Текст книги "Чары хрустального сердца"

Глава седьмая. Город, сотканный из ветвей

До города Ки, порядком вымотавшись, добралась за четыре часа – часы мистера Морэ, как ни странно, и в этом мире работали исправно. Идти на каблучках по немощеной дороге было непросто, и она не раз пожалела, что, отправляясь в школу утром (это было, казалось, целую вечность назад), не обула чего-нибудь более удобное. Как оказалось, для выполнения миссии по спасению подруги белые туфельки – не самая подходящая обувь.

Однако стоило Ки разглядеть город, в который она держала путь, как из головы разом вылетели все мысли. И чем ближе она подходила, тем в больший восторг впадала.

Сердцем города, его стенами и опорой служило исполинское дерево с огромным – толщиной с дом – стволом. Дерево уходило вверх так высоко, что, окажись оно вдруг в Глероме, посоперничало бы с девятиэтажкой, в которой прежде жили Дейдра и Ки. Склоненные до самой земли и впившиеся в нее, подобно корням, ветви причудливо переплетались, образуя маленькие домики.

«Город стал деревом или дерево стало городом?» – задумалась Ки.

Никаких мощеных дорог, тротуаров или заборов – в этом изумительном месте царствовала природа, а не человек. Под ногами – примятая трава и протоптанные тропинки, в листве запутались золотисто-зеленые светлячки. Сквозь переплетения ветвей, из которых был соткан город, пробивались солнечные лучи.

Ки восхищенно озиралась по сторонам, на какое-то мгновение забыв обо всем на свете. Вдохнула полной грудью чистый воздух – свежий, чуть сладковатый. Так пахнет лес – прелой листвой и мхом, сырой землей и земляникой, что поспевает на полянках. И только в Ордалоне так может пахнуть город.

Чуть попривыкнув к окружающей ее изумрудно-древесной красоте, Ки направилась исследовать причудливый городок. Забрела на местный рынок – он располагался у самого подножья дерева, опоясывая его ствол. Ветки поменьше, находящиеся поближе к земле, образовывали прилавки и скамеечки. Ки уселась на одну из них и некоторое время наблюдала за происходящим.

Совсем скоро она выяснила, что прекрасно понимает речь жителей Ордалона. Лишь изредка мелькали какие-то незнакомые слова, что не удивительно для места, в котором она очутилась. Ки, внимательно прислушиваясь и приглядываясь, поняла, что губы говорящих движутся не в такт словам – то запаздывая, то опережая. Из чего она сделала один любопытный вывод: их речь все же была другой, но в ее собственном сознании удивительным образом превращалась в родную для нее. И как это понимать? Выходит, жителям Ордалона не впервой встречать гостей-иномирян? Или здесь действовала магия самой Дайаны? Совершенно запутавшись, Ки решила отложить подобные мысли на потом – когда она найдет Ари, Хранительнице придется ответить на все ее вопросы.

Вторым наблюдением стало то, что единой валюты в этой части Ордалона, куда ее забросила картина, не существовало. Торговцы и покупатели просто обменивались товарами, и назначение многих из них для Ки оставалось загадкой. С одной стороны, не слишком удобно: куда легче носить монеты в кошельке, чем разного рода скарб на плече. С другой – торговцу могла понадобиться уже ненужная тебе вещица. К тому же, Ки заметила одну удивительную деталь: почти у каждого здесь – что продавца, что покупателя, имелась неказистая с виду сумка с весьма любопытным свойством вмещать все, что бы в нее ни положили. Одна дородная дама вытащила из наплечной сумки огромную закопченную ногу какого-то зверя, рулон поблескивающей ткани и несколько симпатичных резных шкатулочек.

«Какая удобная вещица!», – восхитилась Ки, тут же загоревшись желанием обладать подобной. Заглянула в собственную – совершенно обыкновенную – сумку и с сожалением вздохнула: ей нечего предложить торговцам.

Обнаруженный чуть поодаль от рынка кузнец покачал головой, едва взглянув на рубиновое хрустальное сердце.

– Нет, мне тут не справиться. Тут не столько сила нужна, сколько магия. Это тебе к Гаркарису надо, в Ильмарат.

– А далеко до него? – со вздохом поинтересовалась Ки. В городе-древе хорошо, но что ее ожидало за его пределами?

– Далековато, – кивнул кузнец. – За холмами, лигах в десяти от города. Ты не отсюда, что ли?

Ки помотала головой. Хорошо, что не нужно уточнять, что она, в общем-то, из другого мира.

– Тогда тебе без карты не обойтись. Заплутать там – легче легкого.

Оказалось, люди здесь путешествуют редко – слишком многое может случиться в дороге. Хогги – по всей видимости, местный аналог лошадей с Терры, мрут от неведомой болезни, на дорогах можно наткнуться на разбойников-шаатов (что бы это ни значило), а в дикой местности – на тварей разного рода. Не сказать, что услышанное обрадовало Ки. Из оружия у нее – только маленький ножик, который испугает разве что мышь.

Однако унывать она не привыкла, а потому решила действовать. «Какая бы сложная задача перед тобой ни стояла, не тушуйся – просто всегда начинай с малого, – учила ее мама. – А там и сама не заметишь, как, распутывая узелок за узелком и вытягивая ниточку за ниточкой, размотаешь и весь клубок».

Мама… Она даже не подозревает, где находится ее дочка. А узнав, просто не поверит. Пусть время в Терре и двигалось медленнее в разы, Ки напомнила себе, что в Ордалоне надолго задерживаться не стоит. Как ни крути, ей еще из школы домой возвращаться.

«Школа», – отстраненно подумала она. Не верилось, что завтра – по календарю ее родного мира – ей нужно будет снова идти в школу. Как ни в чем не бывало. Как будто всего этого – ставшей хрустальной Дайаны, убившего Митси и миссис Одли Темного Отражения, да и самого Ордалона – не было вовсе.

Ки вздохнула. Итак, ей каким-то неведомым образом нужно найти Ари в совершенно незнакомом – и, как оказалось, опасном – мире. Чем дольше она думала об этом, тем мрачнее становилась.

«Нитка за ниткой, узелок за узелком», – напомнила себе Ки.

Для того, чтобы добраться до кузнеца, ей нужны карта и удобная обувь. Она подумала было о том, чтобы вернуться домой – переобуться и взять что-нибудь, что можно обменять на карту. Вот только товары, которыми обменивались на рынке, были по-настоящему диковинные – с магией или без нее, а значит, обычные вещицы из ее дома не подойдут. Да и бродить туда-сюда Ки позволить себе не могла. «Картины-порталы ветшают. Не пользуйся ими слишком часто», – вспомнила она слова Дайаны. Кто знает, сколько раз ей еще придется возвращаться?

Значит, оставался только один выход: заработать в Ордалоне то, что подойдет для обмена. Беда лишь в том, что двенадцатилетним девочкам работу обычно не предлагают.

«Ну так то обычно, – рассудила Ки. – Волшебный мир на то и волшебный, чтобы все здесь было не так, как там».

Она поспрашивала у местных и, благодаря их подсказкам, добралась до части ствола, служащей чем-то вроде доски объявлений. К ней прикреплялись свернутые в рулоны листки. Чего тут только не было! «Требуется погонщик для гидры», «Обменяю голову холака на шкуру шестипалого зубра», «Требуется сильный и сведущий в защитной магии мужчина для выгула цербера. Желательно три», «Нужна швея, хорошо владеющая искусством плетения из воздушных нитей». Изумленно читая объявления, Ки все больше понимала, что девчушке вроде нее в таком удивительном мире работу найти непросто.

Но после тщательного изучения всех листков она все-таки выбрала два, показавшиеся по-хорошему обыденными: художнику требовалась натурщица для написания портрета, а в ночное кафе «Аливиера» – официантка. Ки и не взглянула бы на объявления подобного рода, если бы не волшебная приписка, которая присутствовала в обоих: «Возраст не имеет значения».

Поразмыслив, Ки решила начать с последнего – она была быстрой и трудолюбивой, с людьми общий язык находила легко. Если только не мешали раздающиеся в голове голоса духов вещей, им принадлежащих. Работа натурщицы все же немного смущала: ей казалось, для этой роли нужны девушки повзрослей и покрасивее. «Как Дайана», – затосковав по подруге, мысленно вздохнула Ки.

Мерцающую вывеску «Аливиеры» (похожую на неоновые вывески Глерома – по всей видимости, источником мерцания служила какая-то магическая пыльца) она искала довольно долго. К ее разочарованию, дверь оказалась заперта – объявление гласило, что кафе открывается после заката солнца. Ки ничего не оставалось делать, как бродить по городу до наступления вечера.

Общительность сыграла ей на руку: после нескольких расспросов горожан – не встречали ли они неземной красоты кошку с ошейником с изумрудами на белой шейке – она узнала о некоем Птичнике. Жители города-древа уверяли, что он может отыскать кого угодно. Ки незамедлительно направилась к нему.

Птичник жил в высоком узком доме, больше напоминающем сплетенную из веток башню. Стекол в проемах тут, конечно же, не было, но самих окон Ки насчитала восемь. На каждом сидели птицы – маленькие и большие, серые и неприметные или яркие, с цветным оперением. Ничего похожего на дверь Ки не обнаружила, поэтому просто постучала о деревянную поверхность дома. В тот же миг ветки изящно расплелись, пропуская ее внутрь.

Хозяин дома оказался невысоким старичком – Ки доставала ему макушкой до плеча, хотя сама не могла похвастаться высоким ростом, – но таким бодрым и подвижным, что она едва поспевала за его шагами. Как только Ки рассказала Птичнику о своей проблеме, он приказал ей следовать за ним, на верх «башни». Речь старичка была под стать ему самому – такая же бойкая и живая.

По причудливой деревянной лестнице из веток они поднялись на открытую площадку – некое подобие крыши. Там сидело множество птиц – и очень похожие на птиц Терры, и совсем диковинные. Внимание Ки привлекли две красавицы: одна птичка с настолько ярким оперением, ловящим каждый лучик света, что при долгом взгляде на нее начинали слезиться глаза, а другая – будто бы хрустальная. Именно ее Птичник и взял в руки. Бережно вложил в протянутые ладони Ки и велел представить образ того, кого она ищет. Ки послушно вызвала в памяти красавицу-кошку. Птичник что-то доверительно нашептал на ушко хрустальной птице. Взмыв ввысь, она расправила прозрачные крылья и через мгновение полностью слилась с небом.

– Кого бы вы ни загадали, Хрусталинка обязательно его найдет, – пообещал милый старичок.

– У меня пока нет… – Ки чуть было не сказала привычное «денег», но прикусила язык и поправилась: – Мне нечем вам заплатить.

Птичник замахал руками так, будто она предложила ему что-то в высшей степени неприличное.

– Что вы, что вы, прелестная юная леди! Даже и не думайте об этом. Идите и ни о чем не беспокойтесь – когда Хрусталинка найдет ваших друзей, она прилетит к вам. Она очень умная птичка.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась Ки, чувствуя, как теплеет внутри. После всего, с чем ей пришлось столкнуться в особняке, после болезни Дайаны и ужасающей смерти Митси и миссис Одли, так приятно было почувствовать искреннюю и бескорыстную заботу.

Ки покинула дом Птичника и вновь принялась блуждать по огромному городу-древу. Как только смеркалось, поспешила в «Аливиеру».

На этот раз дверь была открыта. Изнутри кафе выглядело впечатляюще: ветки дерева, стелящиеся по земле, создавали изящные столики и стулья, в воздухе кружили светлячки, погружая пространство в зеленоватый полумрак. Лилась быстрая мелодия – но, как ни вертела Ки головой по сторонам, понять, откуда она звучала, так и не смогла. Публика, правда, показалась ей весьма странной и не слишком приветливой – мрачные, бледные лица, тихие разговоры и взгляды исподлобья. Лишь одна девушка с фарфоровой кожей и ярким макияжем танцевала, окруженная стайкой светлячков, которые парили вокруг нее в такт танцу.

Не самое подходящее место для двенадцатилетней девочки, даже считающей себя очень взрослой, но… «А Дайане сейчас каково?»

Ки уверенно подошла к высокому темноволосому мужчине, стоящему за барной стойкой. Он стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал, как вихрастый паренек смешивает коктейль для клиента. По надменному выражению лица она поняла, что перед ней – хозяин «Аливиеры».

– Здравствуйте, я по объявлению, – заявила Ки.

Темноволосый смерил ее с ног до головы цепким взглядом. Левая бровь медленно поднялась.

– Я справлюсь с любой работой, – заверила она, заметив его недоверие. – И вы сами в объявлении утверждали, что возраст не имеет значения.

Ки давно уже поняла: быть уверенной в своей правоте и говорить прямо – половина успеха. И с первым, и со вторым у нее никогда не было проблем.

– Хм. Возможно.

Обрадованная, она хотела было объяснить, что работа ей нужна всего на пару ночей, но тут хозяин кафе спросил:

– В чем работа заключается, знаешь?

Ки с готовностью кивнула.

– Конечно. Принять заказ, еду с напитками подать, убрать со стола…

– Это все ясно. Я про «особый ингредиент». – Подавшись вперед и многозначительно приподняв бровь, последние два слова мужчина произнес вполголоса.

– Эмм… нет, – недоуменно протянула она.

Из взгляда темноволосого тут же ушел интерес.

– Не местная, что ли? – хмуро спросил он.

Ки снова кивнула. Хозяин кафе вздохнул, по-прежнему с недоверием косясь на нее.

– Тут дело такое – если желания шею портить нет, то никто заставлять не будет. Но пара капель в бокал с вином обязательна. Обычное тут никому не сдалось, не за этим в «Аливиеру» со всего света слетаются.

Ки долго смотрела на него в мучительных попытках связать одно с другим. А когда наконец поняла – помогла любовь к фэнтезийным книгам, – ахнула.

– Пару капель… крови?!

– Крови, крови, – спокойно ответил хозяин «Аливиеры». – С тебя что, убудет?

Ки что-то пробормотала о неотложных делах и заторопилась к выходу. Ее провожали десятки взглядов. Голодных взглядов. Даже окруженная светлячками танцовщица вдруг остановилась и, глядя на шею Ки, красноречиво облизнулась.

Она пулей вылетела из кафе. Притормозила только тогда, когда оказалась на пустующей рыночной площади. Оперлась о столб могучего древа и выдохнула с невыразимым облегчением. Конечно, вряд ли бы на нее накинулись прямо в «Аливиере», но… кто знает этих вампиров?

Ужасный, ужасный мир!

Глава восьмая. Проклятый художник

Оставалось еще одно объявление. Направляясь по указанному адресу (третий круг от ствола, шестой дом от статуи дриады), Ки от всей души надеялась, что ни сюрпризы, ни вампиры там ее не ждут. Добравшись до нужного дома – широкого и приземистого, она постучалась. Дверь расплелась – видимо, реагируя на ее касание.

Вышедший навстречу мужчина совершенно не соответствовал представлению Ки о художниках – очень высокий, темноволосый, с аккуратной эспаньолкой, украшающей и без того привлекательное лицо.

– По объявлению, верно? – Хозяин дома окинул ее оценивающим взглядом.

Ки смущенно потопталась на месте. Она не считала себя красавицей, да еще и эти кудряшки… К тому же, она была уставшей после долгой дороги и наверняка бледной после встречи с вампирами, а потому не знала, какого вердикта ждать.

– Я не ожидал встретить такое юное создание. Я – Сэмвель. – Художник обезоруживающе улыбнулся. По всей видимости, кастинг она прошла.

Ки с облегчением представилась.

– За вашу работу я могу предложить несколько призмеров и ожерелье моей покойной жены – думаю, это подходящая плата за несколько украденных у вас часов.

В отличие от Сэмвеля, она понятия не имела, достойная это цена или нет, но признаваться в этом не собиралась. Заметив ее сомнения, хозяин дома поспешно добавил:

– И три шкурки детенышей среброгрисса.

Название неведомого зверя Ки понравилось. К тому же художник оказался вежлив и учтив, а его улыбка была открытой и располагающей к себе. У людей с темными замыслами и душами улыбки фальшивы, а их истинные намерения всегда выдают глаза.

Она согласилась. Ей почудилось, что из груди Сэмвеля вырвался облегченный вздох.

– Ну что, начнем? – бодро осведомился художник.

Ки удивленно глянула в окно – точнее, в заменяющий его просвет в тесном переплетении ветвей. Сумерки уже всецело завладели городом-древом.

– Сейчас?

– Завтра с утра я собираюсь на ярмарку в Песках, хотелось бы привезти и вашу картину тоже. Она станет изюминкой моей коллекции.

Ки повела плечами, не купившись на лесть.

– Хорошо, давайте начнем, – деловито сказала она.

Обрадованный Сэмвель повел гостью вглубь дома. Ки увидела дверь из переплетенных веток, по всей видимости, ведущую в подвал или погреб, картины на стенах и роскошный мольберт посреди зала. Он казался выточенным из кости и имел причудливую форму – в верхней его части находилось что-то наподобие изогнутых рогов. Очень мрачное, но притягивающее взгляд творение.

Стоило Ки получше рассмотреть картины, как она тут же позабыла обо всем. Нарисованные Сэмвелем портреты поражали мастерством и великолепием. Женщины, девушки и девочки, мальчики, юноши и мужчины, изображенные на них, казались живыми, настоящими – Ки все ждала, когда они взглянут на нее и задышат. Печальные и искрящиеся весельем взгляды, лица бледные и тронутые румянцем, черты резкие или аристократические – всех этих людей объединяло одно: невероятная, фантастическая достоверность. Находясь под властью магии этих картин, она коснулась руки седовласого незнакомца, чем-то напоминающего ей отца. Наваждение рассеялось, когда Ки почувствовала под подушечками пальцев грубый холст вместо теплой кожи.

– Потрясающе, – прошептала она.

Сэмвель улыбнулся, польщенный. И в тот же миг картина застонала: «Помогите».

Ки отпрянула, отдернула руку. Художник ничего не заметил – уже отвернулся, чтобы подготовить рабочее место. Пока он ставил на тумбочку у мольберта краски и кисти, Ки снова взглянула на картины.

Она привыкла к тому, что голоса в ее голове никогда не умолкают. Привыкла, что тишины для нее не существует – мир замолкает только тогда, когда она спит. Для нее не существует и одиночества – духи всегда находятся рядом с ней. За несколько лет – первый голос заговорил в ее голове, когда ей исполнилось семь – Ки научилась не замечать голоса, хотя и не всегда это получалось. Ведь каждый дом, каждое здание, каждый город были вместилищем не только людей, но и огромного количества духов.

И, войдя в дом Сэмвеля, она тоже их слышала. Слова не разбирала – в большинстве случаев, это была обычная болтовня заскучавших бессмертных созданий.

Но только не сейчас. Это тихое, полное отчаяния и тоски «Помогите»… И исходило оно уже не только от картины с седоволосым незнакомцем. Остальные картины молили тоже – на разные голоса, но с тем же ужасом в каждом.

Духи вещей никогда не просили Ки о помощи – ну разве что ворчливо бормотали себе под нос, как неучтиво люди с ними обращаются. Как та ручка, которую она спасла от зубов Филина. Говорили ли они с ней сейчас или просто кричали в пустоту?

«Помогите!» «Прошу, помогите…» Голоса тихие, охрипшие, слабые. Потерявшие надежду. Первой мыслью Ки было: «Бежать». Второй: «Надо спасти их». Но от чего спасать?

Перебарывая страх, иссушивший горло, она огляделась. Мольберт молчал, но это было враждебное, настороженное молчание. Все остальные вещи в доме вели себя, как и положено вещам: кисти возбужденно перешептывались, готовясь примерить на себя наряд из красок, а вот тумбочка, напротив, горестно вздыхала – кому же, кроме кистей, которые для этого и созданы, понравится быть заляпанным?

Повернувшись к Ки, Сэмвель указал ей на скамью, укрытую шкурой какого-то пятнистого животного. Она сделала несколько робких шагов и села, нервно поправляя воротничок платья. Повернула часы мистера Морэ, чтобы на видимой части запястья оставалась только цепочка. Поняла, что руки дрожат и поспешно спрятала их в карманы платья.

«Еще не поздно сбежать», – подумала Ки, видя входную дверь краем глаза. Но она знала, что никуда не уйдет, пока во всем не разберется.

– Великолепно. Чудные, чудные волосы, – бормотал Сэмвель, поправляя ее прическу, заставляя кудряшки рассыпаться по плечам.

Ки затрясло, когда он к ней прикоснулся, но она заставила себя выдавить улыбку. Отойдя на шаг, Сэмвель оценивающе прищурил глаза и удовлетворенно кивнул. Мимолетно улыбнувшись, смешал краски и приступил к рисованию. Махал кистью, будто палочкой дирижера, стирая белизну холста.

Чтобы хоть немного отвлечься, Ки через маленькое оконце наблюдала за ночным городом-древом. Прохожих было много, они гуляли в окружении светлячков, танцующих в теплом воздухе. А совсем рядом, за стеной, странные картины умоляли о помощи, а двенадцатилетняя девочка, позирующая художнику, чувствовала себя пленницей в чужом доме – хотя и пришла сюда по собственной воле.

Поглощенная тревожными мыслями, Ки вздрогнула, когда Сэмвель грубо ругнулся сквозь зубы.

– Что-то не так, – прошипел он себе под нос.

Швырнул испорченный холст на пол – тот свернулся, не позволив оценить масштаб катастрофы. Водрузил на костяной мольберт другой и снова принялся рисовать. Улыбка исчезла, глаза сощурились, в движениях появилась какая-то нервозность. Ки все больше становилось не по себе. Она напряженно гадала, что могло так расстроить художника – неужели дело было в одном-единственном неудавшемся портрете?

Размышления прервал рык Сэмвеля. Он в ярости сорвал холст с мольберта и гневно уставился на съежившуюся Ки:

– Кто ты такая? Почему ничего не выходит?

В его голосе слышалась не только всепоглощающую ярость, но и… отчаяние. Все еще ничего не понимая, Ки медленно встала со скамьи и отступила назад.

– Чего вы от меня хотите?

– Ты получаешься… другой, – выдавил Сэмвель. Подавшись вперед, закрыл лицо руками и стоял так несколько мгновений. Совладав с собой, выпрямился, испепеляя ее взглядом. – Это какая-то защитная магия?

Взгляд его метнулся к мешочку на поясе, где лежало хрустальное сердце Дайаны. Ки сглотнула, машинально коснувшись его, словно защищая. Она боялась, что разгневанный Сэмвель бросится к ней и сорвет мешочек с пояса, думая, что спрятанное в нем таит в себе угрозу. Но она никак не могла позволить ему это сделать. Если хрустальное сердце разобьется… Дайана никогда не вернется в мир живых.

Сейчас – самое время бежать и найти того, кому по силу справиться со странным художником. Беда в том, что Сэмвель загораживал путь к выходу. Мимо него не проскочить, а оконца слишком маленькие. Оставалась только дверь за спиной, но куда она вела, Ки не знала.

– Послушайте, я не знаю, о какой магии вы говорите! Вы хотели меня нарисовать – вы это сделали. Я не возьму с вас плату, но вы позволите мне уйти. – Ки надеялась, что ее голос звучит твердо.

– Ты не понимаешь! – в отчаянии воскликнул Сэмвель. – Мне нужно запечатлеть твое лицо, запечатлеть по-настоящему! Это цена, которую я обязан заплатить. Но мольберт почему-то тебя отторгает! – Он все больше походил на человека в бреду или вовсе помешанного, и становился все более отталкивающим. – Сегодняшняя ночь – последний отпущенный мне срок, и если мольберт не получит свою дань, я… я не знаю, что тогда случится. Но определенно, случится что-то страшное!

– Подождите, – растерялась Ки. Понимание, что художник не торопится на нее нападать, придало ей сил. – Мольберту нужна я? – Она ахнула, вдруг все поняв. – Ему нужна моя душа?

– Не душа целиком, лишь частичка души. Твоя уникальность. – Сэмвель прикрыл на мгновение глаза. Сказал с жаром: – Только подумай, какие это даст тебе преимущества! Ты станешь почти невидимкой – твое лицо, утратившее индивидуальность, для всех остальных будет незапоминающимся. Ты сможешь стать лучшей разбойницей, лучшей шпионкой, сможешь делать все, что заблагорассудится – и никто не осудит, потому что не запомнит тебя!

– Но я не хочу становиться разбойницей или шпионкой! – забыв об опасности, возмущенно воскликнула Ки. – Я хочу, чтобы меня видели, чтобы меня помнили!

– Ко мне обращались люди со всего света. – Сэмвель будто ее не слышал. Говорил, торопливо выплескивая слова. – Я давал им свободу, взамен забирая лишь такую мелочь, как черты лица.

– Только я на такое не соглашалась!

Он заломил руки, с мольбой глядя на нее.

– Ко мне давно уже никто не обращался, а мольберт… требует свою плату. Я чувствую, как он голоден! Когда я загадывал желание джиннии, я не знал, к чему это приведет. Мольберт – это ее подарок! Я не знал… Я, и правда, не знал. – Голос Сэмвеля упал до едва слышного шепота. – Я лишь хотел творить, хотел писать картины, будоражащие сознание, я хотел, чтобы обо мне говорили, как о великом мастере…

Джинния… Ки вздрогнула – не ожидала так скоро услышать о ней снова.

– Ламьель? – вырвалось у нее против воли.

Сэмвель остановил на ней затуманенный взгляд.

– Ты знаешь ее?

– Она причинила боль двум очень хорошим людям, – угрюмо сказала Ки. – И не только им. Ламьель и вас обманула. Я забуду о том, что вы сделали. Только отпустите меня.

Она не собиралась спускать все с рук Сэмвелю. Но для того, чтобы предупредить жителей города об опасности и найти того, кто может уничтожить зачарованный мольберт, ей нужно было выбраться из дома помешанного на величии художника.

– Я не могу, – простонал он. – Прости, но мне придется тебя нарисовать.

Сэмвель бросился вперед. Однако застать Ки врасплох ему не удалось. Она отскочила в сторону и молниеносно коснулась двери за спиной. Когда ветви расплелись, Ки почти упала назад, в закрытую прежде комнату, и повторным прикосновением закрыла дверь. Но надолго ли?

Дрожащими руками она сорвала с запястья часы мистера Морэ. Как и обещала Дайана, слеза, заключенная под золотую крышку часов, стала для Ки оберегом. Именно слеза помогла ей противостоять чарам мольберта. Так может, поможет и оставить дверь закрытой?

Оберег наконец оказался в ее руках – они так тряслись, что Ки едва не выронила слезу на пол. Вскрикнула, когда увидела, что ветки расплетаются снова, и в просвете показывается разъяренное лицо Сэмвеля. Ки ударила наобум, расцарапав ему щеку – сдаваться вот так она не собиралась. Он с яростным криком отшатнулся. Выиграв несколько драгоценных секунд, Ки прикоснулась хрустальной слезой к ветвям и судорожно зашептала: «Закройтесь, пожалуйста, закройтесь!»

Подействовали ли ее слова или оберег знал, какая ей грозит опасность, но ветки исполинского дерева сплелись снова… и стали хрустальными. Ки радовалась недолго – стоило только вспомнить разлетевшуюся на осколки Дайану, и по коже пробежал холодок. Сэмвель словно прочел ее мысли – с той стороны двери послышался звонкий удар. Он бил по ней чем-то, чтобы сокрушить преграду и добраться до Ки. Мольберт требовал свою чудовищную плату. Но она… она больше ничего не могла поделать.

Пятясь, Ки отошла вглубь комнаты. При ее приближении ожили дремавшие среди ветвей светлячки, и пространство озарилось мягким золотисто-зеленоватым светом. Чувствуя, как сердце бьется в унисон с ударами по хрусталю, она смотрела на развешанные по стенам картины в простых деревянных рамах. Пейзажи и портреты, написанные Сэмвелем до злополучной сделки с Ламьель, до загаданного джиннии желания. Да, в них не было столько жизни; да, они были не так волшебно прекрасны; да, они казались милыми, но посредственными, но… стоил ли обретенный дар такой цены?

Приходилось признать: в духах она разбиралась куда лучше, чем в людях.

Ки села на пол и устало прислонилась к ветвистой стене. Она могла бы позвать на помощь, если бы в этой комнате были окна, а так… оставалось только ждать.

И она дождалась – тишину разорвал отчаянный крик. Кричал Сэмвель. Сердце забилось в горле, и Ки вскочила на ноги, напряженно вслушиваясь. Он кричал, умоляя о помощи, умоляя, чтобы его пощадили, пока совсем не охрип и не обессилил. В доме вновь воцарилась тишина. Ки выждала еще немного и направилась к двери. Вынула слезу из ее центра, и хрусталь тут же стал деревом, а дверь распахнулась. В порыве благодарности она поцеловала оберег и бережно вложила его в своеобразную золотую шкатулку. Вновь обмотала часы вокруг запястья и только после этого опасливо вошла в зал.

Мольберт захватил своего должника в плен. Запястья Сэмвеля оказались прикованы к причудливо изогнутым рожкам вверху мольберта. Лицо, нарисованное на холсте, казалось невозможно живым… и настоящим. А его настоящее лицо…

Наложенные на мольберт Сэмвеля чары обернулись против него самого. Ки видела перед собой не человека, а лишь его блеклое подобие. Манекен, лишенный каких бы то ни было черт, наспех сделанную куклу. Она догадывалась, что видит его таким только благодаря развеивающему чары оберегу. Остальные, увидев Сэмвеля теперь, не смогут запечатлеть его в памяти и узнать тоже никогда не смогут. Как он и говорил, жертвы колдовства джиннии становятся для людей невидимками.

Картины на стенах – пустые, покинутые – молчали. А сам мольберт, получив частицу души своего хозяина и замкнув круг, медленно рассыпался на части. Ки с облегчением вздохнула, но ждать, пока мольберт превратится в пыль, освободив разъяренного Сэмвеля, не стала. Прежде чем уйти, она забрала оговоренную плату за работу натурщицей – но только ее, ни вещицей больше. Ки не хотела чувствовать себя воровкой, но и уходить ни с чем не собиралась. Она все это заслужила.

Приготовленные для нее, безликой, ожерелье и призмеры – странные призматические кристаллы, источающие то ли дымок, то ли тень, Ки обнаружила на комоде в спальне. Серебристые шкурки неведомого зверька нашлись тут же, в большой шкатулке. Она взяла три и машинально провела рукой по серебристым ворсинкам. Послышался едва слышный треск, как от маленькой молнии, а шкурка вдруг засияла голубоватым светом.

Покинув дом, Ки с наслаждением вдохнула упоительный ночной воздух. И тут же поняла, как же она устала. Чужой мир, долгая дорога, пережитый страх и радость от того, что удалось избежать неминуемого…

Сил Ки едва хватило на то, чтобы отыскать гостиницу, расплатиться с хозяйкой одной шкуркой среброгрисса и двумя призмами, подняться наверх и рухнуть на кровать. Как это часто бывает, перед глазами тут же замелькали события сегодняшнего дня – дня, показавшегося целой вечностью. Призраки в доме с разбитым зеркалом, вампиры, одержимый художник и его зачарованный мольберт…

Определенно, ее знакомство с Ордалоном – миром джиннии Ламьель и Хрустальной Принцессы – началось весьма неудачно…