Текст книги "Любовь непостижима"

Кэролайн Барт
Любовь непостижима

1

– Эллис, девочка, тебе нужен мужчина.

Оставив тарелки в покое, Эллис Торнтон резко повернулась к деду и бросила на него сердитый взгляд. Она слышала эту фразу уже тысячу раз. Дед изводил ее подобными разговорами, как овод лошадь.

– У меня есть мужчина. Это ты, – ответила она. – Зачем мне еще один, если мы справляемся с нашим ранчо без посторонних?

– Я уже не тот, – гнул свое Патрик Торнтон, покачиваясь на крепком сосновом стуле за кухонным столом. – Мне уже не унести кипу сена, не объездить коня, не осилить и половины работ по ранчо, с которыми я справлялся еще в прошлом году. И вообще мне нужна замена – ничто не остановит ход времени.

Две шотландские овчарки – Джим и Боб, лежавшие под столом у ног Патрика, подали голос, словно подтверждая каждое сказанное им слово.

– Перестань, дед, – мягко попросила Эллис, проглотив ком в горле. Она снова повернулась к раковине и пустила струю горячей воды на сковородку. – Нам с тобой хорошо вдвоем, и мы вполне справляемся.

Она сделала вид, что смотрит в окно над раковиной, старательно избегая его пронзительного взгляда – дед сразу бы заметил подступившие к ее глазам слезы.

Эллис видела перед собой высокогорную долину, окруженную гористыми склонами, густо заросшими лесом. Этот юго-восточный угол штата Вашингтон был совершенно изолирован и мало заселен. Кроме диких зверей, лошадей, скота, здесь держались только стойкие ковбои вроде деда и ее самой.

– Я, милочка моя, толкую не о помощнике, а о муже, черт побери! Тебе уже за тридцать, впереди долгие годы, о которых ты совсем не думаешь. У меня их уже нет.

Скоро деду исполнится семьдесят, но Эллис упрямо не хотела признавать этот факт. Да и не такой уж он старый, если не считать седины. Правда, плечи его казались чуть уже, чуть слабее, чем тогда, когда в три года она скакала на них верхом вокруг этого же кухонного стола. И, правду сказать, стоит ей повернуться, и она увидит, как непроизвольно дрожит его рука, поднося чашку к губам, как темнеют на тыльной стороне его мозолистых ладоней возрастные пятна, как поправляет он бифокальные очки на крепком носу.

Дед просто не может постареть, в отчаянии думала она. Он ей слишком дорог. Дороже этого ранчо и большого дома из сосновых бревен, в котором они живут. Дом он построил пятьдесят лет назад из стволов деревьев, спиленных рядом на склонах. Когда-нибудь она унаследует ранчо, но думать об этом совсем не хочется.

– Вовсе нет, тебе еще немало осталось, в твои-то незрелые семьдесят. – Эллис подошла к столу, чтобы смахнуть хлебные крошки.

– Незрелые! – фыркнул дед. – После смерти Мэри я уже перезрел. – Он уставился на кофейную гущу в кружке, словно мог увидеть там свою покойную жену, и тоскливо вздохнул, потом взглянул на внучку, нахмурив щетинистые брови. – Кстати, о будущем, девочка, сколько детородных годков тебе остается, а? Четыре-пять, не больше?

Чувствуя, как вспыхнули ее щеки, она воспользовалась случаем, отвернулась и стряхнула крошки в раковину из мыльного камня.

– Поздно уже мне думать о муже и детях.

– Было бы не поздно, если бы ты дала объявление, поискала бы себе мужа через газету. Как я не раз уже тебе предлагал.

– Уже давала. – Она вызывающе взглянула на него. – Помнишь?

– Помню, – откинулся он вместе со стулом к бревенчатой стене. – Ты, золотце, поместила объявление только один раз, да и то я тебя заставил.

– Помнишь, каких мужиков оно привлекло, дед? Трех закоренелых неудачников, которых не брали ни на одну работу. И стоило каждому только взглянуть на меня, как…

– А что они увидели? – перебил он ее. – Ты даже не принаряжалась к их приходу. Встречала женихов в сапогах, джинсах и вылинявшей рабочей рубашке, благоухая как конская попона.

– Чем еще я могу благоухать? Почти каждый день я скачу верхом. Они увидели, что я некрасива, как заборный столб, дед. Это же ясно, и мы оба знаем это.

– Платье и немного губной помады тебе не помешали бы, – проворчал он. – Ты могла бы надушить руки, распустить свои чудесные черные волосы или хотя бы повязать ленточкой свой конский хвост, с которым ты не расстаешься ни днем, ни ночью.

Эллис состроила ему рожицу.

– Я рабочая женщина со скотоводческого ранчо. А «мужики почтой» не желают ни ремонтировать мои изгороди, ни целовать мои мозоли.

– Не передергивай! На тебя заглядывались двое местных парней. Да и этот, внебрачный ковбой, Ник Оуэн.

– Внебрачный – слишком мягко сказано, – бросила она, с усилием отскребая грязь в раковине. – И все они уже дважды или больше были женаты, а потом разведены. Лучше уж остаться одной, чем связываться с такими отбросами.

Патрик покачал головой:

– Вот что я скажу тебе, внучка: ты не так скроена, чтобы быть монахиней. Тебе не хватает радости любви, полноценного брака с детишками…

– Зато я независима, дед, делаю то, что хочу, и ни перед кем не отчитываюсь. Многие ли женщины знают, что это такое? А я знаю. Муж связал бы мою свободу, держал бы меня в загоне.

– Только не порядочный мужик, детка.

– Дед! Назови хоть одного мужика, который не хотел бы, чтобы я была хорошенькой, круглее или худее, с более пышной грудью или с более длинными ногами. Ну давай, назови!

– Ну возьми хоть меня. Я-то любил Мэри такой, какой она была, и тебя я люблю такой, какая ты есть.

– И все же ты хотел, чтобы я нарядилась для тех трех лодырей.

– Гм, – изрек Патрик. Так он всегда поступал, когда проигрывал в споре.

Довольная своей победой, Эллис вытерла руки полотенцем, заправила в густой конский хвост выбившуюся прядь и скосила взгляд на деда – он бывал не только милым, но и упрямым.

Громко вздохнув, Патрик отодвинул стул и встал.

– Ладно, тогда я сам напишу объявление. Прозябающее тут с лошадьми и коровами тело просто обязано оповестить, что оно свободно и ждет любви.

– Дед, я отзову любое объявление, так что не трать напрасно время!

– Полегче, деточка. Речь вовсе не о тебе. Я-то не собираюсь быть монахом, несмотря на свои «незрелые» семьдесят. Мне нужна жена, но ни одна из вдовушек, что ходят в нашу церковь, меня не привлекает.

Эллис изумленно заморгала.

– Жена? Тебе?

– Ага. Я помню Мэри, но после четырех лет одиночества мое сердце жаждет любви доброй женщины. Да и любить я еще способен. И тебе не помешает помощница по дому, а? – Он смахнул паутину, которая свисала с их самодельной люстры.

– Да нет… Но…

– Тогда я иду писать объявление. Посмотрим, что из этого получится.

«Вдов, штат Вашингтон. 69 л. Ищет жену. Фото желательно».

Эта строка в колонке объявлений задала работы их почте: за один месяц пришло три сотни писем. Ежедневно Эллис извлекала из ящика пачку надушенных конвертов. Было отчего взбеситься! Вышагивая четверть мили по грунтовой подъездной дорожке к дому, она не уставала изумляться. Какой ужас! Почти половину писем написали женщины моложе нее. Одно письмо пришло аж из Парижа, из Франции! А какие фотографии были вложены в конверты!

Когда этот поток истончился до струйки, Патрик разложил на обеденном столе фотографии наиболее перспективных кандидаток и принес лозу, с помощью которой всегда искал подпочвенные воды для колодцев.

Сидя за столом, Эллис со смешанным чувством наблюдала за этими приготовлениями. Хорошо, что дед так весел и оптимистичен. Но какое разочарование его ждет – она это испытала на себе, – когда приедут отозвавшиеся на его зов женщины и окажутся куда менее пригодными для жизни на ранчо, чем они обещали в своих письмах.

– Нужно было бы тогда проверить лозой твои три письма, – бросил Патрик, взяв в руки кончики раздвоенного прутика. – Пожалуй, нужно повторить твое объявление.

– С меня хватит и одного раза, – вспыхнула Эллис.

Закрыв глаза, Патрик велел ей перемешать разложенные на столе двадцать пять фотографий. Господи, не станет же он выбирать себе жену вслепую, как искал воду под землей? Эллис не раз была свидетелем того, как дед со сверхъестественной точностью выбирал место для очередного колодца. Но выбирать таким же способом жену? Такое даже не приснится!

– Я уже перемешала, дед.

Не открывая глаз, он начал проносить раздвоенный прутик над рядами фотографий. Эллис наблюдала, как подрагивает свободный конец ветки, медленно двигаясь над улыбающимися лицами. Патрик отобрал снимки женщин не моложе шестидесяти пяти лет – красивых, средненьких и просто некрасивых.

Внезапно пруток нырнул к одной из фотографий, как если бы невидимая рука дернула его вниз.

– Так, – произнес Патрик, открывая глаза. – Кто эта милая леди? – Отложив лозу в сторону, он поправив свои бифокальные очки и, откинувшись на спинку стула, принялся изучать фотографию. – А, Нелли Маршалл… Отлично. Ее письмо понравилось мне больше остальных. – И он улыбнулся. – Знаешь, Эллис, у нас с ней много общего. Мы оба вступили в брак сразу после окончания средней школы, а теперь оба овдовели.

Эллис взглянула на снимок. Ничего особенного: пухленькая, пышные седые волосы обрамляют лицо в форме сердца, темные живые глаза, теплая и открытая улыбка.

Патрик зачитал отрывок из ее письма: «Я выросла на животноводческом ранчо в Техасе, но уехала из Техаса, когда встретила будущего мужа. Мы были счастливы в браке, и я очень страдаю от одиночества после того, как пять лет назад он умер. Наши сын и дочь уже взрослые и живут самостоятельно. Так что я свободна и с удовольствием познакомлюсь с вами, если и вы того пожелаете».

– Кажется, симпатичная женщина, – прошептала Эллис, стараясь не думать о бабушке, которая для нее была самой замечательной женщиной на свете.

– У меня сразу возникло расположение к Нелли Маршалл, – кивнул Патрик. Он отодвинул в сторону остальные фотографии и письма. – Отправлю ей письмо сегодняшней почтой, а остальным леди выражу мое сожаление потом. Сообщу Нелли наш телефон и попрошу позвонить сюда за мой счет, если ей понравится мой ответ.

Нелли Маршалл позвонила по междугородному телефону в тот же день, когда получила письмо Патрика. Дед унес телефон в свою спальню и закрыл за собой дверь, продержав Эллис в неизвестности целых два часа.

Пытаясь смотреть телевизор, пока он разговаривал, Эллис слышала, как Патрик несколько раз рассмеялся. Этого не было с тех пор, как умерла бабушка. Даже из-за двери было слышно, что смеялся он радостно, бодро, словно юноша.

Она сложила руки на груди и уставилась на экран. Ни один из трех звонков тех неудачников, отозвавшихся на ее объявление, не вызвал в ней ощущение счастья или молодости. А визиты их вообще были сплошным недоразумением. Когда же в последний раз она чувствовала себя счастливой?..

Ее лицо потемнело, мысли унеслись далеко в прошлое. Десять лет назад. Какая же она была дурочка, когда думала, что ковбой деда Ник Оуэн действительно влюблен в нее! А он лишь сделал еще одну зарубку на спинке своей кровати! Три месяца самого льстивого ухаживания, которое она когда-либо знала… единственного ухаживания, которое она вообще знала.

Патрик и Мэри предостерегали ее. Патрик по секрету сообщил ей, что за Ником тащится гадкое прозвище Тараканий зад, от которого он тщетно убегает, меняя города и ранчо. А такие прозвища зря не даются. Но она поверила своему сердцу. Соблазнив ее, Ник на следующее же утро исчез из городка и больше не появлялся. Она страдала, пока однажды случайно не услышала в городе, что ковбой проделал это на спор со своими дружками-выпивохами.

Эллис уже не страдала – она сгорала от унижения. В то время она была самой старой девственницей в округе. Достаточно старой, чтобы ковбои заключали пари по поводу ее целомудрия…

Услышав, как открылась дверь спальни деда в конце коридора, она сделала вид, что полностью поглощена старым вестерном. Один из героев в этот момент выхватывал револьвер и целился в ковбоя-злодея, похожего на вонючку Ника.

– Застрели подонка, дружище, – мрачно подсказала она.

– Нелли погостит у нас пару недель. – Лицо у деда горело от возбуждения. – Говорит, приедет из Сиэтла на машине.

– Недель? – в изумлении повторила Эллис.

Посмеиваясь, Патрик уселся в свое большое, обитое коровьей шкурой кресло.

– Мы отлично поболтали. Двух недель хватит, чтобы узнать друг друга. Она хочет приехать не одна, а вместе с кем-то. Я сказал, что мы не возражаем. Правильно?

– Конечно, но…

– Надо приготовить две спальни к их приезду в субботу вечером.

– Дед, но остается только два дня.

– Угу. Я считаю, Нелли мы приготовим комнату напротив моей спальни. – Он мигнул. – А ее подруга может спать по соседству с тобой, и вы обе сможете пользоваться ванной комнатой.

Эллис хотела предостеречь его, чтобы он не очень раскатывал губы. Неужели дед забыл, как не повезло ей с ее объявлением?

Его ждет разочарование, подумала она, но не сказала этого. Язык не поворачивался. Она не видела его таким взволнованным и полным жизни с тех пор, как умерла Мэри. Карие глаза искрились, лицо помолодело, и с него не сходила радостная улыбка.

Он заметил сомнение в ее глазах.

– Не волнуйся, деточка. Старый ивовый прутик знает, что делает.

Она прикусила губу и вздохнула. До субботы нужно так много сделать. Теперь придется менять планы.

В субботу вечером Эллис заняла наблюдательный пост у проволочной входной двери и вскоре увидела облако пыли в том месте, где подъездная дорожка выходила на шоссе.

– Дед, они! – крикнула она Патрику, готовившему за домом шашлык по-техасски. Пятьдесят лет назад он приехал в штат Вашингтон из Техаса, вспомнила Эллис.

К дому приближается дьявольский гонщик, подумала она, глядя на страшный шлейф пыли. Странно. Судя по письму, Нелли Маршалл была не из тех, кто носится сломя голову по горным дорогам.

Подойдя к Эллис, Патрик взглянул на облако пыли.

– Должно быть, они. По времени точно. Собак я запер в конюшне, чтоб не мешали.

В ковбойке, голубых джинсах и выходных сапогах, он был красивым и возбужденным. Эллис уловила запах лосьона после бритья и аромат поджаренных на углях ребрышек.

– Выглядишь ты молодцом, дед.

– Ты тоже. – Он сжал ее плечи. – Отлично смотришься в этом розовом платье, прозрачных чулках и в туфлях на высоких каблуках. И волосы наконец-то распущены. – Он принюхался. – А благоухаешь! Как букет!

– Ага, прям как Золушка на балу, – прошептала она застенчиво.

Дед прекрасно знал, что женственность, красота и очарование не были ее сильными сторонами. Она знала, что он скажет, и дед не разочаровал ее.

– Ты обладаешь особой, внутренней, красотой, девочка. И твой принц обязательно явится.

Раньше Эллис, закатив глаза, пробормотала бы, что не будет никакого принца, что в целом свете ей уготованы лишь гадины вроде Ника. Но сейчас, приодетая, надушенная, с распущенными по плечам густыми и пышными волосами, чтобы ради деда произвести впечатление на миссис Нелли Маршалл, она попала в поле его любви и благожелательности и на какое-то мгновение почувствовала, что внешне она не менее привлекательна, чем внутренне, как заверял ее дед.

Урчание мощного двигателя стало громче и отчетливее, и вот перед ними появилась машина – скоростная, обтекаемая и красная, прямо как пожарная.

– Одна из этих иностранных штучек, – заметил Патрик. – Похоже, под ее длинным капотом упрятано целое стадо мустангов.

Такая низкая машина совершенно не годится для горного ранчо, размышляла Эллис. Судя по спортивному автомобилю, миссис Маршалл слишком веселая вдовушка, чтобы жить на изолированном ранчо за сотни миль от Сиэтла. Она вернется домой еще до того, как дед снимет шашлык с решетки. А на снимке она казалась такой простенькой, такой обычной.

Патрик вышел на длинное и широкое крыльцо и помахал рукой. Эллис последовала за ним, прикрывая ладошкой глаза от заходящего солнца. Бедный дед. Он так старался со своим шашлыком, а вчера пару часов собирал полевые цветы, которые она поставила в спальни гостей в фаянсовых вазах. Дед помог ей привести гостевые комнаты в божеский вид, а потом долго начищал свои сапоги. И все для чего?

Щурясь от солнца, Эллис ощущала едва ли не сострадание к деду. Старый прутик все же подвел его. Он годится только для разжигания углей под решеткой.

Визжа тормозами, машина остановилась в облаке пыли. Эллис чихнула раз, второй, третий. Патрик сунул ей в руку свой носовой платок и перекрестил ее, когда она чихнула еще раз.

Открылась дверца со стороны водителя, из нее появилась ковбойская шляпа, и Эллис опустила платок. Затем моргнула и снова прикрыла глаза ладошкой. На месте пассажира вроде сидела женщина, но водитель-то точно был мужчиной.

В водовороте пыли лучи заходящего солнца высветили высокую – более шести футов – фигуру. Эллис напрягла глаза, но не смогла разглядеть лицо под низко надвинутой шляпой, а видела лишь силуэт, мужественные очертания широких плеч, узких бедер и длинных ног.

Эллис покачнулась на своих высоких каблуках и тихо охнула: перед ней стоял персонаж из ее снов…

Бросив на внучку лукавый взгляд, Патрик приподнял кустистую бровь:

– А? Девочка, что я тебе говорил? Черт меня побери, если это не принц!

2

Бравый Патрик спустился с крыльца и направился к машине, заранее протягивая крепкую мозолистую руку.

Мужчина в шляпе смотрел на него изучающе, не делая ни единого движения навстречу.

– Привет, – добродушно проговорил дед Эллис, которого она просто не узнавала в этом мускулистом, подтянутом мужчине с гривой седых, отлично промытых накануне волос. – Вы, должно быть, Грегори Маршалл, внук Нелли. А я Патрик Торнтон.

Грегори снял шляпу, радуясь возможности освободиться от нее, – этот жаркий головной убор заставила его надеть бабушка, желая произвести хорошее впечатление на Торнтонов.

Он пожал руку Патрику, бросив ему:

– Рад познакомиться с вами. – И хотя лицо его было любезным, чувствовалось, что он не одобрял поступка бабушки.

– И я очень рад, – заверил его Патрик, глядя сквозь ветровое стекло на Нелли и расплываясь в широкой улыбке. – Я помогу леди выбраться из машины, если вы не возражаете.

Грегори кивнул, так и не улыбнувшись. Однажды он поймал убийцу, выбиравшего свои жертвы по частным объявлениям в газетах. Бабушка правильно сделала, что взяла его с собой. Иначе он сам напросился бы в поездку, не хватает еще, чтобы она стала очередной жертвой.

Правда, Патрик Торнтон выглядит вполне прилично. Рукопожатие у деда твердое, мужское, косточки пальцев ноют до сих пор, но одного этого еще недостаточно для правильного суждения. Работа полицейского приучила Грега к тому, что первое впечатление часто бывает обманчивым. Лишь со временем выясняется, чего стоит тот или иной человек. Патрику Торнтону еще предстояло доказать, что он достоин Нелли Маршалл.

Грегори бросил взгляд на женщину, неподвижно стоявшую на верхней ступеньке крыльца. Это, стало быть, внучка. Не совсем то, что он ожидал увидеть. По описаниям Нелли он вообразил себе девчонку-сорванца с веснушками и косичками. Теперь-то он понял, что бабушка слукавила…

– Грегори Маршалл, – представился он, сделав пару шагов по лестнице, и протянул ей руку. – А вы, верно, Эллис?

Он заметил, как она судорожно крутит в руках носовой платок. Краска, темнее, чем ее розовое платье, заливала ее щеки. Или она болезненно стеснительная, или пришла в ярость. Скорее последнее, решил он, разглядывая выставленный вперед решительный подбородок и сверкающие зеленые глаза.

Она явно не ожидала увидеть такого сопровождающего Нелли. Патрик тоже, очевидно, ввел ее в заблуждение, дав понять, что с бабушкой прибудет женщина.

– Как поживаете, мистер Маршалл? – Она попыталась быть любезной, неуклюже спускаясь ему навстречу.

До их встречи осталась одна ступенька, когда ее каблук попал в дырку от сучка, и она рухнула вперед.

– Ах! – вскрикнула она, падая. – Вот черт!

Грегори ловко подхватил ее в объятия. Он мгновенно почувствовал, как прижались к нему ее полные груди, как упруга ее тонкая талия под его рукой, как шелковисты густые черные волосы, коснувшиеся его щеки. Он вдохнул запах ее духов – гардении – и прижал ее к себе чуть сильнее, чем требовала ситуация. Не красивая, даже не хорошенькая, но пахла она экзотически и соблазнительно, как оранжерейный цветок.

Онемевшая от шока и боли в ноге, Эллис очень близко увидела глаза Грегори и поразилась их ясной голубизне. Спасительно удержавшие ее руки были крепки, как сталь. От его тела исходила надежная мужская сила.

Попытавшись оттолкнуть его от себя, она только выбила из его руки шляпу и выругалась про себя.

Грегори нагнулся, высвободил ее каблук из отверстия в ступеньке и спросил:

– Ногу, наверно, подвернули? Вам больно?

– Нет. – Она сделала шаг назад и вздрогнула от боли, прострелившей лодыжку.

– Чаще ходи на высоких каблуках, девочка. В этом деле нужна тренировка, – посоветовал Патрик, огибая машину под руку с дамой. – А теперь познакомься с Нелли.

– Привет, Эллис, – поздоровалась женщина с теплой улыбкой. – Вы не пострадали? Грегори мастер оказывать первую помощь, он знает, что делать при несчастном случае.

Эллис обменялась с Нелли коротким рукопожатием и попыталась сделать еще один шаг, но ее лицо исказилось от нестерпимой боли.

– Присядьте, я взгляну на вашу лодыжку. – Носком туфли Грегори показал ей на ступеньку сзади нее.

– Нет, я…

– Сядь, девочка, – сердито приказал дед, надавливая на ее плечи. – Делай то, что говорит принц… то есть я хочу сказать, этот человек. Пусть посмотрит, что у тебя там – вывих или трещина. А я пока покажу Нелли наш дом.

– Снаружи он выглядит великолепно, – сказала Нелли.

– Все построил сам, включая конюшню и коровник за домом, – гордо произнес Патрик, пропуская гостью в дверь. – Я сам ошкурил каждое бревно, сам подобрал каждый камень для очага. Вам, Нелли, нравится открытый, потрескивающий огонь в очаге в холодные зимние вечера?

Раздосадованная унижением, болью и невозможностью сделать хотя бы шаг самостоятельно, Эллис слушала, как их голоса замерли в доме. Оставшись наедине с Грегори, она вынуждена была отдать себя на его милость – подвергнуться осмотру.

Он опустился перед ней на колени и взял в руки ее ступню.

– Пошевелите пальцами.

Скрипя зубами, она пошевелила ими.

– Если бы я была в сапогах, а не на этих проклятых каблуках, ничего бы не случилось.

– Если вывих, вам придется потерпеть день-два.

Эллис старалась не смотреть на пальцы, мягко прощупывавшие косточки на ее ступне и лодыжке. Она пыталась не обращать внимания на то, как интимно поднимались они выше – к икре и колену. Удовольствие от этого было более пронзительным, чем боль.

– Здесь больно?

– Нет. Послушайте, мистер Маршалл, я человек закаленный – верхом пасу стадо, чиню изгороди, культивирую мозоли… И терпеть не могу, когда меня подставляют, как подставили нас с вами наши уважаемые предки.

– Зовите меня Грегори. Вы не станете возражать, если я буду называть вас по имени?

– Нет. Какая разница, как называть? – добавила она скорее для себя.

Он согласно кивнул:

– Я и сам не в восторге от такой ситуации, Эллис. А что касается мозолей, то здесь я мог бы посоревноваться с вами.

Эллис уже почувствовала это, когда его пальцы исследовали ее ногу. Эти осторожные прикосновения лишали ее сил, кружили ей голову, пробуждали ее женственность. Смешно сказать, но ей хотелось вскочить на ноги и гордо, с достоинством удалиться в сторону заката. Никогда не было такого, чтобы она упала с собственного крыльца. Никогда!

– Как вы заработали свои мозоли, Грегори?

– Как и вы – тяжелым трудом.

– В качестве кого?

– Конного полицейского. Нам, лошадиным копам, приходится еще и конюшни убирать. А сейчас наше подразделение отправили на неделю в вынужденный отпуск, урезав нам расходы.

Еще один безработный, подумала Эллис. Но, конечно, не такой, как те трое неудачливых «поклонников почтой». Она теперь разглядела, что, кроме шляпы, в нем ничего не было от очаровавшего ее с первого взгляда образа ковбоя. На нем не было штанов из оленьей кожи, одет он был в саржевые брюки и голубую рубашку с подвернутыми рукавами.

Должно быть, взять шляпу велела ему Нелли, как и дед заставил ее приодеться и надушиться.

У Грегори были густые волосы с золотистым отливом и темные брови над голубыми глазами. Его явно сломанный когда-то нос не потерял своей привлекательности, а квадратная челюсть и четкий подбородок говорили о мужественности. Сказать по правде, он был просто великолепен.

Но Эллис-то совсем не великолепная. Не хорошенькая. Не соблазнительная, не женственная, не очень-то и стройная, без внешней чувственности, которая так привлекает мужчин.

Из сорванца она сразу же превратилась в работящую женщину, которая отлично скачет верхом, ловко ловит арканом коров, вполне справляется с небольшим породистым стадом и обходится без мужа и любовника…

– Отличный запах, – тихо проговорил Грегори.

Эллис кивнула, принюхавшись:

– Шашлык по-техасски – конек деда. Жареные на решетке ребрышки, острые перцы и… – Она смолкла под взглядом Грегори. Теплые волны, возникшие на месте прикосновения его пальцев, поднимались вверх по ноге. Его взгляд был как голубое пламя в неподвижном воздухе.

– Я имел в виду ваши духи, Эллис.

– Никогда не пользуюсь духами, – призналась она. – Сегодня исключение. Все ради деда, чтобы произвести приятное впечатление на Нелли. – Только бы Грегори не подумал, что она надушилась ради него. – Все остальное время я пахну потом и седельным мылом. И никогда не ношу платьев, чулок и туфель на шпильках…

Она снова замолчала. Подсунув одну руку под ее колени, а другой обхватив ее за спину, Грегори легко поднял Эллис и прижал к своей широкой и мощной груди.

– На лодыжку нужно положить лед, – заявил он.

– Я не…

– Еще как. – Ударом ноги он распахнул дверь из металлической сетки и внес ее в дом.

– Отпустите меня! Я могу допрыгать на одной ноге куда нужно.

– Наверное, можете, но сейчас доедете бесплатно, – отпарировал он.

Она возмущенно заворчала, а он посадил ее в обитое коровьей шкурой кресло в гостиной. Не обращая внимания на ее раздражение, накрыл скамеечку для ног подушкой из овечьей шкуры и осторожно разместил там ее лодыжку.

– Лед должен быть тут, – бросил он, направившись в кухню.

В этот момент в другую дверь вошли Патрик и Нелли.

– Я обожаю бревенчатые дома, – говорила она.

Увидев Эллис в кресле, они поспешили к ней.

– Так плохо? – спросил дед, глядя на скамеечку с подушкой. – Неужели перелом?

– Нет, только вывих.

– А где Грегори? – огляделась Нелли.

– Мистер Всезнайка хлопочет на кухне, – резко ответила Эллис.

– А-а, – в унисон протянули Патрик и Нелли, искоса посмотрели друг на друга и обменялись улыбками.

Эллис попыталась выбраться из глубокого кресла, но дед удержал ее своей большой рукой.

– Девочка, доверься Грегори – он знает все способы спасения пострадавших.

– Да не нуждаюсь я в его спасении! – вспыхнула Эллис. – Достаточно надеть удобный сапог и…

– А вот и я, – прервал ее Грегори, вернувшийся из кухни с ледяным компрессом из целлофанового пакета со льдом, обернутого кухонным полотенцем.

Не дав ей выбраться из кресла, он завязал пакет на ее лодыжке.

– Я не собираюсь рассиживаться тут и…

Грегори поднял руку.

– Вы и через неделю не сможете натянуть сапог на ногу, если не собьете опухоль льдом.

– Нелли, пойдемте, я покажу вашу комнату. – Патрик поспешно взял гостью под руку и увел ее в спальное крыло.

– А я принесу чемоданы из машины, – уходя, бросил Грегори.

Сложив руки на груди, Эллис мрачно наблюдала за ним. Какая наглость! Чувствует себя хозяином положения: внес ее в дом, как мешок с овсом, и начал тут командовать направо и налево. До него не доходит, что хозяйка-то здесь она, а он всего лишь незваный гость.

Если Нелли похожа на своего внука, то дела ее плохи. Никто еще не командовал и не помыкал Патриком Торнтоном. И ей пора уже показать Грегори Маршаллу его место. В этом отношении она настоящая внучка своего деда.

Эллис попыталась пошевелить лодыжкой, чтобы опровергнуть диагноз Грегори, и вскрикнула от боли.

В этот момент в двери появился Грегори с чемоданом в руках.

– Куда его?

Не в силах сказать ни слова, она ткнула рукой в сторону коридора.

– Улыбайтесь и терпите, Эллис, – посоветовал Грегори с кривой усмешкой. – Именно это я и собираюсь делать, пока бабуля не образумится.

Он вышел в коридор спального крыла, оглядывая по дороге примитивную деревенскую мебель. Бревенчатый дом, лишенный никому не нужных украшений, обладал определенным очарованием. Против его радушия, открытости, теплоты трудно было устоять.

Но ради спасения бабушки он решил не поддаваться ни очарованию дома, ни красоте затерянной горной долины.

В одной из дверей он увидел голову своей бабушки.

– Давай сюда мой чемодан, Грегори, – позвала она. – Твоя комната за углом. Ну не здорово ли здесь?

– Из этого окна открывается чудесный вид, – похвалился Патрик, раздвигая красные ситцевые занавески, чтобы они могли насладиться великолепной панорамой горной гряды.

Грегори испытал немалое облегчение, увидев в комнате односпальную кровать. Все же он не верил в чистоту помыслов Патрика. Мужчины всегда остаются мужчинами.

Следя за взглядом Грегори, Патрик хохотнул, но остался тем же приветливым хозяином.

– Цветы собирал я, а Эллис составила букеты. Она же сшила эти занавески и постельное покрывало. И готовит девочка неплохо… Кстати, побегу взгляну на свою стряпню, а вы располагайтесь.

– Мы будем готовы через несколько минут, – заверила Нелли, с восхищением следя глазами за выходящим из спальни Патриком. Когда его свист послышался в другом конце коридора, она повернулась к Грегори: – А, каков? Говорила я тебе, что ты напрасно беспокоишься насчет Патрика Торнтона?

Грегори положил ее чемодан на кровать.

– Однако ты не сказала, что его внучке лет тридцать и что она не замужем.

– Ну, Грегори, какое это имеет значение? Ты же здесь чисто случайно. Думаю, в любом случае ты бы поехал со мной как мой единственный родственник-мужчина.

– Не желаю, чтобы меня подставляли даже случайно, – укоризненно нахмурился Грегори. – Эллис придерживается того же мнения и прямо сказала мне об этом. Если же она, как и я, возражает против рекламы наших предков в «Новостях ранчо», у нас с ней много общего.

Нелли легко отмахнулась от его замечаний и нагнулась к полевым цветам, стоящим на туалетном столике с овальным зеркалом.

– Приятное совпадение, – заметила она, – если вспомнить, что вы оба неженатые и любите лошадей. Действительно, у вас много общего.

– Я не ищу общего с Эллис Торнтон, – возразил Грегори. – Меня вполне устраивает жизнь в Сиэтле.

– Грегори, ты живешь один, редко ходишь на свидания, тратишь свое свободное время на уличных мальчишек. Твоя жизнь достойна похвалы, но она не такая полная, какой могла бы быть. Забудь о разводах в нашей семье и поймешь, о чем я говорю.

– Забыть о них? – изумился Грегори. – Мы с тобой единственные неразведенные члены семьи. Развод стал семейной традицией.