Текст книги "История Османской империи. Видение Османа"

Средний сын султана Мехмеда Мустафа был его фаворитом, но Мустафа заболел и умер в 1474 году, управляя только что завоеванной провинцией Караман из своей резиденции в Конье. В живых оставались двое сыновей: Баязид, который был принцем-правителем Амасьи, и Джем, ставший преемником Мустафы в Конье.

За 30 лет своего правления султан Мехмед выиграл достаточно кампаний. Созданная им Османская империя простиралась на суше и на море, расположенная на пересечении важнейших торговых путей того времени. Умирающий и обезлюдевший византийский Константинополь был превращен в процветающую столицу территорий, включавших Балканский полуостров до Адриатического моря на западе, линии Дунай – Сава на севере и большую часть Малой Азии. Побережье Черного моря очерчивало относительно безопасную границу, за которой в то время не было государств, способных оспаривать османское могущество. Враги все еще угрожали на востоке и западе, но в пределах государства Мехмеда мир между народами, входящими в османское государство, обеспечивал такой уровень внутренней безопасности, который нарушали только локальные разбойничьи нападения на суше и пираты на море.

Власть над портами Черного моря давала контроль над торговлей с обширными степными районами внутри континента, простиравшимися до Польши, Литвы, Московии и Ирана, который, будучи в прошлом важным торговым партнером Генуи и Венеции, теперь способствовал османскому процветанию. Шелк привозили из северных провинций Ирана в Бурсу, основную торговую базу османов, большая его часть отправлялась в итальянские государства, в виде шелка-сырца или шелковой ткани, сотканной в Бурсе. Еще одним предметом роскоши, импортировавшимся итальянцами, был мохер из шерсти ангорских коз, в то время как на деньги, вырученные от продажи шелка, иранские купцы покупали шерстяные ткани, экспортируемые из Европы. Специи из Индии и Аравии везли на Запад или для османов. Изучение таможенных книг Феодосии и Крыма, относящихся к периоду вскоре после смерти султана Мехмеда, когда с захватом дунайского порта Килия и днестровского порта Белгород в 1484 году и признанием Молдавией вассальной зависимости Черное море стало фактически «Османским озером», показывает ассортимент товаров, которыми торговали: хлопок и изделия из хлопка, изделия из шелка, шерстяные ткани, зерно, фрукты и древесина, необработанные полезные ископаемые и металлические изделия, кожи и шкуры, специи, сахар и мед, красители и квасцы.

Завладев столицей империи, османы разработали дворцовый церемониал. Московиты, торгуя в основном через Феодосию, привозили роскошные меха, такие как соболь, горностай, черная лисица и рысь, использовавшиеся для отделки прекрасных мантий, которые носили при дворе и жаловались султаном высоким сановникам в знак его высочайшего расположения. Соколиная охота была в такой же мере забавой султанов, как и королей, и этих птиц также поставляли к османскому двору из степей. Также процветала торговля рабами: до этого спорадические набеги крымских татар стали более регулярными, поскольку они совершали их в южную Польшу и Литву, для того чтобы удовлетворить потребность османского невольничьего рынка с выгодой для себя – например, один источник дает цифру в 18 000 пленников, захваченных татарами в Польше во время их первого большого набега в 1468 году, а в последующие годы эта цифра могла увеличиться на тысячи. Будучи первым государством, установившим дружественные отношения со степными народами, османы годами эффективно мешали своим северным соседям выйти к Черному морю, а установление ими стабильности в регионе позволяло сосредоточить внимание на собственных границах.

Контроль над торговыми путями Средиземного и Черного морей позволил Мехмеду устанавливать таможенные пошлины, выгодные для казны. Развернутая сеть доверенных лиц и посредников позволяла взимать налоги с товаров, провозимых через османские территории, равно как и с тех, которые были предназначены для внутреннего потребления. Как и его предшественники, Мехмед жаловал торговые привилегии иностранным купцам; основными бенефициариями в это время были итальянские государства. Такие привилегии могли прекращаться на время войны и при наличии конфликта интересов, расположение к тому или иному государству могло быть удобным оружием в руках султана. Иностранные купцы считали таможенные пошлины, взимаемые в льготном режиме, небольшой платой за доступ к сырью на всей обширной территории под властью османов. Османы поддерживали «командно-административную систему экономики», в которой их главной обязанностью было максимально умножить богатство казны и предотвратить дефицит на рынке – особенно в Стамбуле. Хотя этот принцип мог быть осуществлен лишь частично, подчинение экономики политическим и социальным приоритетам, которые он подразумевает, подчеркивает иной подход их западных торговых партнеров, которые использовали любую возможность повысить экономическую активность и доходы. Эти два экономических подхода дополняли друг друга к конечной невыгоде для османов, которые не могли представить, что стремление западных государств заключить с ними соглашения о льготах в последующие столетия принесет ущерб их собственному экономическому и политическому благополучию.

Османская экономика была крайне зависима от сельского хозяйства и продолжала оставаться таковой в XX веке: даже сегодня 40 процентов населения республики Турция живет в деревне. Она была только частично обеспечена денежной системой; объем доставляемых товаров или работ, выполняемых для государства, было трудно измерить в денежных средствах. Некоторое представление об источниках пополнения казны дает историк того времени Лаоник Халкокондил, который полагал, что османская казна получала наибольшую часть своих доходов от подушного налога, собираемого с немусульманского населения: политика позволения покоренным народам сохранять свою исконную веру, таким образом, приносила значительные финансовые выгоды, и это, в свою очередь, мешало обращению в ислам. Другими составляющими, вносящими вклад в бухгалтерский баланс, по его словам, были налоги на домашний скот и продукцию сельского хозяйства, а также на торговлю и копи. Дань, которую платили османам вассальные государства, шла в казну, равно как и денежные суммы от продажи рабов – исламский закон давал правителю право на пятую часть добычи, захваченной в любой войне против неверных. Последней статьей дохода, о которой сообщает Халкокондил, являются «подношения», делавшиеся султану военными и другими государственными чиновниками, когда он каждую весну отправлялся в поход: эти деньги выплачивались на содержание элитных войск султана и его двора, а также правительственных чиновников.

Проведение военных кампаний и установление прямого правления на недавно завоеванных территориях тяжелым бременем ложились на казну, и стоимость содержания государства росла по мере того, как государство османов расширялось, а управление становилось все более сложным. Еще до правления султана Мехмеда регулярная армия из элитных войск включала пеших янычар и шесть полков кавалерии. Источники того времени сообщают, что во время своей победы над Узун Хасаном при Башкенде в 1473 году янычары насчитывали 12 000, а кавалерия султана 7500. Войскам платили жалование каждые три месяца, как и корпусам артиллеристов и оружейников, а также транспортному корпусу. Для сравнения, провинциальной коннице, которую называют тимариотами, было дано право собирать налоги с крестьян, каждому со строго определенного участка земли или лена (тимара), в обмен они были обязаны участвовать в походах со своими людьми.

Установление османского управления во всей империи приобретало различные формы в разное время и разных местах. Вместо того чтобы полностью порвать с прошлым, османы стремились сохранить ранее существовавшие соглашения. Модель широко применявшаяся в только что завоеванных областях основывалась на оценке их земель и ресурсов. Это имущество, теоретически остававшееся собственностью султана, делилось на части между различными его подданными. Крестьяне получали в пользование землю, и их продукция облагалась налогом для содержания провинциальной кавалерии или благотворительных учреждений. Земля, а точнее налоговые поступления от нее, могла также даваться с безусловным правом собственности на недвижимость: такие окончательные акты дарения зачастую делались для обителей дервишей на раннем этапе существования государства и, по мере того как шло время, высшему офицерству и фаворитам.

Султан Мехмед конфисковал большую часть находившихся в собственности земель, а также земель, за счет которых содержались благотворительные учреждения, с тем чтобы награждать ими воинов провинциальной кавалерии, чьи всадники были так важны для его частых военных походов. На Балканах лишение права собственности в пользу пограничных вождей, которые завоевали территорию силой оружия, или таких, например, как дервиши, которых награждали правом пользования государственными землями, было крайне непопулярно у населения. Реформа имела менее радикальные последствия в некоторых областях Малой Азии, где она просто означала, что статус местной, уже бывшей там мусульманской аристократии, был изменен на статус провинциального всадника, который получал традиционный доход с земли; это положение было изменено при наследнике Мехмеда Баязиде II.

Перестройка новой столицы Мехмеда и обеспечение ее товарами и услугами легла тяжким бременем на бывшие в его распоряжении финансы. Поиск наличных вынуждал его обесценивать деньги шесть раз, но нет никаких записей о дальнейших протестах янычар, как при первой девальвации во время его короткого пребывания на троне во время отречения отца в 1444–1446 годах.

В пору своего расцвета господствующий класс Османской империи в основном состоял из мужчин, поступивших на османскую службу через дань молодыми людьми, которой облагались христианские подданные султана.

Изначально ограниченная Балканами, к концу XV века дань юношами распространилась также на Малую Азию. Определенные области, Стамбул и Бурса например, такой данью не облагались. Предпочтение отдавалось албанским, боснийским, греческим, болгарским, сербским и хорватским мальчикам; евреи и дети турок, курдов, персов, московитов и грузин были освобождены от службы, в то время как армян брали только для службы во дворце, но не в армии. Первоначально ассоциировавшийся с родом Османа и его приверженцами термин «османлы» или «османы» стал обозначать члена правящего класса, одного из «слуг султана», воспитанного служить государству в военное и мирное время. Крестьяне и провинциалы любой веры были подданными этого государства и назывались райя от арабского «стадо, толпа».

Хотя учредителем девширме как средства вербовки людских ресурсов для армии и бюрократической системы считается султан Баязид I, новые свидетельства говорят о том, что эта практика могла появиться и раньше, во время правления его отца Мурада I, когда она применялась не султаном, а вождем пограничных племен гази Эвренос-беем на территории Македонии, завоеванной его силами в 80-е годы XIV века. После того как метод был одобрен султанами, его успешность в строительстве профессиональной, находящейся на жалованье армии, связанной узами верности с ними и династией, тем не менее ударила по тем, кто до этого был в авангарде завоеваний, мусульманским эмирам пограничных племен Румелии, таким как гази Эвренос-бей, их совершавшим набеги войскам. Термин «новые войска», использовавшийся для обозначения пехоты регулярной армии, отражал радикальные преобразования, которые шли полным ходом. Со временем османский правящий класс кардинально изменился – в нем стали преобладать христиане по рождению и нетурки по происхождению.

Тем не менее мусульманские беи пограничных племен продолжали играть ведущую роль в завоеваниях османского государства, до и во время правления султана Мехмеда II, особенно на Балканах. К северо-западу от Фессалоник, в самом центре их владений в южной Македонии и западной Фракии, в городе Джаница находилась резиденция Эвреносогуллары. Хотя сыновья гази Эвреноса поддерживали «Лже»-Мустафу в борьбе за трон Баязида I, они были прощены окончательным победителем султаном Мехмедом I, а внуки гази Эвреноса играли ведущие командные роли во многих походах. В Фессалии, где Турахан-бей основал город Ларису, Тураханогуллары были творцами османского завоевания. Турахан-бей, его сын Умер-бей и его внук Хасан-бей оставили большое наследие в виде благотворительных учреждений: около 60 зданий, включая 19 мечетей, 12 обителей дервишей, 8 бань и 3 общественные кухни. Во Фракии расположено имение другой известной династии раннего периода османского государства – Михалогуллары. Имена потомков этой династии часто встречаются в описаниях османских завоеваний на Балканах; как и сыновья гази Эвреноса, один из сыновей основателя решил поддержать проигравшего в борьбе за престолонаследие в начале XV века принца Мусу. Хотя члены этих и других воинских родов, которым османская династия была обязана своим успехом, продолжали занимать провинциальные должности на Балканах и пользоваться привилегией раздавать наследственные ленные поместья своим сторонникам, по мере распространения системы, основанной на девширме, их прежний авторитет уменьшился.

Другой группой, чей статус понизился во время правления султана Мехмеда, была малоазийская турецкая религиозная элита, ведущими представителями которой были Чандарли. В течение века, начиная с правления султана Орхана, Чандарли выступали наперсниками османских султанов. Кара Халил Хайреддин Чандарли служил великим визирем у Мурада I, оба его сына также занимали этот пост. В 1443 году великим визирем, назначенным Мурадом II, был внук Кара Халила. Мехмед II сохранил должность великого визиря за Чандарли Халилем после смерти Мурада, но его попытки отговорить Мехмеда от осады Константинополя ускорили его падение: и мусульманские, и христианские писатели сообщают, что он был в сговоре с защитниками города и казнен вскоре после его захвата. Его преждевременная смерть сегодня видится как символ уменьшающейся роли, которую старые турецкие семейства играли в будущем османского государства. Из семи великих визирей Мехмеда один был мусульманином турецкого происхождения, двое были обращенными христианами, воспитанными в девширме, двое родились в христианских семьях византийской или византийско-сербской знати, и последний был также рожден христианином, но неизвестного происхождения.

Вот забавный эпизод карьеры Чандарли Халил-паши – с претендентом на престол «Баязидом Османом». В июне 1456 года герцог Милана Франческо Сфорца получил сообщение, касающееся маленького мальчика, предположительно брата султана Мехмеда и как там говорилось, доверенного Мурадом II латинскому рыцарю, некоему Джованни Торчелло. Мальчик попал в руки агентов папы Каликста III и был доставлен в Венецию весной 1456 года. Из Венеции его привезли в крепость на Апеннинах Сполето. В труде, появившемся в 1458 году, Чандарли Халил-паше приписывается заслуга посылки мальчика в Италию. Правда это утверждение или нет, остается неизвестным, но последующие приключения «Баязида Османа» не лишены интереса. Европейские правители, в руки которых он попал, похоже, не особенно верили в мнимые права мальчика на османский престол. «Баязид Осман» оставался в Сполето до 1459 года, когда папа Пий II взял его с собой в поездку по Италии, которая закончилась на соборе в Мантуе, на котором был провозглашен крестовый поход против османов. В 1464 году папа опять появился со своим подопечным на публике; он взял юношу, теперь уже шестнадцатилетнего, попрощаться с флотом, отплывавшим из Анконы сражаться с османами, эта сцена запечатлена на одной из фресок цикла, посвященного Пию II, в Сиенском соборе. На следующий год «Баязид Осман» был в Венеции, а позднее появился при дворе Матиаша Корвина в Буде. В 1473 году он был при венском дворе императора Священной Римской империи Фридриха III, который, похоже, любил наряжаться на османский манер и возил «Баязида Османа» со свитой по своим владениям. В 1474 году «Баязид Осман» женился на австрийской аристократке и позднее исчез из поля зрения истории. То что, как и исчезнувшие византийские императоры, католические монархи взяли на себя роль защитников претендента на султанат, было данью престижу османской династии.

Империя, которую намеревался создать султан Мехмед II, очень отличалась от государства, которое его предшественники построили ценой таких усилий, когда османская династия была немногим больше, чем первая среди равных – других мусульманских турецких династий Малой Азии. Практика набирать христиан в османский правящий класс стала восприниматься как более подходящая его новому амбициозному виденью будущего развития имперского государства. Власть, которой обладал великий визирь как исполнительное должностное лицо при султане, возросла – хотя окончательное решение его отставки или казни было за султаном. Статус религиозной верхушки также усилился при Мехмеде II. Большая территория, пожалованная в комплексе его мечети теологическим школам, и их расположение по обеим сторонам мечети, как будто они окружают ее, могут восприниматься как знак особого положения, которым он намеревался наделить служителей ислама. Точно так же отдаленность обителей дервишей от мечети, где прежде внутри одного здания предоставлялось место для ритуалов дервишей наряду с ритуалами ортодоксального ислама, можно расценить как уменьшение их влияния. Мехмед ограничил деятельность тех дервишей, которые противились все более централизованному пути, по которому шло государство; те, кто был готов поддерживать его, пользовались гораздо большим расположением.

Со времени правления султана Мехмеда янычары и другие подразделения регулярной армии стали основным орудием для защиты и расширения османских владений. Во главе их стоял султан, хотя активная роль наипервейшего из «воинов за веру» все более умерялась в силу его стремления построить централизованное бюрократическое государство. Будучи вдохновленным обращением Чандарли Халил-паши с янычарами в Эдирне, когда еще был жив его отец Мурад II, Мехмед приложил усилия, чтобы взять их под свой контроль, но так и не смог заставить полностью себе подчиняться. Взойдя на трон в 1451 году, он счел необходимым уступить их требованиям повышения жалования в ознаменование торжества, практика, очевидно, начатая Баязидом I. Проблемы возникли снова, когда янычары подняли мятеж в 1455 году в ходе зимнего похода на порт Энез в устье Марицы, принадлежавший генуэзцам, и еще раз во время безуспешной осады Белграда в следующем году. Наследникам Мехмеда не удалось удержать янычар под контролем, и плачевные последствия были очевидны во многих эпизодах османской истории.

В последние годы своей жизни султан Мехмед осуществил программу консолидации и централизации законодательства. Создателем ее был Караманльг Мехмед-паша, великий визирь с примерно 1476 года до смерти Мехмеда – точные даты назначения и смещения великих визирей Мехмеда спорны, – который сделал выдающуюся карьеру в правительстве империи. Как и Чандарли, он вышел из аристократического турецкого рода, происходившего от загадочного Мевланы Джалаль аль-Дина Руми, основателя дервишского ордена Мевлеви. Сохранилось два свода законов, относящихся ко времени правления Мехмеда: первый содержит санкции и правила, касающиеся обложения налогом подданных; второй говорит о разновидностях управления и соотношения между его отдельными частями. Отсылки в этих кодексах на «древний закон» или «древний обычай» дают понять, что в основном они были связаны с приведением в систему правил, которые уже существовали. Тем не менее ученые спорят, какие фрагменты сохранившихся версий этих сводов законов действительно относятся ко времени правления Мехмеда, а какие статьи внесены во времена последующих правлений в качестве корректировки. Мехмед был первым султаном, провозгласившим законы, применимые к жизни государства, такие как государственное управление – оно не принимались во внимание религиозными законами; и хотя ни один из его сводов не ссылается на ислам, хотя их эффективность напрямую зависела от воли султана, их положения не противоречат положениям религиозных законов. Описывая политику Мехмеда, оппозиционный продервишский летописец Ашикпашазаде, писавший между 1476 и 1502 годами, возлагает на Карамани Мехмеда ответственность за уменьшение благосостояния дервишей и эмиров пограничных племен с помощью программы возвращения государственных доходов под контроль правительства.

Еще одним изменением во время правления Мехмеда II было появление новой формы союзов, в которых обладатели высших правительственных постов были связаны с османской династией посредством браков – эта форма просуществовала до падения империи. Так же как и государства, с чьими правящими семьями османская династия ранее породнилась в расчете на абсолютную преданность в мире, где верность непостоянна, присоединялись к османским владениям, например, Византия, Сербия и Караман, так же происходило и с недостатком подходящих для женитьбы партнеров для султанов и членов их семей. После казни первого великого визира Чандарли Халил-паши пост, видимо, занял Заганос Мехмед-паша, наставник и наперсник Мехмеда с самого его детства, который был уверен, что Константинополь падет перед его господином. Он был потомком христиан, чья дочь была замужем за Мехмедом. После Заганоса Мехмед-паши великим визирем стал бывший сербский военнопленный Махмуд-паша Ангелович, который был женат на дочери султана. Получив назначение за доблесть, проявленную во время неудачной осады Белграда в 1456 году, он оставался на этом посту до 1468 года, когда пал жертвой интриг своего соперника Рум Мехмед-паши, видимо захваченного при взятии Константинополя. Одаренный военачальник, Махмуд-паша сопровождал султана Мехмеда во многих из его наиболее успешных кампаний. Писавший на рубеже веков летописец Мехмед Нешри сказал о нем, что султан будто отрекся от престола в пользу своего великого визиря. Оказывается, предлогом для смещения Махмуд-паши с поста великого визиря послужило то, что он избирательно проводил депортацию караманидского населения в Стамбул, после кампании 1468 года, позволяя богатым остаться. Похоже, что он был слишком расположен к непокорному караманидскому принцу Пир Ахмеду. В основном Рума Мехмеда помнят по нелицеприятным описаниям Ашикпашазаде, на чью семью неблагоприятным образом повлияло введение налога на имущество в Стамбуле, от которого султан Мехмед приказал освободить в период первой волны завоеваний, с целью оживить город. Подвергая сомнению мотивы Рум Мехмед-паши, Ашикпашазаде прибегает к обвинениям в связях с Византией. Некоторые из этих налогов были отменены при очередной смене политического курса, когда на трон взошел сын Мехмеда Баязид.

Махмуд-паша был восстановлен в должности великого визиря в 1472 году, но уже никогда не пользовался полным доверием султана. Сыграв сомнительную роль в походе 1473 года против Узун Хасана и его сил, он был смещен в пользу амбициозного соперника, другого талантливого военачальника Гедик Ахмед-паши, также выходца из византийской или византийско-сербской знати. Он был назначен верховным визирем на место Махмуд-паши, но близкие ко двору писатели возлагали вину за окончательный уход Мехмед-паши на его плохие отношения с сыном султана принцем Мустафой. Летописцы того времени не указывают никаких причин вражды между принцем и великим визирем, нет объяснения решению Мехмеда в 1474 году казнить человека, который на протяжении многих лет осуществлял планы его завоеваний. Принц Мустафа, как упоминалось выше, заболел и умер в 1474 году, спустя столетие будет высказано предположение, что Махмуд-паша отравил принца в отместку за осквернение последним его гарема. Документ того периода, обнаруженный через 500 лет после события, сообщает детали юридической тяжбы по поводу завещания Махмуд-паши, между его дочерьми от первого брака и его второй женой. Махмуд-паша, очевидно, развелся со своей второй женой по возвращении из похода против Узун Хасана в 1474 году, поскольку узнал, что она опозорила его, проведя ночь в доме матери принца Мустафы, когда принц находился там же: поскольку ее муж находился в отъезде, и она пошла в дом матери принца ночью, скандальной трактовки ее поведения было не избежать. Махмуд-паша был пострадавшей стороной, но заплатил жизнью за неспособность держать под контролем жену. Жизнь самого высокопоставленного государственного деятеля в империи зависела от случая, даже когда он был в милости у султана.

Предшественники султана Мехмеда заложили основы абсолютной монархии, управляет которой и защищает которую каста рабов, подчиненных только султану; грандиозные устремления Мехмеда и его амбициозные мечты придали этой идее дальнейшее развитие. Он видел себя законным наследником Византии и воином, осуществившим исламские предания о том, что несравненный Константинополь однажды станет мусульманским; а также наследником героев античного мира. Он немного знал греческий, и, должно быть, его интерес к античности был широко известен в политических кругах того времени. Об этом в свое время упомянул венецианец Николо Сагундино, уроженец острова Эвбея, в своем описании османов. Мехмед, писал Сагундино, восхищался спартанцами, афинянами, римлянами и карфагенянами, но выше всех ставил Александра Македонского и Юлия Цезаря. Византиец Критовул с острова Имброс написал во вступлении к хвалебной биографии султана, что деяния Мехмеда равны подвигам Александра:

Видя, что ты совершил множество великих деяний… и в уверенности, что многие великие свершения полководцев и царей прошлого, и не только персидских и греческих, не могут соперничать славой, отвагой и неустрашимостью в бою с твоими, я думаю, что не только их деяния и свершения… должны все прославлять и восхищаться… в то время как о твоих не останется свидетельств в будущем… или что деяния других… должны быть более известны и прославляемы… в то время как твои свершения… [которые] никак не ниже деяний Александра Македонского…не должны быть ни рассказаны… ни запечатлены в славе.

Мехмед поощрял свое сравнение с великими воинами прошлого. Отправившись завоевать Лесбос у венецианцев в 1462 году, по пути он посетил Трою, где осмотрел руины, отметил выгодное расположение места, осведомился о могилах героев осады Ахилла, Аякса и других и заметил, что им воистину посчастливилось быть воспетыми таким поэтом как Гомер. Вскоре после этого он приказал сделать копии Илиады, классического жизнеописания Александра Македонского и «Анабазис Александра Великого» Арриана для своей библиотеки. Историческая традиция, которую он пытался поддержать и частью которой считал себя, брала начало в далеком прошлом, но его взор был обращен в прекрасное будущее его империи.