Текст книги "Охота на Джека-потрошителя. Охота на князя Дракулу"

Глава 14
Приличные дамы не ведут беседы о трупах

Столовая резиденции Уодсвортов, Белгрейв-сквер

14 сентября 1888 г.

Стоя в дверях нашей столовой, я смотрела на нее, как на знакомую и одновременно совершенно чужую комнату.

На столах было расставлено столько чайной посуды, что у меня голова закружилась. Маленькие комнатные растения на столе соседствовали с несколькими огромными букетами из экзотических оранжерейных цветов. Бело-розовые фарфоровые чашки ждали, когда их заполнят теплой жидкостью, а рядом стояли наготове такого же цвета тарелки.

– У тебя такой вид, будто ты ждешь удара ножа гильотины, кузина, – заметила Лиза, которая, кружась в вальсе, вплыла в комнату. – Ты ведь воспитывалась не среди волков. Ты пропустила всего несколько месяцев сплетен и очень быстро это наверстаешь, – продолжала она. – Если ты способна справиться с кровью и другими ужасными вещами, немного кружев и чаю – пустяки для тебя.

Я оторвала глаза от стола и взглянула на кузину. На какой-то момент она мне напомнила мою мать, и мои нервы успокоились. Я улыбнулась. Тетушка Амелия была воплощением всего того, к чему должны стремиться все приличные юные леди. Лиза была ее блестящей протеже. Только Лиза умела очаровательно пренебрегать традициями, когда это соответствовало ее романтическим представлениям.

Пока мы росли, мы виделись с ней всего два раза в год, но это не мешало ей утверждать, что мы – лучшие подруги. Она была на три месяца старше, что, по ее мнению, делало ее бесконечно умнее во всех вопросах. Особенно в делах сердечных.

Цвет ее волос представлял собой нечто среднее между карамелью и шоколадом, и они были уложены сложным узором вокруг макушки. Мне бы очень хотелось сделать себе такую же прическу. Ее платье было сделано из «мокрого» шелка самого великолепного сиреневого цвета и сшито превосходными стежками. У меня промелькнуло воспоминание о последнем трупе, который я зашивала после вскрытия. Не хочу хвастать, но мои стежки были не хуже. Возможно, даже чуточку лучше.

– Правда, великолепно?

– Можно и так сказать, – ответила я, не успев сдержаться.

Лиза с усмешкой повернулась ко мне.

– Ты сможешь сегодня прекрасно поиграть в сплетни, а потом заняться своим тайным детективным делом сегодня ночью. Это будет прямо как в романе! – она захлопала в ладоши. – Как это интересно! Возможно, я отправлюсь с тобой и поучаствую в твоих приключениях. Там есть красивые мальчики, с которыми можно пофлиртовать? Нет ничего лучше, чем немного опасности, приправленной влюбленностью.

Перед моим мысленным взором всплыло лицо Томаса. Лиза снова рассмеялась, ее смех напоминал звон сказочных колокольчиков. Я покраснела, стараясь сохранить самообладание.

– Ничего особенного.

– Не скрытничай, кузина! Это же самое интересное! О, у меня есть идея. Пойдем, – Лиза потащила меня по коридору, потом вверх по лестнице, в комнату, которую мы ей отвели на время визита. Перед тем как закрыть дверь, она быстро оглядела коридор, не идет ли мать. Но тетушка Амелия жужжала где-то в районе кухни, командуя прислугой, как полковник военными действиями.

Убедившись, что мы одни, Лиза подвела меня к своему туалетному столику, потом достала набор косметики, гораздо более сложный, чем мой набор грима для покойников.

– Итак, как его имя?

Она запустила щетку в мои волосы и стала с легкостью опытного мастера тянуть и укладывать черные прядки. Я скрипела зубами, но не хотела показать, как мне неприятны это грубое расчесывание и тема разговора. Но, несомненно, если я могла помогать дяде в его лаборатории, то смогу и это вытерпеть. Я тут же упрекнула себя: дядю заперли в сумасшедшем доме, а мне лишь делают прическу. Нельзя даже сравнивать эти вещи.

– Чье имя? – спросила я, стараясь не думать о неприятных вещах. Почему-то тайну Томаса мне хотелось сохранить.

– Прекрати разыгрывать скромницу. Того красивого парня, который похитил твое сердце, вот чье!

Лиза отступила на шаг, любуясь своей работой, потом схватила краску для век. Я постаралась не отшатнуться. Я уже слегка подвела глаза, и мне не хотелось меняться до неузнаваемости. Я недавно деликатно остановила служанку, когда она попыталась нанести мне на щеки слишком много румян.

– Расскажи мне о нем все, – потребовала Лиза. – Как он выглядит, какого цвета у него глаза, хочет ли он убежать с тобой в какой-нибудь экзотический чудесный край… Сколько детей вы собираетесь завести? Надеюсь, он играет на фортепьяно. Все хорошие мужчины должны быть всесторонне образованными. О! Скажи мне, что он восхитительно умен и посвящает тебе романтичные стихи! Держу пари, что он сочиняет сонеты в духе Шекспира при лунном свете, и в его глазах танцуют звезды, ведь правда?

Я опустила голову, стараясь найти способ прекратить этот разговор, но кузина схватила меня за подбородок и заставила смотреть вверх, пока подводила мне глаза. Она вопросительно изогнула бровь, ожидая моего ответа. Упрямство было семейной чертой, которую она унаследовала от Уодсвортов.

Я вздохнула. Разве несколько дней назад я не стремилась поделиться этой сплетней с кузиной?

– У него золотисто-карие глаза, когда он чем-то заинтригован. Он красив, у него величавый вид, но его больше интересуют формулы и расследование убийств, чем я или поэзия. Он то относится ко мне с теплотой, а то обдает ледяным холодом, – сказала я. – Поэтому в будущем нас не ждут ни дети, ни прекрасный экзотический край. По большей части я даже не выношу его присутствия. Его самонадеянность тоже… не знаю. Раздражает.

– Глупо. Самонадеянность обычно скрывает под собой нечто стоящее. Твой долг это раскопать, – Лиза пальцами нанесла помаду на мои губы, потом покачала головой. – Просто трагедия, – она сунула мне салфетку. – Теперь промокни.

Я повторила ее движения и промокнула губы салфеткой, стараясь не размазать помаду, которой она их выкрасила. Когда я это сделала, она с удовлетворением кивнула. Потом указала на зеркало на столике.

– Что трагедия?

Она удивленно вздернула брови.

– Ты в него влюблена. А он почти наверняка влюблен в тебя. Просто вы оба ведете себя как тупицы.

– Поверь мне, – ответила я, глядя в зеркало. – Это он глупец.

– Ну, тогда мы должны показать твоему глупому парню вот эту девушку. Уверена, ты станешь тем уравнением, решать которое доставит ему огромное удовольствие, – она похлопала меня по носу. – Владей своими достоинствами, как клинком, кузина. Ни одному мужчине не удалось изобрести корсет для наших мозгов. Нет никаких причин, почему ты не можешь носить на работе халат, а после надевать самый лучший наряд и танцевать всю ночь напролет. Но только если тебе самой это нравится.

Я несколько секунд смотрела на Лизу, я увидела ее совсем в другом свете. Она еще раз кивнула на зеркало, каким-то образом зная, что я по-настоящему не видела себя раньше.

Мое отражение смотрело на меня из зеркала, оно сияло, словно сами небеса проливали на меня свет. Темные пряди волос были высоко уложены на моей голове, глаза из-за темной подводки блестели более таинственным светом, а губы имели ярко-алый цвет только что пролитой крови. Я выглядела прекрасной и опасной одновременно. Восхитительная роза с шипами.

Именно такой я и хотела быть.

– О! – я поворачивалась из стороны в сторону, наслаждаясь своим видом. – Это чудесно, Лиза. Ты должна научить меня, как это делать.

Я вспомнила о моей маме и о тех сари, которые она привезла мне с родины бабушки. Сейчас я была так же потрясена, как и тогда, и это воспоминание согрело меня.

Мама любила наряжаться и каждый месяц нанимала кухарку готовить для нас вкусные деликатесы, надеясь сохранить живыми индийские традиции. Даже отец принимал участие в наших светских обедах и ел руками жареные лепешки с овощами в йогурте.

Мы вытаскивали Натаниэля на наши пиршества, но ему никогда не нравилось есть руками. Он обычно говорил: «Терпеть не могу так пачкаться» – и убегал в свои комнаты. Как я скучала по этим дням, когда наша жизнь была проще.

Лиза быстро оглядела мой костюм, а потом стала рыться в своем сундуке, выбрасывая из него через голову платья, корсеты и ткани, пока не остановилась на одном.

– Что не так с моим платьем? – спросила я, трогая вышитые на юбках розочки. – Мне его только что сшили, – и, по моему мнению, оно было очень красивое.

– С ним все в порядке, глупышка, – ответила Лиза. – Но я бы хотела видеть тебя в моем платье для чаепития. А! Вот оно.

Платье из кремового кружева с бледно-розовыми нижними юбками она тут же натянула на меня через голову и завязала сзади, я даже не успела осознать, что происходит. Лиза отряхнула ладони, показывая этим завершающим жестом, что довольна своими усилиями.

– Вот. Ты – душка. Я всегда хотела, чтобы у меня были такие же темные волосы, как у тебя. Из-за них твои зеленые глаза кажутся почти изумрудными.

Я стояла и смотрела на свое отражение. Оно казалось ужасным противоречием реальности этого мира и тому, что в нем происходит. Я здесь играю в переодевание, а дядя в это время находится в сумасшедшем доме – и убийца с бессмысленной жестокостью лишает жизни невинных женщин.

Лиза оказалась рядом со мной и поддержала меня прежде, чем я рухнула на диван.

– Я понимаю, – мудро кивнула она, неверно истолковав мои мысли. – Это роскошное платье. Ты должна его оставить себе. Пойдем. Пора встречать наших гостей. Я слышала, что собирается приехать Виктория и ее сестра Реджина. Их отец что-то делает в парламенте, и до меня дошли очень интересные слухи…

Мне казалось, будто я смотрю глазами другого человека на все происходящее вокруг меня.

Тетушка Амелия сидела во главе стола, как королева среди придворных за своим вечерним чаем. Лиза сидела справа от меня, а достопочтенная Виктория Эдвардс – слева, как всегда, подняв кверху свой носик-пуговку.

Королевский чай отличается от «большого чая» тем, что он начинается с бокала шампанского и не предполагает ужина. Это я помнила. Сэндвичи, выпечка и сладости были разложены на столе, и эти лакомства и деликатесы были гораздо вкуснее, чем любимые Натаниэлем импортные сыры и еда для гурманов.

Арест дяди подействовал на мои нервы и сделал меня забывчивой. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как я в последний раз ходила в гости на такое чаепитие. И хотя я была равнодушна к подобным приглашениям, обычно я не отличалась такой рассеянностью.

Я помешала чай, потом положила ложечку позади чашки, как требовали правила приличия.

Виктория повернулась ко мне с легкой улыбкой на лице.

– С большим сожалением узнала о вашем дяде, Одри Роуз. Должно быть, очень тяжело иметь среди членов семьи такого безжалостного преступника.

Я только что откусила кусочек сэндвича с огурцом и с трудом проглотила вместе с ним свое изумление. Лиза бросилась на помощь, спасая меня своим острым язычком.

– Такой позор! Если они могут обвинить такого выдающегося человека, как наш дядя, они наверняка могут обвинить кого угодно. Возможно, – она наклонилась вперед, понизив голос до шепота, – они в следующий раз нацелятся на членов парламента. Из этого получится сенсационная история, вы согласны?

До этого последнего заявления тетушка Амелия улыбалась и кивала, гордясь находчивым ответом дочери. Когда Лиза сверкнула улыбкой в мою сторону, лицо тетушки залилось густой краской. Она выпрямилась, промокнула губы кружевной салфеткой.

– Ну, девочки, – она обвела нас взглядом, – давайте не будем позволять воображению уносить нас слишком далеко. Нам не следует сплетничать или рассуждать о таких делах. Это невежливо.

– Но это правда, мама, – настаивала Лиза под прицелом любопытных взглядов всех, сидящих вокруг стола. – Некоторые члены королевской семьи попали под подозрение. В Лондоне все только об этом и говорят.

У тетушки Амелии был такой вид, будто она проглотила яйцо целиком. Через секунду она запрокинула голову и рассмеялась, и ее смех казался таким же принужденным, как и ее слабая улыбка.

– Видите? Именно поэтому беседовать о подобных вещах – пустая трата времени и энергии. Ни один член королевской семьи не может попасть под подозрение. Кто хочет еще чаю?

Виктория, недовольная сменой темы разговора, во второй раз повернулась ко мне.

– Вы сегодня очень красивая, Одри Роуз. Если говорить совсем честно, я не была уверена в том, зачем нас пригласили. Учитывая все слухи, которые ходят в обществе, насчет вашего общения с этим странным ассистентом вашего дяди. Как его имя? Мистер Кресуэлл?

Другая девушка, которую звали, по-моему, Хейзел, кивнула.

– О да. Я слышала о нем от брата. По его мнению, он бесчувственный, как автомат, – она язвительно улыбнулась. – Хотя я слышала, что он очень привлекателен и из хорошей семьи – у них есть титул. Он не может быть совсем уж плохим.

– Мистер Уильям Брэдли говорил мне, что у него есть собственная квартира на улице Пикадилли, – прибавила Реджина, довольная возможностью поучаствовать в беседе. – Если честно, что за родители разрешают сыну жить отдельно до достижения совершеннолетия? Мне все равно, насколько они богаты, это неправильно, – она прижала руку к груди. – Я бы не удивилась, если бы узнала, что он убил этих… женщин… и спрятал их трупы. Может быть, Лиза права. Может быть, доктор Уодсворт невиновен, а настоящий сумасшедший – это мистер Кресуэлл. Готова держать пари, к нему туда ходит множество неблагопристойных женщин. Пусть он наследник огромного состояния, но кто выйдет замуж за такого странного парня? Он, наверное, способен убить собственную жену.

– Вы шутите, – сказала я, не успев сдержаться. – Если он интересуется наукой, это едва ли делает его убийцей или автоматом. Собственно говоря, с Томасом все в полном порядке. Я нахожу его вполне нормальным.

– Следи за своим языком, Одри Роуз! – тетушка Амелия обмахивалась салфеткой. – Называть юношу по имени неприлично. Особенно если ты с ним никак не связана.

Если я раньше думала, что тетушка расстроена, то теперь она вышла на совершенно другой уровень эмоций. Как быстро ее чаепитие превратилось в обсуждение мрачных и неприличных вещей.

Я сдержалась и не закатила глаза. По крайней мере, это чаепитие оказалось более интересным, чем я ожидала. Другие девушки быстро потеряли интерес к Томасу Кресуэллу и к «трагическим и тревожным» убийствам живших в трущобах женщин из низших слоев общества.

Беседа перешла на более подходящие для вечернего чаепития темы. Например, кого пригласят на маскарад в честь совершеннолетия герцога через шесть месяцев.

– Вы просто обязаны туда прийти, – говорила мне Виктория, продевая свою руку в мою, будто мы уже стали лучшими подругами, и не она только что назвала моего дядю убийцей. – Все, кто имеет хоть какой-то вес, там будут. Если хотите, чтобы нужные люди посещали ваши вечеринки, вам необходимо прикладывать усилия, чтобы посещать их приемы. Я слышала, что герцог даже нанял ясновидящую, чтобы она провела сеанс.

Весь вечер я наблюдала за ними и отмечала роли, которые они играли. Я сомневаюсь, что хоть одной из них действительно было важно то, что они говорили, и мне их было очень жаль. Их мысли громко взывали к ним, требуя дать им свободу, но они не хотели этого делать.

Хейзел перегнулась через стол и обратилась ко мне.

– У вас совершенно божественное платье! Вам будет очень неприятно, если я сошью себе такое же? – Так как я не сразу ответила, она поправилась: – Естественно, другого цвета. Просто этот фасон великолепен!

– Если Уильям Брэдли не упадет на колени и не сделает вам предложение, едва взглянув на вас, – сказала Реджина, намазывая лепешку кремом, – он просто глупец, и вам следует бросить его тотчас же.

Хейзел театрально вздохнула.

– Но он глупец с титулом. Вы действительно думаете, что он сделает предложение, если я надену такое же платье?

– Как он может его не сделать? – пошутила я, сдерживая смех при виде ее серьезного лица. – Несомненно, молодые люди делают предложения только девушкам в кружевных платьях. Зачем им заботиться о характере и уме, когда не нужно за женской красотой искать мозги? Глупые они создания.

Хейзел нахмурила брови.

– Зачем девушке заботиться о чем-то, кроме красоты? Жена должна во всем следовать примеру мужа. Пускай он думает за нее. – И Реджина, и Хейзел кивнули, соглашаясь с этим ужасным высказыванием, потом Хейзел продолжила: – Вы действительно очень милы, Одри Роуз. Вы пойдете в цирк, когда он приедет в город?

Возможно, я ошибалась в своих прежних суждениях. По-видимому, некоторым девушкам потребуется немного больше времени, чтобы освободиться от тех цепей, которые надело на них общество. Я прикусила губу, придумывая ответ, который не был бы еще более обидным для них.

Виктория отвлеклась от беседы с моей кузиной и тетушкой и захлопала в ладоши.

– О да! Вы просто должны пойти с нами. Мы договоримся о наших нарядах и прочем. Люди не будут знать, на кого смотреть сначала, на артистов или на нас!

Тетушка закивала с другой стороны стола, требуя от меня одобрения; выражение ее лица грозило чем-то более неприятным, что мог бы придумать сам Кожаный фартук.

Я натянуто улыбнулась.

– Звучит заманчиво.

Глава 15
Самое замечательное представление на свете

Парадная прихожая резиденции Уодсвортов, Белгрейв-сквер

25 сентября 1888 г.

– Ты это не серьезно, – произнес Натаниэль, качая головой при виде еще одного из моих почти целиком черных ансамблей.

Я взглянула на черную материю, многочисленные слои которой чередовались с шелком в полосках цвета древесного угля и серебра, потом дернула плечом.

– Почему же? В этом платье нет ничего предосудительного.

Корсет плотно облегал шелковистую нижнюю сорочку, перчатки были из мягкой эластичной кожи с обтянутыми той же кожей пуговками по бокам, а турнюр бесконечно меня раздражал. Судя по тому, как неудобно я себя чувствовала, я бы сказала, что выгляжу в этот вечер потрясающе. Если только не обращать внимания на темные круги вокруг глаз, ни за что не желавшие исчезать, или на то, как цвета ночи подчеркивают мою бледность.

Сестры Эдвардс не одобрили бы мой выбор расцветок, но мне было почти все равно. Я посетила еще три королевских чаепития с тетушкой Амелией, и хотя они оказались не такими плохими, как я сначала ожидала, из-за них у меня оставалось меньше времени на поиски преступника.

– Прошло уже почти две недели после ареста дяди, – сказала я. Ни Томас, ни я не нашли ни крупицы информации, способной обелить его. – Я буду носить этот цвет траура до тех пор, пока его не освободят, и мне наплевать, модный он или нет.

Натаниэль вздохнул.

– Полагаю, это удовлетворит ее королевское величество. Если даже город Лондон предпочитает все время выглядеть серым и унылым, ты можешь с тем же успехом поступать так же.

К счастью, тетушка Амелия и Лиза спустились сверху, наряженные во все оттенки изумрудного и бирюзового цветов, именно в ту палитру, которую выбрала Виктория во время нашего последнего чаепития. Натаниэль поклонился им.

– Добрый вечер, тетя, кузина. Вы обе – дивное видение.

– Ты слишком добр, племянник, – ответила тетушка Амелия, изображая скромность. – Благодарю тебя.

Лиза подошла и поцеловала меня в щеку, легонько покачав головой.

– Твои глаза выглядят потрясающе сегодня, – сказала она, беря меня под руку и совершенно не обращая внимания на унылый цвет моей одежды. – Я так рада, что ты начала красить веки. Томас Кресуэлл, несомненно, должен влюбиться. Он говорил что-нибудь о своих чувствах?

Я вспомнила наши встречи. Томас в последнее время стал вести себя еще более вызывающе, он отпускал замечания насчет того, какие усилия я прикладываю, чтобы завлечь его. Но потом я ловила на себе его упорный взгляд, словно он старался меня понять и впервые ему это не удавалось. Он не был уверен, действительно ли я прихорашиваюсь для того, чтобы пробудить в нем любовь, или в своих собственных целях, и, подозреваю, это сводило его с ума.

Не успела я ответить, как тетушка Амелия отмахнулась от этого вопроса, как от надоедливого комара.

– Какое это имеет значение? Этот парень ничего не добьется в обществе. Пускай он из хорошей семьи, но он уничтожил все свои перспективы. У Одри Роуз появятся более достойные ухажеры. Пойдем, Лиза, – она набросила на плечи шаль и пошла по коридору. – Увидимся с вами обоими в цирке.

– Там встретимся, – брат стиснул в руке какое– то письмо, сминая края, потом расправил его на выглаженной штанине брюк. Достал было из кармана гребень, но передумал. Слава богу. Я была уверена, что, если он еще раз прикоснется хоть к одной прядке волос, та убежит с протестующим криком. Этот образ едва не заставил меня улыбнуться, но я вовремя спохватилась.

– Ты уверена, что не хочешь переодеться? Я думал, тебя обрадует посещение цирка, – сказал он, потерпев поражение. – В последние месяцы ты только и говорила о диковинках, зверинцах, и как же слон? Бедняга наконец вернулся домой, а ты встречаешь его в одежде цвета смерти? Что за печальное приветствие для слона, объехавшего полмира? Тетушка Амелия и Лиза выглядят как драгоценные камни, а ты служишь олицетворением каменного угля. Это никуда не годится.

Он мерил шагами гостиную, его прижатые к бокам руки дергались.

– Я понял! Что, если мы оденем тебя в тот костюм коня? Как он назывался? «Дьявольский аукцион» или как-то столь же очаровательно?

Мне хотелось улыбнуться, но я не могла заставить себя сделать это убедительно. Много месяцев назад мне нравились такие вещи, как представление на трех аренах и неправдоподобно огромные слоны. Я даже смеялась над найденной тогда открыткой, на которой был изображен артист, надевший на себя лошадиную голову.

– Убийства не раскрыты, а дядя по-прежнему под подозрением, – сказала я. – Сейчас не время для легкомысленного веселья.

– Да, да. Он и еще целый ряд других сомнительных личностей, – согласился Натаниэль. – В газетах пишут, что Скотленд-Ярд сажает под арест любого человека до тех пор, пока его невиновность нельзя будет неопровержимо доказать или пока не появится еще более пугающий кандидат. С дядей они разберутся, а ты будешь терять время зря, пребывая в хандре.

– Я бы не считала доказательство его невиновности пустой тратой времени, – я понятия не имела, почему полицейские отказываются выпустить дядю из сумасшедшего дома. Натаниэль был прав: дядя, конечно, не единственный, кого обвиняли в этих преступлениях. – Газетные источники – это нечто совсем другое. Не могу поверить, что ты их читаешь.

Никогда не видела такой чепухи, а сейчас ее печатали на всех обложках. Репортеры никак не могли оставить обсуждение Кожаного фартука. Они делали звезду из сумасшедшего, прославляли злодея. То, на что способны люди, чтобы продать газету, почти так же отвратительно, как и сами преступления.

– Может быть, они и ужасны, но газеты служат хоть каким-то развлечением, сестра.

– Если честно, – сказала я, – меня от всей этой газетной шумихи тошнит. Зачем превращать убийцу женщин в новость на первой полосе? Мне жаль их бедные семьи.

Хватит с меня этих рассуждений о странностях и чудесах, благодарю покорно. Не стоит отвлекаться на них и терять время.

Однако Натаниэль в последние двенадцать дней поставил себе задачу вытащить меня из глубины моего отчаяния. Его ответом на мои тревоги стали два билета на «Величайшее представление на свете». Он оставался глух к моим возражениям, поэтому я уступила.

В последнюю неделю он заказал доставку кошмарного количества всяких тканей в надежде, что новое яркое платье разгонит все тучи. Если бы только жизненные проблемы можно было решить с помощью платья в оборочках и красивых туфелек! Пусть провалится в тартарары весь мир вокруг нас, лишь бы мы выглядели самым лучшим образом.

– Тогда нам пора идти, – сказал Натаниэль, бросая взгляд на дедушкины часы. Я пошла за ним к экипажу и на этот раз позволила кучеру помочь мне сесть в него, чувствуя облегчение от того, что мы взяли самое быстрое средство передвижения, каким владели.

Я сидела в чернильном море дорогой ткани и старалась подобрать юбки, чтобы дать место брату в маленьком экипаже, а в моей голове кипели различные мысли о том, под каким углом надо изучать это дело.

Натаниэль сидел рядом со мной, он был похож на ребенка, потерявшего любимую игрушку. Я – ужасная сестра. Сижу тут, погруженная в собственные мысли, и эгоистично игнорирую тех, кто играет такую большую роль в моей жизни.

– Знаешь, – я сжала его руку, – у меня все-таки появилось желание поехать в этот цирк.

Натаниэль расцвел в улыбке, и я почувствовала, что несколько оправдала себя перед судом добрых дел, пусть даже мне для этого пришлось солгать.

Здание «Олимпии» было одним из самых великолепных в королевстве; своей красотой и огромными размерами оно соперничало даже с дворцом.

– Смотри, вот оно, – сказал Натаниэль, указывая на здание.

Когда наш экипаж подъехал к громадному комплексу из камня и железа, я увидела, как мимо с пыхтением проходит поезд, выпуская в воздух белые облачка пара с головокружительной быстротой.

Пар – замечательный источник энергии; он так легко доступен, и у него так много различных применений. Я опять вспомнила отцовские уникальные чертежи старых игрушек и военного оружия. Их можно было бы демонстрировать по всему Лондону, возможно, даже в этом зверинце сегодня вечером, и сотни людей ими бы любовались.

Если бы он не перестал их делать.

Последний вагон поезда прогрохотал мимо, и мы снова поехали дальше, направляясь к парадному входу в «Олимпию». В него входили люди, одновременно по четыре человека, готовые сражаться за право первыми увидеть «самое замечательное представление на свете».

– Твои подруги вон там, – сказал Натаниэль. Я увидела Викторию и остальных девушек, похожих сейчас на стайку изумрудных попугаев; они шарили взглядом по толпе, но, к счастью, не заметили меня и исчезли в сутолоке.

– Жаль, что мы их потеряли, – сказала я. Я надеялась этим вечером находиться от них как можно дальше. Они мне даже нравились, но я хотела насладиться обществом брата без посторонних.

Опершись на руку кучера, я спрыгнула с экипажа, и мои каблуки застревали между булыжниками, пока я шла к очереди.

– Ты чувствуешь этот запах? – спросила я. – Он мне напоминает о доме бабушки.

Сладкий и пряный запах благовоний стоял над толпой, вытекал из арки входа, наполняя теплый вечерний воздух удушливым ароматом. Вопреки здравому смыслу мое сердце присоединилось к всеобщему веселому хаосу и воспарило у меня в груди, подобно одной из тех красивых дам на летающей трапеции. Охваченная детским восторгом, я схватила брата за руку и потащила к огромным дверям в самый грандиозный зал на свете.

Оказавшись внутри, я медленно поворачивалась на одном месте, пристально рассматривая купол потолка.

– Натаниэль, это самое чудесное зрелище, какое мне доводилось видеть!

Вся крыша была сделана из стекла и железа; казалось, что все до единой звезды, сверкающие на небе, смотрят на усыпанную драгоценностями толпу и сами улыбаются ослепительными алмазными улыбками.

– В самом деле, тебе следует проводить больше времени среди живых, сестра, – Натаниэль рассмеялся над моим изумлением, но я никак не могла оторваться от завораживающей картины ночного неба.

– Может, я так и буду делать, – я прижала ладонь к сердцу, разглядывая стройные железные балки, арками перекинутые в вышине над нами. Я не понимала, как можно такое построить. – Как может такое малое количество железных ветвей выдержать столько стекла и металла?

Это было потрясающе красиво, и мне казалось, что я смотрю сквозь ветви металлических деревьев.

– Должно быть, это одно из инженерных чудес света, – ответил Натаниэль с усмешкой. Ему каким-то чудом удавалось вести меня дальше сквозь этот хаос.

Чередующиеся полосы черного и ярко раскрашенного шелка свисали с балок, ветер раздувал их над толпой, будто приглашая войти и насладиться экзотическими чудесами.

Маленькие колокольчики и сверкающие бусины, пришитые к концам ткани золотыми нитями, тянули ее вниз, издавали мелодичный звон и создавали легкий ветерок, когда люди входили и выходили.

– Ох! – воскликнула я. Роскошные панели напомнили мне бабушкины сари. – Ты помнишь, как бабушка одевала меня с головы до ног в самые живописные сари? Она рассказывала такие красивые истории. Говорила, что дедушка прослужил послом Великобритании в Индии всего две недели до того, как сделал ей предложение.

Девочкой я любила, когда вышитый золотом и кристаллами шелк обвязывали вокруг моей талии и окутывали им мои плечи, словно я была принцессой, выходящей к придворным в самых лучших одеждах. Я внимательно слушала, когда бабушка подробно рассказывала, как дедушка влюбился в нее, утверждая, что это случилось благодаря ее жизнерадостности. Принимая во внимание тот огонь, который горел в ее душе сейчас, я могла лишь представить себе, какой она была в молодые годы.

– Бабушка мне рассказывала, что двадцать раз отказывала ему просто ради забавы, – ответил Натаниэль. – Говорила, что он вертелся, как кобра в корзинке. Поэтому она поняла, что он влюблен.

– Я это запомню на случай предложений в будущем. – Эти воспоминания согревали меня, пока я осматривала все остальное.

По периметру похожего на пещеру помещения стояли отдельные стенды, что создавало иллюзию, словно находишься на шумном рынке под открытым небом и на базарах Индии. Люди торговали всем – от привозных шелков и кашемира до ювелирных украшений, ароматного чая и такого количества еды, какого не было у самой королевы на ее золотом юбилее.

Можно было даже унести домой маленькие цирковые безделушки, если захочешь. Я не устояла перед заводными акробатами и механическими тиграми, выставленными на одном столике.

– Ох, Натаниэль, посмотри! Мы должны что-нибудь купить, – мое внимание тут же привлекли лепешки нан с карри из нута. У меня слюнки потекли при виде моего любимого вкуснейшего кушанья. Я не смогла устоять перед его очарованием и вскоре уже макала лепешку в маслянистый соус карри из нута и бродила среди торговцев, как счастливый ребенок на каникулах. Я заметила цыпленка с карри и решила непременно его попробовать до того, как мы уйдем.

– Я предпочитаю еду, менее… пачкающую руки, – заметил Натаниэль, расплачиваясь с продавцом.

– Как пожелаешь, – я пожала плечами, а он купил коробку сластей.

Покончив с едой, мы проскользнули за шелковые двери и насладились представлением. На какое-то время я забыла о крови, и болтах, и даже о сумасшедших домах, сердечной боли и всех ужасах, происходящих в мире; вместо этого меня очаровало выступление на арене сотни арабских скакунов, гарцующих в самых великолепных украшениях, какие мне до сих пор встречались.

Золотые цепочки были вплетены в их блестящие гривы, свет падал на них и отражался призмами от их лоснящихся голов, а над ними крашеные перья зеленого, желтого, синего оттенка колыхались в воздухе.