Текст книги "Лебединый трон"

Глава пятая

Резкий взмах клинка словно из ниоткуда возникнувшего вращающегося топора рассекает воздух. Лезвие вонзается в спину мужчины; он роняет нож, слабо стонет и падает к моим ногам. Тишина, возникшая на мгновение, нарушается криками, и в этот момент два темных стражника начинают пробиваться сквозь толпу, пока бескрылые обитатели Кроуснест-корта топчут друг друга в панике, пытаясь бежать.

– Ваша Светлость, сюда, – третий стражник в ожидании стоит передо мной.

– Но… – Я беспомощно машу рукой в сторону царившего вокруг меня хаоса.

– Ваша Светлость… прошу, скорее сюда.

Я следую за ним. У входа во двор нам приходится перешагнуть через чье-то тело. Это тот самый молодой человек, которого другие звали Мосс, он все еще сжимает в руке молоток.

Всего минута пробежки, и мы снова на Лонгшип-стрит – улица кажется широкой и наполненной светом, по сравнению с лабиринтом переулков позади, – Арон ждет меня, сидя верхом на высоком гнедом коне, вокруг него собралось еще больше темных стражей.

– Я не смогу помочь тебе забраться на лошадь, – он держит в одной руке поводья. – Тебе придется поставить ногу в стремя.

Я неуклюже забираюсь в седло, стараясь не касаться лошади голыми руками. Устроившись позади него, я кладу руки на талию Арона, когда он разворачивает коня и пускает его рысью обратно по улице.

Я в безопасности.

От волны тошноты и усталости кружится голова; и я крепче прижимаюсь к кузену, закрывая глаза.

– Можешь спуститься.

Я оглядываюсь по сторонам. Мы вернулись в конюшню за Цитаделью. Арон останавливает лошадь рядом с балкой, и я прыгаю вниз. Даже умудряюсь не споткнуться, несмотря на трясущиеся ноги.

Арон спрыгивает с лошади и передает поводья конюху.

– Пойдем, – говорит он мне. – На сегодня ты обеспечила мне достаточно развлечений, – он показывает на окна замка; наверное, оттуда за нами наблюдают другие дворяне, и от стыда мне становится дурно. – Иди и поешь чего-нибудь.

Я опускаю глаза и следую за ним внутрь здания.

Арон ведет меня в ту часть замка, где я до этого еще не бывала, кажется, в одну из верхних башен. По обе стороны двери стоят темные стражники, но Арон стучит, и слуга быстро впускает его в выложенный плиткой вестибюль. Впереди еще одна лестница, ведущая в башню, и я оказываюсь в круглой гостиной, окольцованной высокими застекленными дверями, сплошь покрытой позолоченным серебром и тонкими белыми кружевами.

Одетта там. Она тотчас же вскакивает, когда мы входим.

– Дорогая кузина, о чем ты только думала? Подойди и сядь. – Она подводит меня к дивану и сует мне в руки чашку теплого шоколада. Я вся дрожу, но сладкий напиток немного успокаивает меня.

– Мне очень жаль. Я не хотела доставлять столько хлопот, – у меня в горле стоит ком, и я смахиваю слезу. – А эти бедняги…

– Ты имеешь в виду тех, кто буквально собирался убить тебя? – Голос Арона звучит сухо.

– По-моему, только один из них действительно хотел меня убить. – Я содрогаюсь, вспоминая ненависть на лице рыжего человека. – Если бы стражники могли просто отпугнуть остальных…

Я недоверчиво качаю головой.

– Разве ты не ждала того, чтобы тебя спасли? Если хочешь, я могу отвезти тебя обратно… – Он смеется над моим молчанием. – Не волнуйся, кузина. В кои-то веки мне понравилось быть полезным. Сегодня годовщина моего отстранения от престола, и твоя маленькая выходка послужила тем, что мне нужно. Кроме того, они были бескрылыми и угрожали тебе. Они нарушили закон. Я попросил охранников не предпринимать никаких действий после того, как толпа рассосется – нет смысла подливать масло в огонь сплетен, – но по закону каждый из них должен быть повешен.

Он констатирует факт. По его голосу нельзя сказать, считает ли он такой исход желательным.

– Арон, не надо. – Одетта наливает мне еще шоколада и передает тарелку с печеньем. – Мне повезло, что я сказала Арону, куда ты ушла. Хотя я полагаю, темные стражники доложили бы о случившемся. Рано или поздно.

Я чуть не подавилась шоколадом.

– Они следили за мной? Тогда почему они не вмешались?

– О, они не станут этого делать без прямого приказа короля. Или приказа Арона, ему они тоже подчиняются, – она одаривает брата улыбкой. – Но, в самом деле, кузина, что ты делала в таком месте?

Я перевожу взгляд с Одетты на Арона. Я бы хотела сказать им правду. Они оба выросли здесь, как и мой отец, и могли бы помочь.

Но я не могу игнорировать предупреждение Люсьена. Никому не доверять.

– Я искала место, о котором рассказывал мой отец. Он любил бывать там во времена, когда был принцем. Но я заблудилась.

– Твой отец упоминал Лонгшип-стрит? – Арон хмуро смотрит на меня. – Что могло привести его туда?

Я быстро соображаю.

– Он говорил о театре. Хотя, возможно, я неправильно запомнила название улицы.

Мой кузен пожимает плечами:

– Должно быть, так оно и есть. В Верхнем Фарне есть пара театров, которые, как я полагаю, мог бы посетить твой отец. Хотя не могу представить, чтобы наш отец ходил туда с ним… – Он делает паузу, размышляя. – Ты можешь спросить лорда Хоукина. Он прожил здесь всю свою жизнь. И любит поговорить.

Я ставлю чашку на маленький серебряный столик рядом с диваном и замечаю грязь на своей юбке.

– Мне надо переодеться. Я благодарна вам обоим.

Одетта отвечает мне улыбкой.

– Я рада, что Арон нашел тебя. А еще я заметила, что ты уже ходишь без трости.

Возможно, я слишком рано отказалась от своего реквизита.

– Моя лодыжка заметно окрепла.

– Так ты полетишь со мной? Я знаю, ты говорила, что тебе это не нравится, но что, если мы будем вместе?

Неужели ловушка? Но Одетта выглядит взволнованной больше, чем кто-либо другой, и я задаюсь вопросом: не одинока ли она, даже несмотря на то, что рядом с ней брат?

– Моя спина, – я прикасаюсь к голой коже на своих плечах. – Видишь ли, все дело в шрамах. По идее, я могу превращаться, конечно. Но это больно. Поэтому я предпочитаю этого не делать.

– О, понимаю. – Волнение Одетты сменяется сочувствием. Арон в кресле подается вперед, как будто ему действительно интересно то, что я только что сказала; его обычная манера поведения – это тоска или презрительное осуждение, либо и то, и другое.

– Очень жаль, сестра. Вместо этого ей придется ехать со мной верхом. Конечно, если Руквуд ей позволит.

Люсьен. Невозможно, чтобы он не знал о моей выходке. Я прощаюсь со своими кузенами, гадая, насколько сильно он рассержен…

Что неудивительно, он и в самом деле оказывается очень зол.

– Я действительно не могу этого понять, Ваша Светлость. Мы не в Атратисе. Это не замок Мерл. Мы здесь всего две недели. Две недели! Не могу поверить, что вы подвергли себя такой опасности. – Люсьен ждал моего возвращения из комнаты Одетты. Теперь он ходит взад и вперед по гостиной, окидывая меня негодующим взором. На замену словам приходят взгляды; я бесстыдно отказываюсь отпускать Летию – я прекрасно знаю, что Люсьен не скажет при ней всего, что он действительно хочет сказать, так что мой советник должен держать рот на замке. И по нему заметно, как он борется со своим желанием. – И вы говорите, что просто пошли прогуляться и заблудились?

Он мне не верит. Но я придерживаюсь своей истории.

– Именно. Возможно, милорд, если бы вы позволили мне хоть на минуту расслабиться за последние две недели, я не впала бы в такую крайность, – я поднимаю подбородок и смотрю ему прямо в глаза.

– Что ж, – хмурится он, – возможно, Ваша Светлость, вам следовало рассказать мне о своих проблемах, прежде чем улизнуть из замка.

– Или, может быть, – замечает Летия, – вам стоило больше думать о комфорте моей госпожи, прежде чем забивать все ее время встречами.

Люсьен краснеет. И хотя до него ясно дошли слова Летии, кажется, он все же решил не признавать их. Взгляд Люсьена устремлен только на меня.

– Вас могли убить. Что стало бы с Атратисом? Неужели вы так легко предадите наследие своей матери? А как насчет бескрылых, которые умерли сегодня днем, и все потому, что вы захотели прогуляться?

Его слова и сверкающее в глазах разочарование остро жалят меня. Не знаю, на кого я злюсь больше: на себя или на него.

– Вы забываетесь, лорд Руквуд. Нравится вам это или нет, но я – защитница Атратиса.

Он приоткрывает рот, и я почти вижу, как рождается его очередной ответ: «Тогда, возможно, Ваша Светлость, вам пора начать вести себя подобающе». Но слова остаются невысказанными. Он кланяется и выходит из комнаты.

Мы с Летией ненадолго умолкаем. Затем она говорит:

– Знаешь, он прав. Ты хочешь узнать, почему убили твою мать. Это, конечно, хорошо. Но теперь ты защитница. Разве твоя мама не сказала бы, что это важнее?

Она бы так и сделала. Но я не могу быть защитницей – у меня не получится думать о будущем Атратиса, – пока не отпущу свое прошлое. А для этого я должна знать правду об убийстве моей матери.

Правду, а может, и нечто большее.

Когда я снова ухожу в свои мысли и вновь вижу перед собой умирающего рыжеволосого мужчину, Летия вздыхает и дергает меня за подол платья.

– По-моему, оно непоправимо испорчено, – никто из нас не говорит о пятнах крови.

Гнев Люсьена не утихает. В течение следующих нескольких дней он разговаривает со мной как можно меньше, хотя, кажется, получает злобное наслаждение, докладывая мне о слухах, которые теперь обо мне ходят: или я отправилась в Нижний Фарн, чтобы поднять бескрылое население на восстание, или же я пошла туда, потому что сама являюсь бескрылой («сожжение» мною слуги в день прибытия, по-видимому, было частью заранее задуманного заговора). Я замечаю кучу косых взглядов и шепотков и убеждаюсь, что мой клерк не просто пытается напугать меня. Я все еще занята делами; когда я прошу Люсьена организовать мне встречу с лордом Хоукином, он говорит, что мое расписание заполнено на три недели вперед и что Хоукин в любом случае отсутствует при дворе весь последний месяц или даже больше. Тем не менее мои враждебные чувства к Люсьену смягчаются, когда я обнаруживаю, что он перенес мои встречи так, чтобы я могла проводить вторую половину дня в одиночестве, однако он не дает мне возможности поблагодарить его.

В свободное время я снова езжу верхом с Летией или с Ароном. Несмотря на то что кузен пришел мне на помощь, он все еще полон решимости мучить меня. Арон рассказывает мне о своем детстве и о сельской местности вокруг Цитадели, но столько же часов он проводит, описывая успехи людей, претендующих на роль моего мужа или размышляя о том, найдет ли его отец какой-нибудь другой способ заполучить Атратис. И все же, когда он приглашает меня покататься, я соглашаюсь. Отчасти из жалости, я полагаю. Но также и потому, что из всех придворных он в некотором смысле больше всех похож на меня, хотя я скрываю свои раны, а он их утаить не может. Единственное, что мы никогда не обсуждаем, – это полеты.

Оставшись в одиночестве, я пытаюсь решить, что мне делать дальше. Летии так и не удалось выяснить, когда лорд Хоукин должен вернуться, а другого очевидного направления расследования у меня нет. Я обдумываю и неохотно отбрасываю идею попросить лорда Ланселина официально написать своему коллеге в Олорис, чтобы получить информацию. Я все еще прокручиваю эту проблему в голове по дороге в большой зал в один из вечеров. С тех пор как Арон спас меня, прошло чуть больше недели. В честь прибытия нового посла из Риски королева пригласила знаменитую труппу артистов балета из Фрайанландии посетить двор и дать представление, и мы все собрались, чтобы посмотреть. На этот раз рассаживали не по рангу; по просьбе королевы это собрание являлось неофициальным, и я не могу не задаться вопросом, какие еще изменения она могла бы внести в жизнь королевского двора, если бы ей позволили. Стулья, столы и диваны были расставлены по комнате. Королева сидела с Одеттой и послом, маленькой женщиной с темно-фиолетовыми волосами и фиолетовым оттенком кожи. Я оказалась в небольшой группе, с леди Ниссой по одну сторону от меня и придворным, которого я раньше не встречала, по другую. Это пожилой мужчина, его редкие седые локоны больше напоминают перья, чем волосы. Я понятия не имею, где Люсьен. Первую половину балета мы смотрим молча. Но в промежутке, когда Нисса отходит подкрепиться, мужчина поворачивается ко мне:

– Простите мою самонадеянность, но вы случайно не защитница Атратиса?

– Да… – Я жду, гадая, будут ли меня допрашивать о моем визите в Нижний Фарн.

– Я полагал, что не мог ошибиться. Сначала пытался взглянуть на печать у вас на кольце, но зрение уже не то, что раньше. Однако вы так похожи на свою мать в ее юном возрасте. Вот почему я занял это место. «Хоукин, – сказал я себе, – это, должно быть, дочь леди Диандры». Я, конечно же, слышал, что вы приехали ко двору…

Я слегка поворачиваюсь на стуле, с трудом веря в свою удачу.

– Вы лорд Хоукин? Я надеялась встретиться с вами. Думаю, вы знали моего отца.

– Да, я знал. Хотя и не очень хорошо. Ваш отец был принцем, к тому же на двадцать лет моложе меня.

– Конечно, – разочарование гасит мое возбуждение. Из слов Арона я заключила, что Хоукин и мой отец дружили и были сверстниками. По другую сторону от меня леди Нисса возвращается на свое место.

– А вы знали мою мать?

– Да, до того, как она вышла замуж. Она провела при дворе три года, прежде чем достигла совершеннолетия, как и все дворяне, – он нервно моргает и откашливается. – Я имею в виду, почти все.

– Значит, вы были…

– Ваша Светлость, – перебивает леди Нисса, – не желаете ли попробовать один из этих превосходных маленьких бисквитов? – Она протягивает мне тарелку с украшенными конфетами.

– Очень мило с вашей стороны, но нет, благодарю вас, – я снова поворачиваюсь к Хоукину: – Вы были здесь, когда познакомились мои родители?

– Да, безусловно, – продолжает он. – Принц Ротбарт и Диандра из Атратиса. Они были очень яркой парой. Хотя, конечно, им пришлось уехать, когда они решили пожениться. Тогда-то они и сбежали в ее доминион.

– Почему?

– Ну, Его Величеству это не понравилось. Совсем не понравилось. Он отказывался дать согласие, но это было очевидно, потому что…

– О, смотрите, танцоры возвращаются! – Леди Нисса наклоняется вперед, обращаясь к нам. – Представление было замечательным, не правда ли? Я и понятия не имела, что бескрылые могут быть настолько грациозными.

Оркестр настраивает инструменты. Но неизвестно, когда выдастся другая возможность, поэтому я игнорирую леди Ниссу и наклоняюсь ближе к лорду Хоукину.

– Но это было очевидно из-за чего?

– Ну, мало кто помнит об этом… немногие жили здесь так долго, как я… – он гордо смотрит на меня, – но король сделал предложение твоей матери. Я имею в виду до того, как он женился на Розе Дакийской, которая стала его первой женой. Твоя мать видеть его не хотела. А потом она сбежала с твоим отцом, – он кивает. – Помню, словно это было вчера. Жаль, правда, из нее вышла бы хорошая королева.

Я смотрю на него с открытым ртом. Я знала, что мои родители были преданы друг другу; отец стал другим человеком после смерти моей матери. Но я не знала, на какой риск они пошли, чтобы быть вместе. Не знала, что у моей матери был шанс править. Что у нее в руках был престол – престол и все, чего она могла на нем достичь, – и она отказалась от всего этого ради любви.

А мой дядя… Мой взгляд устремляется к передней части комнаты, где король присоединился к собравшейся вокруг королевы группе.

Действительно ли дядя любил мою мать?

Или его интерес всегда был обусловлен только Атратисом?

Король поворачивается на стуле, ловит мой взгляд и улыбается.

Я не слежу за остальной частью представления. Следующее, что я слышу, – это аплодисменты, балет закончился. Леди Нисса уже встала со своего места, и я вижу, как она на другом конце комнаты разговаривает с Люсьеном, их головы склоняются близко друг к другу. Я снова поворачиваюсь к лорду Хоукину, надеясь услышать еще какие-нибудь воспоминания, но он, кажется, задремал. Я раздумываю, разбудить его или дать поспать – слуги уже убирают стулья, – но тут Люсьен хлопает меня по плечу:

– Мы возвращаемся в вашу комнату, Ваша Светлость. Сейчас же.

Гнев в его глазах удивляет меня, и я тотчас же подчиняюсь. Вскоре мы возвращаемся в мою гостиную. Люсьен удостоверяется, что Летия отсутствует, и поворачивается ко мне.

– Клянусь кровью Жар-птицы, что вы делаете, Адерин? – Он говорит тихо, несмотря на свой характер, как будто все еще боится, что кто-то нас услышит. – Нисса рассказала мне, о чем вы говорили с Хоукином. Вы пытаетесь дать королю повод забрать у вас Атратис? Вы действительно настолько глупы?

– Я ничего не делала! – Я бубню себе под нос, стараясь соответствовать тону Люсьена. – Хоукин говорил, а я слушала, вот и…

– Хоукин старый дурак. Он ничтожная личность и не заслуживает таких рисков. Но вы… – В его голосе слишком много презрения. Он начинает ходить взад-вперед по мягкому ковру. – Побуждать его сплетничать о короле, вторить слухам о его отношениях с вашей матерью…

– Я его даже не просила. Но я хочу знать, кто убил ее, Люсьен. И почему. И я собираюсь… – У меня перехватывает дыхание, когда я впервые осознаю истинность слов, которые собираюсь произнести вслух. – Я собираюсь заставить заплатить за это того, кто ее убил. Он должен страдать за то, что он сделал с ней. За то, что он сотворил с моим отцом и со мной.

Он разочарованно качает головой и сердито шепчет:

– Неужели вы не понимаете, как шатко ваше положение здесь? Особенно после того, что случилось на прошлой неделе. Любой другой намек на скандал или измену уничтожит все, чего я пытаюсь добиться.

Я впиваюсь ногтями в ладони.

– И чего же вы добиваетесь, Люсьен? Все, что вы делали до сих пор, – это устраивали бесконечные встречи с…

– Большинство людей, с которыми вы встречались, являются государственными служащими или членами Собрания. Они могут быть полезны…

– А Собрание помешает королю принудить меня к браку? Оно поможет мне снова взлететь? – Люсьен не отвечает. Я выпрямляюсь, жалея (уже не в первый раз), что он не настолько выше меня. – Все это в вашу пользу, милорд. У вас здесь есть друзья. Никто не наблюдает за вами и не осуждает вас. Но я могу расслабиться только тогда, когда оказываюсь одна или с Летией. Почти каждую вторую минуту я думаю о том, попытается ли человек, с которым я разговариваю, убить меня или отнять у меня власть. В то время, как вы, кажется, проводите большую часть своих вечеров в каком-нибудь уголке, флиртуя с леди Ниссой…

Он останавливается прямо передо мной, его красивое лицо искажает усмешка.

– Нисса? По-вашему, происходит именно то, о чем вы подумали?

– А что я должна думать? – шиплю я в ответ. – Мне было видно, как вы на нее смотрите. Вы даже не улыбаетесь мне… – Я останавливаю себя. Мне следует быть защитницей, а не плаксивым ребенком. – Она, должно быть, обожает вас, потому что была так добра, что подбежала к вам и рассказала все, что говорил лорд Хоукин.

Люсьен почти смеется.

– Да, она была очень добра. Она моя кузина и хочет мне помочь. Как и вы, что довольно странно. Но раз уж мы заговорили об этом: в будущем, если мне удастся выжить, я стану хозяином одного относительно незначительного поместья. Я не могу претендовать на брак с защитницей. Ни один правитель доминиона никогда бы не рассмотрел мою кандидатуру, – в темных глазах Люсьена читается вызов, и на мгновение он задерживает на мне взгляд, но я понятия не имею, что он ожидает от меня услышать.

– Если вы пытаетесь предостеречь меня, чтобы я не влюблялась в кого-то неподходящего, вам не стоит беспокоиться, милорд. Я не увидела здесь никого, за кого могла бы выйти замуж.

Его лицо вспыхивает, и он отстраняется от меня, направившись в другой конец комнаты, прежде чем повернуться обратно.

– Я делаю все, что в моих силах, Ваша Светлость. Но я не смогу защитить вас, пока вы хотя бы не попытаетесь обуздать эту детскую склонность говорить и делать все, что взбредет вам в голову. – Его слова обжигают, несмотря на низкий тон голоса, которым они произнесены. – Вам нужно сосредоточиться на том, чтобы вернуть себе способность к трансформации. А что касается этих романтических грез о мести, которыми вы развлекаетесь, – забудьте о них. Ваша мать умерла и улетела, и вам пора позволить прошлому умереть вместе с ней…

Я отвешиваю ему настолько хлесткую пощечину, что болит даже ладонь. На его щеке горит красный отпечаток моей руки.

– А вам не приходило в голову, милорд, что я тоже делаю все, что в моих силах?

Люсьен смотрит на меня, тяжело дыша. Он не отвечает.

– Я знаю, что вы презираете меня. Что вы считаете меня слишком незрелой, сомневаетесь, что я должна быть защитницей. – Мой голос становится все громче, но уже все равно. – Я знаю, вы злитесь на отца за то, что он послал вас сюда. Но, по крайней мере, ваши родители живы. И вы не единственный, кто любит Атратис…

На глаза наворачиваются слезы. Не знаю, вызваны ли они гневом или горечью чувств, но одно я знаю точно: я не позволю Люсьену Руквуду видеть, как я плачу.

Дверь в комнату распахивается, и я вижу Летию. Долю мгновения она стоит на пороге, широко раскрыв глаза и рот от изумления.

– Что здесь происходит? Адерин?

Я не отвечаю на вопросы, проскакиваю мимо нее и выбегаю в коридор.