Текст книги "Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни"

За многие годы Джон узнал на своем опыте фанатичное обожание едва ли не во всех его видах и проявлениях. В 1971 году один бездомный прославился, когда забрел на обширную территорию Титтенхерст Парк, сельского имения в Аскоте, где жили тогда Джон и Йоко, записывая альбом Imagine. Он искал Леннона, чтобы прояснить свои изрядно запутанные размышления, которые обрел, будучи на строгой диете из текстов битлов и собственных ошибочных представлений о том, кто что писал.

«Не путайте мои песни с вашей жизнью, – сказал Леннон мужчине, который, видимо, считал его чем-то вроде своей путеводной звезды. – Я имею в виду, что по своему содержанию они могут быть актуальны для вас, но так же, как и множество других вещей. И вот мы встретились, да? Дружище, я просто парень, который пишет песни» (37).

В роли личного помощника Джона Фред Симан быстро узнал, что самый кошмарный сценарий, которого боялись Ленноны, практически никак не был связан с фанатами. Постоянно существовала другая угроза: кто-нибудь мог попытаться похитить Шона, чтобы вымогать деньги у его богатых родителей, и при этом как-то навредить ребенку. В 1977 году Джон и Йоко получили письмо с угрозами в адрес Шона и требованием заплатить $100 000, чтобы он не пострадал. Несмотря на вмешательство ФБР, дело осталось нераскрытым, поскольку возможные похитители на контакт больше не выходили. Начав работать с Джоном и Йоко, Фред вскоре выяснил, что, несмотря на такие понятные опасения, безопасность семьи обеспечивалась недостаточно. Он мог лишь усмехнуться, когда читал колонку королевы городских сплетников Лиз Смит. «Эй, воры, забудьте про Западную 72-ю. Джон Леннон там безвылазно. Его берлога в “Дакоте” защищена пятьюдесятью хитроумными устройствами, стерегущими всех и вся. Это как у той старой дамы из “Продюсеров”[12]12
  Американская кинокомедия 1968 года.


[Закрыть], у которой вся дверь была в замках», – писала она (38). Фред прекрасно знал, что бойкие утверждения репортерши не выдерживают проверки фактами. Если кто-то, собираясь напасть на Леннонов, благополучно пройдет мимо консьержей на первом этаже, единственным препятствием в квартире номер 72 будет самая обычная дверь, запертая на стандартный замок.

Семья – особенно Шон – была действительно уязвима, тем более в огромном, густонаселенном Нью-Йорке, который в 1979 году населяли семь миллионов человек. Беспокоясь о том, как сохранить анонимность собственного сына, Джон и Йоко настаивали на том, чтобы фотографии ребенка не публиковались, пока не пройдут его младенческие годы. Йоко, в стремлении устранить зияющую дыру в обеспечении безопасности Шона, наняла бывшего сотрудника ФБР Дугласа Макдугалла.

Но Джон скептически относился к идее привлечь в семью телохранителей. Ему казалось, что существует этическое противоречие в том, чтобы так долго быть пацифистом и при этом заставлять охранника рисковать жизнью: «Моя логика в том, что если они хотят до тебя добраться, они все равно доберутся. Первым они убьют телохранителя».

«Кроме того, – вспоминал Фред, – Джон просто не считал, что он рискует» (39).

Но не только это. Надо признать, что, несмотря на присущие ему параноидальные ощущения, Джон чувствовал: жизнь в Нью-Йорке позволила обрести ту свободу, которой он долго не мог насладиться из-за своей знаменитости. Еще на заре славы The Beatles в начале шестидесятых пресса и публика фактически беспрерывно преследовали его. Годами он сталкивался с одним беспардонным вторжением в свое личное пространство за другим, начиная, пожалуй, с нашумевшего инцидента в феврале 1964 года, когда битлы решили поплавать в бассейне гостиницы «Довилль» в Майями-бич. После этого воду из бассейна разлили по бутылкам и продали, как «Битловскую воду». Позднее в том же году самодеятельные предприниматели продавали нарезанный на куски коврик из апартаментов в отеле «Эджуотер» в Сиэтле, где останавливались битлы. А потом была история с музыкальными ведущими из Чикаго. Они заполучили постельное белье из гостиничных номеров, где жили битлы по маршруту их первого американского тура, нарезали ткань на кусочки с дюйм (2,5 см) величиной и продавали их бьющимся в экстазе, жадным до сувениров фанатам (40).

Другие битлы думали так же, как Джон. На взгляд Джорджа Харрисона, понимание личного и экономического измерения битломании после целой жизни в постоянном статусе знаменитости приходило неизбежно и было простым: как он выразился, фанаты «платили деньги и орали». Но битлам приходилось расплачиваться своими нервами, а так платить намного труднее.

Для Джона важнейшей потерей всегда была утрата частной жизни, и он пришел к тому, что именно она – то самое главное, ради чего порой стоило жертвовать даже личной безопасностью. Он нехотя признавал, что нежелание нанимать охранников диктовалось не просто пацифистскими взглядами – «первым они убьют телохранителя», – но и мыслями о неизбежном вторжении в его пространство, без которого подобная круглосуточная охрана невозможна.

Джон обожал свободу и анонимность – Нью-Йорк, как бы там ни было, мог их привнести, а это то, чего ему не хватало бóльшую часть его взрослой жизни. Он с особым удовольствием говорил: «Я могу сейчас выйти из этих дверей и отправиться в ресторан. Знаете, как это здорово? Или пойти кино посмотреть? Я имею в виду, что люди хоть и подходят за автографом, но не докучают» (41).

Глава 3
Призрак

С течением лет ньюйоркцы станут все чаще вспоминать, как им довелось увидеть Джона Леннона во время его регулярных прогулок в Центральном парке, повстречать на перекрестке Западной 72-й улицы, когда он направлялся в одно из любимых своих кафе. В этих историях всегда было много общего: улыбающийся Джон радуется возможности прогуляться по городу, но вскоре его обязательно заметит фанат или прохожий. Поймав взгляд, Джон увидит в глазах вспышку узнавания «того самого битла», встреченного «в дикой природе». И в рассказах городских жителей Джон обязательно прикладывал палец к губам, будто говоря: «Тсс, это наша тайна».

По словам коренного вестсайдца Роберта Томпсона, настоящие ньюйоркцы соблюдают негласный принцип: звезды – это неотъемлемая часть городской жизни, и каким бы заслуженно или печально знаменитым ни был человек, ему полагается та же приватность, что безвестному соседу по очереди в ближайшем продуктовом магазинчике или пешеходу, бредущему по Амстердам-авеню. «Если встретишься глазами, мы можем улыбнуться друг другу, но никаких автографов, никаких фотографий. Если и говорятся какие-то слова, то это лаконичные комплименты по поводу нового фильма, записи, интервью, чего угодно. Но это все от души», – утверждает Томпсон (42).

Однако и при соблюдении таких правил ситуация иногда могла немного выйти из-под контроля. Время от времени неудержимые фанаты ходили вслед за Джоном по городу, в какой-то момент непременно заикаясь насчет автографа или совместной фотографии. Впрочем, это была не столь уж обременительная цена за возможность регулярно наведываться вместе с Шоном в YMCA на 63-й, где Джон учил сына плаванию[13]13
  Young Men’s Christian Association (YMCA) – «Юношеская христианская ассоциация», волонтерская организация, занимающаяся образовательными проектами; исповедует принцип «В здоровом теле здоровый дух».


[Закрыть]. Или катить Шона в коляске, прогуливаясь с Йоко в Центральном парке, прямо через дорогу от «Дакоты».

Бывало, его распирал невольный смех. Одна из любимых историй Джона была про то, как их с Йоко решил погрузить в романтическую атмосферу какой-то испанский скрипач. Он заметил их в ресторане и начал играть Yesterday – песню Маккартни. «Он не мог понять, что я не писал эту песню. Но, я думаю, он не мог бы ходить от столика к столику, играя I Am The Walrus». Потом музыкант набрался смелости и попросил Джона расписаться прямо на скрипке, и бывший битл с готовностью выполнил просьбу.

В последние годы Леннон полюбил проводить послеполуденное время в кафе «Палм Корт» при отеле «Плаза». Порой рядом с его столиком останавливался турист, чтобы спросить: «А вы не Джон Леннон?» К тому моменту Джон для мягкой острастки ввел в свой обиход разные ответы на этот вопрос, вроде «мне часто это говорят» или «хотел бы я иметь его деньги» (43).

Но в некоторых случаях поклонники прилагали все возможные и потенциально опасные усилия, чтобы встретиться с Ленноном. Как заметил позже Фред, «Джон сознавал, что он привлекает фанатов», и для них с Йоко ожидание вторжения было поводом для «ежедневных тревог».

Иногда опасность принимала изощренные формы. Роза вспоминала, как один парень неведомым образом проник в «Дакоту» и постучал в заднюю дверь: «Когда я открыла, он, явно нервничая, попросил позвать Джона. Я очень испугалась, ответила, что его нет дома, и постаралась как можно быстрее закрыть дверь. Подождала несколько секунд и открыла дверь снова, чтобы посмотреть, там ли он еще. Он стоял на том же месте, потом выхватил из кармана фотоаппарат и сделал несколько снимков. Я захлопнула дверь и побежала предупредить Джона и Йоко, которые на самом деле были в столовой. Они тут же позвонили охранникам, и те надели на парня наручники». От Джона не ускользнула потенциальная опасность инцидента: «Когда все успокоилось, – рассказывала Роза, – Джон ходил по кухне, устремив глаза к потолку, и повторял: “Слава богу, слава богу, слава богу”» (44).

Но бывало и так, что опасность не сразу можно было определить. В феврале 1979 года особенно бесстрашный фанат, 27-летний фотограф-любитель по имени Пол Гореш, прошел мимо консьержей и поднялся в квартиру номер 72, выдав себя за мастера, который должен был чинить Леннонам телевизор. Этот Гореш, живший в Норт Арлингтоне, штат Нью-Джерси, все продумал. Он подрабатывал водителем в магазине электроники. И однажды, сев за руль принадлежащего магазину микроавтобуса, отправился в Нью-Йорк. Для храбрости он прихватил с собой приятеля Марио. Подъехали к арке «Дакоты», и тут их остановил охранник. Но Гореш был к этому готов – он предъявил поддельный заказ, чтобы его пропустили в здание. С собой у него был экземпляр книги Леннона «Пишу как пишется», и фанат рассчитывал попросить экс-битла украсить книгу автографом.

Как вспоминал потом Гореш, «я показал охраннику бланк заказа, на этом бланке было написано “Д. Леннон” вместо “Джон Леннон”, чтобы выглядело так, будто я и ведать ничего не ведаю. Охранник, даже глазом не моргнув, пропустил меня внутрь». На удачу Гореша – бывают же такие совпадения! – у Леннонов действительно барахлил видеомагнитофон, и помощники должны были вызвать мастера. Плохо контролируя себя от волнения, Гореш постучал в дверь громче, чем следовало бы. Он был поражен тем, что Джон сам открыл дверь. «Я думал, это полиция», – первое, что сказал экс-битл, и пригласил их в огромную квартиру. Весь пол в ней был покрыт белым ковровым покрытием с длинным ворсом. «У меня, наверное, челюсть отвисла, – вспоминал Гореш. – Неужели?.. Он стоял передо мной: очки в золотой оправе, жевал жвачку и улыбался».

Как выяснилось, Джон принял обман за чистую монету, но при этом он разозлился на Хелен Симан, которая не предупредила его о визите мастеров. Последовало шумное разбирательство в присутствии Гореша, которое закончилось тем, что «мастерам» предложили выполнить необходимый ремонт позже. Гореша волновало другое: «Мне было противно от того, как все вышло, но больше всего из-за того, что я не получил свой автограф» (45).

Но для него не все было потеряно. Хелен назначила обманщикам новую дату на той же неделе, и Гореш снова вернулся в «Дакоту» с книгой Леннона и фотоаппаратом Minolta XG1 – он спрятал его в ящике с инструментами. И опять невероятная удача – днем раньше, не предупредив Симанов, Джон купил новый видеомагнитофон. Так что, когда Гореш появился, Леннон посчитал необходимым принести ему свои извинения. Он сказал, что рассердился на помощников, которые заранее не согласовали приезд ремонтной бригады, зная, какая толпа фанатов и прочих зевак пытается попасть к нему любыми способами. В качестве утешительного приза экс-битл подписал книгу, которую принес Гореш, но наотрез отказался с ним фотографироваться. «Arrivederci Roma!» – пошутил музыкант, отправляя лжемастера восвояси. «Я переживал, – вспоминал Гореш, – потому что думал, что вижу его в последний раз. Но Джон был и вправду мил, а я получил, что хотел» (46).

Вы думаете, история на этом закончилась? Нет! Гореш не унимался, в надежде сфотографировать своего кумира. Ему уже не казалось, что трюк с ремонтом успешно сработал. «Скорее всего, Леннон понял, что с мастерами что-то не так», – скажет он позже. Месяц спустя Гореш несколько раз украдкой сфотографировал Джона, когда тот прогуливался по Вест-Сайду. В конце концов Джон его заметил и пришел в ярость, разумеется, узнав в фотографе недавнего посетителя. «Я же подписал вам книгу. Не снимайте! Оставьте меня в покое!» – негодовал Леннон.

Гореш пошел на новые ухищрения. Взял длиннофокусный объектив, чтобы «сделать несколько снимков, находясь по другую сторону дороги, и он бы ничего не понял», – рассуждал фанат (47). Однако вышло так, что Джон быстро раскусил уловку. Быстрым шагом он подошел к Горешу, без всяких церемоний вытащил пленку из его фотоаппарата и удалился к арке «Дакоты».

О боже, довести своего героя до припадка гнева! Испытывая угрызения совести, (возможно) Гореш, уже без фотоаппарата, умышленно попался на глаза Леннону на улицах Верхнего Вест-Сайда и заговорил с ним: «Я ни в коем случае не хотел расстроить вас. Если вы хотите, чтобы я оставил вас в покое, я сюда больше никогда не приду».

Они стояли рядом на Централ Парк Вест, и Гореш почувствовал, что Леннон немного расслабился: «Он взглянул мне в глаза и сказал: “Перестаньте смотреть на меня, как на битла. Вы должны относиться ко мне, как к любому другому человеку”. А потом он сказал: “Пошли”, и мы отправились на прогулку».

Вот так внезапно в жизни Гореша воплотилась мечта битломанов всего мира – он стал регулярно сопровождать Джона, когда тот ходил по делам в Вест-Сайд, и даже на некотором отдалении сопровождал его во время прогулок по Центральному парку (48).

Горешу было невдомек, что в завязавшихся отношениях с Ленноном все не так просто. Было в тучном фотографе что-то такое, что заставляло музыканта нервничать, если не бояться. Возможно, все дело в шпионских приемах, с помощью которых Гореш с напарником впервые появился на пороге его квартиры?

Консьержи «Дакоты» пытались относиться к этой ситуации легче и за спиной называли Гореша «Толстым Дэйвом»[14]14
  Толстый Дэйв (Fat Dave) – имя нарицательное. Прозвище, которое нередко дают упитанным мужчинам, и не только тем, кто носит имя Дэвид. Что-то вроде русского «жиртрест» или «жирдяй», хотя не так оскорбительно.


[Закрыть]. Насколько они могли судить, он был человеком безвредным. Но душу Джона, проявившего к Горешу чудеса приятия, терзала тревога, что за ним следят, что он все время на виду. Эта тревога никогда не отступала. Фреду Симану Джон сказал, что его известность особенная, всепроникающая, и тот, кто наделен подобной славой, вынужден жить в бесконечной паранойе. Но это ничего, рассуждал Джон, потому что «паранойя – это на самом деле повышенная бдительность».

Бдительность – да, но необходимость терпеливо сносить внезапные наскоки фанатов тяжело отражалась на его душевном состоянии. Он уже давно считал, что всепоглощающая слава ливерпульской четверки затмила их самые важные музыкальные достижения.

Примерно в то же время Джон столкнулся и с Роджером Беркли, тоже вестсайдцем, с котором был шапочно знаком прежде. Беркли остановился поговорить и сообщил Джону, что грядет пятый Битлфест. «Передайте поклонникам, что музыка у нас была классной», – сказал Джон, прежде чем быстро ретироваться (49).

Фред Симан проводил все больше времени со своим работодателем и все лучше понимал, что из себя представляет ежедневная жизнь Леннона: «Джон смотрел во все стороны, вглядывался в прохожих с тревогой, пытаясь предугадать момент, когда кто-нибудь его узнает и подойдет к нему». Чтобы объяснить своему помощнику то состояние, в котором он пребывал постоянно, Джон сравнил его с непрерывной настольной игрой, в которую вынужден был играть в борьбе за сохранение самого себя. «Вот как эти чертовы шахматы, понимаешь? – говорил он Фреду. – Я король, и каждое столкновение с пешками меня ослабляет. Ты мой рыцарь[15]15
  В английском языке «рыцарем» называется шахматный конь.


[Закрыть], и твоя задача – защищать меня от таких столкновений, вставая между нами. По мнению публики, я призрак. Я существую только в их воображении. Чем меньше они видят меня, тем большей силой я обладаю» (50).

Джон и был призраком, и к наступлению Нового года, перед рассветом нового десятилетия, его сила была колоссальной. После распада четверки он скрылся от всех в блеске своей славы, а потом уже возник как легендарная, призрачная фигура. Для сравнения – как Говард Хьюз. За время отшельничества и сопутствующей исчезновению таинственности он, вероятно, стал еще более знаменитым, чем остальные битлы, которые не прекращали писать музыку, добиваясь в этом успеха разного масштаба.

Пол, старый соавтор Джона, превратил Wings в истинного музыкального гиганта – со множеством возглавивших чарты альбомов и синглов, записанных его группой. Хотя Back To The Egg (1979), их последний альбом, и не поднялся на сияющие высоты, песни Маккартни и Wings постоянно звучали на радиоволнах, и обманчиво похожая на диско Goodnight Tonight, и совсем недавняя Wonderful Christmastime – эта песня была фаворитом радиостанций, когда Джон встречал Новый год в «Дакоте».

Что касается Харрисона, соло-гитарист The Beatles впечатляюще вернул себе прежнюю форму, выпустив долгоиграющую пластинку George Harrison в феврале 1979-го, и даже попав в первую двадцатку хитов с песней Blow Away. В перерывах между записью музыки Харрисон занялся подготовкой автобиографии, которая триумфально вышла в свет осенью 1980 года.

У барабанщика Ринго Старра вышло по-другому. Хотя он выдал сразу несколько хитов в начале семидесятых, в последние годы наметился ощутимый спад. Его июньский альбом 1978 года Bad Boy с трудом пробился в топ-100 альбомных чартов Billboard. Обеспокоенный низкими результатами своего товарища, Джон никогда не переставал болеть за Ринго, желая, чтобы его музыкальная карьера оказалась успешной. В открытке, посланной ему в 1979 году, он даже предложил Ринго попробовать сделать что-то похожее на недавние суперхиты группы Blondie: «Тебе нужно сделать что-то вроде Heart of Glass – отлично и просто». Леннон, которого и самого покинула муза, всегда находил время для Старра. Летом 1974 года, во время своих «потерянных выходных» с Мэй Пэнг, Джон написал для него зажигательный хит (It‘s All Down To) Goodnight Vienna (51).

Ринго даже некоторое время жил в доме Джона и Мэй, который те снимали в Лос-Анджелесе. Как и Джон тогда, ударник The Beatles вовсю злоупотреблял алкоголем и пытался оживить захиревшую карьеру.

Журналист Ларри Кейн вспоминал, что в Джоне просыпался «отцовский инстинкт, когда дело касалось Ринго и Джорджа». Эту черту Леннона подмечала и Мэй, говоря, что «Джон всегда беспокоился о Джордже и Ринго. Он всегда был на связи с Джорджем, и у него болело сердце за Ринго из-за того, что тот делал со своей жизнью. В Нью-Йорке, в представительстве Apple, Джон убедился, что у него достаточно времени поговорить с Джорджем, который в одиночку чувствовал себя там неуверенно»[16]16
  Речь идет об Apple Records – компании звукозаписи, созданной The Beatles в 1968 году как подразделение компании Apple Corps, основанной годом ранее.


[Закрыть]. Даже когда «потерянные выходные» находились в кульминационной точке, Джон, невзирая на свое саморазрушительное поведение в тот период, всегда находил время, чтобы побыть с «тихим битлом». Линда Рейг, бывшая сотрудница Apple, говорила, что «Джон мог быть говнюком, но если дело касалось Джорджа Харрисона, и целого мира было мало. Потому что Джордж был прелестью, настоящим джентльменом. Он всегда приходил на студию. И когда он приходил, Джон бросал все, чем бы ни занимался, чтобы провести с ним время. Я думаю, он воспринимал его как младшего брата» (52).

В более поздние годы Джон описывал «потерянные выходные», как период пьяных безумств, когда он пустился во все тяжкие в компании других слетевших с катушек рок-звезд. Позаимствовав название из классического нуара 1945 года режиссера Билли Уайлдера, Джон признавал, что «просто обезумел». «“Потерянные выходные” длились восемнадцать месяцев. Я никогда в жизни столько не пил, притом что пью с пятнадцати лет. Но я действительно пытался утопить себя в бутылке, а нужно было до черта. Я не произвожу впечатление сильного физически, но чтобы меня свалить, нужно фантастически много. И я был вместе с самыми беспробудно пьющими в нашей отрасли – это Гарри Нильсон и Бобби Киз, и Кит Мун, да все они, и мы не могли вылезти из этого» (53).

«Потерянные выходные» стартовали в середине 1973 года, когда Йоко вышвырнула Джона из «Дакоты» взашей, позже заметив: «Думаю, мне вправду нужно было какое-то пространство, я же привыкла, что я художница, свободна и все такое, а когда мы начали жить с Джоном, из-за того что мы вечно были у всех на виду, я потеряла свободу. И еще мы были вместе все время». Получилось так, что у Йоко-творца начиналась важнейшая фаза жизни. В тот период она уходила от своей экспериментальной музыки в сторону феминистски ориентированного рок-н-ролла, что было заметно в ее альбомах 1973 года Approximately Infinite Universe и Feeling The Space. Их записывал Джек Дуглас, тот самый звукорежиссер, который проявил свой талант во время сведения Imagine, когда он наложил струнные аранжировки flux fiddlers[17]17
  Flux Fiddlers – собирательное, неформальное название некоторых музыкантов Нью-Йоркского филармонического оркестра, которые принимали участие в записи песен Джона Леннона в начале 1970-х.


[Закрыть]. Но не только проблема творческой свободы не давала покоя Йоко. В ту пору она рассматривала перспективы романа с супергитаристом Дэвидом Спинозой, который уже блеснул своим мастерством с Полом и Линдой Маккартни для их альбома Ram (1971), Джоном в его Mind Games и не так давно выступил в качестве сессионного музыканта для пластинки Йоко Feeling The Space.

Деградация отношений Джона и Йоко началась у всех на глазах месяцами ранее, когда в ноябре 1972 года они пришли на вечеринку к борцу за мир Джерри Рубину. Вечеринка посвящалась президентским выборам. В тот вечер Джон основательно напился и унизил жену, занявшись сексом в соседней комнате с одной из девушек в квартире Джерри. Звуки их любви разносились по всей квартире, а Йоко могла только сидеть и ждать, пока ее муж завершит эту публичную измену. По окончании Джон вернулся к гостям, взял Йоко за руку, и они ушли.

Как вспоминал соло-гитарист Уэйн «Тэкс» Гэбриэл, «это был единственный случай, который я помню, когда Йоко надломилась и не скрывала ни от кого из нас свои чувства. Я дал ей свои солнцезащитные очки, чтобы она могла уйти, сохранив какое-то самоуважение. Все, кто был в комнате, знали, что происходит, это было страшно унизительно. И мы тоже были в чем-то унижены вместе с ней, глядя, как Никсон в этот момент одерживает сокрушительную победу» (55).

Унижение, которому Джон подверг Йоко, было чудовищным, но и его растущее злоупотребление всяким разным, и в первую очередь бесконтрольные, судя по всему, запои, начинало давать о себе знать. В иные дни Джон являлся на запись альбома Йоко Approximately Infinite Universe – он вроде как был сопродюсером – чудовищно, в стельку пьяным. И это еще когда он вообще не забывал прийти на студию. Дуглас, звукорежиссер альбома, вспоминал, как Джон буквально сваливался в штопор, и однажды его просто перестали пускать на студию Record Plant – ни больше ни меньше по инициативе жены. «Джон был в аппаратной, кода я записывал Йоко. Он услышал что-то и заржал. И погорел на этом. С того момента Леннону воспрещалось бывать на записи, когда Йоко работала». И его пьянство приведет к разрыву отношений самой знаменитой пары в рок-музыке.

«В конце концов Йоко его выставила, – рассказывал фотограф Боб Грюен. – Это было сделано очень резко, хотя и напоминало заезженное клише: ты всегда раскаиваешься, но потом напиваешься и снова все портишь. Всё! Пошел вон!» (56) Расставание с Джоном нужно было окончательно претворить в жизнь, для чего Йоко обратилась к своей 22-летней помощнице Мэй Пэнг. Красивая китаянка раньше работала в отделениях нью-йоркских компаний скандально известного Аллена Клейна – предпринимателя и в течение некоторого времени администратора The Beatles. У Йоко она трудилась директором производства авангардных фильмов «Ноги вверх» (Up Your Legs Forever) и «Муха» (Fly) в начале семидесятых. Помимо организации ретроспективной выставки Йоко «Это не здесь» в Музее Эверсона в Сиракузах[18]18
  Город в штате Нью-Йорк.


[Закрыть], Пэнг была еще и ассистентом четы в подготовке документального фильма «Представь» (Imagine) в Титтенхерст Парк. Она была вхожа в близкий круг Джона и Йоко, которые ей доверяли – настолько, что когда в 1971 году Ленноны решили перебраться в США, Мэй попросили перевезти на самолете в Нью-Йорк прославленную гитару Джона Rickenbacker 325 Capris 1958 года, ту самую, на которой он играл во время знаменитого появления группы в программе Эда Салливана в феврале 1964 года.

Йоко задействовала Пэнг, поручив ей стать любовницей Джона. Она полагала, что более молодая женщина идеально подойдет ее мужу. «Мэй Пэнг была очень умной, привлекательной женщиной и при этом чрезвычайно эффективной, – говорила потом, оглядываясь назад, Йоко. – Я думала, что у них все будет хорошо». Сначала Мэй, разумеется, шокировала такая нетипичная – даже неэтичная – договоренность с ее работодателями. «Перестань, все здорово получится. Он будет счастлив. Все классно», – успокаивала ее Йоко. Однако Мэй считала идею связи с мужем другой женщины какой угодно, только не классной. «Это было неправильно, – рассказывала потом о своих размышлениях Пэнг, – и я не хотела иметь с этим ничего общего». К тому моменту Джон уже начал заигрывать со своей помощницей, и она в конце концов дрогнула, не в силах дальше сопротивляться все более дерзкому флирту Джона (57).

А Йоко в то же время тянуло к Спинозе при безоговорочном благословении Джона. Временами казалось, что Джон подталкивает ее к другому мужчине, говоря: «Дэвид так прекрасен. Я бы и сам не отказался от секса с ним».

Некоторым, в том числе Пэн, нетрадиционное, даже пресыщенное отношение Джона и Йоко к собственной сексуальности могло показаться эксцентричным, чтобы не сказать возмутительным. Как любил говорить Джон, секс для него был всего лишь средством. «Это одна из главных причин, по которой вы идете на сцену – потому что парням из группы достаются девчонки, – заметил он однажды. – Есть старая шутка, но это правда: иногда берешь девчонку после концерта, и вот вы в постели, и она вдруг спрашивает, кто ты из них. Я интересуюсь: “А тебе кто нравится?” Если она отвечает “Джордж”, я говорю: “Я Джордж”» (58).

А вот эмоциональная связь Леннонов была чем-то совершенно иным. Во время их расставания Джон и Йоко бесконечно звонили друг другу – в один памятный день Мэй насчитала почти две дюжины звонков. Чтобы понять масштаб Йоко в жизни Джона, даже когда они не были вместе, достаточно посмотреть на обложку его альбома Mind Games – на выполненный Джоном вручную фотоколлаж. Он изображает одинокого Леннона, стоящего на переднем плане, а за ним, подобно горе, заслоняющей горизонт, видится профиль Йоко.

Между тем роман Джона и Мэй набирал силу во время их поездок по Соединенным Штатам. У них было много дел, связанных с выпуском трех альбомов – Mind Games, Rock‘n‘Roll и Walls And Bridges, – а в итоге они и правда влюбились друг в друга. Однако холостяцкий образ жизни Джона во время «потерянных выходных» то и дело заканчивался хаосом. Везде таская за собой Пэнг, Леннон и Нильссон попали в несколько пренеприятных и широко освещенных прессой историй в лос-анджелесском ночном клубе «Трубадур». Один раз их даже вышвырнули оттуда, когда они начали освистывать братьев Смоверс[19]19
  Smothers Brothers – исполнители американского фольклора, комики.


[Закрыть]. В другой раз Джон ввалился в «Трубадур» с женской гигиенической прокладкой на лбу. «Знаешь, кто я?» – якобы спросил он одну из официанток. «Ага, – парировала та, – ты какой-то мудило с “Котексом” на голове».

А потом, в марте 1974 года, Пол и Линда навестили Burbank Studios, где Леннон и Нильссон записывали Pussy Cats. В тот вечер двое некогда расставшихся друзей устроили легкое импровизированное выступление с Пэнг, Нильссоном, Линдой Маккартни, Стиви Уандером и гастрольным администратором The Beatles Мэлом Эвансом, попробовав, среди прочего, исполнить такую классику, как Lucille Литтл Ричарда, Stand By Me Бена Кинга и Cupid Сэма Кука.

К весне 1974 года Джон и Мэй вернулись в Нью-Йорк и поселились в квартире в Ист-Сайде. В это время они выпускали новый альбом Джона Walls And Bridges.

День пара проводила в обществе пригретых ими котов Мажора и Минора, а затем уезжали и часами работали в студии Record Plant, где записывали Whatever Gets You Thru The Night, которую Леннон пел дуэтом с Элтоном Джоном, и Surprise, Surprise (Sweet Bird Of Paradox) – песню, увековечившую его отношения с Мэй Пэнг, как глубоко прочувствованное эротическое освобождение. Он воспевал ее восхитительное тело, «благоухающее сладостью успеха»[20]20
  Строчка из песни Surprise, Surprise (Sweet Bird Of Paradox).


[Закрыть], и то, что Мэй с любовью давала ему силы пережить «богомерзкое одиночество».

Для Джона и Мэй 1974 год завершился в Южной Флориде, где они отдыхали с Джулианом, сыном Леннона от его первой жены Синтии, на острове Палм Бич. «Мне тут очень нравится, – сказал Джон журналисту из Palm Beach Daily New. – Мне не хочется покидать Палм Бич. Я бы хотел владеть кусочком этого места». Затем они поехали в Уолт Дисней Ворлд, где в отеле «Полинезиан Вилладж» Леннон подписал знаменитое соглашение, поставившее точку в истории группы[21]21
  Леннон не присутствовал на встрече в Нью-Йорке в 1974 году, на которой остальные участники группы и их представители подписывали документы, юридически прекращающие существование The Beatles, – согласование условий заняло несколько лет после того, как ливерпульская четверка прекратила совместную работу. Джон подписал бумаги последним и отдельно от других


[Закрыть]. Новый год был в разгаре, и пара строила планы на будущее – в этих планах фигурировали и покупка коттеджа в Монтоке, Лонг Айленд, и февральская поездка в Новый Орлеан, где Леннон надеялся присоединиться к Маккартни и Wings в студии, где проходила запись альбома группы Venus And Mars (60).

По версии Мэй, за день до запланированного путешествия в Новый Орлеан вмешалась Йоко. Она утверждала, что открыла инновационное средство от курения и хотела бы поделиться открытием со своим ею же отлученным супругом, который давно переживал, что вредная привычка портит его голос. «У меня плохие предчувствия. Пожалуйста, не езди», – попросила Мэй. Но в памяти Йоко их воссоединение с мужем было просто звонком Джона с предложением встретиться и попить чаю в отеле «Плаза».

Что бы ни было движущей силой, Джон провел почти все свои «потерянные выходные», тоскуя по Йоко. Еще в ноябре 1974-го он увидел жену за кулисами после его выступления в День благодарения с Элтоном Джоном в Мэдисон-сквер-гарден, и позже описывал эту их встречу, не скупясь на романтику. «Йоко и я столкнулись за кулисами, и кто-то сказал: “Вот двое влюбленных”. Был этот момент, когда мы увидели друг друга. Знаете, это как в фильме, когда время останавливается. И была тишина. Все кругом затихло, и мы просто смотрели друг на друга» (61).

К марту 1975-го Джон снова уютно чувствовал себя в «Дакоте», помирившись с Йоко раз и навсегда. «Я не думала, что потеряю его. Этот его роман меня не ранил. Я была готова его потерять, но было б лучше, чтобы он вернулся», – вспоминала Йоко. Брошенная Мэй осталась с разбитым сердцем, а когда закончилась полученная от Йоко зарплата, – безработной внутри музыкальной индустрии, где все внезапно поставили на Мэй Пэнг крест.