Текст книги "Ведьма и воин"

– Ты преувеличиваешь, Реджинальд, – возразила улыбающаяся женщина с пышной грудью и аккуратно причесанными седыми волосами, которая появилась в зале вслед за ним.

– Клянусь Богом, Марджори, я нисколько не преувеличиваю, – не сдавался Реджинальд. – Это самый черный день в жизни мужчины, когда собственная жена пытается задушить его дымом во время сна!

Марджори, похоже, нисколько не обеспокоенная его яростью, торопливо прошмыгнула мимо них с пучком сушеных трав в руке, который она тут же бросила в огонь. Густой дым повалил в комнату.

– Вот видите! – воскликнул Реджинальд. – Они проделывали это днем и ночью. Жгли, развешивали и варили, пока замок и все, что в нем находится, не стало вонять, как протухшая селедка. Говорю вам, этого достаточно, чтобы довести человека до полного безумия!

Глаза Оуэна и Лахлана широко раскрылись.

– Прошу прощения, Макдан, – поспешил извиниться Реджинальд. – Это было просто образное сравнение.

– Знаю, – ответил Алекс.

– Ну вот, теперь все готово. Где же ведьма? – бодро спросил Оуэн, нетерпеливо потирая узловатые руки. Он обвел взглядом комнату и нахмурился. – Ты же не забыл привезти ее, правда, парень?

– Нет, – заверил его Алекс. – Я не забыл.

– Слава Богу, – подал голос Реджинальд. – А то мне противно думать, что я напрасно терпел все это.

– Приведите старую каргу, – приказал Лахлан, который внимательно следил, чтобы жидкость из чаши не попала ему на руку. – Напиток действует лучше, пока свежий.

– Она уже здесь, – объявил тихий надтреснутый голос.

В зале воцарилось молчание, а из скрытого в дыму дальнего конца помещения показалась призрачная фигура. Когда призрак приблизился, Гвендолин увидела древнюю старуху с белыми как снег волосами, которые, казалось, плыли в воздухе вокруг ее головы, образуя венец. Она была одета в роскошное платье из алого шелка, расшитое золотом, а при ходьбе опиралась на украшенный искусной резьбой черный посох. Несмотря на то что тело ее высохло и согнулось, от нее исходила удивительная сила, которая, казалось, рассеивала дым. Ее кожа, бледная и покрытая тонкой паутиной морщин, по-прежнему сохраняла мягкость и блеск, которых Гвендолин никогда не видела у женщин столь преклонного возраста.

Подойдя к Гвендолин, она остановилась, облокотилась на посох и долго молча смотрела на девушку. Гвендолин с нарочитым спокойствием встретила ее испытующий взгляд. В темно-зеленых глазах старухи мерцало загадочное сочетание мудрости, веселья и чего-то еще, как будто она видела в жизни больше, чем хотела бы, но тем не менее сумела остаться непобежденной.

– Ты все сделал правильно, Алекс, – наконец объявила старуха. – В ее душе заключена огромная сила. Но ты должен обращаться с ней осторожно, – добавила она, по-прежнему не отрывая взгляда от Гвендолин. – Она сильна, но ей нанесли глубокую рану. И рана эта еще не зажила.

Гвендолин едва сдержала улыбку. Интересно, сколько лет эта эксцентричная старая женщина придумывала для Макданов фантастические истории и предсказания? Хорошо, что эта колдунья признала в ней ведьму. По выражению лица Макдана девушка поняла: он считается с мнением безумной старухи.

– Боюсь, у меня нет никаких ран, – сказала она.

Старая женщина спокойно взглянула на нее.

– Душевные раны иногда бывают гораздо глубже, чем телесные, моя дорогая.

Оуэн, Лахлан и Реджинальд, приоткрыв рты, изумленно смотрели на Гвендолин.

– Боже милосердный, ты хочешь сказать, что эта хорошенькая девушка ведьма? – испуганно воскликнул Оуэн. – Она же еще совсем ребенок!

– Думаю, ты ошибаешься, Мораг, – заключил Реджинальд. – Вне всякого сомнения. В этом густом дыму ты даже не могла как следует рассмотреть ее! – раздраженно добавил он.

– Ну, девушка, – улыбаясь, сказал Лахлан, – тебя, наверное, мучит жажда после такого долгого путешествия. Почему бы тебе не сделать большой глоток чудесного эликсира, который я приготовил для тебя.

Он поднес к ее лицу пузырящийся напиток.

Алекс вырвал чашу из рук Лахлана и вылил ее содержимое в огонь. Пламя вспыхнуло ослепительным огненным шаром, заставив всех прикрыть глаза рукой и отступить.

– Правда, Лахлан, лучше бы ты оставил зелье мне, – недовольно проворчала Мораг. – Ты сам не соображаешь, что делаешь.

Гвендолин беспомощно смотрела на толстые поленья в очаге, которые быстро исчезали под дымящими остатками эликсира Лахлана.

– Если она настоящая ведьма, зелье не причинило бы ей вреда! – запротестовал старик.

– Не знаю, Лахлан, – задумчиво произнес Оуэн. – Этот напиток производит впечатление очень сильного.

– Мне кажется, девушка каким-то образом околдовала нас, – сказал Реджинальд. – Чары заставляют нас считать, что она выглядит именно так, когда на самом деле она похожа на старую уродливую летучую мышь. – Он взглянул на Мораг и торопливо поправился: – Это не означает, что все старые женщины уродливы, Мораг.

– Почему ты говоришь это мне? – Мораг была явно оскорблена. – Я не старуха.

Алекс посмотрел на Гвендолин. Похоже, она удивительно спокойно выдерживала все это, учитывая то обстоятельство, что, едва избежав смерти на костре, столкнулась с твердым намерением людей его клана извести ее любым способом. С невозмутимым выражением лица она наблюдала, как старики яростно спорили, в каком возрасте человека можно действительно считать старым. На мгновение ему показалось, что она даже видит нечто смешное в этой нелепой встрече.

Затем он заметил, что пальцы девушки вновь стиснули ткань платья, как будто искали, за что ухватиться.

Он подошел к ней и стал рядом, так близко, что почти касался ее обнаженной руки.

– Это Гвендолин из клана Максуинов, – объявил он. – Она ведьма, которую я искал. Когда мы достигли владений Максуинов, то узнали, что клан обвинил ее в колдовстве и приговорил к сожжению на костре. – Он намеренно умолчал о том, что ее обвиняли еще и в убийстве. Макдан не видел смысла тревожить своих людей без особой необходимости. – Когда мое предложение выкупить ведьму было отвергнуто, – продолжал Алекс, – я решил спасти ее, вызвав тем самым гнев клана Максуинов. Боюсь, в будущем нас ожидают от них неприятности.

– Ты хочешь сказать, парень, что мы с Максуинами находимся в состоянии войны? – недоверчиво спросил Оуэн.

– Из-за этой хорошенькой ведьмы? – добавил Лахлан, с возмущением глядя на Гвендолин.

Алекс кивнул.

Старики потрясенно замолчали.

– Ну, я сказал бы, что это просто замечательно, – внезапно заявил Оуэн. Лицо его сияло. – Прошло много лет с тех пор, как Макданы серьезно воевали с другим кланом.

– Не вижу здесь ничего замечательного, – мрачно проворчал Лахлан. – Похоже, мы и глазом не успеем моргнуть, как нам выпустят кишки.

– Мне нужно найти свой меч и щит, – сказал Реджинальд. – Эти коварные дьяволы Максуины могут появиться в любую минуту.

– Не думаю, что стоит ожидать нападения сегодня, – возразил Алекс. – По пути домой мы вступили в бой с несколькими Максуинами и уничтожили их. Пройдет некоторое время, прежде чем сюда доберется новый отряд – если только лэрд Максуин не откажется от своего намерения.

– О, он ни за что не откажется, парень, – заверил его Оуэн. – Это дело чести. Кроме всего прочего, ты украл его ведьму.

– Ты уверена, что она ведьма, Мораг? – спросил Лахлан, недоверчиво разглядывая Гвендолин. – Кажется, на нее совсем не подействовал этот дым.

– Камерон, Бродик и Нед могут подтвердить ее могущество, – ответила Мораг. – Правда?

– Угу, – кивнул Камерон. – Однажды ночью на обратном пути она привела духов в настоящее неистовство, клянусь Богом.

– Я никогда не видел ничего подобного, – поддержал его Бродик. – Представьте: только что бушевала буря, а через минуту ночь стала такой тихой, какую только можно себе представить.

– Правда? – На Оуэна их слова явно произвели впечатление. – А ты можешь, девушка, сделать это здесь прямо сейчас?

– Не вижу, какая нам всем от этого будет польза, – заметил Лахлан, нахмурившись. – Зачем вызывать бурю в ясный день.

– Но это будет так забавно, – прозвучал вкрадчивый голос.

Вошедшая в зал женщина улыбалась, но как только ее взгляд упал на Гвендолин, губы ее скривились, как будто в рот ей попало что-то горькое. Однако она быстро взяла себя в руки и продолжила путь. Женщина была необыкновенно привлекательна, с густыми волосами цвета меда, которые потоком струились по ее роскошному, с пышными формами телу. Ее движения создавали впечатление неторопливой грации, но Гвендолин почувствовала, что такая походка вызвана скорее тем, что все глаза обращены на нее и что женщина получает удовольствие от всеобщего внимания.

– С возвращением, Алекс, – промурлыкала она, останавливаясь напротив него. – Мы скучали по тебе.

Она нахмурилась, заметив изорванную повязку на его обнаженной груди.

– Ты серьезно ранен?

– Нет, Ровена, – заверил он ее. – Это всего лишь царапина.

Гвендолин отметила, что платье женщины было коротким и так плотно облегало ее фигуру, что ткань, казалось, трещит под напором пышной белой груди. Поскольку одежда не была ни грязной, ни поношенной, можно было предположить, что это сделано специально. По непонятной причине Гвендолин почувствовала раздражение. Она боролась с непреодолимым желанием схватить плед и прикрыть женщину.

– Значит, это и есть ведьма, – сказала Ровена, поворачиваясь к Гвендолин.

Она улыбалась, но только губами, а не глазами. Взглянув на обнаженные руки Гвендолин, она поняла, что повязка Макдана сделана из ткани разорванного платья девушки. Теперь, когда женщина подошла ближе, Гвендолин заметила у нее вокруг глаз тонкую сеть морщинок, свидетельствовавших о том, что ей больше лет, чем Гвендолин показалось вначале.

– Бедняжечка, – проворковала Ровена, осматривая взъерошенную девушку. – Ты выглядишь полуголодной. Алекс, разве на обратном пути ты не кормил этого ребенка?

Тон Ровены был игриво-строгим, но Гвендолин почувствовала, что ее присутствие чем-то не нравится женщине.

– Теперь она будет питаться как следует, – ответил Алекс. – Как мой сын?

Атмосфера в комнате стала напряженной. Все члены клана в нерешительности переглядывались, не зная, как ответить на его вопрос. Только лицо Мораг сохраняло безмятежное выражение.

– Его состояние не изменилось, Алекс, – наконец набралась храбрости Ровена. Ее тихий голос был полон сочувствия. – Вчера вечером я попыталась немного покормить его, но его организм отверг пищу. Элспет сказала, что это результат скопившихся в его теле ядов, и пустила ему кровь сначала вечером, а затем сегодня утром. Теперь он отдыхает в своей комнате.

Алекс молча выслушал сообщение. Что-то подобное он и ожидал услышать. Именно поэтому он привез сюда ведьму. Новости могли быть куда хуже. Ему могли сказать, что его сын мертв.

– Я навещу его сейчас, – заявил он, направляясь к лестнице в дальнем конце зала. – Остальные пусть позаботятся о том, чтобы как-нибудь убрать все это безобразие. Мне не нравится, когда в моем замке пахнет, как в выгребной яме.

Ровена, подхватив юбки, бросилась вслед за ним. Внезапно Алекс остановился и выжидательно посмотрел на Гвендолин.

– Ты идешь? – нетерпеливо спросил он.

Все трое поднялись по ступенькам и двинулись вдоль мрачного, освещенного факелами коридора. Чем дальше, тем более тяжелым и спертым становился воздух, и к тому времени, когда они остановились перед дубовой дверью, Гвендолин почувствовала, что едва может дышать. Даже Ровена вытащила из рукава изящный льняной платок и поднесла к носу, чтобы меньше чувствовать удушливый дым. Алекс на мгновение застыл в нерешительности, положив могучую руку на железную задвижку, как будто ему нужно было время приготовиться к тому, что ждет его за дверью. Наконец он отодвинул засов, распахнул дверь и вошел внутрь.

Комната оказалась темной, жаркой и душной, поскольку окна были плотно закрыты, а в камине, несмотря на то что на улице стоял теплый погожий день, пылал огонь. Едкий туман, поднимавшийся от бесчисленного количества горшочков с травами, был таким густым, что по сравнению с этой комнатой воздух в зале внизу казался почти свежим. Но в помещении присутствовал еще один запах: густой, кислый запах болезни. Две оплывшие свечи, отбрасывающие тусклый мерцающий свет, позволили Гвендолин разглядеть кровать с грудой одеял и звериных шкур. Над кроватью наклонилась худая тонкорукая женщина, проворно пристраивая еще одно одеяло. Увидев Алекса, женщина выпрямилась и почтительно присела.

– С возвращением, Макдан, – сказала она, а затем бросила на Гвендолин недоуменный взгляд. – Это и есть ведьма? – Алекс кивнул. Лицо женщины помрачнело. – Прошу прощения, милорд, – начала она тоном гораздо более покорным, чем можно было предположить по напряженному выражению ее сурового лица, – но ваш сын сейчас очень слаб, и я действительно считаю, что…

– Она посмотрит его сейчас, Элспет, – твердым голосом перебил ее Алекс.

Элспет поджала губы, пытаясь сдержать готовые вырваться возражения. Осознав, что у нее нет выбора, она молча отошла от кровати.

Алекс шагнул вперед с таким видом, как будто приближался к гробу. Собрав все свое мужество, он взглянул в худое, пепельно-бледное лицо сына. Если бы не уверения Элспет, что мальчик спит, можно было подумать, что он мертв. Кожа Дэвида был белой и бескровной, щеки ввалились, тонкие полупрозрачные веки напоминали бумагу. Алекс с усилием сглотнул, борясь с охватившим его отчаянием. Сначала горячо любимая Флора, а теперь единственный сын. За какие грехи Господь проклял его? Потрясенный видом сына, который лежал неподвижно, как труп, он поднял глаза на Гвендолин, без слов моля о помощи.

Гвендолин смотрела на Макдана, как будто видела его впервые. Вместо властного бесстрашного лэрда, который сам ничего не боялся и испытывал удовольствие оттого, что внушал страх окружающим, она внезапно увидела глубоко страдающего человека.

Она перевела взгляд на бледное, покрытое потом лицо, неподвижно застывшее на влажной подушке. Ей показалось, что сыну Макдана не больше девяти лет, хотя болезнь могла замедлить рост мальчика. У него были нежные черты лица, и Гвендолин внезапно подумала о тонкой, белой и гладкой яичной скорлупе. Она боялась, что, если положит руку на этот хрупкий лоб, он может расколоться под ее ладонью. Его дыхание было слабым, почти неслышным. «И неудивительно!» – внезапно рассердившись, подумала она. Ужасная жара и вонь не могли пойти на пользу больному.

– Он с трудом может дышать – разве нельзя открыть окно? – предложила она, с надеждой глядя на Макдана.

– Нет, – вмешалась Ровена. – Мальчик слаб и боится сквозняков.

– Его следует держать в тепле, – твердо добавила Элспет. – Резкое охлаждение может убить его.

Гвендолин с трудом сдержалась, чтобы не возразить, что рядом с жарким пламенем очага и под грудой одеял и меховых шкур мальчик никак не может замерзнуть. Вместо этого она приложила ладонь к его горячей щеке, а затем ко лбу, пытаясь определить, вызван ли его жар лихорадкой или немилосердной жарой в комнате. Веки мальчика затрепетали, и глаза медленно открылись. Несколько мгновений он удивленно смотрел на девушку, как будто знал, кто она такая, но никак не мог вспомнить ее. Затем его глаза широко раскрылись, и он задрожал, но не от холода, как поняла Гвендолин, а от страха.

– Ты ведьма? – послышался его слабый испуганный голос.

– Меня зовут Гвендолин, – ласково ответила она.

Он воспринял ее слова как подтверждение.

– Элспет говорит, что ты злая.

– Элспет никогда раньше меня не видела, – ответила Гвендолин. – Поэтому я не понимаю, откуда она это взяла.

Мальчик на мгновение задумался, а затем посмотрел на Алекса и всхлипнул:

– Я не хочу, чтобы рядом со мной была ведьма.

– Тебе придется потерпеть, – приказал Алекс.

Глаза мальчика закрылись, как будто усилие, которое требовалось на этот короткий разговор, полностью истощило его силы.

Гвендолин бросила на Алекса осуждающий взгляд. Совершенно очевидно, что мальчик был очень болен и ужасно напуган. Она могла прекрасно себе представить, какие жуткие истории рассказывали Элспет и другие женщины о ведьмах и о том, что они делают с маленькими детьми. Совершенно ненужная грубость Макдана только еще больше испугала его сына. Когда она, нахмурившись, смотрела на Алекса, то вдруг заметила необыкновенное сходство между Макданом и Дэвидом. Скулы и подбородок мальчика были очерчены мягче, чем у отца, даже красивее, цвет лица был совсем другим, влажные волосы разметались по подушке. Однако нос мальчика был точной копией отцовского, естественно, меньшим по размеру, но таким же тонким и прямым, а на подбородке просматривалась характерная ямочка.

– Ты вылечишь его, – приказал Алекс.

Его голос был ровным и бесстрастным, как будто он приказывал ей сделать что-то очень простое и незначительное. Но его хладнокровный вид не обманул Гвендолин. Страдание, мелькнувшее в его глазах секундой раньше, уже открыло ей, как глубоко он переживает за сына. Она поняла: именно поэтому Макдан привез ее сюда, а вовсе не потому, что хотел получить от нее богатство и могущество или чтобы она сделала его невидимым и уничтожила другие кланы, как ей казалось раньше. Макдан отправился на ее поиски, а затем вырвал из рук палачей потому, что верил в ее способность совершить чудо и спасти его умирающего сына.

Подыгрывая ему и изображая из себя ведьму, она еще больше укрепила его веру в то, что ей по силам такая задача.

Она опустила глаза.

– Ты ведь можешь вылечить его, – настаивал Алекс, обеспокоенный молчанием девушки. – Правда?

– Она погубит его, – предупредила Элспет, бросая на Гвендолин полный ненависти взгляд. – Она воплощение зла и может выполнять лишь волю дьявола. Душа Дэвида юна и чиста, и она заберет ее себе, как, несомненно, забрала несметное число других невинных…

– Прекрати, Элспет, – приказал Алекс.

Элспет поджала губы, они превратились в тонкую линию, а затем подошла к очагу и принялась подкладывать туда еще поленья.

Пот струился по лицу Гвендолин, заставляя еще острее чувствовать невыносимую жару в комнате. Голова ее стала кружиться, а дыхание участилось – ей явно не хватало свежего воздуха. Оставалось только догадываться, как эта невыносимая обстановка действовала на сына Макдана.

– Мы обсудим это в другое время и в другом месте, – резко бросил Алекс. Он пересек комнату, распахнул дверь и вышел в коридор.

Поток чуть более прохладного воздуха ворвался в помещение.

– Помни о сквозняках, – сказала Ровена, хмуро посмотрев на Гвендолин.

Обрадованная, что может покинуть душную комнату, Гвендолин торопливо последовала за Макданом, ощущая при этом странное чувство вины за то, что оставляет Дэвида на попечение этих двух женщин.

– Ты можешь его вылечить?

Задавая вопрос, он держался абсолютно спокойно. Если бы несколько минут назад Гвендолин не видела, с какой болью он смотрел на мальчика, то подумала бы, что его почти не интересует ее ответ.

Комната, в которую он привел ее, располагалась на самом верху одной из башен замка. Здесь она будет изолирована от остальных членов клана. Она не могла понять, кого защищал Макдан: их или ее. Как и остальные помещения этой крепости, комната оказалась темной, душной и наполненной дымом из двух сосудов с курящимися в них травами. Чувствуя головокружение и тошноту, Гвендолин подошла к закрытым окнам, широко распахнула их, а затем сделала несколько глубоких жадных вдохов свежего воздуха. Почувствовав, что очистила легкие от вони, дыма и запаха болезни, она повернулась лицом к Макдану.

– Это будет моя комната? – спросила она, игнорируя его вопрос.

Он кивнул.

Увидев это, она подошла к столу, схватила два курящихся сосуда и выкинула их в окно.

– Совершенно ясно, что твой клан презирает меня, – начала она, вновь поворачиваясь к нему, – но если я сумею завоевать их доверие…

– Проклятие! – послышался снизу разъяренный голос. – Вы что там, черт возьми, хотели убить меня?

Гвендолин охнула и выглянула из окна. На нее снизу смотрел толстый маленький человечек, сердито потирая ушибленную голову.

– Прошу прощения, – с жаром принялась извиняться она.

Хмурое выражение на лице коротышки сменилось ужасом.

– Ведьма! Ведьма! – закричал он и бросился прочь. – Она пыталась убить меня! Она послала мне знак смерти! Помогите! Помогите!

Гвендолин с отчаянием смотрела, как толстяк, вопя во все горло, убегал от нее.

– Полагаю, тебе следует оставить всякую надежду завоевать доверие клана, – сухо посоветовал Алекс. – Они крайне суеверны и никогда не смогут доверять ведьме. Кроме того, меня нисколько не волнует, подружишься ты с остальными членами клана или нет. Я привез тебя сюда только из-за того, что ты обладаешь силой. Теперь я хочу знать: ты можешь вылечить моего сына?

Гвендолин молча смотрела на него. Она не сомневалась, что мальчик смертельно болен и что его пытались лечить гораздо более искусные лекари, чем она.

– Как долго он уже болеет, Макдан?

Алекс устало пожал плечами.

– Точно не знаю. Он никогда не был здоровым ребенком, с самого рождения. Дэвид очень похож на свою мать, и лицом, и хрупким телосложением. Его мать умерла от этого, – мрачно закончил он.

– Но он же не всегда находился в таком состоянии, – возразила Гвендолин.

– Нет, – согласился он. – Мальчик стал чувствовать себя хуже, чем обычно, четыре месяца назад. Поначалу это казалось просто каким-то желудочным недомоганием. Организм отвергал поступавшую в него пищу. Когда он пытался есть, то испытывал ужасную боль. Постепенно аппетит у него совсем пропал. Он похудел, а затем ослаб. Элспет очень хороший лекарь, но она, похоже, не в состоянии помочь ему. Тогда я послал за лекарями из Сконы. Они жили здесь почти месяц, мучая бедного парня отвратительными зельями и жестокими процедурами: пускали ему кровь, давали рвотное и слабительное. Временами мне казалось, что они намерены уничтожить болезнь, разрушив его тело, но мой сын не очень-то подходил для их жестоких пыток. В конце концов я не выдержал его криков и отправил их восвояси. Его здоровьем опять занялась Элспет, ей помогала Ровена. Я молился, чтобы он поправился, но Дэвиду становилось все хуже. Тогда меня окончательно покинула надежда. Однажды до меня дошли слухи, что среди Максуинов живет ведьма. Мне сказали, она обладает огромной силой, хотя часто использует ее, чтобы творить зло. Мораг посоветовала мне найти тебя и привезти в замок. А теперь я хочу знать: ты можешь вылечить моего сына?

Гвендолин колебалась. Она не обладала волшебной силой и опытом врачевания, а помнила лишь кое-что из записок матери. По всем признакам мальчик должен был умереть и, возможно, еще до наступления утра. Но если она заявит это Макдану, тот поймет, что напрасно рисковал благополучием своего клана, и перестанет защищать ее.

– Болезнь мальчика очень серьезна, – начала она, – и он перенес процедуры, которые скорее ослабили его, чем принесли пользу. Я не могу с уверенностью утверждать, что вылечу его, – осторожно добавила Гвендолин. – Но я попытаюсь, Макдан.

Она не увидела на его лице проблеска надежды. Возможно, он уже пережил подобное и знал, как это больно. Поэтому он просто кивнул:

– Тогда я поручаю сына твоим заботам. Пока ты находишься здесь, можешь свободно передвигаться по всему замку, но тебе не разрешается выходить за его пределы без моего разрешения и без сопровождающих. Я вверил тебе его жизнь, и если состояние мальчика ухудшится, или он умрет, или ты попытаешься сбежать, пеняй на себя. Понятно?

– А если мальчик поправится?

– Если мой сын выздоровеет, тебе будет сохранена жизнь.

– И я буду свободна?

– Нет. Ты останешься здесь, чтобы лечить других, если они заболеют.

– Это нельзя назвать справедливой сделкой, Макдан, – запротестовала Гвендолин. – Если я спасу жизнь твоего сына, то хочу получить свободу.

– Я уже три раза спасал тебя от смерти, – напомнил он. – Дважды от Максуинов и один раз от разъяренного медведя. Твоя жизнь принадлежит мне, и если ты заслужишь, то получишь ее в качестве награды.

– Тогда убей меня, и покончим с этим, – сердито ответила она и отвернулась. – Я не собираюсь всю оставшуюся жизнь провести в тюрьме.

Он почувствовал, как откуда-то изнутри поднимается волна гнева. Неужели она не понимает, что у нее нет выбора? Он грубо схватил Гвендолин за руку и повернул к себе. Она оскорбленно вскрикнула и попыталась вырваться, но Алекс все сильнее сжимал ее, пока не почувствовал, что ее плоть может лопнуть под его пальцами, как спелая ягода. Другой рукой он взял ее за подбородок и заставил смотреть себе в глаза, давая понять, что не намерен терпеть ее дерзость.

– У тебя нет выбора, Гвендолин, – грубо сказал он.

– Это у тебя нет выбора, Макдан, – возразила она, и в ее серых глазах полыхнул огонь. – Если ты не согласишься освободить меня, то твой сын умрет.

Он знал, что его пальцы причиняют ей боль, но гнев Гвендолин, похоже, помогал ей справиться с ней. Внезапно он понял, какая она маленькая и слабая. Ее подбородок мог легко сломаться под его пальцами. Нежная кожа согревала ладонь, которой он сдавил руку девушки. Она часто и неглубоко дышала, щеки ее немного раскраснелись – то ли от невыносимой жары в комнате мальчика, то ли от гнева. Мягкие выпуклости ее грудей вздымались и опускались при дыхании, касаясь его обнаженной груди. Их тела разделяла лишь ветхая ткань ее платья.

Внезапно его охватило желание, слепое, всепоглощающее и непреодолимое. Не в силах справиться с собой, он отпустил подбородок девушки, запустил пальцы в ее волосы, а другой рукой обнял ее и крепко прижал к себе, впившись губами в ее губы. Она застонала и попыталась оттолкнуть его, но охватившее Алекса вожделение ошеломило его, лишило способности логично мыслить. Конечно, она сопротивлялась, но он не мог понять, не мог поверить, что клокотавшее в нем желание не воспламенило и ее. Его язык раздвинул сладкие девичьи губы и проник ей в рот, пробуя ее на вкус, овладевая ею, моля уступить. Она застыла на мгновение, как будто в шоке, а возможно, ее тело вспоминало его предыдущий поцелуй и то, как она ответила на него. Он застонал и еще более страстно поцеловал ее, обнимая все крепче, пока ее стройное нежное тело не оказалось плотно прижатым к нему.

Ее нерешительность вдруг исчезла, и она прильнула к нему и ответила на поцелуй с безрассудством, не уступавшим его собственному. Он хорошо понимал, что это было неправильно, неразумно, но продолжал сжимать ее в объятиях, гладить и целовать, как тонущий человек, который наконец нашел, за что ухватиться. Он был почти уверен, что скоро разум вернется к нему, но до этого момента он с радостью погрузился в это восхитительное безумие, в это украденное наслаждение, которое, как он думал, ему уже никогда не придется испытать вновь. Когда Флора была здорова, она тоже воспламеняла его, но не так, чтобы он лишался способности мыслить, с трудом мог дышать и забывал о том, кто он и где находится.

Он был мужем Флоры.

Испуганный собственной необузданностью, Алекс внезапно отпустил Гвендолин и отступил на шаг. Он недоверчиво смотрел на нее, размышляя, не околдовала ли она его. Эта мысль несколько успокоила его, поскольку если и не извиняла, то по крайней мере объясняла его непреодолимое влечение к девушке. Но она поднесла кончики пальцев к губам и в растерянности смотрела на него, как будто не могла понять, что с ними происходит.

– Хорошо, – произнес он необычно глухим голосом. – Вылечи моего сына, и я подарю тебе свободу.

Гвендолин ничего не ответила. Он расценил ее молчание как согласие.

– Вечером ты будешь ужинать в большом зале вместе с остальными членами клана, – распорядился он, направляясь к двери. Комната почему-то показалась ему очень тесной, и ему нужно было оказаться как можно дальше от девушки. – Я предупрежу своих людей, чтобы не пытались отравить тебя.

– Я не хочу обедать с твоим кланом, – заявила Гвендолин, все еще потрясенная тем, что произошло между ними. – Поскольку я пленница, то буду есть в своей комнате.

– Ты будешь есть тогда и там, где я скажу, – нетерпеливо возразил Алекс. – И я приказываю присоединиться ко всем в большом зале.

– Я не спущусь вниз, – покачала головой Гвендолин.

Он рывком распахнул дверь.

– Тогда я пошлю кого-нибудь, чтобы тебя силой привели туда.

Гвендолин пристально смотрела на него. Солнечный свет, проникавший в комнату сквозь открытые окна, сияющим нимбом окружал ее хрупкую фигуру. Он сверкал в черном шелке ее волос и золотом обводил изящные контуры ее стройного тела, заставляя Алекса с болью почувствовать ее красоту и женственность даже в этом оборванном и пропахшем дымом платье. Желание вновь охватило его, необыкновенно сильное, почти болезненное.

– Тебе понадобится другое платье, – хрипло пробормотал он. – Я распоряжусь насчет этого.

Уходя, он захлопнул за собой дверь.

– …Горшок сделал большой круг, затем остановился и повис в воздухе, как будто его удерживали чьи-то жуткие нечистые руки, – продолжал Мунро, для большей убедительности сложив ковшиком свои собственные пухлые ладони.

По огромному залу прокатился ропот.

– И что же ты делал? – поинтересовался Реджинальд.

– Ну, я просто стоял и смотрел на него, не в силах сдвинуться с места, потому что мои ноги превратились в камень, а когда я открыл рот, чтобы закричать, то не смог произнести ни звука. Вот тогда я понял, что ведьма заколдовала меня и что мне остается только молить Господа о спасении.

– А что было дальше? – спросил Лахлан.

– Ну, сосуд повисел там секунду, отбрасывая на меня огромную черную тень, – продолжил Мунро, взмахнув руками, чтобы произвести большее впечатление на слушателей. – Я почувствовал, как холод пробирает меня до самых костей. А когда мне стало казаться, что я больше этого не выдержу, горшок внезапно ринулся ко мне, подобно тому как сокол бросается на зайца. Я испустил громкий и протяжный крик ужаса, прежде чем он со всей силой ударил меня по голове, сбив с ног.

Он наклонил голову и показал на шишку размером с яйцо, красовавшуюся у него на макушке.

Женщины клана вскрикнули от ужаса.

– Прошу прощения, Мунро, но как тебе удалось закричать? – полюбопытствовал Оуэн. – Мне послышалось, ты сказал, что не мог издать ни звука.

– Это был беззвучный крик, – поправился Мунро. Прищурившись, он тихо закончил: – Самый ужасный из всех, что могут быть.

– Но почему эта ведьма выбрала именно тебя? – спросил Реджинальд. – Ты же не сделал ей ничего плохого.

– Не стоит даже надеяться, что Мунро будет единственным, кто пострадает от ее чар, – мрачно предупредила Элспет. – Ведьмам не нужна причина, чтобы творить зло. Они приносят несчастья другим людям просто так, ради собственного удовольствия!

– Надо же, – сказал Оуэн, качая головой. – Казалось бы, такая чудесная девушка.

– Я так не думаю, – раздраженно возразил Лахлан. – Чудесная девушка попробовала бы эликсир хотя бы из вежливости.