Текст книги "Всего лишь миг"

– Мм… действительно сладко. – Его рокочущий бас звучал хрипло.

Для Эди время остановилось. Рынок, прилавки, окружавшие ее люди, казалось, постепенно исчезали, а сама она все глубже опускалась в пучину желания. Примитивный эротический символ… его палец медленно обводит контуры ее губ, затем прячется у него во рту. Это всколыхнуло в Эди такие чувства, что на миг она потеряла способность ясно соображать.

– Вам нравится клубника? Вам я уступлю, скощу доллар за корзинку.

Эди тупо смотрела на продавца, точно он обращался к ней на иностранном языке.

– Что?

– Мы берем корзинку, – спокойно сказал Клиф, вытаскивая бумажник из заднего кармана брюк.

К тому времени, как Клиф расплатился за покупку, Эди успела взять себя в руки. Следующие два часа они нюхали дыни, щупали апельсины и осматривали все остальные фрукты и овощи в поисках каких-нибудь изъянов. Выбрали для Розы кабачки. Эди купила большую тыкву, зеленый горошек и пакет молодой картошки. Они со смехом так и сяк перекладывали свои покупки, мечтая о лишних руках или по крайней мере еще об одной, а то и двух продуктовых корзинках.

Клиф с улыбкой умиления смотрел, как Эди охала от восторга над живыми кроликами, остановившись перед клетками с утками, подражала их кряканью и взвизгнула от ужаса, когда продавец рыбы предложил ей попробовать кусочек кальмара. Он был огорчен, когда Эди сказала, что им пора идти домой.

– Я говорил вам, что надо было ехать на машине, – ворчал он, стараясь удержать корзинку с клубникой в одной руке и полдюжины пакетов в другой. – И прежде чем мы двинемся в обратный путь, мне надо подкрепиться. – Клиф указал на ресторанчик на углу площади за рынком.

– Но вы не так уж давно проглотили целую тарелку оладий, – со смехом возразила Эди.

– Да, но даже вьючным мулам дают кусочек сахара или морковку перед долгой дорогой с тяжелым грузом, – вкрадчиво уговаривал ее Клиф, улыбаясь мальчишеской улыбкой.

Эди смягчилась.

– Ладно, ладно.

Ей и самой не хотелось заканчивать их прогулку. Она знала, что, когда они вернутся домой, Клиф уйдет, а ей было слишком хорошо с ним, чтобы стремиться к разлуке. Клиф был сегодня совсем другим, он сражался с тенями, а не укрывался в них. Эди видела, каким бы он стал, если бы сумел изгнать эти тени навсегда. Многообещающая картина.

– Что бы вы хотели? – спросил Клиф, когда они сели за столик в отдельной кабинке ресторанчика.

– Только чашку чая. Я не голодна.

– Вы уверены? А я, пожалуй, попрошу омлет по-мексикански.

Эди нахмурилась, глядя на него, глаза ее потемнели.

– Вам что – жизнь надоела?

– Почему?

Эди, стиснув зубы, посмотрела на него.

– Слепому видно, что у вас язва и вас мучают боли. Недаром вы все время глотаете содовые таблетки. И несмотря на это, вы продолжаете есть всякую дрянь, от которой вам делается только хуже.

– Но мне нравится острая пища.

– А мне нравится гулять по ночам, но у меня хватает благоразумия понять, что ночные прогулки в наших краях опасны. Когда вы наконец поймете, что острая пища пагубна для вас?

– Кстати, насчет опасности ночных прогулок. Почему вы с бабушкой живете в этом районе?

Эди поняла, что Клиф намеренно переводит разговор на другую тему, и одарила его улыбкой сообщника.

– Я думала было забрать бабушку к себе, в квартиру, где я жила в то время, как она заболела, но затем решила сама переехать сюда и взять на себя все обязанности домовладелицы.

– Но почему было не продать дом? Возможно, вы выручили бы приличные деньги. – Клиф испытующе смотрел на нее.

– О, я не могла, – сказала Эди в ужасе от самой этой мысли. – Все наши жильцы немолоды, доход их ограничен. Большинство живет здесь не меньше двадцати лет за ту арендную плату, которую с них спросили в первый год. Вот, к примеру, миссис Кэтрел с третьего этажа. Ей девяносто, и у нее совсем никого нет. А мистер Уильямс с первого – он инвалид, прикован к инвалидному креслу. Куда им деваться? У них просто нет средств куда-нибудь переехать.

К столику подошла официантка, и Эди замолчала.

– Даме чашку чая, а мне два яйца всмятку, тост и стакан молока, – сказал Клиф. Он улыбнулся Эди. – Это вас устраивает?

Она кивнула и, протянув руку через стол, коснулась его руки.

– Несомненно. Я не хочу все время за вас волноваться.

Его глаза потемнели, и он выдернул свою руку.

– Нечего за меня волноваться. То, что случилось в позапрошлую ночь… это вовсе не дает вам права… я не нуждаюсь в вашем участии.

– Мое участие – это мое участие, и я могу проявлять его к кому хочу, – беспечно отозвалась Эди.

Она чувствовала, что теряет его. Видела, как сгущаются вокруг него темные тени, как напрягаются плечи, застывает суровой маской лицо. Ей хотелось – одной ее половине – прижать Клифа к груди, погладить по голове и сказать, что все будет хорошо. Но другая, упрямая, половина хотела глубже проникнуть в его душу, найти источник мрачных теней, которые гнездятся там, и вырвать его с корнем. Эди решила послушаться своего инстинкта.

– Расскажите мне о вашей жене.

Глаза Клифа расширились, тьма поглотила горевший там свет. Он стиснул зубы, уголки рта дрогнули.

– Нечего рассказывать. Она ушла от меня два года назад.

– А сколько лет вы были женаты?

Клиф больше не видел Эди, темные глаза обратились вдаль… в них были ярость… боль… горечь, мириады чувств, сменяющих друг друга.

– Три года. Мы встречались всего три месяца, когда она заговорила о том, что нам надо пожениться. Сперва я не хотел. Я не верил в постоянство. «Счастливое будущее до конца дней» для моих родителей закончилось, когда мне было десять лет: отец ушел от нас. Я не верил, что люди всегда держат слово, не верил в счастливые концы. – Клиф горько рассмеялся и впервые посмотрел на Эди. Глаза его были полны такой муки, что Эди охватила неудержимая дрожь. – Но Кэтрин настаивала, любовь ее не знала преград, и в конце концов она заставила меня поверить, что мы будем счастливы. – Клиф снова рассмеялся – жесткий, резкий смех. – О да, нас ждало счастливое будущее – счастья хватило на целых три года. А затем она бросила меня. И забрала с собой мою жизнь.

Клиф был разъярен, но не мог сказать определенно, кто вызвал его ярость. Самой легкой мишенью была сидевшая напротив него Эди. Глаза ее были расширены от боли – его боли. Но нет, он злился не на нее. Конечно, его взбесило, что Эди сунула нос в его жизнь, разбередила старую рану, но главное – он негодовал на судьбу. Как скупец, позволяющий кинуть лишь беглый взгляд на свое золото, а затем захлопывающий дверцу сейфа, судьба дала ему лишь мимоходом взглянуть на счастье и тут же вырвала его из рук. Кэтрин показала ему, что такое любить и быть любимым, а затем навсегда оставила его одного.

– О Клиф, – трепетно прошептала Эди.

Она знала: что бы она ни сказала, это не облегчит сердечную боль, омрачающую его жизнь. Однако при всём сочувствии к страданиям Клифа у Эди все внутри ликовало. Эта боль, эта утрата веры в несокрушимость любви были последним белым пятном в загадке, которую представлял для нее Клиф. Это очень многое объясняло.

– Клиф, простите меня. Я не хотела… – Эди осеклась на полуслове, опустила глаза. – Я собиралась сказать, что не хотела лезть к вам в душу, но это неправда. Я хотела узнать о вашем прошлом, о людях, которые сыграли в нем самую важную роль. – Эди снова подняла на него глаза, всматриваясь в его сердитое лицо, ища в нем прощенья. – Мы так хорошо провели утро, вы стали так близки мне, и я захотела узнать… мне надо было понять вас… – Эди беспомощно глядела на него.

Клиф пытался удержать свой гнев. Гнев был таким чистым, таким понятным чувством, он так к нему привык, в гневе было своего рода утешение. Но когда он взглянул на Эди, гнев предал его, бежал, как трус с поля боя. А место гнева заступило новое, совсем иное чувство – облегчение. Клиф стал анализировать его.

– Эди, до позапрошлой ночи я ни разу не был с женщиной с тех пор, как мы расстались с Кэтрин. Я воспользовался случаем. – Клиф долго глядел на Эди. – Это была вспышка физического влечения, не принимайте ее за что-нибудь иное.

Хотя слова Клифа заставили больно сжаться сердце Эди, она медленно кивнула. Ему было больно, и у нее возникло ощущение, что его слова порождены этой болью. Но когда он держал ее в своих объятьях, в чьи глаза он глядел? Чье имя он называл? Ее, Эди. Губы его говорили одно, а тело совсем другое. Языку тела и верила Эди.

– Ладно, – сказал Клиф. – Пожалуйста, давайте прекратим этот разговор.

Они попытались возродить дружескую атмосферу утра, снова посмеяться вместе, как на городском рынке, но тепло исчезло, как ускользает бабочка из наших рук. Вторжение его прошлого, память о миге взаимной страсти разрушили прежнюю близость.

Пока Клиф ел поданные ему яйца, а Эди пила чай, они говорили на нейтральные темы. О том, как изменился этот район, как разросся Канзас-Сити.

– Еще день-два, и вы станете гордым владельцем настоящей бороды, – сказала Эди улыбаясь.

– Как вы можете определить разницу между настоящей бородой и щетиной? – спросил Клиф, отодвигая пустую тарелку.

Эди непроизвольно протянула руку и нежно погладила его щеку, скользнув пальцем от виска к подбородку.

– Щетина жесткая и колючая, а борода мягкая. – Ее палец задержался на подбородке, почти у самой нижней губы.

Клифа передернуло, в глазах зажегся голодный огонь. Внезапно он отпрянул от Эди, рука взлетела вверх, схватила ее за запястье. Ведь он же говорил ей, что их совместная ночь была ошибкой и не должна повториться.

– Ну, пошли? – спросил Клиф. Он выпустил ее руку. Глаза снова стали непроницаемы.

Эди кивнула и вместе с ним встала из-за стола. Он может не смотреть на нее, может прятаться за ресницами, как трус за закрытыми ставнями, но она видела жадный пламень, вспыхнувший в его глазах при ее прикосновении, и знала, что, как он ни упирается, как ни отталкивает ее от себя, она ему не безразлична.

Домой они шли медленно, но не потому, что решили еще погулять, а потому, что с трудом тащили покупки.

– Я хочу совершить с вами сделку, – сказал Клиф, ставя корзинку с клубникой на плечо, как помощник официанта – поднос с грязной посудой.

– Какую?

– Я занесу к вам с бабушкой эту корзинку с клубникой, а вы поставите миску с ягодами на стол, чтобы мне было что пожевать ночью.

Эди улыбнулась ему.

– Значит ли это, что вы решили отказаться от картофельных чипсов и «Твинки» – любимой вашей закуски по ночам?

Клиф удивленно взглянул на нее.

– Откуда вы знаете, что я ем ночью?

– Я хороший детектив, – гордо ответила Эди, затем рассмеялась. – К тому же ваши пакеты лежат утром в мусорном ведре на самом верху.

Она не переставала смеяться, пока они поднимались по лестнице. Но, прежде чем они вошли в квартиру, Роза распахнула дверь и приложила палец к губам.

– Бабушка спит, – прошептала она. – Почему бы вам не погулять еще часок? Пойдите, пока я здесь, подышите свежим воздухом. – Она принялась выхватывать у них пакеты и ставить их на пол за дверью.

– Роза, ни к чему вам еще здесь оставаться, – запротестовала Эди, не желая злоупотреблять ее добротой. – У вас и дома дел хватает.

– Единственное, что мне надо делать дома, – это наводить чистоту. Этим я буду заниматься каждый день всю оставшуюся жизнь. – Роза взяла у Клифа корзинку с клубникой. – А теперь марш обратно на улицу, насладитесь последним теплым деньком. Не успеете оглянуться, как пойдет снег, и вы будете мечтать о таком дне, как сегодня. – И она закрыла дверь у них перед носом.

– У меня такое чувство, будто меня выставили из собственного дома, – сказала Эди.

– По-моему, так и есть, – усмехнулся Клиф, затем добавил: – Но она права. Вы на самом деле должны воспользоваться свободным временем.

Они вышли на улицу, залитую полуденным солнцем.

– Что вы собираетесь делать? Мы уже скупили весь городской рынок.

– Наверно, просто погуляю. Таких чудесных дней, как сегодня, действительно вряд ли будет много. Но вы-то, вероятно, хотите пойти домой и поспать, – добавила она. – Обо мне не беспокойтесь. Я привыкла быть одна.

– У меня прорезалось второе дыхание. Я совсем не чувствую себя усталым. – Клиф улыбнулся ей. – Хотите иметь компанию для прогулки?

– Вашей компании я всегда рада, – просто сказала Эди и загадочно улыбнулась. – Пошли, есть одно местечко, которое я хочу вам показать. – Она схватила Клифа за руку и повела за собой.

Они миновали городской рынок и склады, которые стоят вдоль берега Миссури.

– Эди, куда вы меня ведете? – недовольно спросил Клиф, видя, что они подходят все ближе и ближе к быстро несущейся реке.

– Идите за мной и не бойтесь, – смеясь, сказала Эди, в то время как они шли друг за другом по самой кромке берега.

– Я знаю, вы завлекаете меня сюда, чтобы утопить! – воскликнул Клиф.

– Не искушайте меня, – бросила Эди через плечо с широкой улыбкой.

Еще несколько минут – и они подошли к месту, где берег был вровень с рекой. А в реке на расстоянии одного прыжка из воды выступал большой плоский камень. Эди прыгнула на него, помахала Клифу, приглашая последовать ее примеру. Прыжок – и Клиф был рядом с ней. Эди села, подняла колени к подбородку и, охватив их руками, улыбнулась ему.

– Это мой персональный камень. С него и удить можно, и желания на нем загадывать. – Эди подождала, пока Клиф сядет, затем продолжала: – Я провела тут чуть не все мое детство.

– Вы приходили сюда, когда были девочкой? Разве это не опасно? – Он вглядывался в быстрое течение, в круговорот воды вокруг камня.

– Когда я была маленькая, я не понимала, что это опасно. И лишь когда повзрослела, догадалась, как легко я могла упасть в реку.

– Неужели бабушка позволяла вам сюда ходить? Не представляю.

Эди засмеялась.

– Бабушка бы выдрала меня, если бы узнала, что я сюда хожу. Ее первое правило было – не подходить к воде.

– Значит, вы были непослушным ребенком и не подчинялись правилам, – поддразнил ее Клиф.

– Да нет, – возразила Эди, – только тем правилам, которые я считала глупыми. – Она подняла лицо, наслаждаясь солнечным теплом. – Этот камень казался мне волшебным, он так и притягивал меня к себе. – Она задумчиво улыбнулась, не раскрывая глаз. – Здесь я разговаривала с родителями. Я почему-то думала, что, если я сижу на волшебном камне, они меня услышат, где бы они ни были. – Эди чуть приоткрыла глаза и грустно посмотрела на Клифа. – Что только нам не приходит в голову в детстве.

– Вам, должно быть, было очень тяжело так рано потерять родителей. – Устремленный на Эди взгляд был серьезен.

Эди пожала плечами.

– Я думаю, потерять близких тяжело в любом возрасте. Но вы и сами это знаете. Сколько вам было лет, когда развелись ваши родители?

Эди смотрела на него, любуясь тем, как играет солнце на его темных волосах, как оттеняет энергичные черты его волевого лица.

– Десять.

Тусклый голос Клифа сказал ей куда больше, чем могла бы сказать целая диссертация на эту тему.

Эди сидела молча, не желая выпытывать, как позволила себе в ресторане; пусть сам скажет ей то, что сочтет возможным и нужным.

С минуту Клиф тоже молчал. Слышался лишь шум воды, с плеском набегавшей на камень, да время от времени плюхалась в реку играющая рыба.

– Я даже не знал, что у них с мамой разлад. – Он говорил так тихо, что Эди пришлось к нему наклониться. – И вот однажды отец ушел на работу и больше не вернулся. Я очень ясно помню этот день, потому что отец обещал взять меня поиграть в бейсбол. После школы я надел бейсбольную рукавицу и шапочку и сел на крыльцо ждать его. Мама сказала, что он не придет, но я ей не поверил. Ведь он же обещал. Я ждал его, пока не стемнело, и только тогда понял, что больше ждать нечего – отец действительно не придет.

Клиф говорил, глядя в пространство. У Эди сжалось сердце, когда она представила себе мальчика с бейсбольной рукавицей, ждущего того, кто никогда не придет.

– Вам было, наверно, очень горько, – тихо сказала она.

Клиф расправил плечи, словно хотел в прямом смысле скинуть с них груз давних воспоминаний.

– Вы лучше скажите мне, вы хоть раз поймали здесь рыбу?

– Ни разу, – призналась Эди. – Я сидела здесь часами с удочкой в руке, но у меня никогда не клевало.

– Почему же вы возвращались сюда? – с любопытством спросил Клиф.

– Не знаю. Скорее всего, из упрямства. – Эди теснее прижала колени к груди и снова подняла лицо навстречу солнцу. – Вы должны согласиться, что это очень мирное местечко, оно как раз подходит, чтобы размышлять о сложных вопросах.

Клиф рассмеялся.

– Значит, вот чем вы занимались в детстве? Приходили сюда и размышляли о разных сложных вопросах?

– Ну да.

– А какие именно сложные вопросы могут возникнуть у девочки, чтобы о них стоило размышлять?

– Ну, самые обычные. – Эди улыбнулась ему. – Как далека бесконечность, есть ли на самом деле рай, ну и прочее в этом роде.

– А, вы имеете в виду всю эту чепуху, которая уже много веков ставит в тупик философов и ученых?

– Вот-вот. Я также спрашивала себя, почему Джимми Мейфилд целуется с открытым ртом.

– А кто, с вашего разрешения, был этот наглый Джимми Мейфилд? – поддразнил ее Клиф.

– Джимми Мейфилд был мой дружок во втором классе. Я привела его сюда, на свой заветный камень, ради торжественного события – первого поцелуя. И этот поцелуй совершенно меня разочаровал.

– Вы всегда приводите своих мужчин на ваш заветный камень?

Эди серьезно посмотрела на него.

– Вы первый, кого я привела сюда после Джимми.

Клиф удивленно взглянул на нее, почему-то тронутый ее словами.

– Спасибо за то, что вы меня сюда допустили.

– Добро пожаловать, – просто сказала Эди.

Несколько минут они сидели рядом, наслаждаясь уединением и чувством душевной близости. В который раз Клиф поражался прелести Эди. И дело было не в красоте ее черт, хотя любой мужчина назвал бы Эди привлекательной. Ее красота проистекала из внутренней безмятежности. Казалось, она в мире сама с собой и обладает даром передавать этот душевный покой всем окружающим. С ней было легко. Она действовала умиротворяюще, как текущая мимо река. Плыла по течению, следуя изгибам берегов. Спору нет, порой поднималась буря, вздымались яростные волны, но так же, как в реке, буря утихала, и вновь перед вами тек мирный поток.

– Эди… – Клиф не знал, что он хочет сказать. Ему было нужно одно – посмотреть в ее карие глаза – глаза лани.

Эди обернулась и выжидательно взглянула на него, и Клиф понял, что сейчас поцелует ее, он знал, что не следует этого делать, но удержать себя не мог, как не мог остановить вековечное течение реки. Не думая больше ни о чем, Клиф наклонился и прильнул к ее губам.

В этом поцелуе не было ни яростного накала, как в самый первый раз, ни жгучей страсти, как в первую ночь. Губы Клифа легко касались ее губ, ищущий язык был желанным пришельцем. Они не дотрагивались друг до друга, лишь губы слились с губами.

Наконец Клиф оторвался от нее, встал и отряхнул брюки.

– Пожалуй, пора возвращаться, – сказал он, протягивая руку, чтобы помочь Эди.

Она кивнула, понимая, что он прав. Но до чего ей не хотелось уходить! Уцепившись за него, Эди поднялась на ноги. Она была рада, что Клиф не выпустил ее руки в то время, как они медленно удалялись от ее волшебного камня.

Глава седьмая

– Я люблю осень, а вы? – сказала Эди, когда они не спеша шли мимо рынка. – Разноцветные листья, горячий сидр, тыква в винном соусе.

Клиф не мог удержаться от смеха.

– Вы напоминаете мне сезонную поздравительную открытку. – Он вопросительно взглянул на нее. – Кстати, что вы готовите на День благодарения? Кабачки в виде индейки?

– Нет, – улыбаясь, сказала Эди. – Должна признаться, это единственный день, когда я изменяю своим вегетарианским принципам. Я делаю фаршированную индейку с гарниром. Это сумасшедший день. Я готовлю для всех жильцов нашего дома, и они все собираются у нас. Все наедаются до отвала, пьют больше, чем им можно, но зато все чувствуют себя единой семьей, и это замечательно.

– Да, очень мило. – Еще бы! Последние два года Клиф в праздники работал. Он и забыл, когда проводил их с людьми, которые ему по душе.

Они уже шли по своей улице, и глаза Эди были устремлены на ее дом в самом конце.

Постепенно улыбка сошла с ее лица, сменившись удивленным выражением.

– Там что-то случилось, – сказала она и ускорила шаг. От тревожного предчувствия застучало в висках, подпрыгнуло к горлу сердце – Эди увидела, как от края тротуара отъехала карета «скорой помощи»; сирена пронзительно выла, раздирая воздух, как жалобный крик больного ребенка.

Ее охватило мрачное предчувствие. Выдернув пальцы из руки Клифа, Эди бросилась бежать к дому.

– Эди!

До нее едва дошло, что Клиф ее зовет. Ее переполнял ужас, во рту стало горько, когда она увидела, что Роза стоит на тротуаре и ломает руки, а слезы градом катятся по ее лицу.

– Роза! – еле слышно позвала Эди и тронула Розу за плечо. – Что случилось? – Эди совсем забыла о Клифе.

– Ах, Эди! Я одна во всем виновата. Мне бы глаз с нее не спускать… Но я думала, она спит… – Роза опять зарыдала, понять ее было нельзя.

– Роза, успокойтесь. Сделайте глубокий вдох и медленно расскажите, что случилось.

Властный голос Клифа заставил Розу послушаться.

– Я была в спальне, перестилала бабушке постель. Я выходила посмотреть на нее раза два, она крепко спала на диване. – Роза закусила нижнюю губу и умоляюще посмотрела на Эди. – Я не слышала, что она проснулась… она, должно быть, вышла на лестничную площадку и… и… скатилась по ступеням.

– О Боже! – У Эди подогнулись колени, она покачнулась и упала бы, если бы Клиф ее не подхватил и не притянул к себе. Эди прижалась к его широкой груди – единственный якорь спасения в окружающем ее море страха.

– Куда ее повезли? – спросил Клиф, крепче обхватывая Эди.

– В Северную городскую больницу. – Роза снова разрыдалась.

Эди подняла к Клифу белое, искаженное ужасом лицо.

– Прошу вас, поедемте со мной! – Она еще крепче прижалась к нему.

Клиф нежно коснулся ее щеки.

– Ну конечно, а как же иначе. – Обняв Эди одной рукой, он довел ее до своей машины.

По пути в больницу оба молчали. Эди сидела, оцепенев от тревоги, боясь даже гадать о том, в каком состоянии бабушка. Клиф не заговаривал с ней. По лицу Эди он видел, как натянуты у нее нервы, знал, какие она испытывает муки, но какой смысл произносить банальные утешения или давать ей ложные надежды? Бабушка была слабого здоровья, а Клиф знал, что грозит человеку с хрупкими костями. Падение с лестницы могло привести к трагическим последствиям.

Клиф молчал, но его рука без слов говорила о его поддержке. Он сжимал руку Эди, чувствовал, что она вся дрожит, как пойманная напуганная птичка, и сердце его раскрывалось ей навстречу. Если бы он мог сделать что-нибудь еще, чтобы ее утешить, если бы мог сказать, что все будет в порядке, что бабушка крепче, чем кажется на вид! Что говорят другие люди в подобных случаях? Сейчас был один из тех моментов, когда неспособность выразить вслух свои чувства особенно сильно мучила Клифа.

Они напрасно так спешили в больницу. После того как Эди заполнила все необходимые бумаги, им предложили посидеть и подождать в приемной. Когда врач кончит осматривать их больную, он выйдет к ним.

– Хотите кофе или чего-нибудь еще? Возможно, нам придется долго ждать. – Клиф без устали ходил взад-вперед, а Эди сидела в пластиковом креслице. – Я думаю сходить в кафетерий выпить чашку кофе. А вам принести?

– Нет, спасибо, мне ничего не надо. – Рот Эди изобразил слабое подобие улыбки, но лицо оставалось неестественно бледным. – Но вы-то поешьте чего-нибудь, если проголодались.

Клиф разрывался между стремлением избавиться от мрачной атмосферы приемной и желанием успокоить Эди.

– Я сразу вернусь, – пообещал он и поспешил к лифту, чтобы попасть на первый этаж, в кафетерий. Он только возьмет стакан кофе и вернется обратно к Эди. Пока что она держится молодцом, но самообладание может изменить ей, и тогда лучше ему быть рядом. Ей нужна поддержка.

Когда Клиф ушел, Эди прерывисто вздохнула, стараясь удержать горячие слезы, рвавшиеся наружу. Ах, бабушка, думала она, мне не следовало вас оставлять. Я должна была предвидеть, что это может случиться. Закрыв лицо руками, Эди наклонилась вперед и стала читать все молитвы, какие могла припомнить. Она сама не знала, сколько просидела в такой позе, любой ценой вымаливая у Бога благополучия для бабушки.

– Эди, вы в порядке?

Услышав голос Клифа, Эди подняла глаза. Видя его сочувствие, его заботу о ней, она на короткий миг успокоилась. Глядя в его участливые, встревоженные глаза, она поняла: что бы ни случилось, у нее все будет хорошо.

– Вы пролили кофе. – Эди указала на темное пятно на его джинсах повыше колена.

– Я торопился. – Клиф сел рядом, отхлебнул кофе. – Хотите глоточек?

Эди покачала головой, она не сводила глаз с двери, откуда должен был появиться врач.

Несколько долгих минут они сидели молча. Эди смотрела на дверь. Клиф, все больше волнуясь, – на Эди.

Внезапно он резко поставил картонный стаканчик на стол, так что кофе выплеснулся наружу.

– Чего они там копаются? – Он вскочил со стула, точно его ударило током. – Почему никто не выйдет и не скажет нам что-нибудь?

– Скажут, когда сами будут знать, что сказать, – откликнулась Эди, хотя задавала себе тот же вопрос. – Что вам не сидится?

– Не могу я сидеть. – Взъерошив волосы, Клиф принялся шагать перед ней взад-вперед. Он был сбит с толку, не мог понять, что вызывает его волнение: то ли страх услышать от врача слова, сказанные особым профессиональным тоном: мол, бабушка скончалась, надо примириться с судьбой; то ли тот факт, который он вдруг осознал, – что привязался к Эди и бабушке. А он смертельно боялся привязаться к кому бы то ни было.

Оба вскочили, когда на пороге возник врач.

– Доктор Стаффорд! – обратилась Эди к человеку в белом халате и поспешила ему навстречу.

Клиф тут же последовал за ней и обнял рукой ее узкие плечи. Если новости будут плохие, он хотел быть для нее опорой, источником силы.

– Как она? – горестным шепотом спросила Эди, и Клиф сжал ее крепче.

– Все будет хорошо.

Эди прислонилась к Клифу, облегчение лишило ее сил.

– Слава Богу, – проговорила она тихо.

– Она очень взбудоражена, у нее много ушибов и сломана ключица, – сказал доктор.

– Где она? Можно нам ее повидать? Доктор Стаффорд кивнул.

– Ее поместят в двести вторую палату. Я хочу подержать ее здесь денек-другой. Понаблюдать за ней. Падение было серьезным. – Он дружески взглянул на Эди. – Пожалуй, пришло время подумать о некоторых вариантах, которые мы с вами уже обсуждали.

Эди медленно склонила голову.

– Да, вероятно, вы правы, – в голосе ее слышалась боль. – Нам можно сейчас к ней?

– Двести вторая палата. И не задерживайтесь надолго. Я сообщу вам, если в ее состоянии наступит какая-нибудь перемена.

Через несколько минут они нашли нужную палату. У Эди сжалось сердце, когда она увидела бабушку, такую маленькую и тихую на широкой больничной кровати.

– Ей дали снотворное, так что она сейчас не в себе, – предупредила сиделка, прежде чем выйти.

– О Клиф, – в ужасе прошептала Эди, подходя к кровати. На щеке у бабушки темнел большой синяк, на лбу – другой. Ее шея и лопатка были перетянуты широким бинтом, чтобы сохранять их в неподвижности.

– Бабушка. – Эди взяла ее руки в свои. Глаза старушки с трудом приоткрылись, и она уставилась на Эди.

– Где я? Что я тут делаю? – ее голос дрожал от страха.

– Вы в больнице. Вы упали, но сейчас у вас все хорошо. – Эди погладила ее по руке, чтобы успокоить. – Они подержат вас здесь всего несколько дней.

– Я не хочу здесь оставаться. Мне здесь не нравится, – нижняя губа старушки затрепетала. – Окажите мне, пожалуйста, услугу.

– С удовольствием, – не колеблясь ответила Эди.

– Позвоните моей внучке. Ее зовут Эдит. Она обо мне позаботится. Она меня заберет.

Первым побуждением Эди было выполнить желание бабушки и увезти ее из больницы, но она подавила его – она знала, что бабушка находится именно там, где ей положено быть.

– Эди захочет, чтобы вы остались здесь, чтобы о вас позаботились доктора.

Старушка закрыла глаза, точно желала спрятаться от того, что ее окружало.

Клиф тронул Эди за плечо. Она обернулась.

– Ей сейчас нужно поспать. – В его глазах светилось сострадание, и снова Эди поразило, как много в ее жизни стал значить этот человек.

– Почему бы вам не пойти со мной, не съесть чего-нибудь, – предложил Клиф, когда они выходили из палаты. – Время как раз обеденное.

– Время обеда? – Эди удивленно смотрела на Клифа. Неужели еще так рано? Ей казалось, что с того часа, как они все трое сидели за кухонным столом и ели оладьи, прошла целая жизнь. Эди нахмурилась, взглянула на дверь в палату. – Не знаю. Может, мне лучше остаться здесь… вдруг я ей понадоблюсь.

Клиф положил руки ей на плечи.

– Эди, нет никакого смысла оставаться здесь. Сейчас вы ничем не можете помочь бабушке. К тому же вы слышали, что сказала сиделка: ей дали снотворное, возможно, она будет спать до вечера. – Пальцы Клифа нежно массировали напряженные мышцы ее плеч. – Пойдем поедим, а затем вы поедете домой и вздремнете часика два. А вечером вернетесь сюда. К тому времени вы, возможно, и понадобитесь бабушке.

– Хорошо, – согласилась Эди, видя, что это разумней всего. Теперь, когда самая сильная тревога прошла, она почувствовала, что очень устала и немного голодна. Клиф прав. Самое лучшее – это пойти поесть и отдохнуть, пока бабушка спит под действием лекарства.

– Первое, что мы сделаем, – это заедем ко мне, чтобы я мог принять душ и переодеться, – сказал Клиф, когда они сели в машину. – Это не займет много времени.

Эди кивнула с отсутствующим видом: все ее мысли были заняты бабушкой и неопределенностью будущего. Может быть, и правда пришло время подумать о частной лечебнице или санатории? При этой мысли у Эди разрывалось сердце, но она хотела сделать так, как будет лучше для бабушки. Возможно, стоит поместить ее в Центр по уходу за престарелыми, где у нее будет своя комната, привычная обстановка и все любимые безделушки. Эди находилась в полной растерянности, принять решение было так трудно. А она-то надеялась, что ей еще очень не скоро придется об этом думать.

– Как вы себя чувствуете?

Слова Клифа проникли в ее сознание сквозь царивший там сумбур.

– Прекрасно, – заверила она его. – Просто… просто я жалею, что ушла сегодня на городской рынок. Не следовало мне оставлять бабушку.

– Неужели вы вините себя за то, что произошло? – Клиф ловко припарковал машину перед комплексом многоквартирных домов. Выключил зажигание и повернулся к Эди. – Несчастные случаи происходят не так уж редко. Мы не можем винить себя за то, что нам посылает судьба. – И только он произнес эти слова, с ним случилась занятная вещь. Он вдруг увидел, какое непомерное эмоциональное бремя он нес на себе, считая, будто каким-то образом в ответе за желание Кэтрин оставить его, и в тот же миг это бремя исчезло, растаяло, как хлопья снега на теплом оконном стекле. Интересно, он даже не знал, что испытывает эти чувства, пока не избавился от них.