Текст книги "Девушка с ароматом жасмина"

2

Прошел почти год. О Полине я пытался не вспоминать. Как ни старался я наладить отношения с Фионой у меня ничего не выходило. Нет, у нас все было хорошо. Просто мы не были счастливы. У нас были дети, они нас держали. Я отказывался от многих предложений, и мой агент постоянно наезжал на меня по этому поводу. Он был итальянец, горячая кровь. Когда он сильно злился на меня, то начинал причитать по-итальянски, а я сравнивал его с итальянской бабкой, которая сетует на плохих соседей.

– Приехал Серджио, – сказала Фиона, входя в комнату.

– Сейчас опять будет кричать благим итальянским матом! – шутил я.

– Да. Он сказал, что у него есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, и придушит тебя собственными руками, если ты опять будешь выдумывать отговорки.

Я нехотя вышел из комнаты. Серджио был настроен решительно, он даже не поздоровался. Он стоял, упершись руками в бока.

– Ты будешь сниматься в сериале и точка!

– Расскажешь хоть что за сериал?

– Про одну гувернантку, нет фаворитку, сейчас, – он достал что-то из портфеля. – Сериал будет сниматься по этой книге. Книга очень популярна, и они еще не нашли актера на главную роль. Съемки будут проходить по большей части в Эдинбурге, так что ты не отвертишься!

Серджио протянул мне книгу и мое сердце сжалось. Это была книга Полины, которую она подписывала для меня. Я смотрел на нее затаив дыхание.

– Я читал ее, – сказал я, – снимать будут англичане?

– Да, но совместно с русскими, один наш телеканал сам предложил автору снять сериал, и она выставила много условий, она будет участвовать почти во всех процессах.

У меня кольнуло сердце, а потом вдруг расцвело, на задней обложке книги было фото Полины, она улыбалась на нем своей волшебной улыбкой. Я увидел ее и мой разум отключился.

– Она сейчас здесь? Автор, – спросил я.

– Да, она участвует в подборе актеров.

– Поехали туда, – уверенно сказал я.

– Тебе не обязательно ехать, я просто пошлю им предложение. Я уверен тебя возьмут, об этом даже думать не стоит, ты же у нас суперзвезда, ты вообще сделаешь им одолжение, соглашаясь сняться.

– Нет, я хочу поехать.

– Как хочешь, – сказал Серджио, – так ты согласен?!

– Да. Я буду сниматься.

У меня внутри было нетерпение, и я гнал, нарушая правила движения.

– Мама мия! – кричал Серджио, – ты проехал на красный! Мне пока дорога моя жизнь, полегче, приятель!

Серджио был геем, и все выражения подкреплялись гейскими жестами. Я не обращал на него внимания. Мне хотелось скорее увидеть ее. Пробы проходили в небольшом театре. Я еще не понимал, какие чувства испытываю, но мне бесконечно хотелось увидеть ее. Зачем? Я и сам не понимал. Мы вошли в зал театра, там никого не было, нам сказали, где их найти. Мы вошли в большую комнату, там было несколько человек, посередине стоял длинный стол. Полина стояла задом к входу и разговаривала с каким-то мужчиной по-русски. Аромат ее духов обволакивал комнату словно легким шелком, и я жадно втягивал его ноздрями. Она засмеялась, ее смех был такой звонкий и разливался, словно музыка, он был такой чистый и живой. Она вся была соткана из света, из нее лилась жизнь. Я снова смотрел на нее как зачарованный. Она была здесь, я нашел ее. Я почувствовал, как отступила наркоманская ломка, которую я глубоко прятал весь этот год. Его как будто не было, время остановилось. Была она, и этого было достаточно.

Серджио подошел к ним и что-то сказал, я не слушал, я ловил волшебные мгновения. Полина обернулась и широко улыбнулась, увидев меня.

– Привет! – сказала она, – я тебя помню, ты был в Праге на фестивале искусств.

– Да, – отвечал я, также улыбаясь, ее улыбка была очень заразительна, – как нога?

– Давно зажила. А тебя значит, заинтересовал этот проект?

– Да, мне сказали, что на роль короля еще не подобрали актера.

– Еще не подобрали, я очень переборчивая.

– А в чем проблема? У нас полно хороших актеров.

– Я буду играть роль фаворитки, так что король должен быть мне симпатичен, к тому же там очень много откровенных интимных сцен, – с улыбкой сказала она. – Так что мы ищем не только талант.

Она начала меня рассматривать, медленно обошла вокруг, она смотрела на мня как на товар, было интересно видеть ее в таком амплуа. Потом она начала говорить что-то русскому мужчине, который оказался их продюсером.

– Что ж, внешне ты очень похож на персонажа, и ты мне симпатичен, и мне сказали, что ты супер-пупер-звезда, так что выделываться я не буду. Мы отсмотрели столько актеров, что у меня уже голова кругом. В общем, велком!

Она так спокойно сказала о том, что я ей симпатичен, как между прочим. Для меня это было сейчас очень важно. Хотя заниженной самооценкой я не страдал, скорее наоборот. В прошлом году один модный английский журнал признал меня самым красивым мужчиной года. Но перед ней я робел как мальчишка. Серджио обговаривал нюансы контракта, а мы играли какие-то мелкие сценки.

– Я не знал что ты актриса, – сказал я Полине, когда мы уже собирались уходить.

– Я и не актриса, по крайней мере никогда не играла.

– По тебе не скажешь, – удивился я, – значит это талант от природы.

– У меня много талантов, – с улыбкой отвечала она.

Я хотел пригласить ее выпить кофе, мне жутко не хотелось с ней расставаться, но я побоялся спугнуть ее. Мне не хотелось, что бы она думала, что я к ней подкатываю. Это было не так. Мне было достаточно просто быть рядом с ней, и пить ее волшебную энергию.

Когда я приехал домой, Фиона просматривала эту книгу. Она была не очень довольна.

– А приблизительный сценарий уже написали? – спросила она.

Я держал его в руках, и положил перед ней на стол. Она начала листать его.

– Там мало что отличается от книги, автор настаивает на этом.

Фиона нахмурилась.

– Что не так? – спросил я.

– Они там круглыми сутками трахаются, мне это не нравится.

– Что за ревность? – удивился я, – это не первая моя парная роль, где тоже были интимные сцены.

– Здесь их очень много, и они такие откровенные.

– Ты хочешь, что бы я отказался?

– Нет! Ни за что, работай, а то ты уже пылью покрылся.

– Разве тебе не нравится, что я бываю больше дома, с тобой и детьми? Я делаю это ради тебя.

– Мне кажется, что это не помогает, – грустно сказала Фиона.

– Почему ты раньше молчала? – в растерянности сказал я. – Давай что-то делать, пойдем к семейному психологу, или еще что-нибудь сделаем. Только давай сделаем, и вместе. Неужели ты не хочешь что бы наш брак был лучше?

– Дело не в тебе. Я вижу, что ты стараешься, и очень благодарна тебе за это. Я просто не знаю, чего я сама хочу. Я постоянно вспоминаю кота из Алисы в стране чудес,

 
– Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти? – спросила Алиса.
– А куда ты хочешь попасть? – ответил Кот.
– Мне все равно… – сказала Алиса.
– Тогда все равно, куда и идти, – заметил Кот.
 

– Я не знаю, куда я иду, я запуталась и тяну тебя за собой.

– Я могу тебе чем-то помочь? Я готов сделать все.

– Я не знаю. Наверно нет.

– Так жить нельзя, – тихо сказал я.

Я сидел на диване, и Фиона забралась ко мне на руки. Я поцеловал ее, и она положила голову ко мне на плечо. Мы сидели обнявшись, физически мы были очень близко друг к другу, но морально нас разделяла пропасть. Мы были так далеки, и чтобы услышать друг друга, нам приходилось кричать. В дом зашла Марго. Она была вся взъерошенная, она каталась на роликах с подругой. Разувшись Марго упала к нам на диван и начала рассказывать как ей это понравилось. Она сбивалась с одного на другое, эмоции переполняли ее.

– Это так круто! Я не знаю, почему я раньше отказывалась! Я ни разу не упала!

– Молодец, крольчонок, – говорил я, гладя ее по голове.

Настроение мое улучшилось, в дом забежал кусочек счастья, Фиона тоже улыбалась, глядя на Марго. Она очень любила наших детей.

– Мам, давай завтра съездим в аквапарк? Пожалуйста!

– Конечно съездим.

Съемки должны были начаться через месяц, все было почти готово. Пока было время, я свозил детей в Диснейленд, Фиона отказалась, сказала, что устроит девичник. А я был рад провести время с детьми. Я заряжался от них как батарейка. К нам присоединилась Ирен. Дети любили ее.

– Мне кажется, ты неправильно строишь свои мысли в голове, – говорила она, – посмотри на себя, ты гонишься за чужими эмоциями, за чужим счастьем. А где твое собственное? Ты и на Полину эту запал, потому что в ней эмоций на десятерых. Ты стал вампиром, притом, что твоей собственной энергии предостаточно. Куда все делось? Что с тобой стало?

– Мне сорок один год, я старею! – шутил я.

– Возраст тут не причем. Ты закрылся от жизни.

– Откуда тебе знать, ты моложе мня на десять лет. Доживи сначала до моих лет, – также с улыбкой говорил я. Но я понимал, что она права.

– Фиона тонет и тянет тебя за собой.

– Она не дает мне ей помочь, а сам я не знаю как. Я ходил к психологу, он сказал мне, что она сама должна захотеть жить лучше, никто не сможет ее заставить. У нас не все так плохо, в общем даже хорошо, поэтому она не двигается вперед. Психолог посоветовал сделать ее жизнь хуже. Звучит конечно странно. Но я понимаю смысл. Ей нужен волшебный пендаль. Но я чувствую себя обязанным ей, она бросила карьеру ради семьи. Я знаю, что неправильно так думать, но я думаю. И делать ее жизнь еще хуже мне просто совесть не позволяет. Мне кажется, что я уже все перепробовал. Я не знаю, что будет дальше, когда начнутся съемки дома я буду гораздо реже. Может это и будет пендалем, не знаю.

– То есть ты не живешь из-за чувства вины за то, что она бросила сцену? – удивленно спросила Ирен, – она пожертвовала карьерой, а ты должен жертвовать своей жизнью??

– Я бы сказал другими словами, но смысла это не изменит.

– Что это вообще за бред? Почему в твоем видении люди всегда должны чем-то жертвовать?

– Это наверно прозвучит страшно, но пока Фиона была счастлива, мы оба были счастливы. Теперь, раз она не испытывает радости к жизни, я тоже не могу ее испытывать, потому что это будет предательством с моей стороны.

– Господи, дайте мне кто-нибудь ружье, я застрелю этого придурка! Ты хоть сам слышишь, что ты вообще несешь?!

– Да. И когда говоришь это вслух, понимаешь всю абсурдность ситуации.

– Ты не можешь нести ответственность за выбор Фионы. Это глупо. Ты не бросаешь ее, напротив, ты делаешь все, чтобы наладить вашу жизнь, но она отказывается от помощи. Это очень эгоистично с ее стороны, она же видит, что ты задыхаешься рядом с ней, но все равно держит тебя.

– Мне кажется ты преувеличиваешь. У нас не все так плохо. Мы не ругаемся, мы поддерживаем друг друга, воспитываем детей, у нас замечательные дети, они нас обоих любят. Мы занимаемся сексом, в конце концов, и даже получаем от этого удовольствие. Я не могу сказать, что мы несчастны. Но мы и не счастливы. Я думаю, так живет восемьдесят процентов населения всей планеты.

– Так может жить хоть все население планеты. Только ответь на вопрос, ты хотел бы видеть Фиону, такой как эта Полина?

– Это было бы идеально.

– Это говорит о том, что ты хочешь быть счастливым. Мне кажется, что ты уже просто забыл, что это такое, быть действительно счастливым, поэтому и не стремишься к счастью. Ты забыл, какой у него вкус. Но эта Полина всколыхнула в тебе это чувство, и ты побежал за ним как наркоман. Ты противоречишь сам себе. Ты сам сказал, тебе сорок один год, не успеешь оглянуться, как будешь подводить итоги своей жизни, и непременно будешь сожалеть. – Ирен обняла меня. – Я люблю тебя, ты мой друг, и я очень хочу что бы ты был счастлив. Жизнь без счастья не имеет смысла.

3

Было первое общее собрание, мы обсуждали персонажей, их характеры и в чем они их проявляли. Полина задерживалась и мы начали без нее.

– Ей это не понравится, – сказал режиссер от английского канала, – но мы не можем ее ждать.

Пошли бурные обсуждения и споры. В их разгар вошла Полина, и тихо села на пустой стул. Она пыталась понять, о чем спор. По выражению ее лица я увидел, что она уловила суть разговора. Лицо у нее становилось жестче. Я никогда не видел ее с таким выражением лица, и мне было интересно наблюдать за ней. Я сидел молча, я не участвовал в споре, мне хватало дипломатичности дождаться, когда все выпустят пар, и только тогда высказать свое мнение. Лицо Полины становилось все темнее и темнее. Мне было интересно посмотреть на бурю. А умеет ли она вообще создавать бурю? Должна бы, она владела рестораном, вероятно должна была уметь управлять людьми.

– Нет, ты не понимаешь, – спорила одна актриса с другой, – Ингрит хочет помочь Марии, она хочет как лучше, это не зависть.

– Нет, Ингрит завидует Марии, – вмешалась в спор Полина.

– Нет же, это не зависть, она так проявляет дружеское отношение, – не унималась актриса, что играла Ингрит.

Тут Полина встала со стула. Да! Будет буря! Где моя камера?

– Ты будешь МНЕ рассказывать, что чувствует Ингрит??! – закричала Полина. – Никто не знает каждого персонажа лучше, чем я! Потому что Я их придумала!

Актриса, что играла Ингрит, хотела что-то возразить, но Полина осекла ее жестом.

– Если ты прямо сейчас не заткнешься, если все вы сейчас не заткнетесь, я разорву контакт и сегодня же уеду домой!

В зале, наконец, повисла тишина.

– А она может? – кто-то тихо спросил продюсера.

– Может, – ответил тот, – контракт это предусматривает, так что лучше бы всем и правда заткнуться, если мы хотим снять этот сериал.

– Меня достало то, что все пытаются рассказать мне, что и как должно быть в книге, которую написала я! – продолжала кричать Полина. – Я сразу сказала, что отходить от книги мы не будем. Вы согласились, – кричала она уже на режиссеров и сценаристов, – но, несмотря на это, все целый год пытались подсунуть мне свои мысли. Вам нравится другая книга? Так напишите ее и снимайте по ней что хотите! Это была последняя капля. Если еще раз хоть кто-нибудь начнет рассказывать мне о моей же книге, контракт будет расторгнут!

Никто больше не пытался ей перечить. Все просто молча сидели и смотрели на нее. Потрясающе, подумал я. Она заткнула всех не столько криком, кричать умеют все. У нее внутри была такая решимость, такая сила, что ей можно было все это сказать спокойным тоном, и результат был бы тем же. А она не такая уж милашка, какой кажется. Мне это понравилось, приторно сладкие люди быстро надоедают. А здесь была перчинка.

Она подошла к окну, раскрыла его и закурила.

– Здесь нельзя курить, – аккуратно сказал наш режиссер.

– Здесь есть некурящие? – совершенно спокойным тоном спросила Полина.

Некурящих не оказалось.

– Тогда, я думаю, никто не будет против? Там такой дождь идет, я не хочу промокнуть.

Никто не был против. Я подошел к ней и тоже закурил.

– Вообще в здании есть курилка, но там сейчас покрасили стены, и пару дней просили не ходить туда.

Она посмотрела на меня и улыбнулась своей волшебной улыбкой.

– Ты снова улыбаешься?

– Я не хотела кричать. Я просто очень устала. У меня больше нет сил бороться. Я действительно разорву контракт, если это продолжится.

– Не горячись.

– Я и не горячусь. Мне вообще это было не нужно, мне некогда особо этим заниматься, а тут еще все время меня пытаются в чем-то переубедить. Одно дело если бы я сама хотела, и горела этой мыслью, может я бы и пошла на уступки, но я не заинтересована в этом проекте. Нет, мне конечно это льстит и в общем интересно, но не до такой степени что бы я прогибалась. Я не особо расстроюсь, если сериала не будет.

– Не злись, но почему ты так против небольших отклонений?

– Это не небольшие отклонения, они меняют историю. А это то, чего я очень не люблю. Англия не моя родная страна, и когда я писала эту книгу я специально ходила на курс истории Англии именно по этому времени. Я детально все изучала. Я понимаю, это телевиденье, людям не так важно, что было на самом деле, главное, что бы было интересно смотреть. Но есть истории, которые очень интересны сами по себе, их не нужно приукрашивать, понимаешь? Эта история именно такая. Кроме того, книга не совсем об истории, она о другом. Я додумала то, чему нет исторического подтверждения. Книгу читают, а значит, она интересна. Я не хочу, что бы это был очередной сериал об этом короле, в нем должно быть другое, другой смысл, он не столько исторический, сколько философский. Но это не значит, что я согласна менять историю.

Она выбросила окурок.

– Я больше не хочу об этом говорить. Я устала. Послушай лучше какой дождь.

Она закрыла глаза и вдыхала запах дождя. Чего я там не видел, подумал я, это же Шотландия, здесь всегда идет дождь. Я посмотрел на нее и тут же забыл обо всем. Она как будто слилась с этим дождем и растворилась в нем. Из нее сплошным потоком лилась какая-то новая энергия. Это было спокойствие, умиротворение. Вот дает! Еще пять минут назад она орала как резаная, а сейчас само спокойствие. И как у нее это получается?

Начались съемки. Было интересно, ей удавалось развернуть сюжет так, как ей хотелось. Она больше не кричала, она брала всех своей волшебной улыбкой, и тем, что она несла. В нее влюбилась вся съемочная группа. Да и как в нее можно было не влюбиться? Прошло два месяца, и мы плавно подходили к поцелую и первому интимному моменту. Я боялся этого. Мне казалось, что когда я прикоснусь к ней, у меня окончательно снесет башню. Я рассматривал ее, какой же красивой она была! В ней все было идеально.

Мы обсуждали с ней первую интимную сцену.

– Я немного волнуюсь, – призналась она, – я не актриса, и я не знаю как себя вести.

– Не переживай, на это есть режиссер. Он четко руководит твоими действиями, говорит что и как ты должна делать. Просто выполняй это. Все как всегда. Мы можем порепетировать вдвоем, если хочешь.

– Хочу, – неуверенно сказала она. – А как это будет происходить?

– Будем мы и режиссер, он поможет. Можно порепетировать у тебя дома, думаю, тебе так будет спокойнее.

– Хорошо, тебе виднее. Здесь я не буду командовать, а буду прислушиваться к вам, – с улыбкой сказала она.

Полина снимала небольшой уютный домик. Днем следующего дня мы с режиссером Диего пришли к ней.

– С чего начнем? – спросил Диего.

– Давайте сразу с интимного, – сказала Полина.

Она улыбалась, впрочем, как всегда. Я волновался в сто раз больше нее, и репетиция нужна была мне самому. Здесь мы будем в одежде, а это в разы лучше, чем прикасаться к ее полуголому телу. На съемочной площадке она будет в полупрозрачной тонкой ночной сорочке. Мы начали проигрывать сцену.

– В этот момент Генрих целует Франческу, – сказал Диего.

– Полина, ты боишься ему отказать, он все же король, но неприязни ты тоже не должна выказывать. Он зовет тебя к себе, и ты садишься на край кровати. Ты просто даешь ему себя поцеловать. Не забывай, Франческа не знает, что будет дальше. Хорошо?

Полина кивнула.

– Давайте с того места где Генрих приглашает Франческу в кровать.

Я лежал на кровати, казалось, мое сердце сейчас выпрыгнет у меня изо рта, как только я открою его. Вот она садится на край кровати. Я сажусь позади нее и медленно глажу ее по шее. От нее пахнет жасмином, я вдруг вспомнил, как впервые услышал этот аромат в лифте Праги. Я чувствую, как ее кожа под моими пальцами покрывается мурашками. В комнате не было холодно, и руки у меня не были холодными, значит это реакция ее тела. Я целую ее в плечо, потом разворачиваю к себе, она смотрит на меня слегка испуганно, но так задумано, она играет. Я провожу ладонью по ее лицу, и мои губы приближаются к ней. Ее губы слегка раскрылись, буквально на два миллиметра, так не должно быть, Франческа боится Генриха, а открывшиеся губы говорят о желании. Боже, как меня манило к ней, я хотел впиться в ее губы. Хорошо, что такие же желания одолевали и моего персонажа. Еще две секунды и я касаюсь ее губ, они такие мягкие и нежные. Я впиваюсь в нее, как в последний шанс в жизни, она раскрывает губы сильнее, и мой язык неглубоко проникает ей в рот. Что встречает там мой язык? Ее язык! Она меня целует, отвечает мне, так быть тоже не должно, но я чувствую, как она едва заметно подалась ко мне всем телом.

– Полина, – вырвал меня из пропасти голос Диего, – не отвечай ему, ты просто даешь себя поцеловать, не сопротивляешься, но и не поддаешься ему.

– Хорошо, – ответила она.

– Давайте заново, – сказал Диего.

Я смотрел на Полину, она слегка покраснела. Надо бы прикрыть подушкой свою эрекцию, подумал я. В это момент Полина садится на край кровати. Все повторяется. Я целую ее, но она уже не отвечает. Дальше я укладываю ее на кровать и сжимаю в руке ее грудь, под пальцем я чувствую ее торчащий от возбуждения сосок. Да! Она меня тоже хочет! Почему-то подумал я, как будто это была цель того, чем мы тут занимались. Я продолжаю целовать ее губы, в это время мои руки блуждают по ее телу, потом спускаюсь по шее, задерживаюсь на ней, дальше мои губы приближаются к ее груди. Полина лежит не шевелясь, так должно быть. Тут я от нее отстраняюсь, и говорю, что не намерен насиловать ее, что привык к тому, что женщины сами прыгают в мою постель и так далее, по сценарию.

– Все не так страшно, как мне казалось, – сказала Полина.

– Вот и отличненько, – сказал Диего, – мы можем репетировать все интимные сцены, пока ты не привыкнешь к Марку.

– Да. Было бы хорошо. Спасибо!

Дома я опять накинулся на Фиону, как голодный зверь. Ей это даже нравилось. Ты просто не знаешь причину, стыдливо думал я. Что же будет дальше, когда будут очень откровенные сцены? Я читал сценарий, и мне становилось дурно. Сегодня был простой поцелуй, это даже не цветочки, а едва завязавшиеся бутончики. Где же твой профессионализм? Спрашивал я себя. У тебя ведь были разные съемки, и интимные в том числе, и тоже не менее откровенные. Что же ты тогда не привязывал свою крышу? Женщины были не те. Вообще, все женщины в мире были не теми. Полина была каким-то оазисом, чем-то нереальным, волшебным и манящим. Я летел к ней, как мотылек на огонь, отдавая себе полный отчет в том, что я сгорю, но я не мог не лететь. Это хуже героиновой зависимости.

Мы подходили к первой интимной сцене, в ней Генрих должен был лишать Франческу невинности. Генрих был безумно влюблен в нее, и безумно хотел ее, хотел обладать ею до последней капли. Наши желания совпадали, и мне было совсем не трудно играть его. Но я начал замечать, что к Полине у меня появлялись другие чувства. Она была очень хорошим человеком, добрым и отзывчивым. Она была веселой, вечно улыбающейся и смеющейся своим звонким, заливистым смехом, в который влюбились все вокруг. Она была очень понимающей. Была и ее перчинка, она была очень эмоциональна и импульсивна. Ей дали прозвище чайник. Она закипала в считанные минуты, это было видно по выражению ее лица, потом наступал момент закипания, и со звуком вылетал свисток. Она могла закипеть от какой-нибудь мелочи, в две секунды налетают тучи, двухминутный крик, и снова солнце и радуга. Весь этот процесс занимал не больше десяти-пятнадцати минут. Иногда я слышал, как кто-нибудь кричал «берегись, чайник закипает!». Она не была злой или истеричкой, она даже кричала забавно, без злости, просто таким образом она выпускала пар.

– А ты думаешь, почему я такая беззаботная? – как-то спросила она, – я не коплю негатив, я закипела, выплеснула и забыла. Это один из секретов счастья.

Полина часто болела, хотя болезнью это назвать сложно, она плохо себя чувствовала в дождливые дни. Но, друзья, мы ведь в Шотландии! Здесь всегда идет дождь. Сначала она себя заставляла и пыталась побороть. Но организм был выше нее. В связи с этим было решено перенести съемки во Францию. Там были замки и угодья, в общем все, что было нужно. Пока был переезд, у нас образовалось свободное время.

– Что будешь делать? – спросил я Полину.

– Поеду во Францию, у меня там есть домик в Бургундии.

– Круто! Просто домик?

– Не совсем, это усадьба. У меня есть свои виноградники, и даже своя марка вина.

– Ты не перестаешь меня удивлять! А я останусь в дождливой Шотландии.

– Хочешь, поехали со мной, – как бы между делом сказала она.

– Конечно хочу!

– А тебя жена отпустит?

– С этим я разберусь.

Фионе я сказал, что уезжаю уже работать, и пока будут павильонные съемки. Вполне возможно, что она не была бы против, но я соврал на всякий случай. У детей уже начался учебный год, Глен пошел в первый класс, и у Фионы появилось время на себя. Она подумывала вернуться на сцену. Из Эдинбурга нас забрал личный самолет Полины. Это был не просто частный самолет, это был огромный Боинг. Она много путешествовала и любила делать это с комфортом. Наличие именно такого самолета она объясняла тем, что часто летала из Москвы в Рио-де-Жанейро, путь неблизкий, а она не любила остановки в других аэропортах для дозаправки. Это был не самолет, а сказка! Там было две спальни с душем, гостиная, кухня и столовая. Стюардесс не было, только два пилота, сейчас на борту был один. Лететь было около трех часов, и, войдя в самолет, она тут же плюхнулась на диван.

– Тебе плохо? – спросил я.

– Да. Мне всегда плохо. Ничего, мы скоро прилетим в нормальный климат, и все наладится. Я люблю Рио, там я чувствую себя лучше всего.

– Какие страны тебе еще нравятся?

– Каждая по-своему интересна и уникальна, я люблю весь мир. Но, если выбирать, то мне больше нравится Латинская Америка, там совсем другие люди. Они очень самобытны, и делают то, что хотят, там гораздо меньше рамок, и люди счастливее.

Мы прилетели в аэропорт города Дижон. Самолет заехал в ангар, там был автомобиль и еще один самолет, маленький. Полина спросила что-то у пилота по-русски.

– Мы будем не одни, – сказала она мне, – там моя мама. Вообще она должна была еще вчера улететь в Москву, но появилось дело в Рио, и она ждет этот самолет. Завтра утром они улетят.

Пилот сел за руль автомобиля, и мы направились к усадьбе. Вообще со всем своим персоналом Полина обращалась по-дружески. Пилот до завтра оставался в усадьбе, там его ждал второй пилот. Мы ехали чуть больше часа. Погода была хорошая, было тепло для октября, светило солнце. Мы ехали среди полей, было очень красиво. Я никогда не был в этой части Франции, мне хотелось посмотреть на виноградники. Мы подъехали к дому, он был очень красивый, белый с черепицей кирпичного цвета, по одной из стен дома до самой крыши плелся дикий виноград, листья его были уже красноватыми. Нас встречали три женщины. Все они были очень разные. Первой была тетя Соня, она была еврейкой преклонного возраста, худенькая, маленького роста, со слегка крючковатым носом, и черными кудрями, собранными в пучок. Они с мужем жили здесь до того, как Полина купила усадьбу. Они занимались виноградниками. Второй была Беатрис. Габаритная женщина за сорок, высокая и полная, на ней был одет фартук темного цвета, на голове платок, рукава засучены, от нее пахло молоком. Глаза у нее были живые и добрые. Беатрис всем тут управляла. Она так же жила здесь до появления Полины. Вообще здесь жили почти все, кто работал и жил тут до Полины. Она купила усадьбу у одного обанкротившегося француза. Помимо дома тут было много гектаров земли, на которых выращивали овощи и фрукты для продажи, здесь же была небольшая ферма, коровы, овцы, козы, ну и, конечно, виноградники. Все без исключения продукты были своими, и от этого ужин, которым нас кормили был просто волшебным. Третьей женщиной была мама Полины Татьяна. Мама была обычной советской женщиной, с золотыми зубами. По-английски из них говорили тетя Соня и мама Полины. С остальными Полина разговаривала по-французски. Внутри дом был просто волшебный, в прованском стиле. Светлые стены и деревянный светло-серый пол. Светлые диваны и кресла, белые подушки на них, с вышитыми пионами и сиренью. Бордовые открытые стеллажи с книгами, камин, труба которого была выложена плиткой с изображением лаванды. Большие окна, и французские окна с выходом на балконы и веранду. Столовая с деревянной мебелью натурального цвета, много всяких декоративных шкафчиков, намеренно состаренных, выглядело очень колоритно. Цветы, конечно, везде были цветы. На столах, на полках, на полу огромные фикусы, много цветов, везде цветы. Дом был очень светлый и легкий, он был как бы отражением самой Полины. Беатрис тепло обнимала Полину, и целовала ее в щеки. Они не были похожи на работника и работодателя, они больше походили на семью. Это было удивительно, здесь было так тепло, так комфортно, что мне захотелось остаться тут навсегда с этими замечательными людьми. Тетя Соня отвела меня в предназначенную для меня комнату. Комната не отличалась от всего дома, она была такой же светлой и уютной.

Был вечер, и мы ужинали в столовой. С нами была мама Полины и тетя Соня и мужем. Беатрис уехала куда-то по делам.

– Ганс! – прикрикнула тетя Соня на мужа, – это не то вино, принеси того, не жадничай!

Удивительно, но тетя Соня была еврейкой, а Ганс, ее муж был чистокровным немцем. Им обоим было под семьдесят, и когда они поженились, в памяти еще очень живо стояла вторая мировая война и холокост. Но сердцу не прикажешь, случалось и такое. Родители Ганса не поддерживали Гитлера, и долго скитались по Европе, потом переехали в Америку, там прожили пятнадцать лет, после чего вернулись на родину. Молодой Ганс уехал во Францию учиться виноделию, здесь он познакомился с тетей Соней.

– Она была такой красавицей, что у меня челюсть отвалилась, когда я впервые увидел ее, – рассказывал Ганс. – Она работала под Марселем, на лавандовом поле. Господи, как давно это было, но я помню это как сейчас. Я боялся говорить ей, что я немец, и выдумал себе французское имя, но сильный акцент выдавал меня.

Я рассматривал маму Полины, они были совсем не похожи. Татьяна была слегка зажатой. Она расспрашивала меня о моей жизни, зачем я сюда приехал и так далее.

– Мама считает, что у нас с тобой роман, – с улыбкой сказала Полина, – я ей сказала, что это не так, но она вероятно не поверила.

– А я и думаю, почему она так настороженно на меня смотрит! И так спокойно рассказываю про жену и детей!

Мы смеялись, эта ситуация казалась абсурдной. Казалась или была?

На следующее утро Полина повела меня на виноградники. Татьяна уехала рано утром, так что завтракали мы в гордом одиночестве. В этом доме никто не жил, Беатрис, тетя Соня, и все остальные жили в других домах, которые были недалеко от основного дома. Мы шли среди полей, мне было так спокойно. Мне нравилось все вокруг, хотя красоты уже никакой не было. Все уборочные работы были закончены, и поля стояли в основном пусты. Но здесь был какой-то особый шарм, он витал в воздухе. У Полины зазвонил телефон. Она говорила по-французски, я ничего не понимал. Полина свободно говорила на пяти языках, не считая родного русского, она знала английский, французский, португальский, испанский и итальянский. Вообще она была очень образованной.