Текст книги "Не целуй невесту"

Глава 9
Скайлар

Врачи продержали меня в больнице четыре изнурительных дня. Несмотря на то, что мне не приходилось страдать всю ночь от жары, как у себя в комнате, спала я дерьмово и постоянно беспокоилась о Пусси, хотя Меган каждый вечер пробиралась в мою спальню, чтобы позаботиться о ней. Мэг присылала мне фотографии из моей комнаты, чтобы я могла убедиться, что с Пусси все в порядке.

Она также прислала мне свои фотографии с Эриком, который действительно оказался очень милым. Они встречались каждый вечер после того первого свидания в закусочной. Такое впечатление, что все планы Меган исполняются легко и непринужденно, тогда как мне постоянно приходится преодолевать какие-то препятствия.

Моя мать прислала мне одно сообщение с вопросом, что случилось. В ответ я напечатала огромный рассказ, который занял весь экран моего телефона, но она больше ничего не написала. Словно не хотела углубляться в мои проблемы. Не знаю, то ли маме просто все равно, то ли она чувствует себя виноватой. Или, возможно, она отвлеклась на какую-то рекламу в телемагазине. Полагаю, это на самом деле не имеет значения, так как конечный результат для меня один и тот же.

Час назад Меган подвезла меня до дома, и теперь я сижу на кровати с Пусси на коленях и держу в руках пять выписанных рецептов на лекарства, которые не могу позволить себе купить, и план лечения, которому не имею возможности следовать. Мне нечем платить за еженедельные визиты к психиатру, который специализируется на расстройствах пищевого поведения, тревоге и депрессии.

Однако я никогда не считала, что у меня депрессия. Иногда я бывала грустной и расстроенной, но не депрессивной.

В любом случае я не смогу пойти и выяснить это.

Два дня назад я отправила сообщение Джуду, рассказав ему, как у меня дела, и он ответил мне: «Отлично. Надеюсь, ты больше не заболеешь».

Сообщение показалось мне коротким, довольно холодным и официальным. Джуд даже не назвал меня Искоркой, хотя я надеялась на это, потому что придуманное им милое прозвище всегда дарит мне небольшой прилив счастья, а я уже довольно долгое время не испытывала ничего подобного.

Возможно, у меня и впрямь депрессия.

* * *

Поскольку я вернулась домой из больницы в четверг днем, Ребекка по телефону убедила меня остаться дома до утра понедельника и пока не приходить в школу или на работу. У меня есть справка от врача для школы, так что я не беспокоюсь о проблемах там, но переживаю о том, что теряю так много своей зарплаты. Я оплачиваю счета за электричество и кабельное телевидение в доме. Не потому, что моя мать не может позволить себе заплатить, а потому, что она забывает это сделать. Свет и телевизор – это две вещи, без которых я не хочу жить, поэтому лучше заплачу сама, чтобы быть уверенной, что в конечном итоге не придется сидеть в темноте.

Я провела всю пятницу, убирая свою комнату и исследуя выявленные у меня болезни, чтобы понять, как улучшить свое самочувствие без дорогостоящих врачей и лекарств.

В пять вечера на мой телефон приходит сообщение.

Джуд: «Привет».

Я с удивлением смотрю на экран. Джуд никогда раньше не писал мне первым.

Я: «Привет».

Джуд: «Как ты себя чувствуешь?»

У меня постоянно горит в животе. Такое чувство, что у меня что-то застряло в горле и груди. У меня болят уши, а внутри все дрожит. Я измотана, и у меня в голове туман.

Я: «Намного лучше, спасибо».

Джуд: «Хорошо. У меня остались твои кепка и сумка с книгами».

Ох, черт!

Я: «Я совсем забыла про них».

Джуд: «Я могу заскочить после работы и занести их тебе. Я заканчиваю примерно через десять минут».

Я: «Ты не обязан этого делать. Можешь отдать их мне в понедельник, когда я приду в школу».

Джуд: «Лучше привезу тебе их сегодня».

Гос-с-споди. Он действительно очень хочет вернуть мне мои вещи.

Я: «Хорошо. Тогда просто оставь их на крыльце. Я заберу их позже».

Джуд: «А мне нельзя передать их тебе в руки, как нормальному человеку?»

Нет, Джуд. Я ужасно выгляжу без макияжа, я уже несколько дней не принимала душ и чувствую себя грязной. И я не хочу, чтобы ты видел, как я забираюсь в окно и вылезаю из него, потому что давно уже не могу открыть входную дверь.

Писк приложения для обмена сообщениями возвращает мое внимание к экрану.

Джуд: «Ты меня избегаешь?»

Я: «Конечно, нет. Я просто плохо себя чувствую».

Джуд: «Ты же говорила, что тебе стало лучше?»

Я: «Я имела в виду, что чувствую себя лучше, чем раньше, но все равно не очень хорошо».

Джуд: «Понял. Тогда, наверное, я оставлю вещи у тебя на крыльце».

Я: «Ты не обязан их привозить, но спасибо».

Сорок минут спустя раздается звонок и на экране телефона высвечивается номер Джуда.

– Алло? – отвечаю я.

– Это я. Я возле твоего дома.

Черт!

– Ты можешь просто оставить вещи. Тебе действительно не обязательно было проделывать весь этот путь сюда.

Джуд откашливается.

– Вообще-то, обязательно. Я недавно столкнулся с твоей подругой. Я спросил ее, как ты, и она сказала, что беспокоится о тебе. Упомянула что-то вроде: «Особенно о том, что ей приходится жить в этом доме».

Мое сердце подпрыгивает к горлу. Я не могу поверить, что Меган действительно сказала ему это! Она пообещала, что никому ничего не скажет.

– Правда? – небрежно спрашиваю я. – Что еще она сказала?

– Это все, что она сказала. Но было совершенно очевидно, что она чем-то обеспокоена.

– Меган любит все драматизировать. Я в порядке.

– Скайлар, подойди к входной двери. Просто дай мне убедиться, что с тобой все в порядке.

Я уже много лет не видела входную дверь изнутри. Я даже не уверена, пользуется ли моя мать этой дверью еще. Я предполагаю, что она входит и выходит через дверь гаража и таким же путем приносит свои новые сокровища в дом, где по-прежнему можно перемещаться среди всех этих груд и куч вещей только паря над ними по воздуху.

– Я не могу, – отвечаю я. – Почему ты такой трудный?

– А ты почему?

– Я выгляжу ужасно.

Джуд усмехается в трубку.

– Мне насрать, как ты выглядишь. Меня волнует, все ли с тобой в порядке.

– Разве по голосу не слышно, что со мной все в порядке?

– Нет, по голосу слышно, будто ты пытаешься избавиться от меня.

– Ты, очевидно, не понимаешь намеков.

– Не пудри мне мозги, Искорка. Я постучу в дверь через две секунды…

– Не надо! – быстро говорю я. – Пожалуйста, не надо. Подойди к окну с правой стороны дома.

– Ты имеешь в виду к тому, через которое ты лазила?

Я сглатываю.

– Да.

– Хорошо, я вешаю трубку. Увидимся у окна, Рапунцель.

Я накидываю на себя белую толстовку, прикрывая капюшоном свои взъерошенные волосы. Поправляю смятое одеяло. По пути к окну я беру баллончик с освежителем воздуха и несколько раз быстро опрыскиваю комнату, затем проверяю, закрыты ли дверцы шкафа.

– Веди себя хорошо! – шепчу я Пусси.

Прежде чем Джуд успевает постучать в стекло, я распахиваю окно и выглядываю наружу. Джуд уже стоит под окном, его роста практически хватает, чтобы заглянуть внутрь.

– Привет, – говорю я.

– Еще раз привет, – Джуд протягивает руку и вручает мне мою сумку с книгами, кепку и маленького коричневого плюшевого мишку. – Я купил тебе мишку, чтобы ты быстрее выздоравливала.

– О-о, – все слова вылетели из головы. Я кладу сумку и кепку на пол возле себя, но маленького медвежонка прижимаю к груди. – Спасибо.

– Можно войти? – спрашивает Джуд.

Мой желудок камнем падает вниз.

– Сюда?

Серые глаза Джуда сверлят меня нетерпеливым взглядом разочарованного родителя, имеющего дело с непослушным малышом. Я не могу винить его, я знаю, что веду себя как идиотка.

– Ладно, – отвечаю я со вздохом, отступая от окна, чтобы Джуд мог пролезть в него. К моему удивлению, широкие плечи ему совсем не мешают. А я-то боялась, что Джуд застрянет.

Закрываю за ним окно. Джуд медленно кружит по комнате, как будто ожидает, что серийный убийца выскочит из-под кровати или из шкафа.

– Ты выглядишь лучше, – говорит он, когда его взгляд останавливается на мне.

– Спасибо.

Он медленно подходит к двери моей спальни и кивком указывает на три засова.

– Что все это значит?

– Все не так плохо, как ты, вероятно, думаешь, Джуд.

Скрестив руки на груди, он прислоняется спиной к двери, почти полностью закрывая ее своим телом. Здесь, в моей маленькой комнате, Джуд кажется намного больше.

– Если все не так плохо, зачем тогда столько замков?

– Почему тебя это волнует? – я защищаюсь, не желая говорить ему правду.

Его взгляд на мгновение смягчается, но снова становится жестким, когда Джуд делает вдох.

– Честно говоря, я и сам не знаю. Но теперь, когда я здесь и вижу это, – он наклоняет голову в сторону замков, – я не собираюсь просто игнорировать увиденное.

Джуд явно напоминает охотничью собаку, взявшую след. Он не собирается забывать об увиденном и уходить, а я слишком устала, чтобы придумать правдоподобную, вдохновленную ложь. В любом случае Джуд слишком умен, чтобы купиться на дурацкое объяснение.

– Ты можешь довериться мне, – говорит он. – Разве я тебе это уже не доказал?

Все еще цепляясь за плюшевого медведя как за спасательный круг, я киваю и присаживаюсь на край своей кровати.

– Да.

– Я не люблю умолять людей поговорить со мной, Искорка. Я сегодня надрывался на жаре. Я устал. Ты тоже выглядишь усталой. Облегчи дело для нас обоих, хорошо?

Джуд медленно пересекает комнату, и я смотрю на носки его потертых ботинок, когда он останавливается передо мной.

– Можно мне сесть рядом с тобой?

– Да.

Он садится на некотором расстоянии от меня, и Пусси тут же начинает тереться щекой о его руку. Я всегда думала, что она будет настороженно относиться к любому незнакомцу.

– Милая кошка, – говорит Джуд.

– Это довольно длинная история, – начинаю я. – Полагаю, кое-что происходит. Происходит там, – я перевожу взгляд на запертую дверь. – И происходит со мной.

Большая рука Джуда нежно гладит кошку по спине, пока он ждет, что я продолжу. В ответ Пусси мурлычет, как крошечный пушистый локомотив.

– Сама не знаю, когда это началось, но моя мама страдает синдромом патологического накопительства. Наверное, она всегда им страдала, но в мои детские годы все было не так плохо. У нее вещи навалены почти до потолка в каждой комнате дома. Невозможно перемещаться из комнаты в комнату, не перелезая через предметы или не протискиваясь между ними. Она перестала убираться много лет назад. Кухня и ванная грязные, там жуки и гниющая еда, – я с трудом сглатываю. Подбородок Джуда слегка приподнимается, и мускул на его заросшей щетиной челюсти подергивается. – Я больше не могу пользоваться туалетом, поэтому использую кошачий наполнитель в большом ведре и просто выбрасываю его каждый день. Знаю, это отвратительно, но другого выхода я не вижу.

Джуд резко проводит рукой по волосам. Он прищуривается, осматривая комнату, и наконец замечает маленький холодильник в углу.

– У меня есть там немного еды и воды, и я каждый день принимаю душ в школе после занятий физкультурой или на стоянке грузовиков. Я ничего не слышала о своем отце с тех пор, как он уехал несколько лет назад. А моя мама… она просто сидит в своей комнате. Она работает из дома оператором службы поддержки. Но она как будто забыла обо мне. Она со мной не разговаривает. Я больше не хожу в основную часть дома, поэтому совсем ее не вижу. Я просто отправляю ей текстовые сообщения. Иногда она отвечает. Мне приходится держать дверь запертой, чтобы она не могла войти и навалить сюда всякой всячины. Я забираюсь через окно, потому что не могу добраться до входной двери.

– Что за безумная хрень! – рычит Джуд, выслушав меня до конца.

– Я научилась жить с этим, – поморщившись, отвечаю я, – до тех пор, пока, будем надеяться, не смогу съехать.

Он резко встает и указывает на дверь.

– Открой ее, – приказывает он. – Открой эту дверь сейчас же и дай мне посмотреть.

Мое сердце бешено колотится. Это мой худший кошмар. Я не хочу, чтобы он видел – или учуял – остальную часть дома.

– Джуд, я…

– Открывай. Сейчас же, – требует он, его грудь вздымается и опускается.

Я встаю и иду к двери. Моя рука дрожит, когда я тянусь к замкам.

– Только ничего не говори моей маме, Джуд. Она больна. Пожалуйста, не надо…

– Я не собираюсь ничего говорить. Просто дай мне посмотреть, что находится по ту сторону двери.

Моя мама, скорее всего, слишком увлечена телевизором, чтобы понять, что в доме кто-то есть.

Боль в груди распространяется до горла и ключицы, когда я отодвигаю засовы и распахиваю дверь. Джуд отшатывается и морщит нос от отвратительного запаха. Я уверена, что какая бы дружба ни завязалась между нами, она закончится к тому времени, как он уйдет сегодня вечером. Никто не захочет дружить с кем-то, кто живет в такой грязи.

Джуд издает тихий свист, отважившись сделать шаг вперед от моей двери, – настолько далеко, насколько он может пройти, не пытаясь протиснуться по узкой дорожке между груд вещей, наваленных выше его роста. Я хватаю его за руку и затаскиваю обратно в свою комнату, а затем быстро закрываю дверь и снова запираю ее.

– Теперь доволен? Ты видел «дом ужасов».

– Ты понимаешь, какая это пожароопасная ситуация? Не говоря уже о том, что подвергать опасности ребенка…

– Мне восемнадцать, – вмешиваюсь я.

– А несколько месяцев назад ты была несовершеннолетней. Это полная дичь! – Джуд меряет шагами мою комнату, каждые несколько секунд поглядывая на дверь спальни.

– Хочешь посидеть на заднем дворе и поговорить? – предлагаю я, понаблюдав за ним некоторое время. Ему наверняка сейчас очень хочется выкурить сигарету.

Джуд поспешно кивает.

– Да, мне нужно подышать свежим воздухом.

Несмотря на то, что я самостоятельно вылезала из окна сотни раз, Джуд протягивает руки, чтобы помочь мне, как только спрыгивает первым. Этот парень – рыцарь до мозга костей. Мы молча идем в темноте на задний двор и садимся за старый ржавый стол для бистро, который стоит здесь уже много лет. Вообще-то, только я сажусь. Джуд закуривает сигарету и смотрит в небо.

Его забота обо мне приятна, но неожиданна. Я не знаю, что делать с этой заботой. Следует быть благодарной или недоверчивой?

Как вообще понять, можно ли искренне кому-то доверять?

– Ты действительно не должна так жить, Скайлар. Это вредно для здоровья примерно по двадцати гребаным причинам.

– Я знаю. Но это все, что у меня есть. Мои возможности ограничены. Я изо всех сил пытаюсь накопить денег и убраться отсюда к чертовой матери. Вот почему я так обрадовалась, получив дополнительную работу от Ребекки. Я надеюсь, что смогу работать на нее полный рабочий день после окончания школы.

– Где твой отец? – Джуд задает этот вопрос, стоя лицом к дереву со сломанными качелями, что почему-то кажется очень уместным.

– Он жил в том автофургоне перед домом, пока его терпение не лопнуло.

Джуд оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

– И он бросил тебя здесь на произвол судьбы?

Мое молчание служит красноречивым ответом.

Бросив сигарету на землю и раздавив ее ботинком, Джуд садится на стул по другую сторону покосившегося стола.

– Расскажи, как все прошло в больнице. Тебе делали еще какие-нибудь анализы? Ты в порядке?

Я тычу пальцем в стебелек, застрявший в ажурном краю стола.

– Да. С детства у меня были некоторые проблемы со здоровьем, но я никогда не имела возможности принимать лекарства или обращаться к врачам для дальнейшего обследования. Я думаю, все стало еще хуже.

– Почему ты не принимаешь прописанные лекарства?

– У нас нет медицинской страховки, и моя мать никогда не верила, что я болею всерьез. Меня оставили на второй год, потому что я очень часто не ходила в школу. Если я плохо себя чувствовала, мать просто отправляла меня в постель. Она перестала водить меня к врачу.

– Охренеть, – качает головой Джуд.

– У моей мамы просто… – я пытаюсь подобрать подходящее слово. – Не все в порядке с головой. Я научилась не раскачивать лодку. Сама о себе забочусь.

– Тебе не следовало этого делать.

Я выдергиваю стебелек из ловушки и бросаю его на землю.

– У меня нет выбора.

– Ты права, – Джуд потирает ладонью щетину на подбородке. – Ты в порядке? У тебя сейчас есть лекарства? Тебе станет лучше?

Хотела бы я.

– Не совсем. Я не могу позволить себе покупать лекарства или ходить на еженедельные приемы, прописанные врачом.

– Еженедельные?!

Все эти вопросы заставляют меня нервничать. Мне никогда раньше не приходилось ни перед кем оправдываться. Я привыкла к тому, что от меня отмахиваются и игнорируют. Что я способна раствориться в тени и исчезнуть.

Я подтягиваю колени к груди и ставлю кроссовки на стул, обхватывая ноги руками.

– Кажется, я говорила тебе, когда мы были в больнице, что у меня расстройство пищевого поведения, – напоминаю я, наконец-то встречаясь с Джудом взглядом. Крошечные морщинки прорезают внешние уголки его глаз. – Это называется расстройство избирательного питания. По-видимому, оно у меня уже давно, но в прошлом году мне официально поставили диагноз. Я скопила немного денег и пошла к врачу, но не могла позволить себе продолжать лечение.

– Что это? Как булимия?

– Нет, я не вызываю у себя рвоту. Просто не могу есть определенные продукты. То есть, физически я могу их съесть. Но… морально не могу себя заставить. Если я попытаюсь, меня стошнит. Или будет мутить весь день. Мне сказали, что это похоже на психическое заболевание. Я связываю определенные продукты с травмирующими вещами, которые случались со мной в детстве, и мой мозг как бы пытается защитить меня, не позволяя мне есть эти продукты.

Я рада, что на улице темно, и только уличный фонарь и луна освещают нас. Не хочу, чтобы Джуд видел мое лицо. Не хочу видеть его лицо, когда я рассказываю ему – этому парню, которого я едва знаю, но хотела бы узнать поближе, – все смущающие подробности о моей личной жизни.

– Думаю, это началось, когда я была маленькой, потому что моя мама хранила в доме просроченную еду. Например, молоко. Яйца. Курицу. Фрукты. Пудинг. Я ничего не понимала, поэтому ела их. Потом меня тошнило. Наверное, мой разум связал определенные продукты с заболеванием. Иногда это даже не конкретная еда, а всего лишь тот же цвет или текстура пищи, – я выдыхаю и пытаюсь оценить молчание Джуда. Он просто слушает? Жалеет меня? Осуждает? – Еще у меня проблемы с пищеварением. Кислотный рефлюкс. У меня очень сильная изжога. И боль в горле, и боль в пазухах носа. Иногда я недостаточно ем или пью, потому что от этого меня тошнит. Но если я не ем и не пью, меня тоже тошнит. Наверное, я просто жалкая развалина.

– Это не так. Никогда так не думай.

Непритворная искренность его голоса проникает глубоко в мою душу и обволакивает меня, как теплое одеяло. Я позволяю себе насладиться этим ощущением несколько мгновений, прежде чем снова начать говорить.

– Ты единственный человек, которому я когда-либо рассказывала все это. Даже Меган не знает всего, а она была моей лучшей подругой в течение многих лет.

– Просто судьба раздала тебе дерьмовые карты.

– Может и так, но я не собираюсь позволять этому продолжаться всю оставшуюся жизнь. Я найду способ выбраться отсюда и придумаю, как съесть чертов гамбургер.

Джуд смеется и кивает с выражением восхищения на лице.

– И именно поэтому я называю тебя Искоркой.

Я не знаю, как он это делает. Каким-то образом Джуд создает у меня ощущение, будто каждая молекула в моем теле научилась улыбаться.

Мне нравится это.

Мне нравится он.

Глава 10
Джуд

Стены розовые. Не светло-розовые, как в детской, а ярко-пурпурного оттенка розового. Бежевый ковер я убрал с пола еще несколько лет назад, и тогда на это дело мне потребовалось почти две недели. Не потому, что трудно разрезать и снять ковер, – я могу сделать это даже во сне. А потому, что более яркие, чистые, мягкие участки ковра напоминали о том, где когда-то стояли кровать и мебель.

Воспоминания могут приносить невероятную боль.

Деревянный пол, на котором я сейчас стою, намного лучше. Не скрывает никаких призраков. Но даже несмотря на то, что я обставил комнату совершенно новой мебелью, это единственное место в доме, которое продолжает казаться бездной пустоты.

Я страстно ненавижу розовый цвет, но так и не смог заставить себя перекрасить эти стены.

И все же я по-прежнему слышу, как она кричит мне. Эта гребаная комната с отвратительно девчачьими стенами. Она кричит: «Эй! Посмотри на меня! Я – милая, чистая, розовая комната без человека!»

Как булочка без бургера.

Выходя из комнаты, я закрываю за собой дверь. Я всегда держу эту дверь закрытой, надеясь, что, может быть, когда-нибудь услышу там голос Эрин. Услышу, как она громко включила музыку, хихикает по телефону с подружкой или выкрикивает в мой адрес колкости.

Ум подкидывает нам всякие глупости, чтобы успокоить нас.

Давным-давно в этом доме жила, как я думал, счастливая семья. Но смех перешел в крики, и это привело к разводу. Мой отец съехал, когда мне было семнадцать, а Эрин – девять. Я проводил большую часть времени на вечеринках. Я много пил, накуривался и часто попадал в неприятности. В восемнадцать я перебрался в другое жилье. Пять лет спустя у моей мамы обнаружили рак, и я покинул свою грязную квартирку, чтобы переехать обратно, – с обещанием взять себя в руки, чтобы заботиться о ней и моей сестре.

Моей маме стало лучше, но Эрин превратилась в диковатого подростка, с которым наша мать не могла справиться. Желая выглядеть крутым старшим братом, я вел себя скорее по-дружески и не обращал внимания на выходки моей сестры.

Затем она исчезла.

Моя мать погрузилась в горе, а потом встретила мужчину, который, как говорится, перевернул ее мир с ног на голову. Она захотела начать все сначала. Подальше от этого города, этого дома и всего, что напоминало ей о ее прошлом, включая меня. Она переписала дом на меня и уехала на следующий день, став третьим человеком, исчезнувшим из моей жизни.

Если бы я повлиял на сестру так, как должен был, возможно, она бы не исчезла. Наша мать не сбежала бы. Я бы не чувствовал себя виноватым, никчемным и брошенным. Кто знает, возможно, у меня не развился бы страх серьезных отношений, и я бы жил в этом доме с тремя спальнями, двумя с половиной ванными комнатами на двух акрах земли с женой и детьми, а мои мама и сестра приезжали бы к нам на рождественский ужин.

Я запрыгиваю на мотоцикл и мчусь в свое любимое место в горах, пытаясь забыть о пустой розовой комнате, но голос подсознания по-прежнему звучит в моей голове, как и всю прошлую неделю. То, что зародилось как безумная идея, обрело собственную жизнь. Чем больше эта мысль маринуется в моем мозгу, тем менее безумной и более правильной кажется.

Я могу что-то исправить.

Я не разговаривал со Скайлар с тех пор, как неделю назад побывал у нее дома. Несколько раз после этого я видел ее на школьной парковке, и мы махали друг другу в знак приветствия. Но в ту ночь чувство вины преследовало меня всю дорогу домой. С тех пор оно бродит где-то поблизости. Наблюдает за мной. Остается вне поля зрения, но постоянно напоминает о своем присутствии.

Даже горячий душ, который я принял, когда вернулся домой той ночью, не смог смыть зловоние гниющей пищи – или что там, черт возьми, так воняло – из моих ноздрей. Сон не прогнал образы засовов, груд мусора, печали и беспокойства в глазах Скайлар.

Все это казалось таким вопиющим, безнадежным и неправильным.

И, в конечном счете, ни в коем случае, ни в какой форме это не является моей проблемой или заботой.

Но точно так же, как в тот раз, когда я обнаружил Кэсси – крошечного грязного щенка, брошенного кем-то на стройке, – я не могу заставить себя уйти. Я пробовал так поступить со щенком. В течение трех дней я наблюдал, как она копошится в листьях. Я игнорировал ее всхлипы и огромные грустные карие глаза, полагая, что она сможет позаботиться о себе или кто-то другой вмешается и поможет ей. Этого не произошло. Наконец, я забрал ее домой на одну ночь, потому что было холодно, и я боялся, что она замерзнет.

На одну ночь. Ну да, как же.

Это было четыре года назад.

Я достаю свой телефон из кармана и отправляю Скайлар сообщение.

Я: «Привет, Искорка».

Скайлар: «Привет, Лаки».

Я: «Ты сегодня на работе?»

Скайлар: «Да, на работе. А ты устроился в трудовую инспекцию?;-)»

Я смеюсь и печатаю ответ.

Я: «Нет.;-) Прокатишься со мной после работы?»

Скайлар: «Ты хочешь снова сесть за руль моей машины, не так ли?»

Я: «ЛОЛ, да. Но я также хочу поговорить с тобой».

Проходит несколько секунд, прежде чем она отвечает.

Скайлар: «Случилось что-то плохое?»

Я: «Нет».

Скайлар: «Ладно. Если хочешь, приходи в магазин в 3:30, и мы можем прокатиться».

* * *

Я жду на стоянке и курю, прислонившись к капоту ее машины. Мне не хочется давать Ребекке повод думать, что между мной и Скайлар что-то происходит, хотя ужасно хочется еще того липкого шоколадного печенья.

Я: «Есть шанс, что ты сможешь угостить меня вашим печеньем?;-)»

Скайлар: «ЛОЛ. Конечно! Выйду через пять минут».

Она выходит точно через указанное время, все еще немного бледная, но более энергичная, чем в последний раз, когда я ее видел. Сегодня на ней мокасины с бахромой, джинсы, модно разорванные от середины бедра до колена, и пушистый черный свитер с маленькими перышками, похожими на вороньи.

У этой цыпочки самая странная, самая крутая одежда, которую я когда-либо видел.

С широкой улыбкой Скайлар подходит и вручает мне свои ключи вместе с маленьким синим пакетиком печенья.

– Подозреваю, что ты хочешь видеть меня только из-за моей машины и печенья, – дразнит она, когда мы садимся в машину.

– А может, я хочу посмотреть, какой причудливый наряд ты сегодня надела.

– Что? Тебе не нравится моя одежда? – с уверенной, нахальной ухмылкой бросает Скайлар вызов.

Я завожу двигатель и даю ему поработать на холостом ходу несколько секунд.

– На самом деле, я – фанат твоих нарядов.

Когда мы выезжаем из города, я предлагаю ей угоститься печеньем, пока не сжевал все сам.

– Нет, спасибо, – морщит нос Скайлар.

– Ты хоть раз его пробовала?

– Печенье у меня в черном списке.

– Хорошо. Мне же больше достанется, – я одариваю ее улыбкой и откусываю кусочек. – Ты уже ходила к доктору?

Она качает головой.

– Нет. Все собираюсь.

Я не готов к важному разговору, пока мы не припаркуемся в каком-нибудь тихом месте, поэтому возвращаюсь к теме еды.

– Ты голодна? Я отвезу тебя куда-нибудь поесть.

– Джуд, – Скайлар поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и заправляет свои длинные волосы за ухо. – Пожалуйста, не пытайся накормить меня. Я не голубь в парке.

– Я знаю, я просто…

– Просто не надо. Я не хочу, чтобы ты меня анализировал или жалел. Просто будь моим другом, хорошо?

Я проглатываю печенье.

– Друзья не позволяют друзьям голодать.

– Я не умираю с голоду.

– Ты упала в обморок на тротуаре.

– Я вымоталась, и было чертовски жарко. Это не имело никакого отношения к другим моим проблемам. Я с самого детства как минимум раз в год падаю в обморок.

Скайлар говорит это так, как будто это совершенно нормально, что настораживает, но я удерживаюсь от комментариев. Мой нынешний план состоит в том, чтобы помочь ей, а не раздражать ее так сильно, что она захочет выпрыгнуть из машины, чтобы убежать от меня.

Пока мы едем, Скайлар рассказывает забавные истории о странных покупателях в магазине. Я не продумал заранее, куда направиться, но в итоге мы вновь оказались на детской площадке, где прыгали с качелей.

– Только не говори, что хочешь попытаться победить меня в прыжках с качелей, – заявляет Скайлар, открывая ржавую дверцу своей машины. – Ты снова проиграешь.

– Нет, просто хочу поговорить с тобой.

Она искоса смотрит на меня, пока мы идем к столу для пикника, расположенному подальше от пятерых взрослых и их бегающих вокруг детей.

– Почему я нервничаю из-за того, что ты постоянно твердишь слово «поговорить», словно речь пойдет о чем-то серьезном?

– Потому что речь действительно пойдет о чем-то серьезном.

Мы садимся на скамейку рядом друг с другом и смотрим, как маленькая девочка вываливает ведро песка себе на голову, а потом безудержно хохочет. Скайлар поворачивается ко мне, наморщив лоб. Ее язык нервно пробегает по губам.

– Итак, в чем дело, Лаки? Ты ведь не умираешь, нет?

– Черт возьми, нет.

Мои ладони взмокли. Я быстро теряю самообладание, понимая, что этот мой замысел – на самом деле в высшей степени хреновая идея. Скайлар может взбеситься, обругать меня грязными словами и убежать к своей машине. Она может подумать, что я пытаюсь помочь ей, имея за душой какой-то извращенный скрытый мотив.

– Джуд? – настойчиво окликает меня Скайлар.

– Я думал о твоей ситуации, – говорю я, потирая руки. – И решил, что могу тебе помочь.

Она поджимает губы.

– О какой моей ситуации? С домом? С болезнью?

– И то и другое.

Скайлар опирается локтем на стол, подперев подбородок рукой, и ее голубые глаза слегка прищуриваются от любопытства и настороженности.

Я все еще не могу поверить словам, которые слетают с моих губ в следующий момент. Словам, которые я даже не предполагал, что когда-нибудь скажу, особенно так.

– Я считаю, что мы могли бы пожениться.

Нет никаких сомнений, что Скайлар затаила дыхание. Она стала совершенно неподвижной и молчаливой и смотрит на меня, кажется, уже целую вечность. Наконец, она моргает и приходит в себя.

– Что мы могли бы сделать?! – она буквально выкрикивает слово «что». Две женщины у песочницы оглядываются на нас.

Я откашливаюсь и старательно избегаю смотреть на невольных свидетелей происходящего.

– Пожениться. Только на бумаге, – быстро добавляю я, как будто это может смягчить потрясение. – Я могу включить тебя в свою страховку, чтобы ты могла сходить к врачу и получить свои лекарства. Ты могла бы жить в моем доме, если хочешь. У меня есть лишняя, пустая комната. У тебя была бы своя ванная комната. Никаких обязательств. Будем жить исключительно как соседи по дому, пока ты не встанешь на ноги.

– Ты хочешь жениться на мне?! – переспрашивает она, совершенно ошеломленная.

– Нет, – отвечаю я. – То есть да, но только чтобы помочь тебе. Это не будет настоящим браком. Как только ты закончишь учебу, сможешь работать полный рабочий день и получишь собственную страховку, мы разведемся. Не вижу проблемы. Но до тех пор это исправит ту дерьмовую ситуацию, в которой ты оказалась. У тебя будет безопасное чистое место для жизни, и ты сможешь получить необходимую медицинскую помощь.

Похоже, у Скайлар шок. Ее лицо еще больше побледнело. Она смотрит мимо меня на детей, играющих позади нас. Похоже, она оцепенела, сидя здесь рядом с парнем, который в ее глазах, должно быть, выглядит маньяком. И ведь правда, я веду себя как настоящий сумасшедший, предлагая брак восемнадцатилетней девушке.

Которая все еще учится в школе.

Так держать, Лаки. Ты официально рехнулся.

Внезапно у меня возникает спонтанное желание превратиться в облако дыма и исчезнуть.