Текст книги "Не обещай себя другим"

– Эйми, – шепчу я и провожу пальцем по ее щеке. На большее я пока не решаюсь.

– В общем, – машет она рукой, – у меня началось что-то вроде истерики. Я плакала и плакала, никак не могла остановиться. Я ездила по городу в надежде успокоиться. Не хотела пугать родителей и Кэти. А когда мне это не удалось, я оказалась тут. Я знала, если я приеду домой в таком состоянии, мне не удастся внятно объяснить, почему я отправилась на встречу с Джеймсом. А мне не хотелось, чтобы ты спешил с выводами.

Я слушаю Эйми, а в душе вскипают горечь и злость. Горечь из-за того, что она не решилась довериться мне. И злость на Джеймса, который довел ее до такого состояния.

– Одна встреча, и я уже так распереживалась. Все эти эмоции напомнили мне о том, какой я была в пору наших отношений с Джеймсом.

– И какой же?

– Наивной и незрелой. И слишком доверчивой. Верила на слово там, где стоило бы усомниться.

Я обожаю ту доверчивую Эйми, какой она была когда-то. Но еще больше я люблю ту женщину, какой она стала после замужества. Сильной, пылкой, уверенной в себе. Лучшей матери для Кэти я и пожелать бы не мог. А для меня это очень важно.

Но не это меня сейчас тревожит. Все та же мысль продолжает крутиться у меня в голове: а вдруг Эйми поняла, что все еще любит Джеймса? Несмотря на все ее заверения, я никак не могу отделаться от терзающих душу сомнений.

– Вы часто виделись с ним после той июньской встречи?

– Что? – Эйми смотрит на меня с откровенным недоумением. Я выжидательно вскидываю бровь.

– Сегодня. Других встреч не было.

– Сколько времени вы провели вместе? Когда он тебе позвонил?

– Господи, Ян.

В шейкере звенят кубики льда.

– Кому коктейль? – окликает нас из кухни Надя.

– Нет, спасибо. – Я не свожу глаз с лица Эйми.

– Я выпью. – Эйми окидывает меня холодным взглядом. – Я же сказала тебе, что не хочу обсуждать это здесь.

Она решительно направляется к барной стойке.

Резко выдохнув, я шагаю следом за Эйми на кухню.

Надя подвигает ей мартини со льдом. Убрав оливку, Эйми одним глотком опрокидывает в себя напиток. Затем, заметив, что я не пью, тянется к моему бокалу.

– Похоже, кого-то мучает жажда. Твое здоровье. – Надя поднимает свой бокал. Сделав пару маленьких глотков, она бросает взгляд в сторону микроволновой печи.

– Если хотите, я закажу что-нибудь из закуски.

– Нет, спасибо. У нас планы на ужин. – Облокотившись о стойку, я наблюдаю за тем, как Эйми поглощает мой коктейль. К счастью, чуть медленнее, чем первый.

– Я не голодна. – Эйми отодвигает от себя пустой бокал.

– Ну, как хотите. – Надя встряхивает шейкер. – Еще стаканчик?

Эйми снова качает головой.

– Думаю, нам пора домой. – Схватив сумочку, она направляется к входной двери.

Я вздыхаю. Похоже, мне не остается ничего другого, как только откланяться.

– Машину поведу я, – говорю я и потираю переносицу. Надо запастись терпением. Оно мне сегодня пригодится, иначе я снова могу ляпнуть что-то такое, что выведет Эйми из себя.

– Спасибо, – говорю я Наде. – За ее машиной мы заедем завтра.

– Можете не спешить. – Она сжимает мою руку. – Ян, ты сейчас нужен Эйми. Я же вижу, ей тяжело.

Нам обоим тяжело.

– Знаю, – говорю я вслух. – Спасибо.

Я подхожу к Эйми.

– Ну что, поедем домой?

Похоже, мне так и не придется отпраздновать свою чудесную новость.

На лифте мы спускаемся в подземную парковку. Спускаемся молча, не глядя друг на друга. Хотелось бы мне как следует разозлиться на Эйми! Или на Джеймса, который снова встречался с моей женой. Но единственное, что я чувствую в душе, – сострадание к этому парню. Вот это-то и бесит меня больше всего.

Я прекрасно понимаю то ощущение смятения и дезориентации, в котором находится сейчас Джеймс. Понимаю его потребность быть рядом с Эйми, которую он всегда любил. Для него не существует того промежутка, который отделяет его прошлое от настоящего. Ему-то кажется, что он расстался с Эйми только вчера.

Я провел все свое детство в схожем бедламе. Не самое приятное местечко, скажу я вам!

Мы заходим в гараж, и я роюсь в кармане в поисках ключей от машины. Одно неловкое движение, и они падают на пол.

– Надо еще заехать к родителям, забрать Кэти, – говорит Эйми, которой ничего не известно о моих планах на ужин. В любом случае ресторан, похоже, отменяется.

– Знаю, – сухо бросаю я и открываю машину. Распахиваю для Эйми дверцу, и она забирается на сиденье, бросив на меня опасливый взгляд. Я наскребаю остатки спокойствия и иду к своему месту.

Глава 3

Ян в возрасте девяти лет

Дождавшись, пока школьный автобус исчезнет за поворотом, Ян зашагал к белому фермерскому дому, в котором прожил все свои девять лет. На обочине подъездной дороги он увидел серебристый «Понтиак» мамы.

Плечи Яна расправились, и он с облегчением выдохнул. Ну вот, она вернулась. Во всяком случае, он надеялся, что это его мать, Сара, а не Джеки, другая ее половинка.

Сколько Ян себя помнил, мама всегда отличалась перепадами настроений. Ей ничего не стоило забыть, что она делала вчера, а то и минутой раньше. Яну приходилось все время напоминать ей. В такие моменты она ошеломленно смотрела на сына широко распахнутыми глазами, как это делают несмышленые дети.

Лишь год назад отец попытался объяснить Яну странное, а то и вовсе причудливое поведение мамы. Она где-то пропадала два дня и вернулась домой с резаной раной на щеке и подбитым глазом. Одежда была грязная и порванная. При этом мама совершенно не помнила, что она делала в эти сорок восемь часов. Ей хотелось только одного – принять горячий душ и рухнуть в постель, но отец настоял на том, чтобы отвезти ее в больницу. Домой ее выписали через три дня, со швами на щеке и диагнозом. Синдром множественной личности.

Ян не очень-то понял, что это такое и почему мама заболела. Он лишь уяснил, что внутри мамы жили другие люди. Доктор говорил об одной такой личности, Джеки. Но он предупредил, что могут быть и другие. Ян пока не замечал их присутствия, зато о Джеки они с отцом знали очень даже хорошо. Она начала появляться еще с рождения Яна.

Доктор направил маму к психиатру и выписал ей таблетки – антидепрессанты и стабилизаторы настроения. Но мама сразу заявила отцу, что не желает принимать их. Ей не нравилось, что ее пытаются контролировать. У психиатра она тоже бывала редко, а отец так часто отлучался из дома, что не мог настоять на этих визитах.

Муха опустилась Яну на локоть. Стряхнув назойливое насекомое, Ян открыл почтовый ящик и достал стопку счетов с надписью ЗАДОЛЖЕННОСТЬ. Здесь же лежали каталоги вышивок. Сунув все это в свой рюкзак, он медленно побрел к дому. Теплый ветер взъерошил его волосы, растрепал челку. Ян тряхнул головой и скрестил пальцы на обеих руках.

Пусть это будет мама. Пожалуйста, пусть это будет мама.

Ему задали на дом столько уроков, что просто нет времени беспокоиться из-за Джеки. А ведь ей ничего не стоит втянуть маму в неприятности. Три месяца назад она опустошила их банковский счет, совсем не оставив денег на оплату счетов. И теперь им приходится разбираться с задолженностью.

Ян вошел в дом и замер у порога. Дверь за ним захлопнуло порывом ветра. Мама, сидевшая в гостиной за швейной машинкой, подняла голову и улыбнулась. Ян просиял в ответ, чувствуя, как падает с плеч невыносимая тяжесть. Только у Сары могла быть такая располагающая улыбка.

Воздух в доме был спертым и душным. Ян вдохнул поглубже, и в носу защекотало. Он бросил взгляд на окна. Закрыты, да еще и задернуты занавесками. На столе – груда одежды. Спортивные костюмы и шорты. Здесь же громоздятся грязные чашки и тарелки.

– Как прошла твоя фотоэкспедиция? – спросила Сара.

Великолепно. Но это было вчера.

– Хорошо, – сказал вслух Ян.

Вчера было воскресенье. Все утро он бродил по полям, фотографируя птиц и муравьев той камерой, которую нашел в кабинете отца. Она оказалась гораздо лучше его старенького фотоаппарата. Когда он вернулся к обеду, мамы дома не было. Ужинать ему тоже пришлось одному. Ян доел холодные спагетти, оставшиеся со вчерашнего вечера, потом уселся смотреть футбол. Он долго не ложился в надежде дождаться маму. И только в три ночи, услышав на лестнице цоканье каблуков, Ян наконец погрузился в сон. Правда, это была не совсем его мама. Сара не носила туфель на высоком каблуке. Зато Джеки их обожала.

Мама бросила взгляд на часы. 3.45. День уже клонился к вечеру.

– Ну и долго же ты гулял. Удалось снять что-нибудь интересное?

– Надеюсь, – пробормотал Ян. Он пока не успел проявить пленку.

– Кушать хочешь? Я сделала сэндвич с ветчиной. Он в холодильнике.

Ян скинул рюкзак, и тот упал на пол у его ног. Улыбка на лице мамы задрожала и погасла.

Ян расстегнул рюкзак и отдал ей почту.

Помедлив, Сара взяла конверты и уставилась на них невидящим взглядом.

– Какой сегодня день? – еле слышно шепнула она.

– Понедельник.

Плечи ее поникли. Взгляд скользнул по куче одежды. Сара зарабатывала тем, что вышивала эмблемы для местных скаутов и спортсменов. Ян знал, что эти деньги шли на него: ему покупали новую одежду и спортивные принадлежности. В противном случае, как объяснила мама, ему пришлось бы довольствоваться подержанными вещами.

– Я должна сдать это через час. Но я не уложусь вовремя. Я-то думала, что сегодня воскресенье. – Она стала перебирать письма, которые отдал ей Ян, но уже после четвертого отшвырнула все в сторону. Казалось, один вид этих конвертов вызывает у нее отвращение. Взгляд потух, плечи поникли.

– Прости меня, Ян.

– Все в порядке.

Надо было разбудить маму перед тем, как уйти в школу. Но страх оказаться лицом к лицу с Джеки не позволил ему постучаться в дверь.

Ян поднял рюкзак.

– Я к себе. У меня еще куча уроков.

По пути наверх он забрел на кухню. Здесь пахло кислым молоком и заплесневевшим хлебом. На столе стоял забытый пакет с портвейном. Рядом лежал мамин ежедневник. Открыт он был на вчерашнем дне.

Ежедневник лишь подтвердил то, о чем Ян и так догадался вчера по стуку каблуков: домой поздно ночью пришла не Сара, а Джеки. И она же, судя по всему, проснулась утром. И только потом, в течение дня, мама снова стала собой. Из ее памяти напрочь выпали те двадцать четыре часа, которые она провела под личиной Джеки. Целые сутки оказались бесследно стерты из ее жизни.

Ян перелистнул страницу. Здесь стояла запись, сделанная рукою мамы: 17.00. ФОРМЫ ДЛЯ ТРЕНЕРА ТЭММИ ПЕНРОУЗ. И рядом – номер телефона. Ян положил ежедневник на место и открыл холодильник. В нос ударил запах скисших овощей. Ян сморщился и чихнул. Схватив с тарелки сэндвич, он отправился к себе наверх.

Дверь в кабинет отца была распахнута. Ян сначала прошел мимо, но внезапно замер и вернулся.

Над рабочим столом висел календарь за октябрь. Красные крестики перечеркивали дни, вплоть до семнадцатого. Это был прошлый четверг – день, когда отец улетел снимать очередной матч. Если все пройдет нормально, сегодня вечером он будет дома.

И тут Яна озарило. Идея всплыла в его голове, как проявленный кадр. Он бросил рюкзак, положил на стол сэндвич и принялся рыться в ящиках. Вскоре перед ним лежали линейка, карандаш и лист бумаги. Придвинув к себе лист, Ян принялся чертить самодельный календарь. В самом верху он крупно написал ОКТЯБРЬ, добавил еще парочку деталей и вернулся на кухню.

Мама как раз вешала телефонную трубку.

– Миссис Пенроуз дала мне еще один день, – сообщила мама. – Работать придется допоздна, так что ужинаем сегодня рано. – Она налила в кастрюлю воды, попутно отирая уголки глаз.

– Не переживай, ма. Тебе ведь и раньше случалось путать дни, верно? – Ян взял магнитик и прикрепил к дверце холодильника самодельный календарь.

– Что это? – спросила мама.

– Календарь. Миссис Риверс научила нас перечеркивать дни в наших школьных календарях, чтобы мы точно знали, какой сегодня день. Папа тоже так делает.

Мама взглянула на листок бумаги, где вчерашний день был перечеркнут большим красным крестом.

– Я буду вычеркивать дни в этом календаре, так ты ни за что не спутаешь даты. А ты уже будешь вычеркивать дни в своем ежедневнике. – Ян ткнул пальцем в квадратик, где было написано «понедельник, 21 октября», после чего указал на такую же графу в мамином ежедневнике.

Мама взглянула влажными от слез глазами.

Ян огорченно уставился на тарелки, оставшиеся на столе после завтрака. Похоже, он только расстроил маму своей идеей.

– Я сниму это, – потянулся он за листком.

– Не надо, – коснулась его плеча мама.

Глаза Яна щипало от слез. Пытаясь скрыть замешательство, он поскреб затылок, затем сложил руки на груди.

– Прости, что вчера оставила тебя одного. Мне так стыдно, что я все время ошибаюсь. Прости меня, Ян.

Губы у него дернулись, и он с трудом подавил рыдание. Его мама только и делала, что извинялась. Ян ненавидел эту ее привычку забывать обо всем. Жаль, что она не может быть такой же, как другие мамы.

Чувствуя на себе настойчивый взгляд, он все-таки поднял голову. Глаза у мамы были опухшими, щеки в красных пятнах.

– Прости, что не приготовила тебе завтрак.

– Да ладно, все в порядке.

– Нет, – опустившись на колени, она сжала его плечи, – мне надо было проводить тебя в школу. Как подумаю, что ты ждал там автобус в полном одиночестве… Прости, пожалуйста, – прошептала она.

Одиночество стало для Яна второй натурой. Другое дело, что он всей душой ненавидел это чувство.

– Во сколько сегодня вернется папа?

– Поздно. Ты уже будешь спать. Ты бы хотел, чтобы он чаще бывал дома?

Ян кивнул и отвел взгляд в сторону. Он бы не чувствовал себя таким покинутым и одиноким, если бы папа не так часто уезжал в командировки. Но работа есть работа. Деньги задаром никому не даются.

Ян чувствовал, что мама наблюдает за ним, но не решался взглянуть на нее. Он наверняка расплачется, и это расстроит ее еще больше. А там уже останется один шажок до Джеки и очередного провала в памяти.

– Я стараюсь заботиться о тебе, Ян. Делаю все, что в моих силах. Ты это знаешь.

Ян медленно кивнул, хоть и не чувствовал, что мама и правда делает все возможное. Да и чему тут удивляться? Все эти постоянные перевоплощения из Сары в Джеки и обратно! Получалось, не столько она заботится о сыне, сколько он о ней. Если бы только она была нормальной, как другие мамы. Тогда бы ему не пришлось так часто тревожиться из-за нее.

Глава 4

Ян

Пока я веду машину, Эйми упорно смотрит куда-то в сторону. Нас разделяет не только молчание. Такое чувство, будто мы за много километров друг от друга. Протяни я сейчас руку, и она ткнется в стену, которую возвела между нами моя жена.

Эта стена здесь с самого июня, с момента появления Джеймса.

Мне хочется разрушить ее до основания.

Неплохо бы знать, что за бомбу притащил с собой Джеймс на этот раз.

Пальцы Эйми намертво вжались в сумочку у нее на коленях. Если это о чем-то и говорит, то лишь о том, что она все еще взвешивает услышанное. Осмысляет сегодняшнюю встречу с Джеймсом.

Думает о нем.

Только без спешки, говорю я себе. Там, у Нади, Эйми чуть приоткрылась. Надо лишь подождать, и она сама обо всем расскажет.

Надеюсь только, она не затянет с признанием. С учетом тех сроков, которые мне выставили в журнале, лететь в Испанию придется очень скоро. Я уеду, зная о том, что Джеймс еще в городе.

Мысленно выругавшись, я ерошу волосы и слегка разворачиваюсь на сиденье. Так, чтобы не терять из виду Эйми. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вывалить на нее свои новости. Так мне было бы проще завладеть ее вниманием. Вернуть ее к мысли о том, что я и есть главный мужчина в ее жизни. Во всяком случае, я на это надеюсь.

У меня в голове созревает идея. А почему бы не полететь в Испанию вместе с Эйми? И дело тут не только в Джеймсе. Эйми обожает диких лошадей. Мы могли бы использовать нашу поездку, чтобы снова прийти к согласию друг с другом. К тому согласию, которое царило в наших отношениях до появления Джеймса.

Эйми нервно сжимает руки, и я не выдерживаю. Наплевав на невидимый барьер, я беру ее ладонь в свою и подношу к губам. Мне нравится ощущать на губах тепло ее кожи, такой нежной и бархатистой. Именно эти два слова красуются на бутылочке с лосьоном, которая стоит у нас в ванной. Эйми обожает свой лосьон. Ну а я – тот везунчик, которому позволено ощущать бархатистость ее кожи.

Эйми не спешит отнять руку, и я чувствую, как капелька напряжения уходит из моего тела. Пульс учащается, мне хочется поскорее добраться до дома. Первое, что я сделаю, – уложу Эйми в нашу постель. Эта роскошная женщина моя, и только моя. Мне важно ощутить нашу близость, важно восстановить ту связь, которая была разорвана. Но самое главное, мне необходимо увериться в том, что она действительно моя.

– Я люблю тебя, – говорю я, не отрывая от нее взгляда.

Эйми моргает, ослепленная светом встречных фар. Ее ротик, этот изящный ротик, который мне так хочется поцеловать, чуть открывается, и я вижу, что она готова заговорить.

Я жду, затаив дыхание. Сердце колотится так, что еще немного, и вырвется из груди. Если повезет, мы сможем обсудить ее встречу с Джеймсом до того, как приедем домой. Я чувствую, что Эйми переживает, и мне это ужасно не нравится. Может, поход в ресторан – не такая уж плохая идея. Эйми отвлечется, забудет на время про Джеймса. На часах – без десяти восемь. У нас в запасе еще сорок минут.

– Тебе не кажется, что мы поспешили с женитьбой?

Бум! Бомба таки взорвалась.

Нога у меня непроизвольно дергается, отчего машину слегка заносит.

Признаться, это совсем не то, что я ожидал услышать.

Да нет же! Я ждал тринадцать месяцев, чтобы объясниться, наконец, в любви.

Конечно, тут не обошлось без поездки в Мексику, где мы и отыскали Джеймса. Именно страх навсегда потерять Эйми стал тем пресловутым пинком, который заставил меня объясниться. И что с того, что я сделал ей предложение спустя каких-то три месяца? Мы знали, что любим друг друга. Знали, что хотим провести эту жизнь вместе.

Только один человек мог натолкнуть ее на подобную мысль сейчас, когда нашему браку исполнилось целых пять лет.

– Что именно сказал тебе Джеймс?

– Джеймс тут ни при чем.

Эйми убирает руку, и меня вновь охватывает эта тянущая пустота.

– Так ли уж ни при чем? – Я крепче сжимаю руль. – Он приезжает в город, и ты тут же спешишь встретиться с ним. Игнорируешь мои сообщения и звонки. Несколько часов я терзаю телефон…

– Насчет часов ты явно перегнул.

– …Только чтобы обнаружить тебя у Нади, да еще и в расстроенных чувствах. И ты тут же заявляешь, чтобы я ехал домой. Что, по-твоему, я должен думать?

– Ну, если ты предпочитаешь истолковать все именно так…

– А как еще это можно истолковать? – огрызаюсь я.

Эйми замирает и выжидательно смотрит на меня.

Я тоже молча смотрю на нее.

Она молчит, и я молчу.

Я просто не знаю, что тут сказать.

Постой-ка. Одна мысль у меня все-таки есть.

На мгновение прикрыв глаза, я сглатываю свою злость.

– Прости. Я вовсе не собирался ругаться с тобой.

И снова молчание. Наконец Эйми тихонько произносит мое имя.

– И ты прости. Мне надо было позвонить тебе.

– Тебе надо было ехать домой, – мягко говорю я. – Тебе надо было довериться мне.

– Я знаю. Просто мне до сих пор стыдно из-за того летнего свидания. – Она разглядывает сложенные на коленях ладони.

– Ты зря переживаешь. Вашу с Джеймсом ситуацию и правда не назовешь нормальной. Вы долго встречались, а потом все оборвалось самым немыслимым образом. Причем не по твоей вине.

– В каком-то смысле и по моей. Джеймс отколотил тогда хулигана, который меня донимал, и я стала относиться к нему как к настоящему герою. Я продолжала восхищаться им даже после того, как наши отношения изменились, превратившись из дружеских в более близкие. Мне следовало понимать…

– Нет-нет, – качаю я головой. – Сколько лет тебе было, когда вы начали встречаться? Тринадцать? Не нужно ругать себя. Ты была еще совсем ребенком.

Я искоса смотрю на Эйми, и на языке вертится один вопрос. Я уже задавал его прежде, но придется спросить снова.

– Ты все еще влюблена в него?

Это все равно что проглотить горькую пилюлю. Я невольно морщусь.

Черт возьми, Коллинз. Откуда эти страхи?

Но если вдуматься, каждая женщина, которую я любил, рано или поздно бросала меня. А если и Эйми уйдет…

Эйми устало вздыхает.

– Ты же знаешь, что нет. Но Джеймс – часть моего прошлого. Если бы не он, я была бы сейчас совсем другим человеком. Ну, как тебе объяснить? – Она на секунду задумывается. – Я испытываю к вам совсем разные чувства. Джеймс не способен умалить мою любовь к тебе. Более того, я думаю, именно опыт с Джеймсом позволит мне по-настоящему полюбить тебя. Если уж сравнивать, то я бы сказала, что мои чувства к Джеймсу похожи на твои чувства к Риз.

– Ну нет, – говорю я со смешком. – Тут мы с тобой в разных ситуациях.

– Ты же был когда-то влюблен в нее. Это твое прошлое, но ты практически не упоминаешь о ней.

– Не переводи стрелки на меня. Речь не обо мне. Речь о тебе и…

– Я не скрываю от тебя своих чувств. Я всегда рассказываю тебе про Джеймса и про то, что я думаю. Мы же договорились, что не будем утаивать друг от друга свои прошлые отношения, кого бы они ни касались – возлюбленных или матерей.

– При чем тут моя мама?

– Мы не раз говорили о ней. А вот о Риз ты практически не рассказывал.

– Да тут и говорить не о чем, – тихо замечаю я. И это касается не только Риз, но и матери. Я раз за разом ходил к психотерапевту, пока не унялся тот гейзер негодования, который вскипал в душе всякий раз, когда я упоминал про маму. Теперь я чувствую только вину и раскаяние. Я знаю, что мог бы сделать для нее больше. Но знаю и то, что мог бы просто оставить ее в покое, позволить ей быть такой, какая она есть. Не я отвечал за ее судьбу, хоть тогда мне и казалось иначе.

Эйми все известно о моем детстве. О том, как отец неделя за неделей пропадал на своих матчах, не оставляя мне иного выбора, кроме как присматривать за мамой. Я же был еще ребенком! Мне бы и в голову не пришло поступить так с Кэти.

Воспоминания ранят, и я загоняю эту боль поглубже. Самое время сосредоточиться на дороге. Она ровная и прямая, но наш разговор с Эйми петляет все больше и больше.

Эйми искоса посматривает на меня, постукивая пальцами по сумочке у себя на коленях. Меня это, признаться, слегка нервирует. Я сворачиваю на дорогу, ведущую к нашему кварталу, и в скором времени останавливаюсь у светофора.

– Джеймс влюблен, – говорит Эйми, по-прежнему не сводя с меня взгляда.

– Надеюсь, не в тебя?

Она лишь фыркает в ответ на мое замечание.

– Разумеется, не в меня. В Наталью. Помнишь женщину, которая приходила вместе с Карлосом в дом моих родителей? Джеймс живет с ней на Гавайях. Он все переживает, не слишком ли это быстро – влюбиться после всего-то пары месяцев знакомства. Его вопрос невольно навел меня на мысли о наших с тобой отношениях.

Может, нам с Эйми стоит пересмотреть нашу политику открытости, которая позволяет делиться самыми потаенными мыслями и переживаниями? Меня эта ее откровенность просто убивает.

– Я люблю тебя, Эйми, очень люблю. Ты и Кэти – вся моя жизнь.

– Я тоже люблю тебя, Ян. – Наклонившись, она целует меня в шею. На мгновение я прикрываю глаза. Никогда еще я так не нуждался в ее прикосновении, в этом безмолвном признании в любви.

Зевнув, Эйми кладет руку на живот.

– Мартини без закуски – не самое умное решение. Ты, кажется, говорил что-то насчет ужина?

Я недоуменно хмурюсь, и Эйми поясняет:

– Там, у Нади.

– Пустяки, – качаю я головой. – Заберем Кэти, а потом купим домой что-нибудь готовое.

Эйми кивает и вновь погружается в свои размышления.

– О чем ты думаешь? – спрашиваю я через некоторое время.

– Да так. – Она потирает висок. – Джеймс спросил, не хочу ли я выдвинуть обвинение против Фила.

Ну не скотина ли я? С каким удовольствием врезал бы я себе по лбу, если бы это не выставило меня еще большим идиотом!

– Вот почему ты так расстроилась.

Эйми кивает.

– Мне сразу вспомнились предложение Джеймса, нападение Фила и все, что за этим последовало.

Перед тем как выйти за меня замуж, Эйми рассказала мне о попытке Фила изнасиловать ее. Тогда она утаила от всех этот инцидент… и сделала это по просьбе Джеймса. Из любви к Джеймсу. Меня это, признаться, порядком озадачило. Ситуация выглядела такой же болезненной, как вся семейка Донато. Ну как можно было согласиться на подобную просьбу? С другой стороны, моя мать не раз обращалась ко мне с такими же немыслимыми просьбами. И я всегда поступал, как она хотела, за исключением одного-единственного раза.

Все, на что мы готовы ради любви.

Уже забеременев нашей дочерью, Эйми пошла на прием к психотерапевту, чтобы проработать ту травму, которую нанесли ей исчезновение Джеймса, махинации Томаса и нападение Фила. Я сам отвозил ее на сеансы и даже присутствовал на некоторых.

– Где Фил сейчас? Есть ли смысл опасаться его появления?

Эйми качает головой.

– Я ему уже не интересна. Он просто использовал меня, чтобы отплатить Джеймсу.

Значит, Фил нас не побеспокоит. И то слава богу.

– Так ты собираешься выступить против него с обвинением?

– Нет-нет. Последнее, чего я хочу, опять связываться с этой семьей.

– Подумай как следует. Я поддержу любое твое решение.

– Примерно то же сказал мне Джеймс. Он предложил выступить в качестве свидетеля, если я все-таки решусь обратиться в суд. Сказал даже, что не возражает сам оказаться за решеткой – как-никак, это он уговорил меня тогда не поднимать шума. Мне кажется, он пытается хоть как-то исправить свои ошибки.

– Для этого он и вернулся в Калифорнию? – Я паркую машину у дома, где живут родители Эйми.

– Отчасти для этого.

Любопытство берет верх над здравым смыслом.

– А для чего еще?

Взгляд Эйми становится непроницаемым.

– Он хочет встретиться с тобой.

Со мной?

– А от меня-то ему что нужно?

Я бросаю взгляд в сторону дома и поднимаю палец.

– Подожди-ка.

Кэти, должно быть, увидела нас в окно. Она мчит по дорожке в платьице принцессы, размахивая над головой волшебной палочкой. Волосы у нее светло-каштановые, как у меня, и янтарного оттенка глаза, но свою улыбку и пышные кудряшки она унаследовала от Эйми.

Я выхожу из машины и подхватываю дочку на руки.

– Кэти-кексик! – чмокаю я ее в щеку. От нее пахнет персиками и мороженым.

– Папочка! – верещит Кэти. – Что вы тут делаете? Бабушка сказала, вы будете праздновать. Привет, мамуля!

Эйми тоже подходит к нам. Она целует Кэти и хмурится в мою сторону.

– И что именно мы празднуем?

– Ну-у-у…

– Это как-то связано с теми планами на ужин, которые внезапно отменились?

– Очень может быть, – несколько туманно отвечаю я.

– Расскажи нам, папа! Ну же! – Кэти обнимает меня за шею.

Что ж, первая часть моих планов и правда не задалась. Но может, нам с Эйми еще удастся спасти вечер?

– Мне позвонили из National Geographic. Они отправляют меня в командировку.

Эйми смотрит на меня круглыми от изумления глазами.

– Ян, но это же здорово!

– Здорово – не то слово. – Лицо у меня расплывается в улыбке.

– Класс, папуля!

– Я так рада за тебя.

Именно этой реакции я ждал с самого начала.

– Для меня это и правда очень важно.

– Не только для тебя. Для всех нас. И ты собирался ехать домой, ни словом не обмолвившись об этом?

– Ну… – Я спускаю Кэти с рук, и она в восторге носится вокруг нас с Эйми. В дверях дома появляется еще одна фигура.

– А вы что тут делаете? Неужто поругались? – Кэтрин спускается к нам по ступенькам террасы. – Будьте паиньками и отправляйтесь ужинать.

Я прячу довольную улыбку. Признаться, я не против такого вмешательства. Счастье еще, что родителям Эйми есть до нас дело. Хотел бы я сказать то же самое про своих.

Эйми крепко обнимает мать.

– Уже едем.

– Прекрасно. Отдохните в свое удовольствие. А Кэти переночует у нас. – Кэтрин берет внучку за руку.

– Где мы ужинаем? – спрашивает у меня Эйми.

– «Ла Фондю».

Эйми задумчиво скользит взглядом по моей фигуре.

– Так вот почему ты решил приодеться.

Верно. Я и правда сменил привычные джинсы и футболку на более стильный наряд. Стильный и сексуальный. Я даже пригладил волосы, хотя одна непослушная прядь продолжает падать мне на лоб.

– Нам надо быть в ресторане через двадцать минут.

– Так что же мы тут стоим? – Эйми решительно направляется к машине.

– Вот и я о том же. – Кэтрин машет нам на прощание, и вместе с Кэти они уходят домой.

Я тоже забираюсь в машину.

– Что ж, пора подкрепиться.

В скором времени мы останавливаемся у ресторана, и я поворачиваюсь к Эйми. Внимательно всматриваюсь в ее лицо. За время поездки она успела немного подкраситься. Ни за что не скажешь, что Джеймс – этот мерзавец – заставил ее плакать.

– Уверена, что хочешь посидеть в ресторане? Мы могли бы заказать кое-что из еды и спокойно поужинать дома.

Джеймс вынудил Эйми вспомнить один из самых тяжелых дней в ее жизни. И я вовсе не хочу, чтобы она усилием воли натягивала на себя улыбку и делала вид, что все в порядке, если в действительности ей хочется только одного – уютно устроиться на диване с коробкой пиццы. Само собой, это не уменьшит моего желания выследить Джеймса и как следует врезать ему.

Эйми смотрит на меня с долей нерешительности, но затем улыбается.

– Уверена, – говорит она. И тут же, заметив недоверие на моем лице, повторяет с большей энергией:

– Я уверена. Пойдем поужинаем. Про Джеймса и мой день мы поговорим позже. Сейчас мне больше хочется послушать про твою поездку в Испанию.

Я вспоминаю о том, что Эйми хотела сказать мне перед тем, как мы приехали к ее родителям. Интересно, что нужно Джеймсу от меня? Мне очень хочется спросить ее об этом, но я не желаю тянуть Джеймса за наш столик. Сегодняшний вечер – только для нас.

Я беру Эйми за руку, и мы шагаем к ресторану. Ужинаем мы здесь не часто, лишь по особым случаям. Вроде командировки от National Geographic.

На смену сырному фондю приходит жареная оленина, которую сменяет десерт – клубника в шоколаде. Мы неспешно едим, и я рассказываю Эйми о своем назначении.

– Эл Фостер – тот самый редактор, с которым меня познакомил Эрик. Ему понравились мои снимки с «Рапы». Особенно его впечатлили те, где сняты лошади на холмах. Другое дело, что там слишком много посторонних деталей. Он хочет, чтобы я сфотографировал одних лошадей. Вот для этого я и лечу в Испанию.

Эйми бросает на меня виноватый взгляд.

– Я так и не посмотрела снимки, которые ты сделал в прошлую поездку.

Я макаю кусочек хлеба в расплавленный сыр.

– У тебя было много дел, – говорю я без особого энтузиазма. – К тому же нам пришлось разбираться с более важными вопросами.

– Кэти трещит о них без умолку.

– Я покажу тебе завтра.

– Было бы здорово. Только с утра пораньше, если не возражаешь. Потом мне надо ехать в банк, договариваться насчет кредита. – Эйми тоже окунает в сыр кусочек хлеба. – Статью ты пишешь сам?

– Нет, – качаю я головой. – Меня просто попросили сделать фотографии. Они пришлют журналиста, но я пока не знаю, кто это. Мы встретимся с ним на месте. Редактор хочет, чтобы мои снимки соответствовали теме статьи.