Текст книги "Скажи мне люблю"

Глава 2

Марте очень нравилось рисовать цветочный рынок в центре Стокгольма. Весенние нарциссы и тюльпаны теперь уступили место розам – розам любых цветов и размеров, их букеты стояли в громадных вазах, окруженные облаками изысканной белой гипсофилы. Яркие навесы защищали цветы от палящего солнца, окутывая их нежной золотисто-желтой дымкой.

Невозможно было перенести все детали на полотно, да к тому же она вовсе и не стремилась к этому в своем занятии живописью. Ей хотелось использовать краски для создания изменчивого впечатления от того, что она видела, видела в своем воображении, а не глазами.

Она прислонила велосипед к стене и поставила на тротуар скамейку и мольберт, стараясь создать как можно меньше препятствий людскому потоку, текущему вокруг нее. Несколько прохожих уже остановились, чтобы понаблюдать за ее работой. Она принимала их одобрительные замечания с улыбкой, про себя немного насмешливо удивляясь тому, что те из них, кто подходил ближе и пристально вглядывался, стараясь увидеть что-то кроме ярких мазков краски, обычно сильнее всех хвалили ее.

Часы на башне у рыночной площади только что отбили полчаса, и она начала подумывать о кратком перерыве и чашке кофе, как вдруг какое-то странное шестое чувство заставило волосы на ее затылке пошевелиться. Она старалась не оборачиваться, но усилий ее воли было явно недостаточно, чтобы преодолеть силу, пожалуй, более мощную, чем сила притяжения. Инстинкт ее не обманул – это был он. Он стоял позади нее и изучал рисунок на мольберте. На нем был дорогой, отлично сшитый серый костюм – рабочая одежда преуспевающих бизнесменов, к каковым он, без сомнения, принадлежал. И все же… что-то в нем не соответствовало тусклому образу завсегдатая деловых контор.

Внезапно во рту у нее пересохло, и она с удивлением осознала, что слишком живо вспомнила танец в его объятьях. Прошла почти неделя с тех пор, как она впервые увидела этого мужчину, но никак не могла выкинуть его из головы. Сначала она старалась не высовывать нос, боясь случайно столкнуться с ним. Но потом в ней проснулась гордость, она злилась, желая разорвать его на куски за то, как оскорбительно он себя вел. Дни проходили, а он все не появлялся, и в сердце у нее поселилось болезненное желание увидеть его. Она не выдержала однажды и поднялась к его палатке, но полог был опущен и за ним царила мертвая тишина.

И вот он был здесь, спокойно подошел к ней, улыбаясь, как будто она была всего лишь случайной знакомой. Она вся напряглась, отворачиваясь от него и делая вид, что смешивает на палитре охру и кадмий.

– Очень неплохо, – заметил он, кивая в сторону мольберта. Его голос звучал слегка удивленно, как будто он не ожидал, что у нее может быть к чему-то талант.

– Спасибо.

– Давно вы занимаетесь рисованием? – спросил он, настойчиво желая вызвать ее на разговор, когда вдруг обнаружил, что она предпочитает не замечать его.

Она пожала плечом, безразличная к тому, стоит он рядом или уже ушел.

– Ox, столько лет – с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать или шестнадцать. Он серьезно кивнул:

– Да, тогда, наверное, уже много лет. Ее глаза сердито блеснули, она поняла, что он смеется над ней. Он, что, думал – она ребенок?

– Мне двадцать два года, – проинформировала она с возмущением. Он шутливо поднял бровь.

– Правда? Совсем не скажешь.

– Правда. – Она знала, что не выглядит на свой возраст. Во всем виноваты ее волосы. Сегодня она закрутила их на макушке и перевязала розовой и желтой ленточками. Они слишком сильно вились и, что бы она ни делала, никак не выглядели элегантно.

Он подошел ближе, наклонился, изучая рисунок. Она попыталась отодвинуться, чуть не упав со стульчика, – ей не хотелось вдыхать пряный мужской запах его кожи, чувствовать тепло его тела всего в нескольких сантиметрах от своего.

– У вас очень хорошая техника, – отметил он с видом человека, знающего, о чем идет речь. – Вы учились в художественном колледже?

– Да, но я бросила учебу, – ответила она с воинственной ноткой в голосе. – Не захотела становиться дизайнером-графиком или заниматься рекламой.

– Нет? – Опять эта издевательская серьезность. – Так значит, вы продаете свои картины?

– Конечно, нет, – ответила она с высокомерным презрением. – Если людям действительно нравятся мои рисунки, то я просто отдаю их. В жизни есть гораздо более серьезные вещи, чем проблема разбогатеть.

Она бросила презрительный взгляд на его плоский кожаный дипломат – ее отец всегда говорил, что, чем тоньше портфель, тем влиятельнее его владелец. Он улыбнулся, ясно поняв ее намек.

– А на что же вы едите? – поинтересовался он обманчиво мягко.

– Отец выделяет мне деньги… – Произнося эту фразу, она вдруг ясно осознала иронию, заключенную в ней. Краска стыда залила ее щеки.

– Ах, как удобно. – В его голосе послышался нескрываемый сарказм. – Вы можете жить за счет своего отца и не беспокоиться о том, что мысли о деньгах могут замарать вашу чистую душу.

– Да… не совсем… я беру не все деньги, – невнятно пролепетала она, злясь на саму себя, но особенно на него за то, что он так смутил ее. Она стала нервно укладывать свои краски и кисти в деревянную коробку.

Его поведение неожиданно изменилось.

– Надеюсь, вы не уходите? – извиняющимся голосом спросил он. – Пожалуйста, не уходите из-за меня. Вы не закончили свою картину.

– Я собираюсь пойти выпить кофе, – резко ответила она, надеясь, что он не заметил, какой эффект оказывало на нее его присутствие.

– Разрешите мне пригласить вас на чашечку кофе, – быстро предложил он.

– Спасибо, не стоит.

Он сухо улыбнулся.

– Вы очень сердитесь на меня – у вас есть все основания. Боюсь, что в ту ночь я вышел из себя, поведение мое назвать джентльменским сложно. Я бы гораздо раньше извинился перед вами, но мне пришлось уехать по делам. Пожалуйста, примите мои извинения.

Она настороженно посмотрела не него. Он казался искренним – она не смогла разглядеть следов насмешки в его глазах. Отвернувшись к этюднику, она передернула хрупким плечом.

– Извинения принимаются, – непочтительно проговорила она. – Не стоит так напрягаться из-за какой-то фигни. Кофе – это уж слишком.

– Мне бы очень хотелось, – настаивал он, не обращая внимания на ее уличный жаргон. Озадаченная, она снова взглянула на него.

– Почему? – прямо поинтересовалась она. Насмешливый огонек зажегся в этих холодных серо-голубых глазах.

– А почему бы и нет? – поддразнивая, воспротивился он. – Я провел полдня на очень утомительных деловых переговорах. Там была толпа старых зануд «в красных кедах», теперь очень приятно было бы расслабиться в обществе хорошенькой девушки.

– И что потом? – хотела спросить она. Требовалось совсем немного воображения, чтобы представить, что у него было на уме. Предупредительный голос рассудка напомнил ей о его ночном приглашении разделить с ним большую пуховую постель в палатке. Для ее же собственной безопасности надо было срочно бежать от него.

И все же… было так соблазнительно воспользоваться возможностью провести с ним хотя бы немного времени. В конце концов, это займет всего полчаса. Ничего страшного за это время не случится.

Пока она в нерешительности раздумывала, он принял ее молчание за знак согласия и взялся за ее этюдник.

– Ладно… хорошо, но это мы с собой не берем, – произнесла она немного неуверенно. – Если я прислоню свои вещи к стене, то владелец киоска присмотрит за ними.

Он кивнул и помог ей пристроить этюдник и рисунки у стены, чтобы не задевали прохожие. Кафе, где она обычно пила кофе, было совсем рядом. Он поднялся вслед за ней по крутым ступенькам, наклоняя голову, чтобы не задеть о низкую дверную притолоку.

Это было обычное шведское кафе, со стенами, отделанными коричневыми деревянными панелями, и простыми пластиковыми столиками. Уже в дверях Марта подумала, что не стоило приглашать его в такое место. Забегаловка была популярна среди молодежи, наводнявшей летом Стокгольм, и контраст между его строгим костюмом и их художественными одеяниями высветил всю разницу между ним и людьми, к которым она принадлежала. Несколько человек, заметив ее, приветственно улыбнулись и помахали руками. Она осторожно взглянула на мужчину рядом с собой.

– Может быть… мы пойдем в другое место? – торопливо предложила она. – Здесь, кажется, слишком много народа.

– По-моему, нет, – возразил он, абсолютно не смущаясь неуместностью своего вида. – Пошли, там есть свободный столик.

Он взял ее за руку и повел в дальний конец зала, подальше от стойки, за которой сидело большинство посетителей, запивая кофе пивом и играя в кости. Обычно она отвергала такую излишнюю заботливость, но от его прикосновения ее охватило такое пламя, что она с трудом могла соображать. Марта обнаружила, что сидит за столиком, который он выбрал, и краем глаза увидела приближавшуюся к ним Элен, студентку из Гетеборга, подрабатывавшую на каникулах официанткой. У Элен был нюх на красивых мужчин, и, конечно, такая мелочь, как аккуратно завязанный на шее шелковый шарф, не могла ее смутить.

– Привет, Map! – Приветствие было теплым, но все внимание девушки было сосредоточено на красивом незнакомце и на том впечатлении, которое производила ее успешная попытка втиснуться в безумно узкие джинсы. – Здрасьте, – промурлыкала она, напрашиваясь, чтобы ее представили.

Марта почувствовала внезапный укол разочарования. Она танцевала с этим мужчиной так близко, что слышала, как бьется его сердце, целовалась с ним, почти соблазнилась заняться с ним любовью, но даже не знала его имени. Он улыбнулся через стол, сразу поняв в чем дело.

– Бьерн, – помог он.

– Ax… да Элен – Бьерн, – представила она их друг другу.

– Очень приятно, Бьерн. Чем могу быть полезна? – Элен изображала внимательную официантку, но по ее улыбке было ясно, что это не единственная услуга, которую она может оказать.

– Два кофе, пожалуйста.

– Со сливками?

– Мне черный, – ответил он. Лишь насмешливый огонек в его глазах подтверждал, что он заметил очевидные заигрывания официантки. Должно быть, он все время с этим сталкивается, сухо подумала Марта. Неудивительно, что он вел себя так самонадеянно. Он откинулся на стуле, рассматривая ее взглядом, от которого девушка приходила в смущение – она не была вполне уверена, что он не смеется над ней.

– Ну что же, Марта, кажется, у вас действительно много друзей в Стокгольме, – легко заметил он.

– Да, наверное.

– Вы давно здесь живете?

– Почти полгода. Мы ходили на яхте вдоль балтийского побережья, но… слишком много людей жаловалось на шум, стоило нам где-нибудь устроить стоянку. Извините за ту ночь, – добавила она, застенчиво улыбаясь. – Иногда мы ведем себя как… дикари.

Он ласково засмеялся.

– Если бы не было так шумно, – ответил он, слегка поддразнивая, – то у меня не было бы повода спуститься к вам и пожаловаться. Не так ли?

Она настороженно взглянула на него сквозь прищуренные ресницы. Ее приводило в замешательство то, что он никогда не отвечал так, как она могла ожидать. Она беспечно дернула плечом.

– Вы всегда могли спуститься, когда хотели, – холодно заметила она. – Любой может прийти к нам – мы не рассылаем отпечатанных приглашений.

Он задумчиво кивнул.

– Что ж, весьма похвальное великодушие. И все члены вашей компании мирно сосуществуют друг с другом? И между ними не бывает никаких ссор? Никто ни к кому не ревнует? Ах, да, – добавил он немного цинично, – вы же не верите в «особенные взаимоотношения», не так ли?

Неужели она действительно такое говорила? Наверное тогда она сильно старалась вести себя еще более вызывающе, чем обычно! Естественно, теперь-то уж не стоит открещиваться от своих слов, хотя очень сложно вести себя дерзко, когда он так на нее смотрит.

– Конечно, нет, – заявила она, – да и кто сейчас верит в такие вещи?

– Многие молоденькие девушки предпочли бы более стабильную жизнь, – мягко заметил он.

– Фу, какие старомодные стремления, – категорично ответила она. – К тому же, никто не ожидает от мужчины стремления к стабильности, чем больше женщин у него есть, тем лучше. Почему у женщин должно быть все наоборот?

– Это то, что предпочитаете вы, Марта? Свобода ложиться в постель с каждым, кто приглянулся?

– Ну да, – она почувствовала, как краска вновь заливает ее щеки, но отчаянно продолжала, – а в другом случае что? Иметь одного мужчину, который будет считать меня своей собственностью, стирать ему носки, готовить обед и говорить ему, что земля сходится с небом каждый раз, когда он занимается со мной любовью. Спасибо – не надо.

Ей уже хотелось провалиться сквозь землю. Почему она несла чушь, пытаясь казаться совсем не такой, как на самом деле? Почему ей хотелось, чтобы он думал о ней плохо? Может быть, это был своеобразный способ защиты. Чем хуже он будет о ней думать, тем меньше вероятность того, что он захочет продолжить с ней знакомство. Вообще, о чем он там думает, невозмутимо рассматривая ее? Ей даже показалось, что он как будто видит ее насквозь и прекрасно понимает, что она лжет.

К счастью, в этот момент Элен вернулась с их кофе и, ставя чашки на стол, по рассеянности слегка задела Бьерна.

– Может, вы хотите еще чего-то? – спросила она с прозрачным намеком в голосе.

– Благодарю – не сейчас, – ответил он с холодной усмешкой.

– Хорошо, тогда… я еще подойду к вам. – И многозначительно улыбаясь ему через плечо, она отошла к другому столику, так провокационно покачивая изящным задком, что даже в холодных серых глазах Бьерна промелькнуло одобрение.

Марта подавила укол ревности и понимающе засмеялась.

– Видите, о чем я говорю? – вызывающе спросила она. – Это всего лишь двойные правила. Вы говорите, что не одобряете моего поведения, но я уверена, что вы очень охотно прыгнете к Элен в постель.

Он покачал головой, его глаза смотрели очень серьезно.

– Марта, вы меня не правильно повяли, – спокойно произнес он. – Я не могу одобрять или не одобрять ваше поведение. Это ваше личное дело. Просто лично я не считаю, что приятно спать с кем попало.

Марта почувствовала, что щеки ее стали пунцовыми – он все-таки поставил ее на место. Но ведь она сама сделала все, чтобы добиться его презрения. Почему же она чуть не расплакалась? Схватив чашку, она глотнула кофе, надеясь, что он не заметил, как у нее трясутся руки. Зачем она вообще позволила уговорить себя выпить с ним кофе? Ей надо было не обращать на него никакого внимания, и он сразу бы ушел.

Он тоже пил свой кофе. Но девушка чувствовала на себе его взгляд, держащий ее в состоянии напряжения. Наконец он снова заговорил, абсолютно на другую тему.

– Марта, почему вы решили жить в Стокгольме? – поинтересовался он любезным голосом.

Обрадовавшись возможности перейти на нейтральную тему, она с готовностью ответила:

– Потому что здесь весело, потому что я могу здесь рисовать. Это очень красивый город – все эти заливы и чудесные старинные здания. Нигде нет ничего подобного.

– Вы рисуете только маслом?

– Нет, что вы. Только, когда это соответствует предмету изображения. Иногда я рисую акварели. Я даже пробовала себя в станковой живописи – расписывала стены в торговом центре пару месяцев назад, – добавила она с гордостью.

Он вопросительно приподнял бровь:

– Рисуете за деньги? Она скорчила улыбку.

– Да, иногда я рисую за деньги.

– Ага, – он медленно кивнул. – Если вы позволите мне зайти к вам и посмотреть ваши рисунки, я мог бы предложить вам работу.

– Что? – Ее сердце тревожно забилось.

– В моем офисе. У нас довольно унылая стена в холле, и хорошо бы сделать ее поярче – изобразить что-нибудь современное и веселое.

Как вы думаете?

Она размышляла, как бы ей повежливее отказаться, но эти холодные серые глаза смотрели на нее в упор, и мозги у нее просто не срабатывали.

– М… может быть, – промямлила она. – Я подумаю… Если у меня будет время…

Он улыбнулся, прекрасно зная, что времени у нее было предостаточно – она ничем не занималась кроме рисования. Казалось, он чувствовал себя довольно свободно, как будто не замечая, что воздух вокруг них вибрировал от напряжения.

– Марта, расскажите, пожалуйста, откуда вы родом? – легко продолжил он.

– Отовсюду и ниоткуда. – Ей не удалось скрыть горечь в голосе. – Я родилась в Копенгагене, но мой отец много работает и все время в разъездах. Я воспитывалась в пансионах.

– А ваша мать?

– Она испарилась, когда мне было пять лет, – Марта развела руками. Она так часто защищалась этой фразой, что могла произносить ее без боли. – Честно говоря, я ее ни в чем не виню – она, должно быть, уже с ума сходила от скуки.

– Она вас бросила? – В его тоне чувствовалось явное неодобрение.

– В общем-то нет. – Марта откинула голову и метнула на него быстрый взгляд, радуясь, что наконец-то он остановился на одной теме. – Она взяла меня с собой. Мы жили в коммуне хиппи в Амстердаме. Это было клево. Я прожила там три года, но потом мой дорогой папочка решил, что мамочка мне не подходит, и отсудил меня у нее. До сих пор не понимаю, почему он так напрягался – ему-то я была абсолютно не нужна. Зачем ему восьмилетний ребенок, болтающийся рядом? И он быстренько отправил меня в приличный пансион, где из меня пытались сделать юную леди. Впрочем, безуспешно, – добавила она с мрачным удовлетворением.

– А что случилось с вашей матерью?

– Она умерла. – Неожиданная мягкость его голоса чуть не заставила ее расплакаться. – Через несколько лет после того, как меня отобрали. Она жила в старом фургоне, там были какие-то проблемы с обогревателем. Отравилась во сне углекислым газом.

– Извините, я очень сожалею.

Марта отвернулась от него. Какого черта она рассказала ему правду? Обычно она говорила, что ее мать просто бросила ее, сбежав с компанией хиппарей. Каким образом ему удалось преодолеть все ее защитные сооружения?

Бьерн улыбнулся, хотя глаза его были абсолютно серьезны.

– Понятно, почему вы испытываете такую враждебность к отцу, – задумчиво произнес он. – Только очень жалко, что вы пытаетесь испортить жизнь себе для того, чтобы наказать его.

Марта быстро взглянула на него через приспущенные ресницы. Точность его слов испугала ее, надо быть осторожнее – она и так уже позволила ему зайти слишком далеко. Что еще он может о ней подумать? Отчаянно пытаясь скрыться за обычной маской беззаботности, девушка беспечно пожала плечами.

– Большое спасибо, но я уже была у психоаналитика. Я так плоха, что наверное сошла с ума, правильно? Ничего нового вы мне не открыли.

Он покачал головой.

– Прошу прощения, – пробормотал он, не скрывая сарказма.

– В конце концов, – дерзко начала она, – я дала вам краткое описание моей жизни. А что было у вас? Давайте немного сравняемся – теперь моя очередь подвергнуть вас психоанализу.

– Моя жизнь не представляет никакого интереса, все очень просто. – Он говорил обычным голосом, но что-то было в его тоне, что заставило ее внимательно слушать. – Мой отец унаследовал от своего отца маленькое предприятие, всю жизнь работал. Когда он умер, мой брат Йони стал главой фирмы, а когда умер он – Йони был меня старше – я стал этим заниматься.

Марта украдкой рассматривала его. Он говорил о смерти своего брата спокойно, но она чувствовала, что спокойствие давалось ему не просто.

– Ваш брат не мог быть очень старым, – заметила она, осторожно прощупывая почву.

– Ему было тридцать пять, – он скривил губы, – столько же, сколько мне сейчас.

– Отчего он умер? – спросила она, не сознавая, как смягчился взгляд ее синих глаз. – Это был несчастный случай?

Он отрицательно покачал головой.

– Инфаркт, слишком много работал.

– Ой, – она порывисто придвинулась к нему и накрыла его руку своей. – Извините, наверное, у вас были очень близкие отношения.

На какое-то мгновение он задержал ее руку, но тут же откинулся на своем стуле.

– Не совсем, – резко ответил он. – Он был на десять лет старше, интересы у нас были разные. По правде, у нас не было ничего общего.

Он отдалялся от нее, тон его голоса ясно указывал, что он не собирается больше обсуждать эту тему. Она почувствовала укол разочарования; он снова превратился в холодного бизнесмена в деловом костюме. Покончив с кофе, он взглянул на часы.

– К сожалению, мне пора идти, – он взялся за дипломат, поднимаясь на ноги. – Спасибо за приятную беседу. – И протянул ей руку на прощание. – До свидания.

На какую-то долю секунды она замешкалась, затем быстро вложила свою ладошку в его, мгновенно отдернув назад, прежде чем он мог заметить, как тряслась ее рука.

– До свидания. – Она с трудом справилась с дрожью в голосе. – Увидимся как-нибудь.

– Вполне возможно. – Он улыбнулся. – Я как-нибудь зайду на вашу яхту посмотреть рисунки.

Она безразлично пожала плечами.

– Конечно, в любое время.

– Может быть, тогда мы обсудим идею фрески, которую я хотел бы заказать.

– Да, конечно. Только скажите мне, что именно вы хотите видеть.

– Отлично! Тогда – пока.

– Пока. – Она не стала смотреть ему вслед, боясь, что, если он повернется, то поймет слишком многое по ее взгляду.

Что с ней происходит? Это было безумие – она не владела своими чувствами, не могла выкинуть его из головы. Она никогда так не реагировала ни на одного мужчину.

Конечно, большинство мужчин, с которыми она встречалась, были ее ровесники-студенты, отрицающие скуку и обязанности повседневной жизни ради своих иллюзий (хотя большинство из них забудут свои идеалы и будут работать в рекламных агентствах или журналах, подумала она цинично).

Если быть честной, вся их привлекательность заключалась в том, что они ужасали ее отца своими длинными волосами, грязной одеждой и путаными анархистскими высказываниями. Но мужчины, с которыми отец хотел бы ее видеть, – образованные, чистые, удачливые, никогда ей не нравились.

Чем же Бьерн отличался от них? Конечно, он был очень красив. И хорошо скроенный костюм не мог скрыть мускулистую мужественность его тела. И странный запах его кожи вызывал у нее такую реакцию…

Во рту у нее вдруг пересохло, и она быстро глотнула остатки кофе. Вот опять – сердце забилось быстрее, голова немного закружилась. Даже мысли о нем бросали ее в жар, а думала она о нем почти все время.

Но о чем думал он? Он должен был бы презирать ее, но он сознательно пригласил ее в кафе. Если он хотел всего лишь извиниться, то было вовсе не обязательно идти с ней пить кофе. И почему он сказал, что хотел бы, чтобы она расписала ему стены?

Она цинично улыбнулась. Разве не понятно? Несмотря на все свои слова, как и большинство мужчин, он не мог пройти мимо девушки, казавшейся такой легкой добычей. Ну что же, очень скоро он поймет, что ошибся, она клянется себе в этом. Она позволит ему думать, что она одна из таких девиц – но только не с ним. Это немного собьет с него спесь, – Потрясающий мужик! – Элен плюхнулась на освободившийся стул, глаза ее возбужденно блестели. – Где ты с ним познакомилась?

Марта повела плечами. Ей не хотелось ничего рассказывать Элен, но она понимала, что та не отстанет.

– Ну… он поставил туристскую палатку на побережье, рядом с тем местом, где стоит наша яхта, – объяснила она. – Однажды он спустился, чтобы пожаловаться на шум, и… мы разговорились.

– Поставил палатку? Смешная причуда! Да будь у меня такой дом с садом, как у него, я бы никогда за ворота не выходила. Помнишь, года два назад, когда его только построили, снимок этого холостяцкого гнездышка, как его назвали, обошел все газеты. Внизу – шикарный офис, вверху – жилые помещения. Надеюсь, ты видела этот дом? – нетерпеливо спросила Элен.

Марта взглянула на нее, немного удивленная вопросом.

– Да, наверное…

– Map, ты понимаешь, кто это был? Это же Бьерн Самуэльсон!

То, как Элен многозначительно произнесла это имя, подсказало Марте, что оно что-то значило, но она лишь озадаченно посмотрела на подругу. А та продолжала:

– Мне сразу показалось, что я узнала его, но я просто не могла в это поверить. Ты, кажется, с ним в довольно дружеских отношениях? – добавила она, осторожно пробуя почву. – Ты с ним еще встретишься?

Марта безразлично пожала плечами.

– Сомневаюсь, – ответила она. – А что он из себя представляет, кроме того, что владеет новым домом?

– Тебе мало? – почти прокричала Элен. – Да у него одна из крупнейших компаний в Скандинавии. Кроме всего прочего он был автогонщиком. Мой брат просто боготворит его. Представляю, что с ним будет, когда я скажу, что видела Бьерна Самуэльсона и разговаривала с ним.

– Автогонщиком? – переспросила Марта, насупившись. Это совсем не вписывалось в ее представление о нем.

– Это было давно, – беспечно продолжила Элен. – Он бросил гонки – уже не помню почему. Решение было очень неожиданное.

– У него умер брат, – пробормотала Марта, сопоставив услышанное. – Ему пришлось заняться семейной фирмой.

– Правда? – Элен схватила чашки и поднялась. – Ладно, мы еще увидимся вечером. Оле сказал, что у вас сегодня вечеринка, – добавила она, заметив, что Марта слегка удивилась.

– Оле сказал? Тогда, наверное, это так, – покорно согласилась она.