Текст книги "Поход Черного Креста"

VI. КРОВАВАЯ ЖАТВА

– Тоэм! Да их целое море! Никогда не видел такой армии!

– Армии? – Джарво фыркнул. – Протри глаза, Ридэйз. Это же просто толпа.

Солнце нещадно палило выцветшую, ставшую янтарно-желтой саванну. Дождя не было уже несколько недель. Облака пыли на горизонте к северу и югу свидетельствовали о сближении двух больших армий.

С севера медленно надвигалась огромная лавина человеческой плоти. Двести тысяч? Полмиллиона? Судя по докладам разведки, вторая цифра не была сильным преувеличением. Большинство в этой толпе шло пешком, меньшая часть передвигалась верхом на лошадях или мулах. Джарво посчитал бы ниже своего достоинства определять эти толпы терминами «пехота» и «кавалерия». Телеги и повозки беспорядочно тащились в общей массе тел. Дисциплины в армии Ортеда было не больше, чем в уличной толпе Джарво даже удивился, что сатакийцы не разбрелись кто куда за время двухдневного перехода по саванне.

Ридэйз, новый полковник, заместитель Джарво, вытер пот со лба и сказал:

– Мне кажется, мы можем устроить себе день отдыха, оставшись на месте. Даже больше чем день. Ибо для толпы Ортеда наш дневной переход будет стоить трех дней изнурительного марша. Предоставим солнцу сделать часть нашей работы – измучить и ослабить противника.

– Их слишком много, чтобы рисковать и близко подпускать к нашим границам, – напомнил Джарво. – Пусть те, кто останется в живых, бегут обратно в Шапели, а не ошиваются по соседству с Сандотнери.

Ридэйз поднял брови, копируя выражение лица своего командира:

– Ты думаешь, кому-то удастся уцелеть?

Офицеры рассмеялись.

– Сам посуди, – вставил Джарво. – Их слишком много, чтобы убить всех за один день. Не забудь напомнить солдатам: никакого мародерства до окончания сражения. И еще – пленных не брать!

– Даже хорошеньких? – поинтересовался кто-то из офицеров.

– Это будет расценено как мародерство до окончания сражения. Смотри предыдущий пункт, – отшутился Ридэйз.

– Хватит шуток, – призвал всех к порядку Джарво. – Разойдись!

Офицеры разъехались по своим полкам, оставив генерала в одиночестве. Джарво поморщился: под жарким солнцем кожа на лице стягивалась и начинал болеть шрам от ожога. Пот щипал ослепший, скрытый под черной повязкой глаз.

Прошло уже несколько месяцев с того вечера в «Красном Коньке». Ожог зажил, оставив на щеке и виске уродливый шрам. Эскетра во время официальных дворцовых приемов всячески выражала глубокое сочувствие пострадавшему генералу. Однако все попытки назначить встречу наедине она отвергала решительно и бескомпромиссно, Джарво утешил себя тем, что поводов для ревности у него не было. Приходилось мириться со столь надоевшей конспирацией.

Кейн как сквозь землю провалился. Ни единого слуха, никакой информации о том, куда он делся. Это доставляло Джарво не меньше страданий, чем побаливающий в жару шрам на лице.

Не находя взаимности в своем чувстве к принцессе, Джарво с удовлетворением воспринял известие о том, что Ортед собирает свою армию на южных границах Шапели. По крайней мере эта угроза требовала присутствия генерала на границе. До последнего момента Джарво не верил в то, что славившийся своей хитростью Ортед Ак-Седди решится идти войной на Южные Королевства. Прибрав к рукам всю Шапели, Пророк должен был переварить такую добычу, сцементировать страну в единое целое и лишь затем, быть может, рискнуть на что-либо еще.

Впрочем, кто его знает, этого Пророка? Джарво пожал плечами. Может, он и вправду безумец. До того как его Поход Черного Креста вышел за пределы джунглей Шапели, генерала он мало беспокоил. На слухи о колдовстве, к которому прибегали жрецы Сатаки для того, чтобы привести к победе своего Пророка, Джарво старался не обращать внимания. Куда больше его беспокоили другие сведения, а именно те, что касались тактики Ортеда. Становилось ясно, что цена победы для Пророка не имеет значения. Он готов жертвовать своими сторонниками без счета, бросая в бой новые и новые толпы. Грубая тактика, но эффективная – на привычном для разбойничьего главаря поле боя. Сегодня же арену сражения выбирал Джарво.

Саванна в этом месте чуть наклонялась на север. Не то чтобы армия Сандотнери занимала господствующую высоту, но по крайней мере это давало некоторое преимущество в наблюдении за противником и управлении боем.

Когда армия сатакийцев окончательно заняла всю северную сторону горизонта, Джарво непроизвольно поежился. Ему еще никогда не доводилось видеть столько собранных в одном месте готовых к бою – и к смерти! – людей. Поход Черного Креста, судя по всему, объединил все население джунглей Шапели.

За несколько недель до этого Ортед захватил последние города на границе лесов и прочесал побережье. Оценив ситуацию как угрожающую, Джарво выехал навстречу его армии с десятью полками легкой и пятью – тяжелой кавалерии. Ополовинив гарнизоны приграничных фортов и крепостей, он собрал еще десять полков легкой кавалерии, примерно половина бойцов была с луками. Итого – тридцать тысяч солдат. Тридцать тысяч против, как минимум, трехсот. Опытные, натренированные воины против необученной, неорганизованной толпы.

Джарво вдруг испытал прилив гордости за то, что ему довелось командовать такой армией. Минутное колебание уступило место уверенности в победе. Единственное, что беспокоило Джарво, – мало славы для генерала в победе над крестьянами и горожанами. Это больше напоминало бойню, а не бой. Тряхнув головой, он привстал на стременах и дал сигнал к атаке.

При виде перешедшей в галоп кавалерии, толпа сатакийцев остановилась в некотором замешательстве. Опытные офицеры сумели бы на скорую руку организовать оборону, но армия Ортеда слишком жестоко расправлялась с захваченными в плен солдатами и офицерами стражи покоренных городов. Своих офицеров Ортед назначал из числа самых отчаянных головорезов. Толпа подчинялась их командам из страха, но ни один из них понятия не имел о военной науке в целом и о таких ее частностях, как отражение пехотинцами кавалерийской атаки.

Опасаясь какой-нибудь ловушки, Джарво направил в лобовую атаку четыре полка легкой кавалерии, пустив шесть полков лучников двумя полукружиями вдоль фронта. Тяжелую кавалерию он полностью оставил в резерве до тех пор, пока не будет ясно, что затевает противник.

Передний край сатакийцев напрягся, изображая из себя неприступную стену. Из-за первых рядов вылетели навстречу атакующим разрозненные кавалерийские эскадроны. Да это дикие табуны под седлом, подумал Джарво. Пущенные из толпы стрелы представляли опасность скорее для кавалерии сатакийцев, чем для наступающих.

Сверкая серебром, полки легкой кавалерии Сандотнери неслись навстречу врагу. Каждый солдат был защищен кольчугой и полушлемом. Каждый нес маленький круглый щит и сжимал в правой руке кривую саблю, типичное оружие степных воинов – отличных наездников, чуть ли не родившихся в седле.

Сатакийские всадники скакали на лошадях, доставшихся им в захваченных городах и поселках. Вооружены и защищены они были чем придется. Превышая кавалеристов Сандотнери числом, они как-то не очень решительно шли на сближение с атакующими.

Две темные массы растеклись в обе стороны от центра атаки. Чуть меньше сверкающего металла – таково было общее впечатление от конных стрелков по сравнению с легкой кавалерией. Каждый стрелок нес на седле короткий, но мощный, круто изогнутый лук и полный колчан стрел. Это оружие было достаточно серьезным. Даже с большого расстояния зазубренный наконечник стрелы, пущенной из такого лука, пробивал добротную кольчугу. Защищенные лишь кожаными доспехами, стрелки тем не менее могли вступить и в ближний бой: на поясе у каждого из них висела сабля, такая же как у кавалеристов.

Оставаясь на возвышенности вместе с полками тяжелой кавалерии и резервными отрядами легкой, Джарво ждал, не желая преждевременно втягивать в бой все силы своей армии.

Кавалерия Сандотнери прошла сквозь толпу всадников Ортеда, как нож сквозь масло. Сабли взлетели в воздух, оставшиеся без седоков кони и мулы беспокойно закружили по саванне, окрасившейся алой кровью.

Стало ясно, что всадникам сатакийской армии оказалось не по плечу тягаться с кавалерией Сандотнери. Не умеющие ни толком держаться в седле, ни пользоваться оружием, они действовали бы более эффективно в пешем строю. Их столкновение с атакующими эскадронами вряд ли можно было назвать боем. Скорее это напоминало резню, игру в одни ворота. Несколько минут лихой рубки – и полки Джарво в одно мгновение восстановили боевой порядок. Оставшиеся в живых всадники вражеской армии поспешили отступить за спины своих пеших товарищей.

Настал черед стрелков. Приблизившись к противнику на расстояние прицельного выстрела, они засыпали строй сатакийцев метко пущенными стрелами. Попасть в цель в плотно сомкнутом строю было немудрено. Учитывая, что мало кто из толпы крестьян успел обзавестись хоть какой-нибудь кольчугой или доспехами, можно было предположить, с какой результативностью ведется обстрел.

Ответная стрельба немало позабавила Джарво. Пущенные неумелыми руками из плохо прилаженных луков, стрелы почти не долетали до строя полков Сандотнери. В отчаянии сатакийцы начали метать в противника копья, бесцельно расставаясь с лучшим оборонительным оружием против намечающейся конной атаки.

При виде сокрушительного поражения своей кавалерии, неся тяжелые потери от стрел неприятеля, передние ряды сатакийской армии попятились. Шедшие сзади, не имевшие четкого представления о том, что происходит на поле боя, продолжали наступать. Наскоро созданное подобие боевого строя моментально рассыпалось, и войско Ортеда вновь стало тем, чем оно по сути и было, – беспорядочной толпой.

Ухмыльнувшись, Джарво опустил забрало шлема. Ждать от неприятеля хитрой ловушки не приходилось. Огромная орда беспомощно попятилась, получив лишь первые царапины. Теперь настало время убивать.

– За мной, в атаку, копья наизготовку, рысью – марш!

Горны мгновенно повторили команду генерала, и саванна вздрогнула под копытами шести тысяч могучих коней, несущих на себе тяжеловооруженных седоков. За спиной Джарво в резерве осталась лишь легкая кавалерия, которой предстояло войти в прорыв вслед за закованными в броню рыцарями и развить их успех.

Бронированный вал несся по саванне. Копыта коней-тяжеловозов взрывали почву, оставляя за собой полосу вспаханной земли. Шесть тысяч великолепных доспехов – золоченых, вороненых, полированных – отразили солнце. Шесть тысяч наконечников копий сверкнули, как звезды в ночном небе. Шесть тысяч закованных в латы всадников, и у каждого, помимо копья, пристегнут к седлу или висит на поясе меч, боевой топор, шипастая булава.

Пять полков опытных, знающих свое дело воинов. Тяжелая кавалерия – высочайшее достижение военной науки, результат многовекового опыта. Обычно такая атака направлялась против бронированного кулака элитных войск противника. У Ортеда подобных отрядов не было, и сегодня лучшим рыцарям противостояла многократно превышающая их по численности толпа вчерашних крестьян и ремесленников.

Передовые полки армии Сандотнери расступились, уступая дорогу тяжелой кавалерии. Убрав луки, стрелки взялись за сабли и стали теснить противника по всему фронту. Вслед за тяжелыми полками стала набирать скорость легкая конница резерва. Огромная машина боя закрутилась, и теперь только чудо могло бы остановить ее, развести враждующие армии.

Искаженные гримасой страха лица обернулись к атакующим. Глаза сатакийцев широко раскрылись, рты округлились в отчаянном крике. Не дожидаясь сметающей все на своем пути стальной волны, воины Сатаки, побросав щиты и оружие, бросились бежать. Измученные долгим переходом под палящим солнцем, изрядно напуганные первой неудачей своей конницы и меткими стрелами противника, плохо вооруженные, кое-как одетые и обутые, солдаты Ортеда превратили армию в беспорядочно отступающую, нет – панически бегущую толпу. У людей, которых объединяли лишь страх да желание побольше награбить в легко захваченных городах, не было ни сил, ни мужества, ни желания противостоять слаженной, дисциплинированной тяжеловооруженной армии.

Но и времени на бегство у них не было. Оставалось лишь одно – погибать.

И они погибали – сотнями, тысячами, десятками тысяч. Погибали под копытами лошадей и под ногами своих же ищущих спасения соратников. Самым проворным удавалось прорваться сквозь давящую саму себя толпу, и то лишь потому, что преследователи снизили скорость, не успевая убивать всех, кто подставлял под удар свою голову или спину.

Генерал Джарво, давно оставивший копье в спине какого-то крестьянина, методично орудовал длинным мечом, прорубая путь вперед. Казалось, только законы физики препятствуют более быстрому продвижению его армии. Слишком велико было трение в бурлящей массе людей, слишком вязка и неровна поверхность под копытами скакунов. Изредка встречающиеся очаги некоторого подобия организованного сопротивления не могли сколько-нибудь серьезно повлиять на общую картину боя.

Ворвавшись в гущу сатакийцев вслед за бронированным тараном, легкая кавалерия действовала как волк, попавший в центр овечьей отары. Руки солдат уже ныли от напряжения. Сабли затупились и казались неподъемными гирями. О стратегии и тактике можно было забыть. Единственным заданием оставалось – рубить, рубить и рубить бесформенную массу, рассекать ее на куски, разрывать в клочья. Стрелки, колчаны которых опустели, не торопились вырывать стрелы из тел убитых. Настало время сабельной резни.

Джарво уверенно вел свою армию вперед. Лишь кучка врагов пыталась организовать отпор. Большинство сатакийцев предпочло получить смертельный удар клинком в спину, а не принять смерть с оружием в руках. Исход сражения был уже ясен, оставалось лишь дождаться его. Законы войны неумолимы: если армия бежит в панике – она обречена. Ни один противник не упустит такой возможности добить слабого.

Джарво повсюду искал глазами Ортеда. Но тот либо погиб, либо где-то прятался. Генерал пообещал десять золотых монет за голову Пророка, неважно, останется она к моменту вручения на плечах своего владельца или нет. Но по ходу боя никаких сведений об Ортеде не поступало.

Ясность в дело внес Ридэйз. Устав от яростной рубки, полковник наскоро допросил нескольких захваченных пленных. Их показания в основном сходились.

– Его здесь нет, – сообщил Ридэйз командиру. – И не было. Пророк, понимаешь ли, приказал своим генералам вести Поход Черного Креста против Южных Королевств начиная с Сандотнери. А сам при этом остался в Ингольди, предоставив своим последователям испытать на собственной шкуре мощь нашей кавалерии.

Джарво сплюнул и воскликнул:

– По крайней мере слухи о том, что Ортед тот еще хитрый лис, вполне подтвердились!

Армия воинов Сатаки была разбита. Уцелевшие в резне разбежались во все стороны, преследуемые конными палачами. Джарво решил, что после наступления темноты продолжать погоню будет бессмысленно. Но до заката его кавалеристы должны гнать противника, уничтожая всех, кого удастся.

Солнце только-только начинало клониться к западу.

VII. ПО СЛЕДАМ БИТВЫ

Поднявшаяся над безлесным горизонтом луна мертвенной белизной залила саванну, превращенную в кровавое море. По равнине медленно ехал всадник.

Зловещую тишину кошмарного видения нарушали лишь звуки, издаваемые пожирателями падали. Клекот грифов перемежался с карканьем воронья. Отрывистый лай и завывания выдавали присутствие на пиршестве бродячих собак и шакалов. То и дело слышащийся хруст пожираемых костей говорил об участии в мрачном празднестве стаи гиен.

Десятки тысяч мертвецов не издавали ни звука.

Заслышав стук копыт приближающегося коня, поедатели падали удивленно оторвались от своего банкета. Послышалось беспокойное хлопанье крыльев, сверкнули в темноте оскаленные клыки. Самые мелкие пожиратели мертвечины поспешили спрятаться под трупы или убраться прочь с дороги приближающегося всадника.

Десятки тысяч мертвецов даже не пошевелились.

Всадник, осторожно пробирающийся по полю недавней битвы, мог быть кем угодно, даже самой смертью: черная кольчуга, черный конь. Ветер, дувший над саванной, далеко разносил запах мертвой плоти и пролитой на землю крови.

Приблизившись к морю крови, всадник остановил коня, а затем осторожно повел его вдоль прибрежной кромки. Послушное, вышколенное животное не могло сдержать ужаса. Человеку стоило немалых трудов успокоить верного коня.

Время от времени среди моря попадался островок – труп лошади в форменной сбруе и труп седока. Победители тоже заплатили свою цену в этом бою. Правда, в сравнении с побежденными – ничтожно малую. В основном равнина была устлана трупами пеших – мужчин, женщин, стариков, детей. Тысячи и тысячи трупов. Крестьяне-землепашцы и ремесленники из городов – едва ли среди них можно было найти хоть одного опытного солдата-ветерана. Мясо. Мясо для кавалерийских сабель. Самодельное оружие, вилы, копья и наскоро сколоченные из досок подобия щитов – против стальных клинков и кольчуг. Смерть собрала в этом бою богатый урожай. Тысячи еще недавно живых людей превратились в горы мертвой плоти, интересующей только пожирателей падали, готовых пировать здесь до тех пор, пока лишь белые кости не останутся лежать в выжженной солнцем степи! Политая кровью трава после первого же дождя даст молодую поросль, которая скроет в зеленых волнах и последние останки.

Постепенно количество трупов и их вид менялись, отражая ход битвы. Самые высокие груды тел лежали там, где атакующая конница прорубалась сквозь замершую на месте, давящую саму себя толпу. К северу, там, где рубка превратилась в погоню, мертвецы лежали головами к виднеющейся на горизонте опушке леса. Смертельные раны были нанесены им в спины. Видимо, эти цепочки мертвых тел тянулись до самых джунглей, лишь доскакав до которых преследователи остановили погоню.

Распутывая ход боя, всадник медленно пробирался между телами убитых, двигаясь вслед за погоней на север. Опытный глаз воина помогал ему восстановить картину случившегося. По положению трупа, по его ранам всадник догадывался о последних мгновениях жизни человека, видел словно наяву врага, наносящего ему роковой удар. Казалось, равнина вновь ожила. Какие-то неясные звуки прокатились над ней. Были ли то стенания душ погибших или же звучали в воображении всадника крики сражающихся и бегущих, живых еще людей – этого он и сам не мог сказать.

На живых пожирателей падали всадник обращал куда меньше внимания, чем на мертвых людей. Понимая, что, пока он жив, ни грифы, ни шакалы ему не страшны, он, погруженный в свои мысли, медленно продвигался на север – в сторону Шапели.

Не единожды доводилось ему бывать на полях недавно отгремевших сражений. Не последним будет и это, надеялся он. Предрассветный ветерок разгонял по саванне запах мертвечины, заодно развевая красный плащ, наброшенный на плечи всадника.

Следуя по тропе смерти, Кейн продвигался к зеленому лесу на горизонте.

VIII. ПОРОЖДЕНИЕ БУРИ

Тропическая гроза хлестала Ингольди. Даже в глубине внушительных укреплений Седди гром гулко прокатывался по каменным казематам и коридорам. Потоки воды яростно стегали мощеный двор и черепицу крыш. Молнии одна за другой раскалывали небо, добавляя свои вспышки к свету факелов в коридорах крепости.

Не меньшей, чем ярость бури, была ярость, обуявшая Ортеда Ак-Седди.

Год пребывания в роли Пророка неузнаваемо изменил бывшего главаря разбойничьей шайки. Не меньшие изменения произошли и с крепостью Седди, превращенной сотнями тысяч рук в неприступную цитадель. Да и сам Ингольди превратился из праздного торгового города в грозный оборонительный центр.

Человек, не отбрасывавший тени, сохранил присущие вечно преследуемому изгою силу и ловкость движений. Пока сохранил. Месяцы праздной жизни делали свое дело: канаты мышц подернулись жирком, опухшее лицо выдавало неумеренную тягу к спиртному. В глазах, некогда искрившихся живым чувством, поселились фанатический огонь и торжественное осознание абсолютной власти.

На данный момент абсолютность этой власти подверглась серьезному испытанию, и вместе с первым поражением пришла всепоглощающая ярость. С притязаниями на божественную власть приходят притязания на дозволенные лишь богам чувства. Ничто, даже мучительная смерть всех его офицеров, не могло заставить Пророка умерить сжигающий его гнев.

Он в одиночестве ходил по своим апартаментам, время от времени выглядывая в окно, чтобы словно набраться энергии гнева от бури. В такие минуты слепой ярости Пророка даже жрецы Сатаки не рисковали соваться к нему с разговорами. Далеко внизу ветер трепал тела повешенных, распятых и четвертованных офицеров, заставляя их шевелиться, словно они все еще были живы.

– Поражение! – сплюнул Ортед. – Резня! Бойня!

Ему не было дела до того, что офицеры предупреждали: вторгаться в Южные Королевства равносильно самоубийству. Череда побед в Шапели была обусловлена лишь удачно выбранной в отношении лесных территорий и плохо укрепленных городов тактикой. Никакое численное превосходство не могло помочь в схватке с обученным, дисциплинированным, организованным противником на открытом пространстве. Пророк быстро отмел все сомнения, объяснив тем, кто не был уверен в победе, что самоубийству равносильно ослушание, а вовсе не война. Сатаки требует, чтобы Южные Королевства были завоеваны. Сатаки следует подчиняться.

То, что осмелившиеся рассуждать генералы и офицеры счастливо избежали возмездия Пророка, погибнув в первых шеренгах разбитой армии, только усилило ярость Ортеда Ак-Седди.

Пророк Сатаки распахнул одно из окон. Череда молний осветила комнату. Кромешная тьма сменилась ослепительно яркими вспышками; от этого движения Ортеда казались странно прерывистыми, неестественно угловатыми. Уверенный в том, что никто, кроме Сатаки, его сейчас не слышит, он обратился к Черному Богу с мольбой-требованием, взвыв изо всех сил:

– Нет! Я не побежден! Я должен, я просто обязан победить! Я должен завоевать мир, и я завоюю его!

Титаническая молния на миг ослепила Ортеда, а секунду спустя раскат грома оглушил его.

В течение нескольких секунд Ортед Ак-Седди ничего не видел и слышал лишь биение собственного сердца. И вот в этой тишине из-за его спины послышался ровный, спокойный голос:

– Чтобы победить, тебе будет нужна тяжелая кавалерия.

Ортед резко обернулся. Дверь в его комнату была распахнута, и в проеме, почти полностью закрывая его, стоял широкоплечий высокий человек. Синие глаза незнакомца сверкнули. Ветер трепал пламя рыжих волос и бороды.

– Я – Кейн. И я тебе нужен, – сказал незнакомец.