав ни звука? И как долго стоит в тени, наблюдая за мной?

Ключ гремит в замке.

Моя паника нарастает, когда дверь со скрипом распахивается. Он пригибается, когда входит внутрь. Доспехов больше нет. Вместо них изящный удлиненный сюртук черного цвета и сапоги до колен. Теперь, когда он без шлема, закрывавшего большую часть лица, я вижу, что Зандер молод – старше меня, но моложе, чем представлялся мне король. Не то чтобы я когда-либо задумывалась о возрасте короля. Остальные черты его лица с оливковой кожей такие же угловатые, как и челюсть, золотисто-каштановые волосы небрежными волнами спадают с лица.

Когда он приближается, его холодные глаза буквально вонзаются в меня. Руки короля висят по бокам, поблизости от ножен, в которых спрятан меч. Украшенный драгоценностями кинжал привязан к его бедру.

Воровка внутри меня задается вопросом, смогу ли я стащить кинжал так, чтобы он не заметил?

Однако причина, по которой мне всегда удавалось незаметно отнимать у людей их вещи, состояла в том, что они меня не подозревали. Зандер же некоторое время назад был в доле секунды от того, чтобы вонзить мне в грудь кинжал, поскольку подозревает меня в гораздо худших деяниях, нежели воровство. Он думает, будто я убила его родителей.

То, что я еще жива, просто чудо.

– Встань, – командует он, останавливаясь всего в футе от меня, и сжимает руки.

Я подчиняюсь, не желая давать ему повода убить меня на месте.

Раньше он казался титаном во всех этих доспехах. Теперь он навис надо мной, высокий и широкоплечий, но не такой уж и нечеловеческий. Впрочем, он все же устрашает. И он однозначно король. Даже если это место и эти люди ничего для меня не значат, я чувствую исходящую от него ауру силы. Высокомерие.

Его пронзительный взгляд останавливается на мне. Я изо всех сил пытаюсь сохранять самообладание, сосредотачиваясь на лацкане его сюртука, стараясь подобрать нужные слова, лишь бы убедить его, что я не та Ромерия, какой он меня считает.

Зандер тянется к краю шерстяного одеяла, и его намерения быстро становятся ясными. Я инстинктивно крепче прижимаю руки к телу и пронзаю его предостерегающим взглядом.

Его брови изгибаются.

– Теперь ты строишь из себя скромницу рядом со мной?

– Что это должно значить?

– Не притворяйся, будто не знаешь. Покажи мне рану. Сейчас же.

Я не сумею отбиться от него, если он захочет применить ко мне силу, к тому же я бы предпочла иметь хоть какой-то контроль над ситуацией. Я неохотно опускаю край одеяла, ровно настолько, чтобы он смог увидеть покрытую синяками кожу и ничего больше. Хотя он уже наверняка все рассмотрел, пока прятался в тени.

Я напрягаюсь, когда Зандер протягивает руку и проводит кончиком пальца по месту ранения – стрелой или рогом, черт его знает. Несмотря на очевидную ненависть ко мне, его прикосновения нежны.

И, вопреки страху, по моему телу пробегает дрожь.

После долгой паузы он отстраняется, а затем поворачивается ко мне спиной и начинает расхаживать по моей маленькой камере.

Я пользуюсь моментом, чтобы поправить платье, морщась от неудобства.

– В последние недели ты играла роль доброй чародейки, стремилась к миру между нашими людьми, но на самом деле все это время замышляла уничтожить мою семью. Не пытайся отрицать. Мы допросили твоих слуг. Тех, кто выжил. Они признались. И быстро.

У меня есть слуги?

– Ты преуспела в убийстве моих родителей. Аттикус едва не получил стрелу в сердце, а Анника точно была бы мертва, если бы ты ее не спасла. Я не могу понять почему, но убежден – у тебя имелись свои причины. Возможно, жест доброй воли, когда ты осознала, что тебя преследуют. Тем не менее я удивлен, что ты не сопротивлялась.

Устроить бой – в одиночку – против пятидесяти солдат на лошадях?

Его пятка едва касается камня, когда он поворачивается ко мне лицом.

– Что ты припасла для меня? Тоже яд? Или, может, удобно подставленное острие клинка, которое ты вонзила бы в меня, пока я лежал бы рядом, пресыщенный и рассеянный?

Мне хочется все отрицать, заявлять о своей невиновности, однако я прикусываю язык. Чем больше он говорит, тем больше я узнаю. На данный момент мне известно, что у него есть брат и сестра, и, похоже, мы с Зандером были парой. В таком случае шутки о моей скромности в его присутствии имеют смысл.

Но кем именно мы были друг для друга?

Мой взгляд скользит к его рту, к полным губам. Целовала ли я их раньше? Эти проницательные глаза уже видели все под моим платьем? Просыпались ли мы в объятиях друг друга?

Странно стоять перед человеком, с которым не знакома, но который отлично знаком со мной. Человеком, обвиняющим меня в убийстве своих близких, имея на руках вполне очевидные доказательства.

– Твой отец знал об этой схеме, когда договаривался со мной? Потому что, мне кажется, здесь замешана Нейлина. Не то чтобы это имело значение. К несчастью для всех вас, ваши тщательно продуманные планы рухнули, когда мои родители решили поужинать до церемонии, а не после нее. – Его челюсти напрягаются. – Кто в этих стенах был в сговоре с тобой? Уверен, тебе кто-то помогал. Кто-то помимо лорда Мюрна. Тот, кто знал наш распорядок дня, сумел бы обойти охрану. Я хочу знать, кто предал мою семью. Кто предал Илор?

Я выравниваю голос.

– Я не собиралась убивать…

– Кто тебе помог? – рычит он, и его рука тянется к кинжалу.

Все внутри сжимается. Это бесполезно. Он уже убедился в моей вине и не станет меня слушать, если я продолжу все опровергать. Мне нужно найти другой способ сообщить ему правду.

– Софи.

Зандер колеблется, словно не ожидал услышать ответ так быстро или что он вообще последует.

– Софи, – повторяет он, хмуря брови. – Я не знаю никакой Софи.

– Она сказала мне, что ее так зовут, но могла солгать.

– Кто она? Придворная дама? Фрейлина? Слуга?

– Определенно не слуга. У нее есть собственный замок. Она высокая и худая, длинные рыжие волосы. Красавица. Хорошо владеет мечом.

Он качает головой. Описание, вероятно, не подходит никому, кого он знает.

– Где вы с ней познакомились?

– На благотворительном мероприятии, на Манхэттене.

– Это в Ибарисе?

Что за король не слышал о Манхэттене?

– Нет. Это в Нью-Йорке. Мы встретились там, а потом полетели в…

– Полетели? Ты хочешь сказать, что за этим стоял заклинатель?

Я хмурюсь. Кто?

– Она элементаль?

– Я… не знаю.

Зандер бормочет себе под нос нечто похожее на проклятие.

– Насколько она сильна? Она сейчас здесь, в городских стенах? – засыпает он меня вопросами, и его голос внезапно приобретает настойчивые нотки.

Насколько сильна? Даже не знаю, как на это ответить.

– Софи утверждала, что не может прийти сюда.

Зандер снова начинает шагать.

– А что ты пообещала этому заблудшему дураку, лорду Мюрну, за его помощь с повстанцами? – Он хмыкает. – Ну, конечно… твою руку. Учитывая, что мы все были бы мертвы, тебе бы понадобился илорианец благородной крови, который помог бы занять трон. Хотя с этим предателем тебе вряд ли удалось бы повлиять на двор. Ты и в самом деле ничего не знаешь об илорианских обычаях.

Я пытаюсь снова.

– Знаю, ты мне не веришь, но я не убивала твоих родителей. И я не собиралась убивать тебя.

– Ты заперта в башне и обвиняешься в государственной измене. Ты скажешь что угодно, правда, Ромерия?

– Возможно, – признаю я. Мое имя на его языке – словно он так хорошо меня знает – раздражает. – Но это не меняет того факта, что это была не я. Я не та, кем ты меня считаешь.

Он приближается ко мне, и я отступаю, пока не упираюсь спиной в стену, оказываясь в ловушке, не способная уклониться от его массивной фигуры. Свет луны озаряет его лицо, которым в обычных обстоятельствах я бы восхитилась. Но сейчас я вижу лишь жесткие линии и ненависть в глазах.

Взгляд Зандера падает на одеяло, прижатое к груди, а затем на самодельную повязку.

– Теперь тебе нельзя носить такие украшения, не так ли? – Он протягивает руку ладонью вверх.

Не повязка привлекла его внимание, а мое кольцо. И намерения его ясны.

Ты не должна снимать это кольцо ни по какой причине.

Мне не хочется проверять правдивость предупреждения Софи, поэтому засовываю руку под одеяло. Собрав все нервы в кулак, я встречаю стальной взгляд Зандера, откашливаюсь и говорю:

– Это мое.

Время замирает, а мое сердце бешено колотится в груди. Растущее напряжение, витающее вокруг нас, угрожает выдавить весь воздух из моих легких. Кажется, король пытается прочесть мои мысли так же, как и я его.

Я молюсь, чтобы он увидел мою честность и невиновность, и говорю – четко, медленно:

– Я не та, за кого ты меня принимаешь…

– Разве ты не принцесса Ромерия, будущая правительница королевства Ибарис, и моя нареченная? – произносит Зандер с убийственным спокойствием.

Мой рот приоткрывается. Принцесса? Королевство? Нареченная?

– Нет! Я имею в виду, да, меня зовут Ромерия, но я не…

– Довольно! – Нахмурившись, он тянется к бедру. Его рука обхватывает рукоять кинжала. – Ты хотя бы немного испытываешь вину за то, что сотворила?

Я молчу, опасаясь, что в любом случае Зандер извлечет этот кинжал из ножен.

– Знаешь, как мне хочется верить, что ты не стояла за всем этим? – хрипло шепчет он, подходя ближе. В его глаза отражается острая боль. – Прошу, скажи, что ты не поступила так со мной.

Я прижимаюсь телом к прохладной каменной стене и задерживаю дыхание. Желание закричать перехватывает горло. После всего, через что я прошла, вот так мне суждено умереть? В средневековой башне, от рук обманутого короля, принятой за кого-то другого?

Зандер наклоняется, и его губы легко касаются моих.

Я застываю от неожиданности этого действия, а затем и от следующего – когда он целует меня с большим напором. Его слова все крутятся у меня в голове. Я должна была стать его женой. Он хочет верить, будто я невиновна в этих ужасных преступлениях.

Возможно, еще остался способ убедить его.

Давненько я ни с кем не целовалась. Последний раз это произошло шесть месяцев назад – в клубе с парнем, который даже не удосужился снять обручальное кольцо, когда делал мне недвусмысленное предложение. В ту ночь я навсегда избавила его от часов «Blancpain»[9]9
  Blancpain – одна из старейших часовых мануфактур Швейцарии, в стенах которой придумали первые в мире автоматические женские часы.


[Закрыть].

С глубоким, прерывистым вдохом я отдаюсь поцелую. Губы Зандера мягкие и теплые – удивительный контраст с его холодным, жестким поведением.

Я отпускаю одеяло, и оно соскальзывает с моих плеч, падая к ногам. Затем осторожно провожу пальцами неповрежденной руки по его груди, молча наслаждаясь твердыми мышцами под своей ладонью, наклоняю голову и дразню его губы кончиком языка.

Зандер замирает, и я боюсь, что мимолетные чары, под которые он попал, быстро рассеялись. Но вдруг он, резко вдохнув, страстно отвечает на поцелуй, тянется, чтобы ухватить меня за затылок. Его пальцы путаются в моих волосах. Поцелуй становится глубже благодаря искусным движениям его языка. Твердые бедра прижимают меня к стене, напряженное тело сливается с моим.

Я ошеломлена. Меня еще никогда так не целовали – с подобным отчаянием. Однако я быстро вспоминаю свою цель. Рука скользит вверх по его шее, нежно касается точеного подбородка. Другая рука – раненая – оказывается между нами, в самом нужном месте.

Ближе к кинжалу.

Зандер оставляет дорожку поцелуев от моих губ к изгибу челюсти, затем к шее. Его дыхание становится прерывистым.

Погруженное в головокружительность момента, мое тело начинает реагировать, несмотря на опасность, в которой я нахожусь. Я выгибаю спину, предоставляя ему лучший доступ, и его хватка на моих волосах становится крепче. Зандер тянет мою голову вниз, оголяя шею. Я вздрагиваю, когда он игриво царапает мою кожу неожиданно острыми зубами.

Однако, когда его пальцы сжимают вырез платья, я слышу треск ткани и понимаю, что быстро теряю контроль над ситуацией – если он вообще у меня был.

Я никогда не позволяла никому так себя использовать, когда жила на улице. Не случится этого и сейчас, каким бы ужасным ни было мое положение. И все же я попробую обернуть эту ситуацию в свою пользу.

Ночной воздух ласкает мою обнаженную кожу там, где одна сторона моего платья слишком низко опущена. Я будто кожей чувствую взгляд Зандера на своем теле, как если бы это был его рот. Он не шевелится. Застыл, словно размышляя, продолжить или остановиться. В любой момент он может выбрать последнее.

Стиснув зубы от боли в руке, я просовываю пальцы под сюртук, скольжу ими по его стройной талии, обдумывая план, и сильнее прижимаюсь к его бедрам.

Зандер отвечает гортанным рыком, снова сжимая мои волосы в кулаке. Его рот тянется к моей шее. Я ощущаю еще одно восхитительное острое касание его зубов, и с моих губ срывается тихий, непрошеный стон. Но я использую этот момент, чтобы он отвлекся, а я тем временем дотрагиваюсь до рукояти кинжала большим пальцем, проверяя его посадку в ножнах, и пытаюсь найти удобный угол для захвата.

Нащупываю кинжал и тяну за навершие…

Зандер внезапно отстраняется от меня и делает несколько шагов назад, куда я не в силах дотянуться.

Мои руки остаются пустыми, план сорван.

Его адамово яблоко дергается, когда он тяжело сглатывает.

– Мы могли бы принести мир. Могли бы изменить Илор и Ибарис вместе. Но ты права. Ты не та, кем я тебя считал.

Его челюсти сжимаются, когда Зандер изучает длинную золотую заколку для волос на ладони.

– И я никогда не поверю ни единому слову, что вылетит из твоих предательских уст.

– Клянусь тебе, Зандер…

– Никогда больше не произноси мое имя! – рявкает он, после чего делает паузу на несколько мгновений, дабы восстановить самообладание, и, когда снова заговаривает, его голос приобретает тот же холодный, отстраненный тон. – Ты встретишь свое наказание на рассвете вместе с остальными предателями. И я обещаю, твоя смерть не будет быстрой или безболезненной. Ведь смерть моих родителей таковой не была. – Он кивает на мою руку. – Посмотрим, сможет ли это уберечь тебя от Азодема, ведь Судьбы наверняка сочтут, что ты заслуживаешь отправиться туда. – Он покидает мою камеру не оглянувшись. Железные прутья лязгают, когда дверь захлопывается. Его шаги вниз по лестнице быстры – они уносят с собой всю мою надежду.

Поправив платье, я бросаюсь к окошку, готовая рассказать ему все: о Софи, о Корсакове, о роге, об этом поручении с камнем для Малакая. Но король, должно быть, пошел другим путем, потому что единственные люди во дворе – это солдат, расхаживающий перед дверью башни, и двое мужчин, выстраивающих ряд деревянных конструкций.

Ледяное беспокойство покалывает мою кожу, когда я снова осматриваю строения более внимательным взглядом. Груды бревен разной длины сложены внизу так, что становятся похожи на растопку для костра.

Это площадь для казни.

И, судя по последним словам Зандера, обращенным ко мне, я уверена, что знаю, какая казнь предназначена мне. Мои внутренности холодеют, когда я наконец осознаю истинную серьезность своего положения.

Король может по-прежнему любить ту, кем он меня считает, и все же он только что приговорил ее к смерти.