Текст книги "Мое безумие"

Он кивает.

– Это хорошо. По крайней мере, я так думаю.

Чувство, что за мной наблюдают, никогда не исчезает, и даже сейчас я быстро оглядываюсь. Сьюзен и Кейт сидят на сестринском посту. На нас никто не смотрит.

– Я готова покинуть Фэйрфакс, – признаюсь я.

В его глазах мелькают мириады эмоций, но я вижу только счастье.

– Замечательно.

Я киваю и тщательно подбираю слова.

– В последний раз, когда ты приходил сюда, ты сказал, что пытался навещать меня каждый божий день.

– Верно, сказал, – с чувством подтверждает он.

– Я знаю… Я проверила список на входе. – Я нервно облизываю губы.

Одна его рука касается моей. Меня как будто пронзает током. Я даже вздрагиваю.

Мое тело не слушается меня, и во всем виноват этот мужчина.

– Что ты помнишь обо мне? – спрашиваю я.

– Все. Я помню о тебе все.

Я смотрю на него из-под ресниц.

– Тогда расскажи мне.

Синклер хмурится.

– Когда я был у тебя в последний раз, было видно, что для тебя это потрясение. Я не хочу грузить тебя информацией.

– Ты не грузишь. Это я прошу тебя рассказать мне все.

Синклер усмехается и трет верхнюю губу. Он явно нервничает.

– Да. Ладно. Попробую. – Он прочищает горло и наклоняется вперед. Всего на дюйм. И хотя между нами все еще приличное расстояние, ощущение такое, будто он почти касается меня. – Ты любишь природу и садоводство. Твой любимый цветок – гортензия, и ты терпеть не можешь орхидеи. Твое любимое время года – весна. Ты обожаешь чай. Любишь журналы, где печатают всякие сплетни, и когда ты читаешь хорошую книгу, тебя от нее не оторвать…

Он на автомате продолжает перечислять мои слабости и пристрастия, словно этакая ходячая энциклопедия «Все о Виктории Донован».

То, что он говорит, звучит красиво, но я ничего не могу вспомнить. От беспомощности на глаза наворачиваются слезы.

У меня нет слов. Одна лишь пустота.

Синклер на миг умолкает.

– Хочешь, чтобы я продолжил?

Я думаю, что, если его попросить, он будет и дальше выдавать информацию. Но, отягощенная всеми его фактами, моя голова кажется тяжелой, как свинец.

– Достаточно.

Он все так же пристально смотрит на меня. Почему-то мне кажется, что его вопрос не требует ответа. Но если и требует, я не могу ему ответить.

– Достаточно. – Воздух покинул мои легкие, а мой желудок скрутился так туго, что кажется, будто он никогда не раскрутится.

– Мистер Монтгомери?

Мы одновременно поворачиваем головы к Сьюзен. Она переводит взгляд с него на меня и одаривает нас виноватой улыбкой.

– Часы посещения закончились.

Он быстро кивает ей, на вид спокойный и сдержанный, но я вижу, как его губы сжимаются в прямую линию. Это безумие, но я чувствую легкий трепет от того, что он не готов завершить наш разговор.

– Думаю, мне пора.

В какой-то момент мне кажется, будто он вот-вот скажет или сделает что-то еще. Его глаза ни на миг не покидают меня. Они говорят со мной, произнося: «Попробуй». Попробуй вспомнить меня. Я уже собираюсь, но он прощается и идет к двери.

– Подожди! – Я кладу руку ему на плечо. Тепло, которое передается от его тела моему, подобно удару молнии. И всего от одного прикосновения. Я тяжело сглатываю. – Ты скоро придешь ко мне снова?

Синклер улыбается улыбкой, о которой мечтают все женщины. Той, от которой учащается пульс и пылают щеки.

– А ты как думала? Я не оставлю тебя здесь.

– Хотя я не могу вспомнить, кто ты?

– Тем более что ты не помнишь. Но ты вспомнишь, – уверенно говорит он.

– Откуда ты знаешь?

Синклер пожимает плечами.

– Просто знаю, и все. – На его губах играет тень улыбки. В ней хранится воспоминание, которое я хочу украсть как свое собственное.

Его ответ доставляет мне больше радости, чем я готова признать.

Он снова прощается и уходит. И пока я сижу там, что-то глубоко внутри меня, что-то темное и дремлющее, шепчет мне, что если я хочу восстановить мое прошлое, мне нужен Синклер Монтгомери.

* * *

Позже тем вечером я достаю из кармана фотографии и смотрю на запечатленную на них счастливую пару. Уэс не навещал меня уже два дня. Он как будто знает, что у меня к нему тысячи вопросов, и ему нравится держать меня в напряжении.

Моя дверь открывается медленно и зловеще, и я, не глядя, знаю, что это Уэс.

Наконец-то!

Его тень падает на пол и закрывает половину моего лица. Я как будто каменею и поворачиваю голову в его сторону.

– Как тут моя королева? – спрашивает он. В его словах слышится легкая насмешка.

Мое тело находится в настоящем. А вот мой разум застрял в прошлом, отчаянно цепляясь за воспоминание.

Он стоит, скрестив на груди руки, его пальцы скрыты под бицепсами.

– Ты не собираешься отвечать мне, Виктория?

Я не отваживаюсь посмотреть на него. Такими живыми и яркими были эти воспоминания. От нас двоих у меня перехватывало дыхание, а что теперь? Грандиозное разочарование.

– Нет, – бормочу я.

– Почему нет? У тебя был плохой день?

Все, что он говорит, наполнено осуждением и сарказмом.

Он приседает рядом со мной и смотрит на фотографию. Запах одеколона, который всплыл в моем воспоминании, – точно такой, что сейчас кружит вокруг меня. Я резко втягиваю в себя воздух.

– Ты помнишь тот момент?

Я киваю.

Уэс вздыхает.

– Мы были счастливы.

Жалюзи открыты. В комнату льется серебристый свет и падает на его лицо. В его карих глазах я вижу искренность, смешанную с болью.

– Насколько счастливы?

Уэс не отвечает. Я в отчаянии резко поворачиваюсь к нему. Теперь наши лица на расстоянии всего нескольких дюймов друг от друга.

– Прости, – выпаливаю я.

За что я прошу прощения? Если честно, понятия не имею. Но одно я знаю: случилось что-то плохое, что-то очень плохое, что довело нас до этого момента. Судя по выражению его лица, во всем плохом виновата я.

Неужели все плохое случилось сразу? Или это был медленный спад? Был ли Синклер частью этого плохого? Мой первый порыв – сказать «нет», но я ничего не могу исключать.

– Просто расскажи мне, что случилось с нами, – шепчу я.

Уэс мотает головой.

– Я не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– И то, и другое.

Я закрываю лицо руками и борюсь с желанием в крике излить свою боль.

– Почему? – наконец спрашиваю я.

Я поднимаю голову и ловлю на себе его пристальный взгляд. Искренность мгновенно улетучивается, сменяясь возбуждением.

– Спроси у Синклера.

Я мгновенно напрягаюсь. Уэс злорадно усмехается.

– Что? Думала, я не узнаю, что он навещал тебя?

Я не отвечаю.

– Я все о нем знаю.

– Тогда расскажи. Ты же знаешь, что я ничего не помню.

Уэс вскакивает и нависает надо мной. Я пячусь назад, прочь от него.

– Если ты очень хочешь знать, спроси его. – Он смеется над моим потрясением, но этот смех неискренний, фальшивый, как будто он силится скрыть свою боль.

При мысли о том, что, возможно, именно я – причина этой боли, мое сердце сжимается от чувства вины. Я не понимаю, кем я была и чем занималась, но я точно хороший человек. Я это знаю. Что бы ни случилось, я никогда не стану намеренно обижать Уэса.

– Откуда ты его знаешь?

– Это так важно? – бросает он в ответ.

Нет? Да? Я не уверена. В последнее время каждая моя мысль рассечена и растянута так, что я вижу сквозь дыры правду и ложь на другой стороне. Даже тогда я сомневаюсь в себе. Но если Уэс знает что-то о Синклере, пусть даже самую малость, возможно, это поможет мне вспомнить.

– Я знаю о нем все.

– Лжешь, – шепчу я.

– Какая мне выгода лгать?

Мы в упор смотрим друг на друга. Уэс отвечает за каждое слово, которое он произносит. Все это очень серьезно. Я просто не знаю, правда это или нет.

Эвелин плачет, и я вновь выныриваю в настоящее. Я вскакиваю, подбегаю к кроватке и поднимаю ее.

– Мне нужно заботиться об Эвелин. – Я упрямо не выпускаю ее из рук, в надежде, что он поймет намек и уйдет. Воцаряется молчание, и я думаю, что он останется.

Просто чтобы помучить меня. Но он, наконец, кивает. Он целует меня в макушку. Мне хочется верить, что это жест любви. Очень хочется. Но я не верю. Я закрываю глаза и прикусываю щеку изнутри.

– Виктория?

Я оборачиваюсь через плечо.

– Не верь ни единому его слову.

Таких слов не говорят на прощание. Я хочу знать, почему он это сказал, но, прежде чем я успеваю его спросить, Уэс уже выходит из комнаты.

– Просто остановись, пока ты смотришь вперед, – говорит он. – Если ты обернешься и посмотришь на свое прошлое, ничего хорошего не будет.

– Конечно, будет.

– Что именно?

– Моя свобода. То, что мы с Эвелин выберемся отсюда.

Уэс даже не смотрит на Эвелин. Ни разу. Зато не спускает с меня глаз и печально качает головой.

– Если ты так думаешь, значит, ты и вправду рехнулась, – говорит он.

Дверь за ним закрывается. Я остаюсь в тишине, взвешивая его слова.

9

Только то, что часть фотографий вызвала воспоминания, не значит, что новые снимки произведут тот же эффект. Я слишком нервничаю, чтобы поверить в то, что этот метод окажется действенным.

Когда я устраиваюсь поудобнее напротив доктора Кэллоуэй, я слышу, как стучит мое сердце. Даже Эвелин перестает хныкать и на минуту затихает, чтобы посмотреть на нее.

Моя медицинская карта, похоже, поселилась на столе у доктора Кэллоуэй. Она на самом верху небольшой стопки таких же медицинских карт. Знаю, это звучит нелепо и мелочно, но мне приятно, что моя лежит сверху. Это означает, что она важна и для доктора Кэллоуэй и что в ее глазах я не просто сумасшедшая, каких здесь полно.

– Ты готова просмотреть еще несколько фото?

Я нервно дергаю левой ногой вверх-вниз. Доктор Кэллоуэй мгновенно улавливает это движение. Она переплетает пальцы и наклоняется ко мне.

– О чем ты сейчас думаешь?

Я пытаюсь сделать глубокий очищающий вдох.

– О том, что на этот раз фотографии не пробудят никаких воспоминаний.

Доктор Кэллоуэй пожимает плечами.

– Может быть. Мы не знаем. Мы только начали процесс. Я не жду, что каждое фото пробудит воспоминания. Я надеюсь на это, но если нет, то нет. Пока они хоть что-то зажигают в твоей памяти, пусть даже самые крошечные, обрывочные воспоминания, мы на правильном пути. Что ты на это скажешь?

Напряжение частично отпускает меня. В отличие от нервов, но это чувство, похоже, никогда не исчезнет.

– Звучит хорошо, – отвечаю я.

Мы без промедления приступаем к работе. Доктор Кэллоуэй достает новую пачку фотографий, а я нервно баюкаю на руках Эвелин.

Фото номер один: Уэс. Он смотрит в объектив, слегка приподняв брови, удивленно раскрыв глаза, как будто кто-то только что окликнул его. На нем спортивный костюм, волосы взъерошены. Для моей нервной системы это шок: я привыкла видеть Уэса в костюме и при галстуке, здесь же он выглядит просто неряшливо. Я вглядываюсь в окружающее пространство, но я не узнаю его.

Фото номер два: я. Мои руки подняты над головой, я радостно улыбаюсь. Позади меня огромный недостроенный кирпичный дом в окружении строительных лесов. На заднем плане Уэс, он стоит в дверях. Он смотрит прямо в объектив, как и я, но в его глазах столько ненависти, что волоски у меня на затылке встают дыбом.

Фото номер три: я и Уэс. Мы, обнявшись, стоим в дверях нашего дома на фоне пятна света. Я вижу штабеля ящиков возле стены внутри дома. Улыбка Уэса искренняя. О моей такого не скажешь. У меня мертвый взгляд.

Как и в первый раз, процесс ускоряется.

Неожиданно я их слышу. Голоса. Они начинают звучать так тихо, что кажется, будто кто-то шепчет мне на ухо. Громкость медленно нарастает, как и количество голосов. Я пытаюсь заблокировать их, я не хочу их слышать.

Перед моими глазами появляется образ Уэса. Он как будто вырастает из фотографии. Еще миг, и он встает прямо передо мной, на его лице застыло удивление. Комната начинает вращаться. Я как будто на карусели, лечу по кругу все дальше, дальше и дальше. Вскоре все вокруг меня сливается в одно большое расплывшееся пятно. Вокруг меня переливаются призрачные огни.

Они медленно приближаются ко мне.

Я напеваю, пытаясь заблокировать прошлое, но прошлое сильнее меня. Оно протискивается сквозь возведенные мною барьеры и крепко сжимает меня в объятиях. Оно засасывает меня, тянет прочь из настоящего, перенося меня в прошлое…

Последнее, что я помню, – это мои мольбы к прошлому пощадить меня.

Пожалуйста, будь на моей стороне.

10

Май 2013 года

Наша первая годовщина подкралась к нам незаметно, как вор.

Одну секунду мы идем к алтарю, у нас медовый месяц, а в следующую на дворе уже май. Если каждый год брака будет таким, значит, он золотой.

Вместо того чтобы отпраздновать годовщину прекрасным ужином в модном ресторане, мы остались дома. Наш таунхаус быстро превратился в уютный уголок для отдыха от тягот работы и жизни.

Мы заказали домой китайскую еду. Весь стол был уставлен маленькими коробками. Вся эта неделя на работе была изнуряющей. И для меня, и для Уэса. Единственное, что поддерживало меня, это то, что в эти выходные нас ждал юбилей. Мы оба были в спортивных костюмах. Атмосфера была непринужденной и расслабленной, по-другому я бы и не хотела.

– Какие у тебя цели на этот год? – спросила я.

Уэс откинулся на спинку стула.

– Сделаться партнером.

– Конечно, конечно. – Я съела последний кусок цыпленка в оранжевой посыпке и отодвинула коробку.

– Что-нибудь еще?

– Всегда быть счастливым. С тобой. – Он сделал глоток, наклонил стакан в мою сторону и лукаво подмигнул мне. – Как насчет тебя?

В горле у меня внезапно пересохло. Без сомнения, мы были счастливы. Мне казалось, что с каждым днем я люблю его все больше и больше. Но я хотела продлить эту любовь. Я хотела детей. Но еще неизвестно, как Уэс воспримет эту идею. В начале нашей помолвки мы говорили о детях, но всегда в далеком будущем. Для меня далекое будущее было почти рядом. Для Уэса это могут быть еще многие годы.

Не скажу, что это побуждение, это желание возникло из ниоткуда. Оно зрело во мне несколько месяцев. Каждый раз, когда я видела, как какая-нибудь женщина прогуливается с детской коляской, держит в магазине за руку малыша или замечала, как родители в больнице держат руку ребенка, шепча ему на ухо ласковые слова, пока ему накладывали швы или делали укол, часть меня отчаянно мечтала поменяться с ними местами.

Мне всегда казалось, что я никогда не полюблю никого так, как я любила Уэса, но что-то подсказывало мне, что, став матерью, я испытаю совершенно иную любовь. Интересно, каково это, испытывать любовь к другому живому существу?

– Я подумала… – медленно начала я.

Уэс приподнял бровь и терпеливо ждал, когда я продолжу.

– Я подумала… может, нам стоит попробовать завести ребенка.

– Ребенка? – переспросил он. Вопрос был задан без эмоций, как будто я спрашивала, что он предпочтет – помыть посуду или вынести мусор.

Это на миг застало меня врасплох. Я не знала, какова будет его реакция, но в глубине души надеялась, что он хотя бы немного заинтересуется этой идеей. Хотя бы самую малость.

– Ну да, ребенка, – ответила я.

Он тяжело откинулся на спинку стула и недоуменно посмотрел на меня. У меня похолодело внутри, я не ожидала, что все пойдет таким образом.

– Послушай, – медленно начал Уэс. – Мы ведь обещали друг другу быть честными во всем, верно?

Я кивнула. Внезапно мне показалось, что это обещание кусает меня за ягодицы. Страх и дурное предчувствие столкнулись и заплясали на моей спине.

– Я не хочу детей, – наконец произнес он. Затем пожал плечами и криво усмехнулся, как будто это решение нельзя отменить, как бы я ни старалась.

– Никогда?

– Никогда.

Чего-чего, а такого ответа я не ожидала. Я растерянно заморгала.

– Почему?

– Тебе нужна причина?

– Да.

– Да ладно, Виктория. – Он усмехнулся и поднял руки. – Что ты хочешь, чтобы я сказал? Я не хочу детей.

– Я хочу, чтобы ты мне сказал почему. Я не хочу детей, потому что… – Я умолкла. – Заполни пропуски, Уэс.

Он резко встал из-за стола и взял с собой тарелку. Не готовая положить конец этому разговору, я увязалась за ним.

– Скажи мне почему, – настаивала я. – Я хочу поговорить об этом.

– Мы уже поговорили.

– Нет, мы вроде как начали, а потом ты психанул.

– Я не психанул! – Он выбросил оставшуюся еду в мусорное ведро. – К чему вообще весь этот разговор?

– Потому что для меня это важно. Потому что ты спросил меня, какие у меня планы на этот год, и я сказала тебе, и теперь ты злишься на меня. Вот почему мы говорим об этом.

Уэс обернулся и схватился за край кухонного стола. Все флюиды счастливой годовщины мгновенно испарились, уступив место гневу.

Как и у любой нормальной пары, между нами возникали споры. Мы порой не соглашались друг с другом. Но эти моменты никогда не длились долго, чтобы повлиять на наши отношения. Один из нас всегда уступал.

Но в данном случае я была готова сделать исключение. Это было то, чего я действительно хотела.

– Давай оставим эту тему, – раздраженно сказал Уэс. – Ты как та собака с гребаной костью. Впилась в нее зубами и не выпускаешь.

– Тогда просто ответь мне!

– Я не хочу детей, потому что не хочу ответственности, – выкрикнул он.

Тишина. В гостиной орал телевизор, но на кухне было так тихо, что можно было услышать, как на пол упала иголка.

– У меня сейчас дел невпроворот, чтобы думать о ребенке, Виктория.

– Их всегда будет невпроворот. Им конца и края нет! Этак у тебя никогда не будет времени для создания семьи.

– Если нет времени, зачем тогда пытаться? – Он вновь пожал плечами. Этот жест уже начал меня бесить. Он казался мне ленивым, как будто Уэс увидел мое разочарование и обиду, но не хотел тратить время на то, чтобы все исправить.

Я отступила на шаг. Его слова поразили меня в самое сердце.

– Что ж, – выдохнула я, – мне теперь понятно.

– Я бы спросил, не проблема ли это для тебя, но очевидно, что да.

– Конечно, и еще какая! Я хочу детей!

Уэс скрестил на груди руки.

– Ну, ладно, допустим, у нас родится ребенок. Что ты будешь делать, когда он родится? Продолжишь работать и бросишь его?

Его слова были сказаны с такой злобой и ненавистью, что я даже вздрогнула.

– О чем ты говоришь? Я бы никогда не бросила своего ребенка.

Уэс лишь покачал головой.

– У нас не будет ребенка, – сказал он, как отрезал.

Вот и весь разговор. Я повернулась и пошла прочь.

– Виктория! Вернись. – Он догнал меня и обнял сзади. – Извини. Я хочу, чтобы у нашего ребенка было все самое лучшее. Чтобы ему принадлежало все наше внимание. Моя загруженность на работе растет с каждой минутой. Боюсь, я не смогу подарить ребенку любовь и привязанность, которых он, безусловно, заслуживает. Вот и все. Я не хотел тебя расстраивать, понимаешь? Даже если бы мы пытались завести ребенка, оглянись вокруг. Сейчас нас только двое, и этот дом нам уже мал. Нам нужен свой дом – место, где можно свить гнездо.

Уэс нарисовал такую красивую картину. Такую соблазнительную, такую идеальную, что я согласилась.

– Тогда я за две недели уведомлю больницу. – Слова эти слетели с моих губ прежде, чем я успела подумать, то ли я говорю.

Глаза Уэса загорелись.

– Ты уверена?

– Еще как! – с жаром ответила я. Чем больше я думала об этом, тем больше этот шаг казался мне разумным. – Абсолютно.

Уэс шагнул ко мне и, взяв мое лицо в свои ладони, улыбнулся, наклонился и нежно поцеловал. Его поцелуй был полон обещаний и надежд на наше будущее. Когда же мы, наконец, разомкнули наши губы, я прижалась лбом к его груди.

– Значит, мы это сделаем? – прошептала я, уткнувшись лицом ему в рубашку.

– Да, мы это сделаем. Но я не хочу торопиться. Сначала мы построим дом и совьем в нем идеальное гнездышко, который сможем назвать своим.

Предвкушение бурлило во мне, било ключом. Лицо мое сияло счастливой улыбкой.

Обмениваясь каждые несколько минут тайными улыбками, мы вместе взялись за уборку кухни. Протирая столешницу, я бросила взгляд в сторону гостиной. И дважды посмотрела на большую, взятую в рамку, фотографию нас двоих в день свадьбы. Надеюсь, что через год рядом с ней, в такой же рамке, будет и фото нашего малыша. Взяв со стола телефон, я повернулась и посмотрела на Уэса.

– Эй! Посмотри сюда, будущий отец моих детей!

Уэс резко повернул голову, и я его сфотографировала. Если бы мне предложили назвать это фото одним простым словом, я бы назвала его: «До того».

До детей.

До усталости.

До идеальной семьи, о которой я мечтала.

Эта глава нашей жизни подходила к концу. Новая же еще ждала своего написания, но я знала: она будет незабываемой.

11

Август 2013 года

– Ну, что ты думаешь?

Уэс убрал руки с моих глаз и с широкой улыбкой на лице встал со мной рядом. Передо мной было начало нашего дома. Я была здесь лишь однажды, когда мы осматривали участок и когда заливали бетоном фундамент.

С тех пор здесь многое изменилось. Но это по-прежнему был скелет, которому еще предстояло обрасти плотью и стать настоящим домом. Дом был каркасным, некоторые его части снаружи были обшиты фанерой. Даже отсюда мне были видны перегородки будущих комнат и контуры будущих окон.

– В любом случае он определенно отличается от нашего таунхауса.

– Прежде чем ты начнешь нервничать, запомни: строительство дома на заказ может растянуться до восьми месяцев. Но, уверяю, ты не успеешь и глазом моргнуть, как ты, моя королева, будешь здесь жить.

Я улыбнулась его обещанию.

Меня охватило волнение. Я представила себе нашу жизнь и детей, которые могут родиться у нас. Это была картина семейного счастья.

– Хочешь заглянуть внутрь? – спросил Уэс. В голубой рубашке с закатанными рукавами он буквально лучился любовью. Он посмотрел на дом. Тот был его творением. От начала и до конца. Как я могла сказать ему нет?

– Конечно, хочу, – ответила я.

– Мы на редкость удачно выбрали место, – прокомментировал Уэс. – Я разговаривал с подрядчиком, и он сказал, что сенатор Кэррадайн подумывает о покупке участка справа от нас.

Я рассеянно кивнула, пропуская мимо ушей почти все, что он говорил. Потому что мысленно дополняла список дел для этого дома.

Начиная с мая, мы только и делали, что присматривали земельные участки, искали идеальное место для нашего семейного гнезда. Я мгновенно влюбилась в участок на Беллами-роуд. Он примыкал к новому жилому кварталу, где на улице было всего с полдесятка домов. Тихое, мирное место среди большого лесного массива. Совсем не похожее на жизнь в городе, где всегда что-то происходит.

Взявшись за руки, мы вместе перешли дорогу. Здесь не было ни тротуара, ни даже двора. Оставшаяся трава была примята и заляпана грязью. Рядом, совершенно нас не замечая, трудились строители. Переднего крыльца еще не было. Два толстых деревянных бруса выполняли роль импровизированного пандуса, который вел в будущее фойе. Мы вошли внутрь. Одно только это пространство было больше, чем наша кухня и гостиная в таунхаусе, вместе взятые.

Я огляделась по сторонам, на все эти деревянные балки, гипсокартон и фанеру. Увидев справа от себя лестницу с двумя площадками, я тотчас представила ее в готовом виде, со ступенями из красного дерева. С белыми балясинами. Перила будут, как и ступеньки, картину завершат кованые шпиндели.

Хотя нас было только двое, таунхаус постепенно стал для нас мал. Запасная спальня служила кабинетом Уэса, если только ее можно было назвать кабинетом.

Одной из первых вещей, которые он хотел в этом доме, – это полноценный рабочий кабинет со встроенными книжными полками.

Мои желания были скромнее. Я мечтала об открытой планировке. Я мысленно рисовала каждую комнату. Несколько окон. Французские двери, ведущие на веранду. Эркер в главной спальне. Больше всего я мечтала о красивом заднем дворе, утопающем в цветах. Меня вряд ли можно назвать опытным садоводом. В последний раз я пыталась «заниматься садоводством» в детстве, помогая матери. Несколько посаженных мною цветов увяли. После этого я переключилась на комнатные растения и искусственные фикусы.

– Прямо впереди будет гостиная и кухня, – сказал Уэс. – Я поговорил с подрядчиком, и он сказал, что напольного покрытия, которое ты выбрала для кухни, сейчас нет в наличии и, возможно, придется ждать еще пару месяцев. Он предложил посмотреть другие варианты.

Я кивнула, пораженная увиденным, и невольно улыбнулась.

Энтузиазм Уэса был заразителен. Как же не быть счастливой, если счастлив он?

– Давай еще поводим носом внутри, – сказал он, ведя меня вглубь дома.

Мы переходили из комнаты в комнату, тихо наблюдая за тем, как рабочие работали вокруг нас. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, и все это время я представляла себе, будто слышу топот детских ног, бегающих по коридору. Эта картина заставила меня улыбнуться и вселила надежду. Я все еще не была беременна.

В глубине души я знала: мне нет причин злиться на себя. Мы начали активно «пытаться» зачать ребенка лишь с начала лета, но мое воображение включилось почти сразу и начало перебирать все вещи, которые могли пойти не так.

Уэс показал мне просторную главную спальню с огромной гардеробной с отдельными вешалками для моих платьев, обуви и сумочек.

– Тебе нравится?

– Еще бы?! Это просто чудо.

– Это все для тебя.

Я с благодарностью улыбнулась ему и медленно обошла комнату.

Далее были две гостевые спальни. Мое внимание привлекла спальня рядом с нашей. Я представила себе мягкий белый ковер под ногами и стены, выкрашенные в успокаивающий желтый цвет. В углу будет стоять кресло-качалка. Рядом белый шкаф с детской одеждой и столик для пеленания. На полу плетеная корзина с игрушками. А прямо перед большим окном белая детская кроватка. Я подошла к будущему окну и выглянула во двор. Траву следовало скосить, но я легко вообразила цветы самых разных оттенков вдоль возводимого белого штакетника. Я увидела гамак, подвешенный между двумя большими дубами. Я поставлю на веранду коричневую плетеную мебель. Это будет моя личная тихая гавань.

Я вновь повернулась к Уэсу. Он смотрел на меня с намеком на улыбку.

– Это была бы хорошая детская, – как будто невзначай сказала я.

Уэс прислонился к дверному косяку и склонил голову набок.

– Ты так думаешь?

– Да, – тихо сказал я. – Я так думаю.

– Но ты ведь не беременна? – спросил он, как говорится, в лоб.

Моя улыбка померкла.

– Нет.

Что это был за вопрос и почему он как будто обрадовался? Его реакция лишь подстегнула мою боль. Я моментально заняла оборонительную позицию.

Не говоря ни слова, я вышла из комнаты. В таком пустом пространстве звук моих шагов эхом отлетал от стен. Я поспешила вниз по лестнице. Уэс бросился за мной по пятам.

– Виктория!

Я замерла на месте и повернула голову.

– Что?

Уэс остановился на две ступеньки выше меня и ухватился за стену и перила.

– Что с тобой не так?

– Что не так? – Я ошарашенно посмотрела на него. – Ты просто просиял, когда я сказала, что не беременна. И ты знаешь, как я хочу ребенка.

Похоже, мои слова задели его за живое. Как будто мы никогда не обсуждали будущих детей. Как будто все мои попытки бросить работу были напрасны.

– Забеременеть в одночасье нельзя. На это может потребоваться время.

– Я знаю, – процедила я сквозь зубы. – Но ты как будто обрадовался!

В пустом доме мои слова отлетали от стен эхом, как будто подтверждая мою точку зрения.

Его губы сложились в тонкую линию. В моих глазах это не должно было перерасти в ссору. Ссориться можно из-за денег или вещей. Но не из-за детей. Он провел рукой по волосам.

– Я пока еще не дозрел до этой идеи, понятно?

– Но всего два месяца назад ты сказал, что мы можем попытаться зачать ребенка. Я не тянула тебя за язык!

– В каком-то смысле тянула. Ты отказывалась оставить эту тему.

Мне было нечего на это сказать. Было ясно одно: каждый из нас сделал из разговора о детях собственные выводы. На первом этаже рабочие пытались незаметно уйти из эпицентра бури. Я ни капли их не винила. Я бы предпочла уйти с ними.

Уэс спустился по ступенькам и встал рядом со мной.

– Разве не достаточно того, что я готов обсуждать идею ребенка?

– Нет. Не достаточно. Рождение ребенка – не покупка машины. Его нельзя обменять на нового, если он тебе не понравится. Это нечто иное.

У меня на глазах его лицо перекосилось от гнева. Его собственные глаза пылали яростью. Его кулак пролетел всего в нескольких дюймах от моей головы и врезался в фанеру рядом со мной. Я машинально прикрыла голову и поспешила вниз по ступеням, а потом испуганно посмотрела на Уэса.

Он посмотрел на уже треснувший кусок фанеры, затем на свой кулак. Похоже, он был потрясен не меньше меня. Он встретился со мной взглядом, и я увидела его лицо – дикое, неистовое, испуганное.

Он бросился вниз по лестнице. Мне стоило немалых усилий, чтобы не отпрянуть назад, прочь от него. В доме воцарилась тишина. В нашу сторону смотрели все строители.

– Извини, – прошептал Уэс и притянул меня к себе. Его руки обняли мои плечи. Мое тело было твердым, как дерево.

Уэс отстранился и взял в ладони мое лицо. Он улыбнулся, но, увы, его улыбка не произвела обычного эффекта.

– Извини, Виктория. Я действительно психанул. Ты знаешь, я люблю тебя. Я тебя люблю.

Я медленно, почти как робот, обняла его. Уэс мгновенно успокоился.

Я не знала, что только что произошло. Но меня это вздернуло. И здорово напугало.

– Мы можем создавать в этом доме воспоминания. Воспоминания, которые останутся с нами до самой смерти. Ты мне веришь? – спросил Уэс.

Я кивнула, но это была реакция вроде коленного рефлекса.

– Непременно. Непременно, – повторял он мне в макушку снова и снова. – Тебе нужен красивый сад? Я позвоню садовнику, и он начнет работы на заднем дворе. Мы сделаем комнату рядом с нашей детской. Что угодно. Все, что ты хочешь.

Обещания сыпались, как из рога изобилия, но моя уверенность в том, что я знаю мужа как свои пять пальцев, дала трещину. Я понятия не имела, что произошло несколько минут назад, и, черт побери, я понятия не имела, как сделать так, чтобы это никогда больше не повторилось.