Текст книги "Ловушка для плейбоя"

Ловушка для плейбоя
Автор: Карина Рейн

Пролог

– Ты не знаешь, от чего отказываешься.

– Возможно, я тебя удивлю, но не всем нравятся самовлюблённые засранцы.

Он перегораживает мне дорогу, заставляя сердце на мгновение замереть: может, засранцы и не в моём вкусе, но его настойчивость сбивала меня с толку.

– Ты ведь даже не пробовала, так откуда знаешь, что не в твоём? – Он убеждал меня с таким жаром, что меня одолевало любопытство: зачем ему всё это надо? – Всего одно свидание. И если решишь, что тебе не нравится, я тут же отвалю.

Ну, на такое я, наверно, могу согласиться – лишь бы отстал.

– Обещаешь?

– Честное пионерское.

Надеюсь, я не пожалею об этом…

~Эпизод первый. Анна~

Массивный черный внедорожник с тонированными стеклами плавно затормозил в квартале от университета. Сквозь тёмные боковые окна было сложно что-либо рассмотреть, кроме снующих туда-сюда фигур студентов, но меня такой расклад устраивал.

Единственное, что не нравилось – напряжённые плечи водителя.

– Ты ведёшь себя как ребёнок.

Опять двадцать пять.

– Да, мы выяснили это ещё вчера вечером, – недовольно отзываюсь. – Ещё наблюдения будут?

– Я серьёзно.

– А я разве шучу? Между прочим, я экономлю на бензине, а ты меня ещё и ругаешь за это!

– Чего уже сразу не борешься за сохранение полезных ископаемых? – смеётся в голос.

– Это вне моей компетенции, – отмахиваюсь. – Ты в самом деле не понимаешь, почему я это делаю?

Улыбка скатывается с лица Андрея, пока он кидает задумчивые взгляды на окна ректорского кабинета.

– Ты хочешь найти настоящих друзей. Вот только шило в мешке не утаишь, и рано или поздно все узнают, чья ты дочь.

Растягиваю губы в подобие улыбки.

– Но сейчас-то у меня есть небольшое преимущество. Ты ведь знаешь меня целую вечность – неужели не можешь поддержать одну невинную шалость?

В глазах Андрея загораются озорные огоньки.

– Только если она и вправду будет одна.

Улыбаюсь теперь по-настоящему и распахиваю дверь, впуская в салон свежий воздух.

– Спасибо! Ты настоящий друг! Встречаемся здесь же через семь часов.

Вдохнув поглубже для храбрости, повесила на плечо черный рюкзак и, внимательно осмотревшись по сторонам, вышла из машины. На меня тут же налетел колючий осенний ветер, растрепавший волосы, и я плотнее запахнула пальто.

Начало нового учебного года стало для меня ещё и началом новой жизни, если можно так выразиться. Я, теперь уже студентка третьего курса, вынуждена была покинуть привычное для меня место жительства и любимый университет, после того, как мама сбежала вместе с любовником в Италию, бросив меня совсем одну. Не то что бы мне было нужно её постоянное присутствие или внимание, просто её поступок как таковой начисто лишил меня уверенности в завтрашнем дне.

Отец тоже не ожидал от родительницы такой выходки. Нам обоим было известно, насколько ветреный у мамы характер, но подобных вещей даже от неё никто не ожидал. В общем, для папы это стало последней каплей. Едва я закончила второй год обучения, он забрал меня к себе, поставив перед фактом: с мамой я больше не увижусь. Со стороны это выглядело жестоко, но мы оба понимали, что это не так. У мамы начисто отсутствовал материнский инстинкт, но, к несчастью, после их с отцом развода суд был на её стороне.

Теперь же я смогу вздохнуть спокойно.

Мне лишь было жаль моих друзей, которых тоже пришлось оставить.

Я вошла внутрь через главный вход университета как раз перед тем, как мои пальцы окончательно окоченели. Радуясь теплу, я на ходу стала расстёгивать осеннее пальто, позволяя ему, словно одеялу, укутать меня с головы до ног. Оглядев просторный холл, я сочувственно посмотрела на первокурсников, которых было легко отличить от «опытных» студентов: растерянно озираясь по сторонам, они пытались определить, в какую сторону им двигаться. Я не смогла сдержать облегчённого вздоха: мой папа, который по совместительству был ещё и ректором моего нового университета, накануне вечером подробно проинструктировал меня, так что я с легкостью нашла нужный мне юридический факультет.

Однако нынешним вечером состоялся ещё один серьезный разговор: я наотрез отказалась поступать в университет как дочь ректора. Более того, он не должен был показывать студентам и преподавателям, что мы являемся кровными родственниками. Это были мои условия, в противном случае я пригрозила вообще не показываться там на глаза. Он удивился моей просьбе, но согласился хранить этот «страшный» секрет, правда с оговоркой, что так будет лишь некоторое время. Я была согласна на всё, лишь бы оттянуть этот момент до тех пор, пока не буду готова раскрыть карты.

А сегодня утром я, втайне от папы, добавила в свой ультиматум ещё один маленький пункт: независимо от обстоятельств, моя машина не должна приближаться к главному входу больше, чем на квартал.

Поднявшись на третий этаж, я, маневрируя между потоками студентов, подошла к доске объявлений, чтобы переписать своё расписание. Другие учащиеся подходили и, снисходительно скосившись на меня, фотографировали расписание на телефоны. Я не воспринимала эти взгляды всерьёз, потому что мне было известно то, чего не знали они – и не узнают до определённого момента. Это прозвучит смешно, я чувствовала себя словно за толстой бронёй, скрывая свою личность.

Переписав расписание, отправляюсь на поиски аудитории, в которой мне предстоит пережить самый тяжёлый день: совершенно одна, без друзей, в незнакомом городе и чужом университете… Начинать жизнь с чистого листа – не так просто, как может показаться.

Приближаясь к нужному мне кабинету, который находился в самом конце коридора, я увидела на своем пути группу студентов: видимо, это и есть мои новые однокурсники. Стараясь не привлекать внимания, отхожу к стене напротив, и, опершись об неё спиной, отворачиваюсь к окну. Группа, весело переговариваясь, не обратила на меня никакого внимания, и это позволило мне облегчённо выдохнуть.

Вот мимо прошла женщина с ужасным цветом волос кричащего красного оттенка и открыла двери нашей аудитории. Группа, весело гудя, тут же ввалилась внутрь, а я подавила желание сбежать, куда глаза глядят, пока меня никто не заметил. Кто бы мог подумать, что я, проучившись два года в столичном университете, вдруг струшу, переехав в город попроще.

Точно не я.

Замечаю направляющуюся к аудитории женщину – наверняка преподаватель – понимаю, что медлить больше нельзя, и быстро юркаю внутрь. Стараясь не встречаться взглядом с притихшими вдруг одногруппниками, выбираю себе максимально уединённое место в конце аудитории – благо, она была довольно вместительной – и сажусь за пустой стол. Руки немного подрагивают, пока я вытаскиваю тетрадь, но я стараюсь не показывать каких-либо эмоций на лице. В такие моменты, как этот, я очень жалею о том, что не отношусь к жизни так, будто делаю всем одолжение: меньше была бы нервотрёпка.

Мои мысли прерывает громкий стук в дверь, которая в следующую секунду распахивается, и вот я вижу симпатичного парня с обаятельной улыбкой на пол-лица. На нём были драные джинсы, футболка и кожаная куртка, и я задалась вопросом, как он в такую холодину не мёрзнет в такой совершенно неподходящей одежде.

– Грачёв, – устало звучит голос преподавателя, которая до этого монотонно рассказывала о том, в каком режиме будут проходить её пары; впрочем, фамилия вошедшего из её уст прозвучала как ругательство. – Я надеялась, что хотя бы в этом году всё поменяется.

– Разве можно, Татьяна Викторовна? – ослепительно улыбается. – Должна в этом мире быть хоть какая-то стабильность! Отлично выглядите, кстати!

Вот же подхалим…

Преподаватель, кажется, думает так же, потому что неодобрительно качает головой, но я вижу плохо скрытую улыбку в глубине её глаз; она машет парню рукой, и тот, довольный, вваливается внутрь окончательно. Пока я рассматриваю его внушительную фигуру, он пробирается в самый конец аудитории – прямо к столу, за которым я сидела. Делает мне сначала знак рукой, а после внаглую оттесняет на соседний стул, с которого я едва успеваю сгрести сумку со своими вещами. Его недовольный взгляд проходится по мне с головы до ног, и я словно чувствую себя под рентгеном.

– Ты что, новенькая? На первый раз прощаю, но на будущее запомни: это моё место.

Мои брови взлетают вверх, пока я пытаюсь сдержать удивлённый смешок, а после безразлично пожимаю плечами.

– Не очень-то и хотелось.

Конечно, я могла бы поупрямиться – я бываю настырной – но мне не хотелось начинать учебный год с ругани. Хотя сидеть рядом с ним ближайшие полтора часа мне не улыбается, так что я просто встаю и пересаживаюсь подальше от этого напыщенного гуся.

– Надеюсь, теперь все готовы меня слушать? – интересуется Татьяна Викторовна.

Почему-то мне кажется, что последнее относится конкретно ко мне, но я делаю вид, что вообще не в курсе происходящего. Кидаю случайный взгляд на стол, за которым недавно сидела, и натыкаюсь на ответный изучающий взгляд – неприятный такой, будто я голая стою на приёме у врача. Очень хотелось задать ему тот дурацкий вопрос, который обычно спасает героинь вроде меня в фильмах «Ты вообще знаешь, кто я?», но я воспринимаю эту ситуацию как проверку меня на прочность.

Если отвечать на такие выпады, будешь ничуть не лучше.

Пара проходит относительно спокойно. В сторону Грачёва я стараюсь больше не смотреть, отвлекаясь на любопытные взгляды других одногруппников, и считаю секунды до конца учебного дня. Надеюсь, Андрей не проболтается папе о том, что не довёз меня до универа, иначе вечером меня ждёт веселье. Андрей, в общем-то, отличный человек, вот только врать он совершенно не умеет, и если родитель что-то заподозрит, выкрутиться точно не сможет.

От звонка с пары вздрагиваю, вспоминая, где нахожусь; собираю свои вещи, потому что следующая пара будет в другой аудитории, и краем глаза замечаю, что вокруг меня собирается толпа из трёх девушек и шести парней. Провожаю взглядом Грачёва, который, закинув руку на плечо одной из одногруппниц, самодовольно усмехнулся и отвернулся. Девица же, мазнув по мне безразличным взглядом, гордо задрала подбородок – никак из-за внимания к своей персоне – и скрылась из глаз вместе с двумя такими же моделями.

Кажется, учёба здесь обещает быть интересной…

Впрочем, подошедшие ко мне познакомиться одногруппники оказались довольно милыми, так что судить о группе по парочке неадекватных снобов с завышенной самооценкой не стоило. В большой компании мы дошли до следующей аудитории и решили вместе сходить на большом перерыве в столовую, чтобы получше узнать друг друга. Постоянно смеющая девушка напомнила мне Наташу – мою лучшую, подругу, которая осталась в прежнем городе, но я уговаривала себя не грустить, потому что в октябре она обещала приехать на пару дней. В общем и целом, первый день оказался не таким страшным, как я себе представляла; все парни оказались милыми и вежливыми, не считая Грачёва, а девушки – понимающими и дружелюбными.

Единственное, что меня напрягло – сообщение от папы, которое я получила во время последней пары с просьбой зайти к нему после учёбы. И тут возможны только два варианта: либо ему не терпится спросить, как прошёл мой первый день, либо узнал, что до универа я не доехала. Раздумываю о том, как выкрутиться из сложившейся ситуации, и натыкаюсь на пару стальных глаз; они всего лишь прошлись по мне вскользь, но меня всё равно будто током шарахнуло – настолько пугала их холодная бездна. Он сидел в компании двух парней и девушки, которая, в общем-то, тоже была одета немного по-пацански, и они активно что-то обсуждали. Больше брюнет на меня не смотрел, но я всё равно спряталась за надёжной фигурой одного из своих одногруппников.

К концу учебного дня, когда нервы уже были на пределе, я поняла одну вещь: чаще всего люди замечают тебя или что-то в тебе лишь тогда, когда у тебя высокое положение. Если у тебя нет родителей-олигархов или хотя бы какого-нибудь титула, который делает твой статус особенным, ты можешь даже не рассчитывать на то, чтобы кто-то относился к тебе с уважением. А если ты обычный человек, будь готов к тому, что все местные звёзды, которым ты случайно перешёл дорогу, начнут мешать тебя с грязью просто потому, что считают себя лучше вас.

Неприятно, но предсказуемо.

Наверно, именно поэтому я приняла решение скрыть своё положение – чтобы заранее знать, кто твой друг, а кто враг. Я не могу с уверенностью сказать, как повела бы себя та девушка, в обнимку с которой ушёл Грачёв, если бы знала, что я ректорская дочь, но приём наверняка был бы более тёплым. Однако я хотела настоящих друзей, а не подхалимов, которые выслуживаются перед тобой ради каких-то привилегий, и почти уверена, что это способен понять даже мой отец.

После пар пробираюсь в сторону ректората, оглядываясь по сторонам, словно крадущийся в ночи вор: не хотелось навлечь на себя подозрения. С одной стороны, я чувствовала себя глупо – будто быть дочерью ректора плохо – а с другой это было необходимо, так что я, убедившись в отсутствии свидетелей, юркнула за дверь.

– Чем могу помочь? – недружелюбно поинтересовалась секретарь, глянув на меня из-за очков.

На вид женщине было около пятидесяти; её седые волосы были убраны в свободный пучок на затылке, зоркие зелёные глаза подведены карандашом, уголки губ с малиновой помадой опущены вниз, делая выражение её лица суровым – складывалось впечатление, будто эта женщина никогда никого не рада видеть. Белая шёлковая блузка в горошек и зелёная юбка – она явно следовала каким-то своим собственным модным предпочтениям.

– Мне нужен Николай Романович, – растерянно отвечаю.

Должна ли я была сказать, что мне нужен отец?

Женщина поджимает губы, уголки которых, кажется, опускаются ещё ниже.

– Ректор без записи никого не принимает.

Ответ звучит настолько категорично, что я теряюсь окончательно.

Дочь ректора не может попасть к отцу на приём – обхохочешься.

– Я…

– Аня? – открывается дверь в соседний кабинет, и я вижу папу. – Наконец-то. Маринуете мою дочь в приёмной, Виталина Игнатьевна?

Женщина вскидывает брови, смотря на меня совершенно другими глазами.

– Так это она? Прошу прощения, Николай Романович! Я просто её себе иначе представляла… Проходи, дорогая.

Хмурюсь, пока иду в сторону такого же хмурого отца: она ожидала увидеть капризную стерву?

Папа пропускает меня вперёд и закрывает за нами дверь; опускаюсь в кожаное кресло, вытянув ноги, и на мгновение расслабляюсь, чувствуя себя в безопасности. А после напротив меня опускается родитель, и выражение его лица говорит о том, что мы сегодня явно не про мой первый день разговаривать будем.

Я прибью Андрея.

– Как успехи? – интересуется, явно имея в виду не моё состояние. – Надеюсь, твои детские выходки оправданны, иначе ты зря заставляешь Андрея врать.

Мне хватает совести покраснеть.

– Я никого врать не просила. Просто одно дело прийти в университет на своих двоих, и совсем другое – приехать на машине с личным водителем.

– Ну, с этим я могу тебе помочь, – неожиданно предлагает, но я рано радуюсь. – Ты могла бы приезжать на общественном транспорте, чтобы твоя легенда была максимально правдоподобной.

От перспективы трястись в битком набитом автобусе мне стало не по себе.

– Неужели тебе так важно, чтобы все знали, что я твоя дочь?

– Я просто уверен, что ты и так смогла бы отличить друзей от врагов. Большинство мечтает оказаться на твоём месте, а ты от отца отказываешься…

– Это кто от тебя отказывается? – поднимаюсь и подхожу к родителю. – Не говори ерунды! Знаешь, я сегодня отлично провела день, потому что подружилась с хорошими людьми. И, если мы закончили выяснять, что я веду себя как ребёнок, может, поедем домой?

Отец машинально кидает взгляд на часы.

– Это у тебя «рабочий» день до двух, а мой в лучшем случае до семи, так что звони Андрею и поезжай домой, а я ещё поработаю.

Киваю, целую родителя в щёку и выскальзываю из кабинета; его секретарь улыбается мне на прощание, и я выхожу в коридор, не боясь наткнуться на своих одногруппников: наши пары давно закончились. Университетская парковка практически опустела, не считая нескольких явно подержанных машин, а на входе мне попадается всего парочка студентов. Вытаскиваю телефон и набираю номер Андрей, но он уже ждёт меня на том же месте, где высадил утром; молча забираюсь внутрь тёплого салона, потому что за недолгую прогулку успела замёрзнуть, и отогреваю окоченевшие пальцы у печки.

– Для протокола – я тебя не сдавал.

Хмурюсь: если не он, то кто?

– Ну да, папа будущее видеть научился…

– Вообще-то, всё гораздо прозаичнее – он видел в окно, как ты топала на учёбу пешком, ну и позвонил мне, чтобы узнать, почему. Я врать ведь не умею, да и зачем, если он уже всё знал?

Вздыхаю и мысленно даю себе подзатыльник: как я могла забыть про окна ректорского кабинета, выходящие прямиком на дорогу?

– Это уже не важно, он не сильно ругался, – устало вымучиваю из себя улыбку. – Отвези меня, пожалуйста, домой.

Андрей кивает и заводит двигатель; и пока машина медленно выруливает на дорогу, я снова вспоминаю всколыхнувший душу взгляд стальных глаз. Прежде я таких не встречала – чтобы за секунду безразличного контакта будто в сознание проникли и всё там основательно перевернули вверх дном. Конечно, внешне он привлекал внимание, но вместе с тем почему-то и отталкивал, словно всем своим видом намекая на то, что любые отношения с ним сулят лишь проблемы.

Уж чего-чего, а проблем мне точно следует избегать.

Двухэтажный частный дом встречает меня гробовой тишиной и неприятным одиночеством. Когда я была маленькой, и родителей больше заботила моя судьба, чем их карьера, всё было совсем иначе: у нас всегда было шумно. Приходили мамины подруги со своими детьми, папины сослуживцы, мои крёстные родители, бабушки и дедушки с обеих сторон… Сейчас, когда отношения мамы с папой сошли на «нет», общие знакомые перестали приходить в этот дом, разделившись на два лагеря: одни винили в разводе мать, другие – отца, и чтобы не затевать каждый раз споры, решили вообще не сталкиваться. В итоге я, оказавшись меж двух огней, где каждый перетягивал одеяло на себя, утратила связь со всеми родственниками с обеих сторон.

Это прозвучит ужасно, но я уже привыкла к тому, насколько далека от нормальности моя семья.

Ужинаю в одиночестве, стараясь заглушить невесёлые мысли мультсериалом про Скуби-Ду, и с тоской осматриваю огромную кухню. Пожалуй, это помещение было единственным местом в доме, где я чувствовала себя более-менее нормально – из-за телевизора и камина на полстены. Здесь, завернувшись в плед и вооружившись банкой мороженого, я частенько коротаю свои вечера, пока отец работает в кабинете, или грущу о том, что здесь у меня совершенно нет друзей. Правда, теперь, когда началась учёба, и ко мне проявляют интерес как к обычному человеку, возможно, всё изменится в лучшую сторону.

В этот раз Андрей не уехал домой, где его всё равно никто не ждёт, так как семья укатила в деревню; скинув пиджак и рубашку, под которыми у него обнаружилась футболка, он выудил из бардачка колоду карт и предложил мне сыграть на мармеладных мишек, которые уже неделю пылились на полке с разными вкусностями. Посмеявшись, соглашаюсь, и мы весело проводим вечер, обмениваясь шутками, пока отец не вернулся из института в девять вечера – на два часа позже, чем обещал. Помахав мне на прощание, Андрей уехал домой, а я, пожелав родителю доброй ночи, спешно спряталась в своей комнате, вспомнив, что мне ещё надо изучить предметы семестра: здесь они наверняка отличаются от столичных.

Перерыв пару десятков сайтов и почитав парочку учебников, я с ужасом поняла, что заснуть мне сегодня не удастся – слишком нервным выдался денёк. Но вместо того, чтобы успокоиться и попытаться расслабиться, я зачем-то начала вспоминать свою сегодняшнюю стычку с этим неотёсанным грубияном Грачёвым. За что только девушки на него вешаются? Он ведь невообразимый хам, невоспитанный задира и редкостный самовлюблённый павлин – в общем, собрал целый набор антикачеств, которые меня всегда в людях отталкивали. По идее, они должны были отталкивать каждую девушку, но вот та, в коротком свитере и обтягивающих джинсах, что позволила ему себя обнять, была явно другого мнения.

В голове тут же всплыли строчки из стихотворения:

«Всегда и во все времена,

Хорошие, добрые девочки от хулиганов сходили с ума…»

Не знаю, как насчёт хороших, но неадекватные точно сходят.

И всё же было что-то в нём такое, что позволяло ему застрять в памяти; это точно не высокомерие и вздорный характер – наверно, дело в его, хм… какой-то твёрдой мужественности, что ли, которой сейчас очень не хватает в парнях. Мой последний бойфренд больше напоминал ванильный зефир – такой мягкий, добрый, интеллигентный, обходительный… Вроде со стороны всё выглядит хорошо, но Боже – как же надоели эти постоянные вопросы перед тем, как что-то сделать! Всегда спрашивал, можно ли взять меня за руку, можно ли проводить домой, можно ли звонить мне перед сном… Мне не хватало мужской настойчивости и действий – когда тебя просто берут за руку и провожают, хотя самому ещё добираться до дома в противоположный конец города; когда ты говоришь, что болеешь, и тебе привозят лекарства и фрукты, хотя ты ничего не просила; когда по выражению лица понимают, что тебе нужна помощь, и просто разруливают твои проблемы…

Хотелось видеть поступки… хотя парни вроде Грачёва, скорее всего, просто обычные п…, то есть, балаболы.

Против воли снова вспоминаю холодную сталь, и вдоль позвоночника пробегает мороз. Вот уж с кем не стоит пересекаться – эти глаза не сулят тебе ничего хорошего. Надо будет завтра узнать у кого-то из своих, кто он такой, и обходить его десятой дорогой… Конечно, нас ничто не связывает и никогда не будет, но даже в одном помещении с ним мне становилось не по себе – а ведь он даже толком на меня не посмотрел.

Заснуть мне за ночь так и не удалось.

Проворочавшись в кровати до шести утра, я встала разбитая, как скрипучая телега, и отправилась на кухню накачивать себя кофеином. Папа уже был здесь – потягивал крепкий чай и что-то набирал на своём лэптопе; пока я заваривала себе кофе и на скорую руку сооружала бутерброд, родитель закончил дела и прожёг меня пристальным взглядом.

– Моя машина сломалась, так что сегодня в университет едем вместе, – огорошивает меня.

– Признайся – ты специально это подстроил, да? – устало ворчу.

– Мне, в отличие от тебя, некогда играть в такие игры, – отметает мои подозрения. – Допивай и собирайся: если ты опоздаешь – это ничего, а вот для ректора такое непростительно.

– Это ведь твой университет, неужели ты не можешь прийти попозже?

– Дело не в возможностях, а в ответственности, Аня. Своим поведением мы подаём пример другим, и если мы будем делать, что вздумается – чего ждать от подчинённых?

Резонно.

Пока папа натягивает пиджак, я допиваю кофе, обжигая язык, и доедаю бутерброд уже на ходу; мой рюкзак летит на переднее сиденье, потому что родитель садится рядом со мной сзади, а я пытаюсь заплести волосы, пока машину подбрасывает на редких кочках. Немного нервничаю, когда мы подъезжаем к зданию университета, и неуверенно всматриваюсь в проходящие мимо фигуры, закутанные в пальто и куртки, с зонтиками над головами. Кажется, им не было никакого дела до стоящего обочине внедорожника – все торопились поскорее спрятаться от дождя.

Что ж, сегодня он станет моей защитой.