Текст книги "Золото Виннету"

– Вы уже знаете, что я думаю по этому поводу, Сэм, поэтому прекратите браниться. Лучше скажите, что вас так взбесило.

– От такого взбесится и святой! Как вы думаете, кого я встретил?

– Фреда Моргана.

– Действительно! Как вы узнали?

– Вы назвали его по имени, да так громко, что услышала вся прерия.

– В самом деле? Я не помнил себя от ярости. Знаете, кто он такой?

– Неужели убийца вашей жены и ребенка?

– Он самый, собственной персоной.

Я вскочил на ноги.

– Невероятное стечение обстоятельств! Вам удалось его настигнуть?

– Нет, негодяй скрылся. Я бы вырвал с корнем собственные уши, будь они у меня!

– Я же видел, как вы бросились за ним в погоню.

– Он исчез, как в воду канул. То ли затерялся среди бегущих краснокожих, то ли юркнул в обгоревшие кусты и затаился там. Но я обязательно найду его, хоть из-под земли достану! У них нет лошадей, и мы легко их нагоним.

– Нагнать их – дело нехитрое. Отличить следы белого от следов индейцев тоже легко, но если он не дурак, то пойдет косолапой походкой краснокожих, и тогда нам не удастся выследить его.

– Что же нам делать, Чарли? Я должен добраться до него во что бы то ни стало!

Я сунул руку в карман и вытащил кошельки и бумаги, которые обнаружил в седельной кобуре лошади Фреда Моргана.

– Может быть, здесь мы найдем что-то, что подскажет нам, где его искать?

Я открыл один кошелек, затем второй. Свет от костра упал на их содержимое, и я с удивлением воскликнул:

– Смотрите, Сэм! Камни, настоящие драгоценные камни! Алмазы! Они стоят целое состояние.

Откуда? Каким образом драгоценности попали в кошелек к главарю разбойничьей шайки? Сколько крови он пролил, чтобы завладеть ими?

– Алмазы? В самом деле, – ответил Сэм почти равнодушно. – Еще никогда в жизни мне не приходилось держать в руках такой дорогой осколок нашего бренного мира.

Я протянул один из кошельков Сэму.

– Это бразильские алмазы. Посмотрите, как они сверкают даже при свете костра.

– Гм! Какие странные существа люди. Ведь это камень, не серебро, не золото, а просто камень. Правда, Чарли?

– Это уголь, Сэм, не более чем уголь!

– Вот ведь незадача, мне все равно, уголь это или что-то другое. Даже мою старую пушку я не отдам и за пригоршню этих камешков. Что вы собираетесь делать с ними?

– Верну владельцу.

– Как его зовут?

– Пока не знаю, но вскоре выясню. Такое богатство не может исчезнуть бесследно и без шума. Хозяин наверняка обратился в полицию, газеты трубят о краже на каждом углу.

– Вы правы, Чарли, с завтрашнего дня подписываемся на все газеты Соединенных Штатов.

– Может, не стоит так торопиться? Успеем подписаться и послезавтра. Давайте-ка лучше посмотрим эти бумаги.

Сэм согласно кивнул, и я развернул пакет. Внутри оказались подробнейшие карты территории Соединенных Штатов, Мексики и Канады и письмо следующего содержания:

«Дорогой отец!

Твое присутствие совершенно необходимо. Приезжай поскорее, независимо от того, удалось тебе провернуть дело с камнями или нет. Есть возможность сорвать банк. В середине августа я приеду на Сьерра-Бланка, туда, где Пекос протекает между Скеттл-Пик и Хэд-Пик. Подробности узнаешь при встрече.

Твой Патрик.

Галвестон…»

Дата, поставленная после названия города, была оторвана, поэтому нам оставалось только гадать, когда негодяй-сын написал письмо негодяю-отцу.

– Тысяча чертей! – воскликнул Сан-Иэр, когда я прочел ему письмо вслух. – Все сходится, его сына зовут Патрик. Именно этих двоих и не хватает мне, чтобы сделать две последние зарубки на прикладе. Я уже много лет гоняюсь за ними. Повторите, пожалуйста, название тех двух гор.

– Скеттл-Пик и Хэд-Пик.

– Вот ведь незадача! Где меня только по свету не носило, а в тех краях я не бывал.

– Не беспокойтесь, Сэм, мне как-то довелось ехать из Санта-Фе на плато Орган, а так как я спешил и не хотел столкнуться с серым гризли в Сьерра-Бланке, то повернул именно туда.

– Так вы бывали на Пекос?

– Ну, конечно.

– Вот вы-то мне и нужны. Мы с вами собирались в Техас и Мексику, но теперь придется взять правее. Я ведь и направлялся туда лишь потому, что надеялся отыскать этих людей, но теперь, когда они сами назначают мне свидание, я был бы круглым дураком, если бы не полетел к ним на крыльях любви. То-то они обрадуются, когда увидят Сан-Иэра верхом на старушке Тони. Вы поедете со мной?

– Разумеется. Мне тоже очень хотелось бы потолковать с Фредом Морганом, ведь только он один знает, кому принадлежат камни.

– Тогда спрячьте их подальше и пойдемте посмотрим, что там поделывают отчаянные головы с Западной железной дороги.

Кондуктор выставил часовых, как я и советовал ему. Рабочие сновали по шпалам, восстанавливая путь. Часть пассажиров праздно сидела на насыпи и с видом городских зевак наблюдала за работой. Остальные перевязывали раненых и хоронили убитых. Со всех сторон на нас бросали уважительные взгляды, а когда мы поднялись на насыпь, нас окружили, благодарили за помощь и спрашивали, могут ли быть нам в чем-то полезны. По-видимому, жестокий урок, преподнесенный индейцами, пошел пассажирам впрок. Я попросил их продать нам немного свинца, пороха, табака, хлеба и спичек, если, конечно, у них найдутся эти столь ценные в прерии товары.

Несколько человек сразу же помчались в вагоны, и через пять минут мы с избытком получили все, о чем просили. От денег они наотрез отказались, а мы с Сэмом с легким сердцем приняли подарки как знак уважения и благодарности.

Рабочие уже собирали инструменты, когда к нам подошел кондуктор:

– Вы поедете с нами, джентльмены? – спросил он. – Я с удовольствием отвезу вас куда прикажете.

– Спасибо вам, сэр, но мы предпочитаем путешествовать верхом.

– Как вам будет угодно, я не буду настаивать. Вы, конечно, понимаете, что мне придется доложить о случившемся, и я непременно расскажу, как вы нам помогли.

– Благодарю вас, но нам это ни к чему.

– А кому принадлежит сегодняшняя добыча? – спросил вдруг кондуктор.

– По закону прерии вся собственность побежденного переходит к победителю.

– Победители – это мы, поэтому имеем право взять у индейцев все, что у них есть. Идите сюда, джентльмены, вся добыча наша. Каждый из нас должен получить что-нибудь на память о сегодняшнем сражении.

Сан-Иэр не вытерпел, встал и, глядя в упор на кондуктора, раздельно произнес:

– Сэр, покажите мне краснокожего, которого вы убили!

У кондуктора забегали глазки.

– Как мне вас понимать?

– А так и понимайте! – взревел разъяренный Сэм. – Все вещи убитых лично вами индейцев принадлежат лично вам, но на остальные лучше не зарьтесь!

– Сэм, не портите им удовольствие, – шепнул я ему. – Нам же все это не нужно.

– Черт с ними, пусть грабят трупы, – уступил Сэм и, повернувшись к кондуктору, добавил: – Но не вздумайте прикоснуться к скальпам, их вы не заслужили!

– Вон там, в кустарнике, – вмешался я, – лежит тело убитого обходчика, заберите его и предайте земле. Негоже бросать его здесь на корм стервятникам.

Когда со всем этим было покончено, поезд тронулся, набрал скорость и быстро исчез в темноте. Через несколько минут мы уже не слышали даже перестука колес. Я и Сэм остались одни в огромной тихой прерии.

– Что теперь, Чарли? – спросил Сэм.

– Спать, – ответил я.

– Вы думаете, индейцы не вернутся сюда?

– Думаю, нет.

– Вот ведь незадача! Я-то считаю, что Фред Морган вернется сюда обязательно, хотя бы для того, чтобы отыскать лошадь и свои драгоценные безделушки.

– Сомневаюсь. Разве можно найти лошадь, умчавшуюся в прерию от пожара? Кроме того, он уже знает, что здесь, кроме героев железной дороги, есть люди, с которыми справиться не так легко и от которых следует держаться подальше.

– Но ведь и он узнал меня, и ему наверняка захочется пустить мне пулю в лоб или воткнуть нож под лопатку.

– Для этого надо будет еще нас выследить. По крайней мере, до утра нам ничего не грозит.

Мы сели на лошадей, отъехали на милю от железной дороги, туда, где трава не выгорела, завернулись в одеяла и улеглись спать.

Я сильно устал и уснул, едва положил голову на седло. Сквозь сон я слышал стук колес поезда, но так и не проснулся.

Когда я открыл глаза, уже начинало светать. Сан-Иэр сидел рядом, его лицо расплылось в широкой довольной улыбке: он курил сигару, подаренную ночью кем-то из пассажиров.

– Доброе утро, Чарли! Сегодня я действительно вижу разницу между настоящим табаком и тем зельем, что вы готовите под седлом. Закурите и вы сигару, а потом возьмемся за дела. О завтраке и думать не стоит, пока не найдем воду.

Я с не меньшим удовольствием закурил настоящую сигару и сел рядом с Сэмом.

– Как поедем? – спросил Сэм.

– Вернемся к месту засады, а оттуда двинемся кругами, чтобы напасть хоть на какой-то след.

– В дорогу!

Однако все наши поиски были напрасны. Утренний ветер развеял пепел, и, как мы ни старались, не нашли ни одного отпечатка.

– Черт бы побрал этот ветер! Если бы не письмо, что бы мы теперь делали? – чертыхался Сан-Иэр, которому не терпелось добраться до Фреда Моргана. – Пора ехать на Рио-Пекос, но сначала я должен сообщить краснокожим, кому они обязаны вчерашним удовольствием.

И, пока я отдыхал, лежа на насыпи, он ловко орудовал ножом, переходя от мертвеца к мертвецу и оставляя на каждом из них свое клеймо.

– В путь! – воскликнул Сэм, покончив со своим ужасным делом. – До воды далеко. Любопытно, кто легче переносит жажду, моя Тони или ваш мустанг?

– Думаю, ваша Тони. Я тяжелее вас.

– Безусловно, Чарли, вы тяжелее меня, но у моей Тони больше мозгов, а это тоже чего-нибудь да стоит. Не моя вина в том, что Фреду Моргану удалось улизнуть живым. Но в том, что вожди остались целехоньки, виноваты вы, и только вы. Не будет вам моего прощения, пока вы не поможете мне поймать обоих Морганов.

Глава II. СТЕРВЯТНИКИ ЛЬЯНО-ЭСТАКАДО

Между Техасом, Нью-Мексико и индейскими владениями в отрогах гор Озарк, в нижней и верхней Сьерра-Гуадалупе и на плато Гуальпа лежит огромная и страшная часть страны, которую без преувеличения можно назвать Сахарой Соединенных Штатов. Высокие холмы отделяют ее от верховьев Пекос и истоков Ред-Ривер, Сабин, Тринидад, Бразос и Колорадо.

Пустынное однообразие сухого раскаленного песка кое-где сменяется столь же раскаленными скалами. После дневного испепеляющего зноя наступает холодная ночь. Даже самая неприхотливая растительность не может прижиться в этих Богом проклятых местах. Ни одинокая гора, ни зеленеющее каменистое ущелье, по которому после дождя бегут потоки воды, не прерывают здесь, как в Сахаре, мертвого однообразия пустыни. Здесь нет ручьев, питающих своей живительной влагой оазисы, и усталому страннику негде отдохнуть после трудного многодневного пути.

Пустыня открывается перед вами внезапно: стоит спуститься с поросших лесами горных отрогов, и вот уже без всякого перехода, без степи с чахлым кустарником и пожухлой травой перед вами простираются пески, лишенные жизни. Повсюду видна смерть в разном обличье, но одинаково ужасная и беспощадная. Только кое-где встречается одинокий мескитовый куст с редкими листьями, словно вырезанными из дубленой кожи – дьявольская насмешка над людьми, тоскующими по зелени. Но еще хуже рожденные к жизни неведомо какой силой серые, безобразные кактусы, покрывающие иногда огромные пространства. Горе опрометчивому всаднику, сунувшемуся в их заросли: твердые, как сталь, тонкие иглы изорвут в кровь ноги лошади, перережут сухожилия, и несчастное животное больше никогда не сможет ходить. Хозяин будет вынужден бросить его и добить, чтобы оно не погибло медленной, мучительной смертью.

Однако ужасы пустыни не остановили человека, и он отважился шагнуть в ее пределы. Через пустыню пролегли дороги, ведущие к Санта-Фе и к форту Юнион, вверх, к Пасо-дель-Норте, и вниз, к зеленым прериям и богатым водой лесам штата Техас. Но сколько бы вы ни искали здесь то, что принято называть дорогой, вам не удастся ее найти. Здесь иногда проезжает одинокий всадник, следопыт или разведчик, отряд отчаянных сорвиголов, готовых как на доброе, так и на злое дело, но чаще все-таки на злое. Изредка в тишине слышится скрип колес: длинный караван фургонов, запряженных волами, медленно ползет вперед. Ветер несет песок, и уже через полчаса на земле не видно следов копыт и колес. Люди, решившиеся пересечь пустыню, сами выбирают путь и держатся нужного направления по известным им приметам. Чем больше песков, тем меньше примет, и вскоре уже даже самый опытный и острый глаз не замечает вокруг ориентиров, поэтому дорогу обозначают колышками, вбитыми в землю.

Несмотря на то, что по размерам эта пустыня не может сравниться ни с Сахарой, ни с Гоби, она собирает кровавую жатву во много раз более обильную, чем африканские и азиатские пески. Кажется, что она не может насытиться, и чем больше человеческих жизней уносит, чем более жадно и яростно набрасывается на свои жертвы. Брошенные разбитые фургоны, седла, скелеты животных и людей, высушенные солнцем и выбеленные песком, возникают на пути и рассказывают леденящие душу истории своим немым безмолвным языком, так сильно действующим на воображение. В небе кружат стервятники, терпеливо наблюдающие за путником. Они знают, что не останутся без добычи.

Что же это за пустыня? Ей дают разные имена на английском, французском и испанском языках, однако все они происходят от одного слова – кол, веха. Да оно и неудивительно: ведь, как я сказал выше, все дороги в пустыне отмечены вбитыми в землю кольями. Стейкед-Плейнз и Льяно-Эстакадо – два самых распространенных названия этого гиблого места…

От верховьев Ред-Ривер в направлении гор Сьерра-Бланка ехали два всадника, сидевшие на смертельно уставших лошадях. Несчастные животные были крайне истощены, от них буквально остались кожа да кости, а шерсть вздыбилась, словно перья у птицы, которая вот-вот замертво упадет в своей клетке. Спотыкаясь на каждом шагу, лошади медленно переставляли утопающие в песке, подгибающиеся ноги. Их глаза налились кровью, сухой язык вываливался изо рта, на шерсти, несмотря на жару, не было ни капли пота – в их телах не оставалось другой жидкости, кроме загустевшей от зноя крови.

Этими лошадьми были старая Тони и мой мустанг, а всадниками – Сан-Иэр и я.

Уже пять дней мы ехали через Льяно-Эстакадо, и за все это время нам ни разу не встретилась вода. Глядя на измученных лошадей, я не раз думал о том, что стоило бы завести в эти края африканских верблюдов.

Маленький Сэм словно высох и стал от жары еще меньше. Он висел на шее своей лошади, удерживаемый в седле непонятной и неведомой силой, с открытым ртом и безумным взглядом. Мне казалось, что мои веки налились свинцом, а горло пересохло так, что даже самый тихий звук раздерет мне его в клочья. Кровь в жилах медленно струилась расплавленным железом. Я уже не чувствовал, а знал наверняка, что не пройдет и часа, как мы потеряем сознание, свалимся с лошадей на землю и умрем от жажды, не приходя в себя.

– Воды, – простонал Сэм.

Я молчал, не зная, что ответить. Вдруг мой конь споткнулся и встал как вкопанный. Я понукал его, дергал за поводья, но он не двигался с места. Старая Тони последовала его примеру. Видимо, силы лошадей были на исходе, и они уже не могли продолжать путь.

– Слезаем, – прохрипел я. Невыносимая боль пронзила горло. Казалось, что губы, рот, глотка и легкие исколоты в кровь тысячами острых игл.

Взяв мустанга под уздцы, я побрел вперед. Освобожденное от ноши животное послушно двинулось за мной. Сэм тащил за собой свою Тони, но он был более истощен и шел пошатываясь, словно с минуты на минуту мог свалиться на землю. Но чем я мог ему помочь?

Мы прошли не больше мили, как вдруг я услышал тяжелый вздох, оглянулся и увидел, что бедняга Сэм лежит на песке. Его глаза были закрыты. Я подошел к нему и молча присел рядом. Не стоило расходовать силы на уговоры и увещевания: ничто не могло спасти нас.

Так вот каким должен стать конец моей скитальческой жизни! Вот где мне было суждено сложить голову. Я попытался вспомнить родителей и близких, оставшихся в далекой отчизне, но тщетно. Я пробовал молиться, но некогда прекрасная память отказывала мне, и я не сумел вспомнить ни строчки. Казалось, мой мозг расплавился и кипит под черепом, словно суп под закрытой крышкой.

Мы попали в западню, в которую до нас попадал не один путешественник. Никто еще не сумел найти из нее выход.

Из Санта-Фе через Паса-дель-Норте возвращаются на Восток золотоискатели, которым судьба улыбнулась на калифорнийских приисках. У них нет другого пути, кроме как через Льяно-Эстакадо. Когда я говорил о разных обличиях смерти, обитающей в пустыне, я имел в виду не только зной и огромные безводные пространства. На границе Льяно-Эстакадо собираются шайки тех, кому не повезло и кто не хочет возвращаться домой с пустыми карманами, или тех, кому не по вкусу честный труд.

Это люди без чести и без совести, каких во множестве извергают восточные штаты, они не отличаются умом, но сильны и закалены в стычках и сражениях и не боятся ни Бога, ни черта. Горе тому, кто встретится с ними. Они редко нападают в открытую, предпочитая действовать исподтишка, подло и жестоко. Честному человеку трудно даже представить себе их вероломство и беспощадность. Этих стервятников Льяно-Эстакадо называют стейкменами: они вытаскивают вехи, которыми отмечена дорога, и ставят их в других местах, уводя путников в глубь пустыни, где те неминуемо гибнут от жажды и голода. Грабители без зазрения совести отнимают у умирающих все, что имеет ценность, и бросают их в раскаленных знойных песках. По всей пустыне белеют на солнце кости сотен несчастных жертв, в то время как близкие напрасно ожидают их возвращения или хотя бы известия об их судьбе.

Вот так и мы доверились вехам и только ближе к полудню заметили, что они уводят нас от нужного направления в сторону. Мы не знали, когда и где это произошло, и уже не могли вернуться назад, так как сил на обратную дорогу у нас не оставалось. А теперь Сэм лежал на песке, я сидел рядом, и мы чувствовали себя мертвыми. Спасти нас могла только счастливая случайность.

Неожиданно прямо над моей головой раздался хриплый и пронзительный клекот. Я медленно и с трудом поднял глаза вверх и увидел стервятника, видимо только что взмывшего в небо и теперь кружившего над нами. Птица была права, считая нас своей верной добычей.

Однако кто вспугнул стервятника? Неужели где-то рядом сидел бескрылый собрат хищной птицы и, сжимая ружье, с нетерпением ждал, когда мы испустим дух? Я знал, что воздушные и сухопутные стервятники обычно появляются вместе, поэтому начал осматриваться в надежде обнаружить следы.

Из-за зноя, слепящего солнца и слабости кровь прилила к глазам, их жгло, и казалось, что я вот-вот ослепну. Все-таки мне удалось заметить в тысяче шагов от нас несколько точек, которые не могли быть камнями или кактусами. Взяв штуцер, я оперся на него и заковылял в том направлении.

Не прошел я и полпути, как уже различил трех койотов и небольшую стаю стервятников, сидящих на песке. Эти хищники никогда не нападают на живую добычу: безусловно, где-то там лежал живой еще человек, иначе кровавая трапеза была бы уже в разгаре.

При виде койотов у меня в душе родилась надежда, очень слабая и призрачная, основанная только на том, что эти животные не могут долго обходиться без воды и не заходят далеко в безводные пустыни. Но все же первым делом следовало проверить, что за добычу они караулили. И вдруг меня осенила мысль.

Если мы приговорены к смерти от жажды и если нет воды, то почему не напиться крови? Неужели кровь койота не вернет нам силы? Я вскинул штуцер и прицелился, но руки мои дрожали, и ствол плясал, как сухой лист в непогоду. Пришлось сесть на землю, опереть руки о колени, и только после этого я сумел выстрелить.

Я выпустил две пули, и два койота упали на песок. Забыв о слабости, я побежал к ним. Одному из них я прострелил голову, второму пуля перебила передние лапы, и он, воя от боли, катался по земле. Мне до сих пор стыдно за такой неудачный выстрел, и единственным оправданием мне служит то, что я почти умирал от жажды.

Достав нож, я взрезал убитому койоту вену на шее и припал к ней. От животного несло падалью, грязная шерсть набивалась мне в рот, но я жадно глотал кровь, и она казалась мне божественным напитком. Силы быстро возвращались ко мне. Вытащив из кармана кожаную фляжку, я наполнил ее кровью и подошел к человеку, лежащему рядом без сознания. Это был негр. Стоило мне взглянуть в его черное, посеревшее от близости смерти лицо, как рука моя дрогнула, и я еле удержал фляжку.

– Боб! – позвал я.

Услышав меня, негр с трудом поднял веки.

– Воды! – простонал он.

Я опустился на колени рядом с ним, приподнял его голову и приложил фляжку к губам.

– Пей!

Негр разжал зубы, но глотать не мог, горло его свела судорога, и мне пришлось изрядно повозиться, пока не удалось влить в него ужасное, но живительное питье.

Теперь необходимо было вернуться к Сэму. Я снова нацедил фляжку из убитого животного, оставив раненого ждать своей очереди.

Маленький вестмен лежал на земле в полном оцепенении.

– Пейте, Сэм, – сказал я, протягивая ему фляжку.

– Пить? – встрепенулся он, схватил обеими руками фляжку и залпом осушил ее.

– Кровь! Когда-то я думал, что это противно, но теперь вижу, что нет напитка лучше.

Тем временем вернулся третий койот и, несмотря на то, что негр пришел в себя и уже сидел, набросился на своего мертвого собрата. Пришлось снова зарядить ружье, подойти поближе и пристрелить его.

Если много путешествуешь по свету, иногда происходят встречи, которые могут показаться невероятными, чудесными, и именно такой была моя встреча с негром по имени Боб, которого я давно и хорошо знал. Некогда я гостил у его хозяина, ювелира Маршалла из Луисвилля, и верный, неунывающий негр пришелся мне по душе. Сыновья ювелира сопровождали меня в поездке на плато Камберленд, а затем проводили меня на Миссисипи. Мне нравились эти два воспитанных молодых человека, их общество доставляло мне истинное удовольствие, и я охотно бывал у них. Но каким образом старый поседевший слуга оказался в самом сердце пустыни?

– Вам стало лучше, Боб?

– Совсем лучше, – ответил он, только теперь узнавая меня. – Неужели это вы, масса? Масса Чарли, великий охотник? Боб теперь счастливый, что встретить масса Чарли. Теперь мы пойти и спасать массу Берна.

– Бернард? Он тоже здесь? Где же он?

– Масса Берн быть там, – неуверенно сказал Боб, показывая на юг. – О нет, он быть там. Или там?

Негр вертелся на месте, показывая то на запад, то на север, то на восток. Очевидно, он и сам не знал, где находится его молодой хозяин.

– Что привело Бернарда сюда, на Льяно-Эстакадо? – спросил я, пытаясь хоть как-то разобраться в происходящем.

– Боб не знает. Боб даже не знает, где сейчас масса Берн. Боб упал, а масса ушел с остальными.

– А кто те люди, с кем он путешествует?

– Они охотники, купцы… Боб их совсем не знает.

– А куда направляется Бернард?

– В Калифорнию, к молодому массе Аллену.

– Значит, Аллен в Калифорнии?

– Да, да, масса Аллен поехал в Сан-Франциско и купил там много золота для мистера Маршалла. Но хозяину золото больше не понадобится. Хозяин умер.

– Мистер Маршалл умер? – удивился я. Во время моего последнего визита ювелир был весел и бодр.

– Мистер Маршалл умер не от болезни, а от руки убийцы.

– Как? – воскликнул я. – Его убили? Но кто?

– Боб не знает убийц, их никто не знает. Они пришли ночью и вонзили нож в грудь мистеру Маршаллу, забрали все камни и золото. Ни шериф, ни суд, ни масса Берн не знает, кто убийца и куда он побежал.

– Когда это случилось?

– Много недель тому назад. Масса Берн теперь очень бедный, он написал письмо массе Аллену в Калифорнию. Но он не получил ответа, и поэтому сам пошел искать массу Аллена.

Известие о смерти старого добряка ювелира опечалило меня. Убийца и грабитель одним взмахом ножа разрушил счастье семьи, лишил жизни отца и вверг в нищету сыновей. Драгоценные камни и золото исчезли. Я невольно вспомнил о бриллиантах, найденных мною в седельной кобуре Фреда Моргана. Неужели убийцей был Фред Морган? Но как он оказался в прерии?

Однако было не время ломать голову над загадкой бриллиантов – меня ждали более насущные, безотлагательные дела. Следовало найти Бернарда Маршалла и помочь ему.

– Боб, каким путем вы ехали?

– Мы выехали из Мемфиса и от форта Смит пошли через горы до Престона. Боб ехал со всеми. Конь очень устал и хотел пить. Боб тоже хотел пить, много-много воды, больше, чем в Миссисипи. Потом я упал, а конь убежал один. Боб уже почти умирал от жажды, когда пришел масса Чарли и дал Бобу кровь. Масса Чарли, спасите массу Берна! Спасите его, и я буду любить вас и целовать вам ноги! Спасите молодого массу!

Старый преданный слуга умолял меня помочь его хозяину. Я сам не менее горячо желал того же, но, к сожалению, надежды почти не оставалось. Несмотря на это, я продолжал расспрашивать Боба.

– Сколько человек ехало с вами?

– Очень много: девять человек, не считая Боба.

– Они говорили о том, по какой дороге поедут?

– Этого Боб не знает. Он всегда ехал сзади и ничего не слышал.

– Я вижу, у тебя есть нож и сабля. Остальные тоже были вооружены?

– О да! У них были ружья и револьверы. Много-много оружия.

– У вас был проводник?

– Его звали мистер Вильямс. Он говорил, что знает дороги через пустыню.

– Попробуй вспомнить, куда они направились, когда ты упал с коня.

– Боб не знает. Он сразу закрыл глаза и ничего не видел. Может быть, туда, а может, в ту сторону.

– Когда это было: вчера или сегодня? Утром или вечером?

– Сегодня. Солнце уже опускалось, и масса Берн ехал прямо на солнце.

– Прекрасно. Ты можешь идти?

– Да, теперь, после крови, Боб побежит как олень и вскоре догонит массу Берна. Кровь – очень хорошее лекарство от жажды.

Действительно, после нескольких глотков крови я тоже почувствовал себя намного лучше, силы вернулись ко мне, и я уже не страдал так от палящего зноя. Точно так же «лекарство от жажды» подействовало и на Сэма: он уже стоял рядом с нами и внимательно слушал, о чем мы разговариваем.

Спутники Бернарда Маршалла, по-видимому, были крайне истощены зноем и жаждой, иначе молодой человек, чье врожденное благородство я хорошо знал, никогда бы не бросил без помощи слугу. Возможно, на него напало обычное в таких случаях оцепенение, и тело больше не повиновалось ему. Судя по словам Боба, их отряд направлялся на запад, туда же, куда стремились и мы. Но как мы могли помочь Бернарду, если сами уповали только на Бога, а наши лошади едва держались на ногах?

Как я ни пытался что-то придумать, в голову не приходила ни одна мало-мальски приемлемая мысль. Следовало для начала хотя бы осмотреться.

– Оставайтесь здесь с лошадьми, – попросил я Сэма. – Может быть, после отдыха они смогут пробежать милю-другую. Если через два часа я не вернусь, идите по моему следу.

– Так уж и быть, Чарли. Все равно ты далеко не уйдешь, одного глотка целебного напитка хватит ненадолго.

С некоторых пор мы перешли на «ты», как это принято среди вестменов.

Оглядевшись, я увидел, что Боб, упав с лошади, еще полз какое-то время. Пойдя по его следам, я обнаружил и следы всего отряда. Действительно, там прошло десять лошадей. Животные очень устали и еле переставляли ноги, часто спотыкались и даже останавливались.

Не знаю почему, но ужасное беспокойство и страх за судьбу Бернарда Маршалла овладели мной. Собрав остатки сил, я пошел по следу, но Сэм оказался прав: надолго меня не хватило. Мили через полторы я выдохся и сел отдохнуть возле простиравшихся к горизонту пожелтевших и высохших на солнце кактусовых зарослей.

И здесь, пока я сидел и размышлял, что же предпринять, в голову мне пришла мысль, придавшая новые силы.

Когда на раскаленных равнинах Флориды зной иссушает землю, когда всему живому грозит гибель от жажды, а воздух кажется расплавленным свинцом, отчаявшиеся люди поджигают траву и кустарник. И начинается дождь. Я сам дважды был свидетелем такого чуда, хотя ничего чудесного в этом явлении нет, и любой человек, знакомый с силами природы, сможет объяснить его без сложных научных толкований.

Осененный внезапной спасительной мыслью, я ножом нарезал сухих, как порох, побегов, развел костер и швырнул пылающие угли в самую гущу кактусовых зарослей. Спустя несколько минут в небо взметнулось огромное пламя, и вскоре огненное море бушевало в пустыне.

Я пережил не один пожар в прерии, но ни один из них не распространялся так быстро и с таким грохотом, как этот. Под напором огня кактусы взрывались с оглушительным треском, словно заговорили пушки целой армии. Горящие стебли взлетали вверх, взмывая над языками пламени и пробивая густые тучи дыма. Земля дрожала у меня под ногами, а жар был такой, что мне пришлось отойти от огня на добрых полмили.

Это была лучшая и, пожалуй, единственная помощь, какую я мог оказать Бернарду Маршаллу и его спутникам. И я с легким сердцем пошел назад, к Бобу и Сэму, не заботясь о том, что после пожара найти следы отряда будет значительно труднее. Если мне удастся вызвать дождь, то их жизнь будет вне опасности.

Через полчаса я встретился с идущими мне навстречу товарищами.

– Господи, Чарли, объясни мне скорее, что там случилось? – спросил Сэм. – Сначала я подумал, что началось землетрясение, но теперь я вижу, что горит песок! Если это так, то без дьявола здесь точно не обошлось.

– Горит не песок, а кактусы. Их там целое море, Сэм.

– Но как они могли загореться? Не ты же их поджег!

– В том-то и дело, что я.

– Боже мой, зачем?

– Чтобы вызвать дождь.

Маленький вестмен пристально посмотрел на меня.

– Дождь? – удивленно протянул он. – Ты меня извини, Чарли, воспитание у меня не самое блестящее, поэтому я скажу тебе напрямик: по-моему, ты умом тронулся.

– Вот и хорошо. Разве ты не знаешь, что у некоторых племен сумасшедшие считаются мудрецами?

– Да уж, мудрее трудно придумать! От огня стало только жарче.

– Ты прав, именно этого я и добивался. Стало жарче, и в воздухе появилось больше электричества.

– Я знаю, Чарли, ты человек ученый, но я в эти выдумки не верю. Что такое электричество? Я не могу его ни съесть, ни выпить, значит, оно не существует.

– Скоро ты его увидишь и услышишь, когда начнется гроза и засверкает молния.

– Вот ведь незадача, – пробормотал он свою любимую поговорку, обеспокоенно всматриваясь мне в лицо. – Я всегда говорил, что ученость до добра не доведет. Чарли, давай-ка лучше повернем назад.

– Ты видишь этот туман? – спросил я вместо ответа, указывая рукой туда, где сизая пелена закрывала солнце.

– Тысяча чертей! Чарли, я готов признать, что ты не спятил, и взять свои слова назад!

– Скоро из тумана образуется туча, а из нее польется дождь.