Текст книги "Источник Шиюна"

КНИГА ВТОРАЯ

4

Это не было похоже, несмотря на точно такие же деревья, на Эндар. Воды текли здесь медленнее, над холмами раздавался недружелюбный шепот. Луна блестела сквозь туман как огромный диск, зависший над землей. В воздухе ощущался запах гниения.

Собрав вязанку сухого хвороста для поддержания огня, Вейни был рад вернуться к костру. Надо разогнать туман и пересилить сырость с помощью дыма. Наконец-то они обрели какое-то прибежище, несмотря на то, что душа жителя Карша, которым был Вейни, ненавидела строителей таких сооружений.

Старинные камни были когда-то частью огромной стены, остатками древнего строения. Серая и черная лошади паслись у подножья холма, окруженного руинами. Маленький пони топтался чуть в стороне. Черные животные были хорошо видны на фоне далеких деревьев, а серый Сиптах казался в тумане лошадью-призраком. Три тени двигались и щипали траву за оградой из мокрых веток. Коричневая шаль девушки лежала на камне возле огня. Вейни начал подбрасывать в огонь ветки, и сырое дерево стало рассыпаться искрами, занялось огнем; поднялось горькое облачко дыма. Но полыхал огонь очень недолго, и Вейни с благодарностью посмотрел на источник тепла.

Он снял свой шлем, обвязанный белым шарфом, и сдвинул кожаный налобник, высвобождая свои каштановые волосы, длинные, как у воина, хотя он потерял право на это вместе со своей честью. Он сидел, сложив руки на коленях, и смотрел на девушку, которая лежала на белом плаще Моргейн под ее наблюдением. Теплый плащ, сухая постель, подушка из седла под головой – это все, что они могли сделать для этого ребенка, который едва отвечал на их заботы. Он подумал, что падение с пони могло причинить ей сильный вред, потому что она беспрестанно тряслась в полном молчании и глядела на них обезумевшими и дикими глазами. Теперь она казалась более спокойной, с тех пор как он сходил за дровами. Это, подумал он, плохой или хороший признак? Согревшись, он поднялся и вернулся к Моргейн. Он волновался, не понимая, почему Моргейн уделяет столько внимания этой маленькой девочке, и ждал, что она отошлет его обратно к огню.

– Поговори с ней, – к его удивлению спокойно сказала Моргейн.

Она освободила ему место, он присел на колени и поймал один из взглядов девочки – безумные, но спокойные глаза, как у дикого животного. Девочка что-то с трудом пробормотала и потянулась к нему. Он дал ей руку, ощутил мягкое прикосновение ее пальчиков.

– Она нашла тебя, – сказала она, едва дыша, с акцентом, который трудно было понимать. – Она нашла тебя. И ты не боишься? Я думала, вы враги.

Да, теперь он все понял. Он похолодел от этих слов, чувствуя за спиной присутствие Моргейн.

– Ты встретила моего кузина, – сказал он. – Его имя кайя Рох.

Ее губы задрожали, она взглянула на него с полным сознанием в темных глазах.

– Да, – сказала она наконец, – ты другой. Я вижу, что ты другой.

– Где Рох? – спросила Моргейн.

Угроза в голосе Моргейн испугала девочку. Она попыталась двинуться, но Вейни не отпустил ее руку. Ее глаза опять вернулись к нему.

– Кто ты, – спросила она. – Кто ты?

– Нхи Вейни, – ответил он, в то время как Моргейн молчала, и после раздумья повторил свое имя: – Нхи Вейни из клана Кайя. А кто ты?

– Джиран, дочь Эла, – сказала она и добавила: – Я иду на север, в Шиюн, – словно эта информация и она сама были неразделимы.

– А Рох? – Моргейн встала на колени и схватила ее за руку.

Рука Джиран отпустила его руку. На мгновение девочка уставилась в лицо Моргейн, ее губы дрожали.

– Не надо, – попросил Вейни свою повелительницу. – Лио, не надо волновать ее.

Моргейн отпустила руку девочки и поднялась, возвращаясь к костру. Несколько секунд Джиран смотрела в ее сторону, на ее лице были следы испуга. – Дай-кел, – пробормотала она наконец.

Дай хал, высокий клан кваджлов, – все, что смог понять Вейни. Он проследил за взглядом Джиран, который был прикован к Моргейн. Худая, завернутая в черную кожу, она сидела у костра и ее волосы поблескивали в отсветах огня. Он прикоснулся к плечу девушки, и она вздрогнула.

– Если ты знаешь, где Рох, – сказал он, – расскажи нам.

– Я не знаю.

Он отдернул руку, тревога возросла в нем. Ее акцент был странным. Он ненавидел эти развалины – обиталище призраков. Это был сон, в который он сам себя заманил. И у него все еще была свежая рана, которую он получил, когда гнался за ней. Рана кровоточила, и он не сомневался, что у него был шанс умереть здесь, под этим страшным и низким небом. В первую ночь, потерянный, оглядываясь вокруг, он молился. Он все больше и больше боялся, что так и останется на этой земле, на этих бесплодных затопленных холмах, которые воплощали сам ад и в которых маялись потерянные души. Это было бы проклятием для него.

– Когда ты приняла меня за него, – сказал он ей, – ты сказала, что искала меня. Это значит, что он должен быть на этой дороге?

Она закрыла глаза и отвернула лицо, слабое, со следами пота над бровями. Он вынужден был уважать такую смелость. Она – крестьянка, а он воин из клана Нхи. Дрожа от страха и ужаса в этом аду, он ехал за ней и ее маленькой лошадкой, готовый использовать против нее силу вооруженного воина. И это было большое везение, что ее череп не разбился, попав на мягкую землю вместо камня.

– Вейни, – позвала Моргейн позади него.

Он оставил девочку и вернулся к своей хозяйке. Сел рядом с теплом костра. Моргейн пристально смотрела на него, явно чем-то недовольная. Она держала в руках маленький предмет, золотое украшение.

– Она встречалась с ним, – сказала Моргейн, поджав губы. – Он где-то здесь, рядом. Возможно, где-то в засаде.

– Но мы не можем истязать лошадей. Лио, мы совершенно не знаем, что нас здесь может ожидать.

– Но она может знать. Она точно знает.

– Она очень боится тебя, – возразил он мягко. – Лио, позволь мне расспросить ее. Мы должны дать отдых лошадям. У нас есть время. Есть время.

– То, к чему прикасался Рох, не заслуживает доверия, – сказала она. – Помни это. Возьми дар на память.

Он протянул руку, думая, что она имеет в виду украшение, но в ее руке блеснуло лезвие, и в его сердце прокрался ужас, потому что это был клинок чести, предназначенный для самоубийства. Сначала он подумал, что это ее, потому что он выглядел точно так же как работы мастеров Мориджа. Затем он понял, что это не так. Это был клинок Роха.

– Сохрани его, – сказала она, – вместо твоего собственного.

Он неохотно взял его и всунул в пустые ножны на своем поясе.

– Храни меня от зла, – пробормотал он, крестясь.

– Храни меня от зла, – повторила она, воздавая дань уважения его верованиям, которые, возможно, никогда не разделяла, и сделала какой-то божественный знак, словно запечатывая его, желая охранить его от зла и от плохого предзнаменования этого клинка.

– Ты можешь вернуть это ему, если хочешь. Это было у ребенка с невинным лицом. Помни об этом, когда обращаешься с ней ласково.

Вейни соскользнул со своего сидения и сел, скрестив ноги, возле нее, угнетаемый плохими предчувствиями. Непривычная тяжесть клинка на его поясе был жестокой насмешкой, конечно же неумышленной. Он был безоружным. Моргейн вкладывала во все свой, только ей известный смысл. Убей его, означало это. Он взял клинок, меньше всего желая использовать его по прямому назначению. Он потерял право на это. Неожиданно он почувствовал вокруг вихрь напряженности: Рох, странная девочка, потерянный клинок, целая сеть каких-то уродливых совпадений.

Моргейн протянула руку второй раз, давая ему маленький золотой предмет: изящно вырезанную птичку с крыльями. Он опустил ее в карман на поясе. – Верни это ей, – он понял, что Моргейн имела в виду. – Ты сам теперь будешь иметь с ней дело. – Моргейн наклонилась вперед и подбросила в огонь дров. Маленькие веточки быстро занялись красными язычками. Отсветы костра блестели на звеньях ее серебряной кольчуги, на плечах, освещали загорелое лицо, светлые глаза и светлые волосы неестественным светом в сгущающейся тьме. Она была колдуньей-кваджлом, несмотря на то, что по крови была человеком. Сам он был родом из далеких гор Эндара-Карша, из местности под названием Моридж. Возможно, она родилась именно здесь, куда привела его. Он не спрашивал. Он чувствовал соленый ветер и запах гнили и знал, что потерял все, на что только мог надеяться. Его любимые горы, стены его мира – все исчезло навеки. Какая-то сила словно бы выбросила его на границу мира и показала ему все уродство, лежащее за его пределами. Солнце было бледным и далеким от земли. Звезды дрожали на небе, а движение лун не поддавалось никакому разумному объяснению.

Огонь стал выше, так как Моргейн не пыталась скрывать его. – Не достаточно ли? – спросил Вейни, нарушая тишину, которая царила над развалинами, древними и зловещими. Он чувствовал себя раздетым, свет делал их уязвимыми для врага, который ночью мог появиться на дороге в любой момент. Но Моргейн просто пожала плечами и подбросила в костер еще одно большое полено. Ей нечего бояться, у нее достаточно могущественное оружие. Может быть, она рассчитывала, что ее враги побоятся приближаться к излишне сильному огню. Колдунья была сумасшедшей и временами непредсказуемой. Бывали моменты, когда Вейни подозревал, что она идет на риск не для того, чтобы испытать своих врагов, но с более темным намерением: испытать саму судьбу.

Жар огня больно лизнул его, когда повеял легкий ветерок – первый намек на ветер, который мог разогнать туман. Но затем все опять стихло, и тепло опять расплылось в воздухе. Вейни дрожал от холода и протянул одну руку к огню, держа ее до тех пор, пока жара не стала невыносимой, затем согрел другую. За ручьем был холм и Врата среди Стоячих Камней – это был путь, по которому они ехали, темный сверхъестественный путь. Вейни не нравилось вспоминать о том моменте мрачного наваждения, который привел его сюда, словно во сне. Он попал сюда так же, как Моргейн, и как кайя Рох перед ними, в землю, которая лежала возле широкой реки, под небом, какого никогда не было над Эндаром-Каршем.

Моргейн развернула их поклажу, и они в молчании поели. Это было последнее, что у них оставалось, а затем им нужно было найти пропитание где-то на этой бесплодной земле. Вейни ел рассеянно, беспокоясь, должен ли он что-то предложить Джиран. Больше всего он боялся, что это не понравится Моргейн, и потому так и не решился. Он смешал последние крошки с хорошим вином из Бейна, убрал это, сохраняя на будущее, и уставился в огонь, все время возвращаясь мыслями к судьбе девочки. Его пугало то, что Моргейн не пользовалась среди людей доброй славой. И иногда – заслуженно.

– Вейни, ты сожалеешь?

Он взглянул на нее и увидел, что Моргейн пристально смотрит на него на фоне красных отблесков глазами, серыми как море, серо-кваджлинскими. Ее мягкое древнее произношение имело большую силу, чем ветер, который охлаждал его, напоминая, что она знала больше Врат, чем другие, что она выучила его человеческий язык давным-давно и иногда забывает, сколько веков уже прожила. Он пожал плечами.

– Рох, – сказала она, – теперь уже не твой родственник, не думай об этом.

– Когда я найду его, – ответил он, – я его убью. Я поклялся в этом.

Наконец она спросила его:

– Так вот зачем ты пришел сюда?

Он уставился на огонь, не способный говорить, в то время как тревога поднималась в нем, когда она начинала донимать его такими вопросами. Она не была одной с ним крови, он оставил свою землю, родных, все, чтобы следовать за ней. Были вещи, о которых он знал, но не хотел и не разрешал себе думать. Моргейн обязала его служить ей, и он открыл свою ладонь, дважды перерезав ее клинком клятвы. Он был ее собственностью безо всякого права голоса, обесчещенный, но призванный защищать ее честь. Это был прощальный дар его клана, так же, как и коротко обрезанные волосы, которые указывали на то, что он находится вне закона, человек, предназначенный только для повешенья. Незаконнорожденный братоубийца. Никакой собственник не хотел бы иметь такого человека – только Моргейн, чье имя проклиналось везде, где она была известна.

Ирония была в том, что служба илина-убийцы заставляла его проливать еще больше крови, чем момента поступления на службу. И оставался еще Рох, с которым нужно было покончить.

– Я пришел, – сказал он, – потому что я поклялся в этом тебе.

Она поворошила огонь толстой палкой, и искры рассыпались как звезды, подхватываемые ветром.

– Сумасшедший, – заметила она горько. – Я совершенно определенно сказала тебе, что ты свободен и что для тебя нет места вне Карша, вне закона и людей, которых ты знаешь. Я хотела, чтобы ты поверил мне.

Он воспринял эту истину и пожал плечами. Он знал, что Моргейн соображает лучше, чем любой из живущих, и знал, что клятва, которой она связала его, не имеет ничего общего с символическим порезом на его руке. И что та страшная клятва, которой кто-либо связывал себя с ней, – более жестока, чем любое обязательство. То, что ей было на самом деле необходимо, лежало в ножнах у ее ног – украшенный драконом меч, который не был настоящим мечом, но все же оставался при этом оружием. Это было единственное долговое обязательство, которое связывало ее, и она ненавидела его больше всех зол человеческих или кваджлинских.

– У меня нет чести, – предупредила она его однажды. – И это вовсе не сознательно я иногда рискую, неся тот груз, который должна нести. Я не могу позволить себе такую роскошь, как добродетель.

И еще одна, которую она сказала ему и в которой он никогда не сомневался:

– Я бы убила тебя, если бы это было необходимо.

Она охотилась за кваджлом, она и ее клинок, который назывался Подменыш. Кваджл, за которым она охотилась, имел теперь облик кайя Роха, предводителя Кайя. Она искала Врата и последовала туда в полубезумном состоянии, потому что это не давало ей ни мира, ни счастья. Он не мог этого понять. Он держал Подменыш в своих руках, даже однажды использовал его против врагов, и это лежало на его душе таким тяжелым грузом, что никакая епитимья служения илина никогда не могла бы оправдать его воспоминаний.

– Закон гласит, что ты можешь попросить меня оставить службу. Но ты не можешь приказать мне. Если я остаюсь, я остаюсь. Это мой выбор, а не твой.

– Но никто еще не отказывался оставить службу.

– Конечно, – ответил он.

– Были и раньше илины, у которых просто не было выбора. Человек может быть, например, изувечен на службе. Тогда он может умереть с голоду. Но до тех пор, пока он остается илином, его лио должен по меньшей мере кормить его. Каким бы плохим его положение ни было в других отношениях.

– Ты не можешь заставить меня покинуть тебя; твое милосердие всегда было более щедрым, чем милосердие моих братьев.

– Но ты не хромой и не слепой, – возразила Моргейн, потому что не привыкла, чтобы кто-то оспаривал ее утверждение.

Он сделал успокаивающий жест рукой, зная, что задел ее за живое. Он уловил на секунду какое-то сомнение в ее интонации, и это его ужаснуло, разрушило его умиротворение. Он хотел сказать что-то еще, но Моргейн с неожиданным недовольством отвернулась от него в сторону, отнимая у него эту возможность.

– По крайней мере, у тебя было время сделать выбор, – сказала она наконец. – Я давала тебе его, нхи Вейни. Помни об этом, хоть иногда.

– Да, – сказал он осторожно. – Вы любезно предоставили мне возможность выбора, лио, и помните, что я выбрал то, что сам захотел.

Она еще более нахмурилась.

– То, что сам захотел, – сказала она. – Вполне неплохо.

Но пока она смотрела на огонь, ее задумчивость возрастала, и становилось очевидно, что она раздумывает об их пленнице. Ее взгляд носил следы какой-то внутренней борьбы. Вейни начал подозревать ее в грязных намерениях, связанных каким-то образом с ее вопросом. Ему хотелось знать, что она задумала.

– Лио, – сказал он, – мне кажется, что девочка совершенно безопасна.

– Ты уверен в этом?

Она дразнила его. Он пожал плечами, делая жест беспомощности.

– Я не думаю, – сказал он, – что у Роха было время подготовить засаду.

– Время Врат не соответствует реальному времени твоего мира. – Она бросила в пламя кусочек коры, запачкав руки. – Ложись спать. У нас сейчас есть время, чтобы один из нас мог поспать, а мы тратим его. Ложись спать.

– А она, – спросил он, кивнув в сторону Джиран.

– Я поговорю с ней.

– Лучше отдохните вы, – попросил он ее через минуту, сам того не желая, борясь с непонятным гневом.

Моргейн была измотанной и уставшей. Ее тонкие руки были обвиты вокруг колен, сжаты до того, что проступали жилы. Несмотря на усталость, Вейни чувствовал, что вокруг что-то происходит.

– Лио, позвольте мне наблюдать за округой.

Она согласилась, так, словно все беспокойство свалилось с нее, и даже вес ее кольчуги, который мог заставить болеть кости сильного мужчины за многие дни верховой езды, которые измотали и его, жителя Карша, рожденного в седле. Она наклонила голову к коленям, а затем откинула ее назад и расправила плечи.

– Да, – сказала она хрипло, – конечно же, я с радостью позволю тебе это.

Она заставила себя подняться с Подменышем в руке, но, к изумлению Вейни, протянув меч ему, не вынимая из ножен.

Она никогда не расставалась с ним, даже ночью спала с этой проклятой вещью. И никогда не отходила от того места, где лежал Подменышем, больше, чем на расстояние нескольких шагов. Когда она ехала верхом на серой лошади, он был у нее либо под коленом, либо за спиной. Вейни вовсе не хотелось притрагиваться к нему, но он взял его и осторожно пристегнул к поясу.

Так она и оставила его возле огня. «Может быть, – подумал он, – она волнуется о том, что воин, который охраняет ее сон, не должен быть невооруженным. Может быть, она имела еще какую-нибудь цель, напоминая ему, что он сопровождает ее по собственному выбору». Он предположил это, глядя, как она укладывается среди развалин, там, где камни собраны в виде арки. Она положила седло вместо подушки и укрылась легким плащом. Свой он потерял, как потерял и свой меч, иначе бы сейчас под раненой пленницей лежал его плащ, а не ее. Сознание этого раздражало его. Он последовал за Моргейн без вещей, чтобы облегчить их путь, и теперь был вынужден пользоваться тем, что имела она. Но Моргейн доверяла ему. Он знал, как тяжело ей было разрешить другой руке прикоснуться к Подменышу, который был связан с ней словно бы кровными узами. Она не должна была одалживать его своему слуге, но она это сделала, и Вейни не знал, почему.

Во время долгой тишины, когда она, казалось, уже заснула, он очень беспокоился, насколько ясной мишенью делал его огонь. Рох, если его руки остались такими же ловкими, был одним из лучших лучников лесов Карша. И, возможно, девочка имела родственников, которые искали ее, если этого не делал Рох. А может быть, – Вейни пробрала дрожь от этой мысли, – Моргейн устроила здесь ловушку с помощью яркого огня, используя для приманки их жизни. Она была способна поступить так, одолжив ему свое дикое оружие, чтобы немного освободить свое сознание, зная, что он, по меньшей мере, сумеет им воспользоваться.

Он поставил меч между колен, прислонив рукоятку в виде дракона к своему сердцу, не отваживаясь лечь из-за тяжелой кольчуги, хотя невыносимо устал и его глаза слипались. Он слышал слабые звуки переступающих во сне лошадей, которые постоянно дребезжали уздечками. Вокруг слышались звуки ночной жизни, такие же, как дома: кваканье лягушек, случайные всплески воды, производимые болотными существами во время их охоты.

Была еще одна задача, которую Моргейн поставила перед ним. Это Джиран. Он притронулся холодной рукой к поясу и, чувствуя жесткую поверхность рукоятки клинка чести, подумал о Рохе и о том, что же случилось с ним. Треск огня вернул его к другим воспоминаниям, к другому костру, в один из зимних вечеров в Ра-Моридже, в убежище, которое однажды было предложено ему. Тогда Рох хотел восстановить родство с илином, находящимся вне закона. Он однажды почти полюбил Роха, одного только Роха среди всей своей родни, честного и смелого человека, кайя Роха, предводителя Кайя. Но человек, которого он знал в Ра-Моридже, был мертв, и тот, кто обладал теперь обликом Роха, был кваджлом, древним и весьма враждебным существом. Клинок чести был не для врагов. Это было последнее средство для спасения своей чести. Рох, конечно, бы выбрал этот путь, если бы у него был шанс. Но шанса у него не было. Врата способны перемещать души из одного тела в другое, и прежний хозяин тела при этом умирает. Именно это зло и восторжествовало над кайя Рохом. Рох на самом деле был мертв, и то, что жило в нем, должно быть убито ради спасения Роха. Вейни вытащил лезвие из ножен, потрогал его кончиками пальцев, содрогнувшись при мысли, как же Рох мог потерять то, что ни один воин никогда бы не оставил.

Она нашла тебя, сказала девочка, принимая его за другого. И ты не боишься?

Он вдруг понял, что сам Рох боится Моргейн, избегает ее, поскольку она убила всех его предков и имела власть почти над всем Каршем. Но Рох был мертв. Моргейн, видевшая это, сказала, что он мертв. Вейни сжал обе руки на холодных ножнах Подменыша, отворачивая глаза от огня и видя, что Джиран проснулась и смотрит на него. Она знала Роха. Моргейн поручила это дело ему, и он думал о том, как выяснить, где же правда. Но при этом ему вовсе не хотелось ответов.

Неожиданно девочка вскочила на ноги, и он вскочил тоже, и пересек ей путь до того, как она смогла сделать еще два шага. Он схватил ее за руку и опять усадил на плащ, держа Подменыш на безопасном расстоянии в другой руке. Она вскочила и довольно ощутимо ударила его по шлему, и Вейни в гневе встряхнул ее. Она во второй раз ударила его, и тогда он ответно ударил ее, довольно больно, но она не закричала. Ни один звук не вырвался у нее, кроме нескольких вздохов. Ни один звук, которым женщина могла бы просить помощи у женщины, но только не у Моргейн. Он знал, кого именно она больше всего боялась. И когда она прекратила бороться с ним, ослабил хватку, будучи уверенным, что теперь она не убежит. Она высвободилась и стояла спокойно, тяжело дыша.

– Успокойся, – сказал он, – я не трону тебя. Будь умницей, а то разбудишь мою госпожу.

Джиран подобрала белый плащ Моргейн и накинула на плечи, закутавшись до подбородка.

– Отдай назад моего пони и мои вещи, – сказала она.

Ее акцент и дрожь в голосе затрудняли понимание того, что она говорит.

– Позволь мне уйти. Клянусь, что я никому не скажу. Никому.

– Я не могу, – сказал он. – Я не могу без ее разрешения сделать это. Однако мы не воры.

Вейни дотянулся до своего пояса, нашел маленькую чайку и протянул ее девочке. Та схватила ее, стараясь не касаться его руки, и спрятала где-то на шее под подбородком. Джиран продолжала смотреть на него дикими темными глазами, блестящими в отблесках огня. Из-за синяка на щеке левый глаз казался темнее.

– Ты его кузен? – спросила она. – Или его враг?

– В моих краях, – ответил он, – это вещи вполне совместимые.

– Но он был добр ко мне, – сказала Джиран.

Вейни горько ухмыльнулся.

– Тебе это вполне могло показаться.

Неистовый взгляд ее глаз был как физический отпор, напоминающий ему, что даже у крестьянской девочки есть врожденное чувство чести, которое он уже потерял. Она выглядела очень маленькой и напуганной всем происходящим. Через мгновение он отвел взгляд в сторону.

– Извини меня, – сказал он.

Она продолжала хранить молчание, все еще дыша так, словно бежала.

– Как ты встретилась с ним и когда?

– Прошлой ночью, – сказала она, произнося слова с разными акцентами. – Он пришел к нам, раненый, и мои сородичи пытались обворовать и убить его. Но он дал резкий отпор. Он мог убить всех их, но он не стал этого делать. Он был очень добр ко мне.

Ее голос дрожал от усилий сделать так, чтобы ее было легко понимать.

– Он ушел, ничего не украв, даже того, в чем мог нуждаться. Единственное, что он взял – это то, что принадлежало ему, и то, что я отдала ему.

– Да, он дай юио, – ответил он ей, – джентльмен.

– Великий лорд?

– Именно таким он и был когда-то.

Ее глаза оглядывали его сверху вниз и казались вопрошающими.

А кто ты? – представлял он себе ее мысли, надеясь, что она не спросит. Стыдясь своих незаплетенных волос, значения белого шарфа, того, что он илин. А может быть, она поняла это, заметив разницу между ним и кайя Рохом, его высокорожденным кузеном. Он не смог бы всего объяснить. Подменыш лежал поперек его колена. Он беспокоился о нем, словно это была живая вещь. К тому же угрожающим было само присутствие Моргейн, обязывающее его молчать.

– Что ты сделаешь с ним, если найдешь его? – спросила Джиран.

– А что я, по-твоему, должен сделать?

Она укутала колени мехом и посмотрела на него. Она смотрела так, словно ждала, что он ударит ее, так, будто она собирается защищать Роха, сделает все ради его спасения.

– Что ты здесь делала, – спросил он у нее, – без плаща и еды? Ты не могла рассчитывать уехать далеко.

– Я еду в Шиюн, – ответила она. Глаза ее наполнились слезами, но скулы были твердыми. – Я с холмов Бэрроу. Я могу охотиться и ловить рыбу. У меня был пони, до тех пор пока вы не взяли его.

– Откуда у тебя нож?

– Он оставил его.

– Но это клинок чести. Мужчина ни в коем случае не должен терять его.

– Была борьба, – ответила она тихим голосом. – Я предполагала отдать это ему обратно, когда найду его. Я лишь хотела использовать его при необходимости.

– Чистить рыбу?

Она отпрянула от издевки в его голосе.

– Где Рох? – спросил он.

– Я не знаю. Действительно не знаю. Он ничего не сказал. Просто уехал.

Вейни смотрел на нее, взвешивая ее ответ, и она отвернулась от него, словно ей не нравилось выражение его лица.

– Иди спать, – наконец неожиданно сказал он и поднялся, тем не менее посматривая назад, чтобы быть уверенным, что она не убежит. Но Джиран осталась на месте.

Он сидел на камне возле костра так, чтобы видеть ее. Некоторое время она продолжала смотреть на него сквозь языки пламени. Затем резко отвернулась и закуталась в плащ. А он сложил руки на рукоятке Подменыша, опершись на нее, и весь его мир был перевернут тем, что она сказала ему. Он понимал ее расположение к Роху, даже несмотря на то, что был для нее чужаком. Он знал манеры своего кузена, тот путь, которым он овладевал сердцами тех, кто с ним встречался. Точно так же Рох однажды расположил к себе и его, несмотря на все другие свои недостатки. Было больно знать, что этот человек не изменился, сохранив свою былую мягкость и честность, все благородство, какое было в нем. Ведь это была лишь иллюзия. Душа Роха не могла выжить. Моргейн уверяла его в этом – значит, это было так. Можешь вернуть это ему, – сказала Моргейн, вооружая его.

Он думал об этой ее встрече с Рохом, и другой ночной кошмар вернулся к нему. Двор в Моридже. Блеск клинков, смерть брата, в которой он был виноват. Разрушить, осквернить этим клинком дом, в котором от Роха осталось лишь лицо и голос – вот что ожидало его, к чему он должен был себя готовить. О небеса, думал он, и болезнь вновь возвращалась к нему. Это всего лишь его внешность.

Девочка сказала: он был добр ко мне, он ушел ничего не взяв, даже того, в чем нуждался. Но в кваджле не могло быть никакой доброты, в кваджле, который ради собственной жизни забрал жизнь Роха. Ничто так не просто и человечно, как доброта. Высокорожденный воин, лорд, не унизился до воровства даже при великой нужде. Это не было характерной чертой кваджла, который лгал, убивал и воровал три поколения подряд. Великодушие и щедрость были ему неведомы. Это был не кваджл. Это были манеры самого кайя Роха, более доброго, чем практичного, в жилах которого текла кровь, которую оба они разделили. Это был сам Рох.

– Вейни, – услышал он шепот и с замирающим сердцем повернулся к темной фигуре, даже будучи уверен, что это всего лишь Моргейн. Он немного испугался того, что не заметил ее движения, хотя она и была приемной кайя и двигалась очень тихо, но больше всего его беспокоили те мысли, во время которых она подошла к нему. И то, что он нарушил клятву, в то время как она верила ему. На мгновение он почувствовал, что она изучает его. А затем, пожав плечами, она села у огня.

– Мне вовсе не хочется спать, – сказала она.

Страдание и неприязнь – вот что мешало ему разговаривать с ней. Ее глаза встретились с его глазами, вызывая в нем страх. Она была способна к иррациональному. Зная это, он все же оставался с ней и вспоминал: он не единственный, кто шел на это. На ее совести было куда больше крови друзей, чем врагов. Она убивала больше тех, кто разделял с ней хлеб, чем тех, кому желала смерти. Рох был одним из этих последних, кто таким образом пересек ее путь – и он был достоин жалости. Вейни подумал о Рохе и о самом себе и вдруг ощутил как бы огромное расстояние между собой и Моргейн.

Он выкинул Роха из головы.

– Мы отправляемся в путь? – спросил он ее.

Это было рискованно, и он знал это, поскольку в нынешнем настроении Моргейн могла ухватиться за эту мысль. Он видел, что это очень соблазняет ее. Но поскольку это предложение исходило от него, она должна была ответить разумно.

– Мы выезжаем рано утром, – сказала она, – иди, отдыхай.

Он был рад этому прощению, зная ее состояние сейчас, и глаза его болели от усталости. Он взял меч в руки и передал ей, радуясь, что избавляется от него, чувствуя, что ее страдание было как бы сосредоточено в этом мече. Может быть, подумал он, это и мешало ей сейчас спать. Держа меч, она наклонилась к огню, устраиваясь поудобнее.

– Все было спокойно, – сказал он.

– Хорошо, – ответила она и перед тем, как он встал на ноги, спросила: – Вейни?

– Да?

Он опять опустился на свое место, желая и не желая разделить ее мысли.

– Ты веришь тому, что она сказала?

Значит, она слышала все, что происходило. Он почувствовал раздражение, пытаясь вспомнить, о чем говорил вслух, а что сдержал в своем сердце. Он взглянул на Джиран, которая спокойно спала или же притворялась.

– Я думаю, что это было правдой, – сказал он. – Она слишком невинна для нас, для того, что нас заботит. Мне кажется, лучше отпустить ее утром.

– А я думаю, что она будет в большей безопасности в нашей компании, – ответила Моргейн.

– Нет, – запротестовал он. Ему в голову пришли мысли, которые он не отваживался высказать вслух, болезненные мысли, которые напоминали, что их обществе не может быть безопасной ни для кого.

– Но для нас так будет лучше, – ответила она стальным голосом, не допускающим возражений.

– Да, – с трудом произнес он, ощущая какую-то пустоту и плохое предчувствие. Ему трудно было дышать.

– Пойди отдохни, – сказала Моргейн.

Вейни удалился от огня в поисках того теплого местечка, которое она только что покинула. Когда он лег среди их утвари и укрылся жестким одеялом, каждый мускул его дрожал от напряжения.