Текст книги "Опасный обольститель"

Кэрол Мортимер
Опасный обольститель

Глава 1

Май 1817 года. Лондон

– Не хотите ли проехаться в моей карете, Женевьева?

Женевьева вздрогнула от неожиданности и обернулась. На верхней ступеньке лестницы, ведущей из церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, стоял молодой мужчина. Она знала этого джентльмена, они были свидетелями на свадьбе общих друзей. Церемония венчания только что закончилась.

Женевьеву удивил праздный вопрос. У подножия лестницы стояла ее собственная карета, в которой дожидалась служанка. Она вовсе не нуждалась в помощи молодого джентльмена, чтобы добраться домой на площадь Кавендиш.

Кроме того, различие в их социальном положении не предполагало такого обращения. Она – Женевьева Форстер, вдова герцога Вуллертона, джентльмен же – лорд Бенедикт Лукас, среди своих ближайших друзей и заклятых врагов больше известный как Люцифер. До сегодняшнего дня они были едва знакомы. И потому он не должен называть ее по имени, ему следует обращаться к ней «ваша светлость».

– Женевьева, – между тем настаивал он.

Она почувствовала, как по спине пробежал легкий холодок, и с любопытством посмотрела на мужчину. На нем был черный цилиндр, который он надел, как только они вышли из церкви. Взгляд угольно-черных глаз Люцифера был странным, загадочным и немного пугающим. Он приподнял тонкую черную бровь, и лицо его приобрело насмешливое и немного надменное выражение.

Люцифер…

Это прозвище подходило Бенедикту Лукасу как нельзя лучше. Вьющиеся черные как смоль волосы ниспадали на плечи, обтянутые черным фраком. Невероятно темные пронзительные глаза. Высокие скулы и благородный, красиво очерченный рот. Портрет довершали греческий нос и аристократический, гордо поднятый подбородок. Выражение лица всегда было несколько высокомерным. По всему чувствовалось, что Бенедикт Лукас старался держать дистанцию с окружающими.

Люцифер был старше Женевьевы на шесть лет, ему исполнилось тридцать один год. Но из-за той напряженной внутренней работы, которая постоянно происходила в нем, казался намного старше. Во взгляде темных глаз читались страсть и какая-то тайна.

Женевьева, как и все лондонское общество, знала, что причиной тому была трагическая гибель его родителей. Десять лет назад они были найдены убитыми в своем поместье. Их тела обнаружил Бенедикт. Убийцу не нашли, и бесчеловечное преступление так и осталось безнаказанным.

Возможно, поэтому Бенедикт Лукас всегда одевался во все черное. Правда, этот цвет очень подходил ему. У Люцифера была идеальная фигура. Широкие плечи, узкие бедра, мускулистая грудь и длинные ноги, красоту которых не могли скрыть даже мешковатые брюки. Столь мрачное одеяние придавало облику Бенедикта Лукаса загадочность и шарм, но Женевьева знала, что мужчины подобного склада таят опасность для одиноких женщин вроде нее.

Неужели он решил, что Женевьева сможет нарушить условности и правила хорошего тона и принять его приглашение? Разве благородные дамы ездят в карете наедине с мужчинами, которых едва знают?

Хотя нельзя сказать, что его предложение по-настоящему смутило Женевьеву. Неделю назад она заявила ближайшим подругам Софии и Пандоре, что они должны во что бы то ни стало завести себе любовников до конца сезона. София и Пандора, так же как и Женевьева, недавно овдовели и, выдержав положенный год траура, снова вернулись в общество.

Женевьева понимала, что у нее никогда не хватит смелости претворить в жизнь свое дерзкое заявление. Ее брак с Джошуа был очень несчастливым. Муж постоянно унижал и оскорблял ее. И теперь молодая вдова относилась ко всем мужчинам с настороженностью и предубеждением.

Женевьева нервно облизнула губы:

– Спасибо за предложение. Очень мило с вашей стороны, но…

– Неужели такая… смелая леди, как вы, Женевьева, может испугаться оказаться в карете наедине с мужчиной?

Женевьеву смутили слова Люцифера. Он сказал, что она смелая. Именно это слово употребила она в разговоре с подругами, говоря о предполагаемых любовниках до конца сезона. Этот разговор слышал лучший друг Люцифера. Неужели он передал ее слова, сказанные не всерьез? Если это действительно так, то этот человек поступил очень неблагородно.

Она посмотрела Бенедикту прямо в глаза, желая, чтобы взгляд ее был как можно тверже и увереннее, но, несмотря на все усилия, успеха не достигла. Как обычно, в ее голубых глазах читались настороженность и робость.

– Не думала, что дам кому бы то ни было повод считать меня смелой женщиной, – стараясь выглядеть невозмутимой, проговорила Женевьева.

Впрочем, она понимала, что могла дать Бенедикту Лукасу повод думать о ней именно так. Да, Женевьева могла вести себя смело и даже дерзко в обществе своих лучших подруг, но наедине с мужчинами ее неизменно охватывала робость.

К тому же у Бенедикта Лукаса довольно сомнительная репутация. До Женевьевы доходили слухи о его темных делах. Говорили, будто он поклялся найти убийцу своих родителей и собственноручно отомстить ему, опасаясь, что власти вынесут слишком мягкий приговор.

Женевьева слышала, что Люцифер – лучший стрелок и мечник в Англии. Он обучился этим боевым искусствам еще в юности, когда поступил на военную службу, за прошедшие же годы усовершенствовал владение различными видами оружия. Так что клятва собственноручно покарать убийцу родителей – не пустые слова.

– Возможно, до вас дошли слухи о том, что я не такая недотрога, какой могу показаться, милорд? – дерзко глядя ему в глаза, бросила Женевьева, не дождавшись ответа.

А еще через мгновение ее лицо стало надменным, даже чопорным.

Бенедикт невольно улыбнулся – очень уж не вязалось это выражение с озорным личиком Женевьевы Форстер, красивым, почти совершенным. Уже десять лет после гибели родителей Бенедикт Лукас не улыбался. Почему же теперь такой пустяк вызвал улыбку, хотя и несколько мрачноватую. Похоже, даже в этот момент он не сумел до конца забыть о своем горе.

– Не совсем так, Женевьева, – проговорил он.

Лукас продолжал называть Женевьеву просто по имени, хотя и заметил, что это ее смущает. А может, он как раз и хотел смутить ее?

– Докажите, что вы – смелая женщина, еще не поздно.

Он снова взглянул на Женевьеву. Настоящая красавица! По этому поводу ни у кого и никогда не возникло бы сомнений. Густые вьющиеся огненно-рыжие волосы выбивались из-под голубой шляпки. Небесно-голубые глаза озорно блестели. Слегка вздернутый носик, пухлые, красиво очерченные губы. И кожа такая нежная и свежая, словно персик со сливками. Женевьева была небольшого роста, изящной, даже хрупкой. Но глубокий вырез платья открывал довольно пышную грудь.

Бенедикт знал о ней не так мало: она была замужем шесть лет, год назад овдовела. Кроме пасынка, родственников мужского пола у нее не было. Пасынок, настоящий герцог, был несколькими годами старше Женевьевы. Отношения между ними не сложились с самого начала, и теперь, после смерти ее мужа, оставались довольно холодными. Кроме того, по слухам, у Женевьевы есть две близкие подруги.

Нет, Лукас не из тех, кто способен соблазнить невинную женщину. Но разве двадцатипятилетнюю вдову можно назвать невинной? Он мог бы пофлиртовать с ней эти несколько недель. Удобно во всех отношениях, да кроме того, неплохое прикрытие его шпионской деятельности, которой он занимался по поручению короля. И почему бы не завести легкий необременительный роман? Ведь она красивая, умная и, судя по всему, интересная собеседница.

– Думаете, оказаться в карете наедине со мной – слишком смело для вас? – с ноткой вызова спросил он.

Женевьеву раздирали противоречивые чувства. Она уже год как овдовела. Время траура кончилось. У нее нет ни перед кем обязательств. Почему бы разок не нарушить светские условности и не поступить так, как она хочет? В конце концов, она целый год отчаянно стремилась к полной независимости и давно уже не юная девушка, краснеющая по любому поводу. Она герцогиня. Кто посмеет ее осуждать?

Но была и еще одна причина, по которой Женевьева просто не могла отказаться от предложения Бенедикта. Он мог подумать, что она трусливая и неуверенная в себе женщина. И потому, надменно посмотрев на него, проговорила:

– Нет, я не считаю это слишком смелым поступком. Но прежде нужно отпустить мою карету.

Голос ее прозвучал холодно и абсолютно спокойно.

– А свою служанку вы тоже отпустите? – несколько насмешливо поинтересовался Бенедикт Лукас.

По позвоночнику опять пробежал холодок. Почему он говорит так дерзко? Ни один посторонний мужчина не позволял по отношению к Женевьеве ничего подобного.

– Да, служанку тоже отпущу, – после секундного раздумья холодно ответила Женевьева.

– Мы можем спуститься к вашей карете вместе, не так ли? – предложил он, протянув руку.

Женевьева приняла ее. При этом на лице девушки не дрогнул ни один мускул. Они вместе спустились к ее карете, и Лукас отошел переговорить со своим кучером.

– Вы уверены, госпожа? – усомнилась служанка, когда Женевьева изложила ей свое приказание. Она впервые так чему-то удивлялась, так как успела разглядеть темноволосого прекрасного Люцифера, от которого так и веяло риском и опасностью, еще до того, как Женевьева сказала ей, что поедет домой в его карете.

– Я совершенно уверена, что поступаю правильно, – твердо сказала Женевьева, хотя на самом деле так не думала. Воспоминания об ужасном браке с Джошуа до сих пор были свежи в ее памяти.

Служанка растерялась.

– Я слышала такие жуткие истории об этом джентльмене, – проговорила она.

– Не нужно мне этого рассказывать. Я тоже наслышана о нем, ничего нового ты мне не сообщишь, Мэй.

А что, если все эти скандальные истории – правда? И даже если это так, что теперь делать? Ведь Люцифер бросил ей своеобразный вызов. «Бежать от него как можно дальше», – подсказывал внутренний голос.

Нет, ни за что на свете! Женевьеве не хотелось быть трусливой и нерешительной, какой она была в браке с Джошуа. Подумать только! В те годы она боялась собственной тени. Теперь же, после смерти мужа, когда все позади, нужно перестать бояться мужчин. Ведь до сих пор, стоит какому-нибудь джентльмену проявить к ней интерес, сердце сжимается от страха, начинает бить дрожь.

В конце концов, что он ей может сделать в карете? Средь бела дня?

– Вы действительно думаете, милорд, что поехать с вами вместе – удачная идея? – спросила Женевьева, уже садясь в его карету.

Бенедикт улыбнулся и вдруг задернул занавески. Она испуганно вздрогнула, небесно-голубые глаза расширились от удивления.

– Зачем вы это сделали? – Она старалась не выдать испуга.

– По-моему, солнце сегодня светит слишком… ярко? Вам не кажется? – усмехнулся он.

Женевьева не сразу нашлась с ответом.

– Пожалуй, вы правы. Солнце действительно светит просто… ослепительно.

– Я рад, что вы со мной согласны. – Бенедикт посмотрел на нее долгим странным взглядом. – Не правда ли, так гораздо уютнее.

– Пожалуй. – Она всеми силами старалась казаться спокойной и невозмутимой, однако нервничала так, что сердце готово было выпрыгнуть из груди. – Кстати, не показалась ли вам странной сегодняшняя свадьба? – спросила Женевьева.

– Нет, – нахмурился Бенедикт. Меньше всего ему хотелось обсуждать секреты жениха и невесты. В конце концов, это не их дело.

– Значит, вы не думаете, что… – как ни в чем не бывало продолжала она.

– Нет, – отрезал Бенедикт.

– Вы совсем меня не слушаете, – немного обиделась Женевьева и надменно подняла бровь.

Он криво улыбнулся:

– Просто не хочу обсуждать то, что меня не касается. – Бенедикт перевел взгляд на соблазнительные холмики ее грудей. – О, какая красота! – выдохнул он, но, увидев ее смущение, пояснил: – Я имею в виду ваш кулон.

– Вот как? Спасибо за комплимент. – Женевьева машинально дотронулась до кулона с огромным сапфиром необычайной чистоты. – Этот кулон муж подарил мне на свадьбу, – сухо пояснила она.

– Да, у этого джентльмена, судя по всему, был прекрасный вкус, – задумчиво произнес Бенедикт, – во всем, что касалось женщин и украшений. И вы, и этот кулон – прямое тому доказательство.

– Можете думать так, если хотите.

Он с удивлением взглянул на нее. Ее глаза потемнели от гнева, на щеках проступили красные пятна.

– А у вас иное мнение по поводу его вкуса?

– Начнем с того, что он вообще не был джентльменом, – сердито заметила Женевьева. – И если вы в дальнейшем хотите продолжить наше знакомство, советую не заводить разговоров о моем покойном муже. В противном случае у вас будет очень мало шансов добиться моего расположения.

Эта фраза поразила Бенедикта. Он удивленно поднял брови:

– Значит, ваш брак был несчастливым?

– Совершенно верно.

В какой-то момент взгляд Женевьевы стал совершенно безумным. Лукас очень удивился такой внезапной перемене настроения. Неужели всему виной вопрос о покойном муже?

– Вы думаете, титул герцогини недостаточная… плата за все мучения, которые принес вам покойный муж?

– Да, я считаю плату недостаточной, – сказала Женевьева. Настроение ее резко испортилось. И даже веселый блеск в темных глазах Лукаса и его шутливый тон не смогли его улучшить. – Советую вам быть осторожнее в разговорах с дамами. Есть темы, которые не следует обсуждать, и в частности их покойных мужей. Иначе не успеете оглянуться, а вашей собеседницы уже и след простыл.

– Простите, если чем-то обидел вас…

– Нисколько, милорд. Просто мне изрядно наскучил этот разговор. – С этими словами Женевьева отвернулась от него и, раздернув занавеску, принялась смотреть в окно.

Бенедикт некоторое время молчал. Эта яростная вспышка очень удивила его. Никогда еще он не встречал таких женщин, как Женевьева Форстер. Хотя за последние двенадцать лет женщин повидал немало. Правда, они вызывали в нем лишь физическое влечение, не более. Его не интересовали ни их внутренний мир, ни обстоятельства жизни.

Хотя, справедливости ради, интерес Бенедикта к Женевьеве никак нельзя было назвать страстью или даже влюбленностью. Он всего лишь хотел завести необременительный роман, руководствуясь практическими целями. Связь с женщиной усыпила бы подозрения общества. Он уже много раз заводил такие отношения, выполняя поручения короля. В такие моменты приходилось принимать приглашения на балы и вечеринки, появляться в обществе, хотя всего этого Бенедикт терпеть не мог.

Обычно женщины с радостью завязывали с ним знакомство, инициируя продолжение отношений. Но только не Женевьева. Она встречала все его попытки сблизиться с ней равнодушно и даже враждебно. С одной стороны, это раздражало его, с другой – делало образ Женевьевы еще более интригующим и загадочным.

– Могу я как-нибудь искупить свою вину перед вами? – с легкой улыбкой обратился к ней Бенедикт.

Женевьева повернулась к нему. Она все еще выглядела рассерженной.

– Вы ни в чем не виноваты. Это я должна была с самого начала сказать вам, что мой шестилетний брак был очень несчастливым. Я терпеть не могла мужа. Выдержала положенный год траура и теперь собираюсь веселиться и ни в чем себе не отказывать. Я даже не отказалась бы от легкого любовного приключения.

Бенедикт задумался. Он слышал, покойный муж был намного старше Женевьевы. Но не знал, что их брак был настолько несчастливым, что ей до сих пор больно о нем вспоминать. Интересно, что такого ужасного мог сделать ее муж?

– А вы хотели бы, чтобы это легкое любовное приключение произошло со мной? – спросил Бенедикт, вопросительно подняв свои черные брови.

– Нет, наша связь была бы слишком рискованной, – невозмутимо ответила она. – Кроме того, вы прослыли опасным человеком. Вас даже называют Люцифером.

– Меня? Неужели? – удивился он.

– О да, – с улыбкой ответила Женевьева. – Поэтому любовное приключение с вами я бы не решилась назвать хорошей идеей. Скорее наоборот.

Она продолжала улыбаться иронично и холодно.

Раздражение Бенедикта росло с каждой минутой.

– Почему вы так уверены? Ведь вы совсем меня не знаете. Разве можно судить о человеке по светским сплетням?

– За время нашей поездки я успела достаточно изучить вас, – надменно парировала Женевьева.

– И что именно вам удалось обо мне узнать?

– Ничего особенного. Зато я поняла, что мы с вами совершенно разные люди. И потому отношения между нами невозможны.

Бенедикт все больше и больше нервничал. Еще ни разу он не испытывал такого беспокойства во время разговора с женщиной.

– Вы сегодня будете на балу у леди Хаммонд? – спросил он.

Женевьева жеманно пожала плечами.

– Я еще не решила, – сказала она. – Может быть, поеду на бал к леди Хаммонд, а может быть, поужинаю с графом Сэндхерстом.

– Вы собираетесь ужинать с Чарли Бруксом? – удивился Бенедикт.

От Женевьевы не ускользнуло презрение по отношению к Бруксу, в ее глазах мелькнуло удивление.

– Граф не только обаятелен и приветлив, но еще и красив как греческий бог, – пояснила она.

Да, граф действительно был красив и обходителен с дамами. Правда, поговаривали, что он самый сладострастный развратник во всем Лондоне. Хотя вряд ли это смутит Женевьеву. Ведь она мечтает о легком забавном любовном приключении. Может быть, даже выйдет за него замуж. Вряд ли граф похож на ее покойного мужа.

Почему же Лукаса так расстроили ее слова о предполагаемом ужине с Чарли Бруксом? Какое ему, собственно, до этого дело? Может быть, в нем говорит мужское самолюбие? Ему-то она отказала во флирте. Чем этот легкомысленный повеса и развратник лучше его?

– Сегодня вечером у меня важная встреча, но я быстро освобожусь, и мы смогли бы поужинать вместе, – предложил Бенедикт. – Ужин со мной можно считать легким забавным приключением, не так ли?

– Легким забавным приключением? Не думаю, но спасибо за предложение, – ответила Женевьева.

– Но почему? – спросил Бенедикт. Теперь в его голосе звучал плохо скрытый гнев.

– Я не хочу быть второй в вашем списке, – ответила Женевьева.

– Но это совсем не то, что вы подумали. У меня сугубо деловая встреча!

Женевьева кокетливо пожала плечами:

– Ну тогда, надеюсь, она увенчается для вас большим успехом, чем ужин со мной.

– Вы очень непоследовательны! – воскликнул Люцифер.

Женевьева посмотрела на него с улыбкой.

– Думаю, очень многие женщины с радостью согласились бы на ужин с вами, – тщательно подбирая слова, сказала она. – Но после пережитого за годы моего ужасного брака я хотела бы завести более романтические отношения, чем те, что вы можете мне предложить.

– Романтические?! – воскликнул Бенедикт и посмотрел на нее как на безумную.

Женевьева как ни в чем не бывало взглянула в окно.

– А вот и мой дом. Мы приехали, Лукас, – сказала она с равнодушной улыбкой и взяла сумочку, готовясь выйти из кареты. – Спасибо вам за поездку, милорд. Это было очень… поучительно.

Бенедикт мрачно посмотрел на нее.

– Со мной вам было бы куда веселее, Женевьева, – проговорил он. – Я отнесся бы к вам с большим… пониманием, чем граф Сэндхерст.

Она удивленно подняла брови.

– Может быть, когда-нибудь я изменю свое решение, но не сегодня, – сказала она.

Люцифер нахмурился:

– Если вы думаете, что у вас с Чарли Бруксом будет забавное и легкое любовное приключение, то глубоко ошибаетесь. Вы крайне наивно смотрите на вещи.

Честно говоря, сейчас Женевьеве было легко и весело. Она вышла замуж за Джошуа, будучи совсем юной. До брака у нее не было отношений с мужчинами, даже легкого флирта. Теперь она с удовольствием отметила, что Лукас испытывает к ней неподдельный интерес. Наверное, этот красивый обходительный брюнет не привык, чтобы женщины ему в чем-то отказывали.

Да, Бенедикт Лукас был прав, говоря, что Женевьева наивно смотрит на вещи. Но при этом она была совсем не глупа и понимала, что мужчины из высшего общества любят неприступных женщин. Если бы она сразу приняла его предложение относительно ужина, то Бенедикт очень быстро потерял бы к ней интерес. Подумать только! С помощью такой простой уловки Женевьеве удалось заинтересовать мужчину. И какого мужчину! Опасного и загадочного Люцифера!

Женевьева пожала плечами.

– Граф, в отличие от вас, долго ухаживал за мной, – сказала она.

– Но он…

– Сегодня прислал мне цветы, – не расслышав реплики Бенедикта, продолжала Женевьева. – И шоколадные конфеты. Вместе с красивой открыткой, где написаны нежные признания в любви.

Это воспоминание заставило ее улыбнуться.

– Он сделал все для того, чтобы сегодня вечером затащить вас в постель, – раздраженно проговорил Бенедикт Лукас.

– Я и сама это прекрасно понимаю. – Женевьева равнодушно кивнула. – Но Сэндхерст приложил для этого массу усилий.

Бенедикт едва сдерживал ярость. Еще ни разу с ним не случалось ничего подобного, когда он разговаривал с женщиной. А если и случалось, он этого не помнил. Все считали его не способным на сильные чувства. Однако они ошибались – он просто всегда держал себя в руках и не показывал эмоций.

– Может быть, я плохо разбираюсь в любви и чувствах, но не вижу ничего романтичного в том, что граф Сэндхерст послал вам цветы, шоколад и открытку с парочкой нежных слов, думая лишь об одном – как бы затащить вас в постель. – Губы Бенедикта скривились от отвращения.

Женевьева насмешливо на него посмотрела:

– Но ведь вы хотите от меня того же самого, что и он. Вы хотели сначала поужинать со мной, а потом переспать. Но, в отличие от графа Сэндхерста, не прислали мне сегодня цветов, шоколада и открытки с нежными признаниями в любви.

Ноздри Бенедикта раздувались от гнева.

– Даже если и так, то, по крайней мере, в отличие от графа Сэндхерста, я был откровенен с вами, – парировал Бенедикт.

– Я бы сказала, слишком откровенны… – язвительно заметила она.

Лицо Бенедикта побледнело от гнева.

– Вы самая испорченная женщина, какую я когда-либо встречал, Женевьева! – вне себя от бешенства воскликнул он.

Она с удивлением воззрилась на него, потом не выдержала и расхохоталась:

– Да, я была права, когда говорила, что вы были даже слишком откровенны со мной. В этом ваша беда, Бенедикт.

Он зло взглянул на Женевьеву. Жгучий взгляд темных глаз, казалось, пронизывал насквозь.

– Сегодня вечером я буду на балу у леди Хаммонд, – сказал он. – Помните, что мое предложение остается в силе.

Женевьева равнодушно кивнула:

– Приму к сведению. Благодарю вас. А теперь, если не возражаете…

С этими словами она указала глазами на дверцу кареты. Бенедикту не оставалось ничего иного, как выйти, чтобы подать Женевьеве руку. Высокомерно кивнув в знак благодарности, она повернулась и, больше не обращая на него внимания, поднялась по ступенькам и позвонила в дверь своего дома. Судя по всему, ее ждали, дверь распахнулась в то же мгновение. Как только Женевьева вошла внутрь, дверь с громким стуком захлопнулась.

Бенедикт задумчиво проводил ее взглядом. Он заметил, что перед тем как исчезнуть за дверью своего дома, она все же обернулась и посмотрела на него…