Текст книги "Тень Камбера"

– Но я никогда бы…

– Не знаю, что ты никогда бы не сделал! – рявкнул Арилан. – Теперь уже не знаю. Все, что я знаю – это то, что ты создал слишком много проблем слишком многим людям. Надеюсь, ты полностью удовлетворен.

Дункан громко вздохнул, сжал ладони, пытаясь таким образом держать себя в руках, затем сплел пальцы, глядя на перстень епископа. Когда Арилан оставит его в покое? Морган прикидывал, сколько Дункан еще выдержит.

– Предполагаю.., мне.., следовало продумать возможные последствия более тщательно, – сказал Дункан через несколько секунд примирительным тоном. – Прости, если я осложнил твое положение. – Он робко посмотрел на Арилана. – Что ты посоветуешь после того, что уже сделано?

Арилан нехотя кивнул, поворачиваясь к Дункану.

Выражение лица и поза Арилана говорили о том, что он не намерен прощать.

– Итак, я наконец донес до тебя серьезность положения?

Дункан кивнул с несчастным видом.

– Хорошо. Может, теперь мы сможем предпринять что-то конструктивное.

Арилан стал ходить взад и вперед по небольшой комнате, размышляя, затем остановился и снова сверху вниз посмотрел на Дункана.

– Итак. Вероятно, сейчас ты в безопасности, как и я. Как и все остальные священники Дерини, о существовании которых ты не знал. Ты также все еще епископ, как и духовное лицо – пока. Но на твоем месте я бы сейчас не высовывался.

– Никакого больше пепла на сегодня? – спросил Дункан, пытаясь натянуто улыбнуться.

Арилан кивнул.

– В особенности никакого пепла. Фактически, было бы разумно, если бы ты вдруг серьезно заболел, причем на неопределенное время. Возможно, тебе даже не стоит появляться на заседании синода. И если ты все-таки намерен продолжать служить мессу, по крайней мере, доведи до сведения паствы, что ты намерен взять себе самую раннюю, поскольку ее меньше всего посещают. Таким образом, люди сами смогут принять решение, нужен ли им священник Дерини.

Он взял черный плащ и набросил его на плечи.

– Тебе чертовски повезло, что никто не взбрыкнул сегодня, когда ты мазал людей пеплом. Надеюсь, ты это понимаешь. И ты, и я оба знаем: если бы ты захотел, то даже этого короткого контакта – помазание лба пеплом – хватило бы для прочтения мыслей человека, причем любого человека, пришедшего в церковь. К счастью, они этого не знают. А пепельная среда бывает только раз в год.

Дункан вздохнул, отрешенно опустив плечи.

Морган быстро отодвинулся, чтобы не преграждать дорогу Арилану, когда тот посмотрел на дверь, но Арилан не пошел к ней, вместо этого встав на квадратную плитку в центре комнаты. Это же Перемещающий Портал, понял Морган.

– Сейчас я тебя оставляю, – сказал Арилан. – Может, вернусь, а, может, и не вернусь ко времени заседания тайного совета. Если нет, пожалуйста, передай Келсону мои сожаления. Теперь, получив объяснения от тебя, мне потребуется попытаться объяснить твой поступок некоторым другим людям, которые и без того смотрят на тебя предубежденно и косо.

– Камберианскому Совету, – выдохнул Дункан. – Не думаю, что он может что-то ухудшить.

– Не для тебя, – ответил Арилан без тени юмора в голосе. – А что касается тебя, – продолжал он, впервые признав присутствие Моргана, – лучше будет, если я никогда не узнаю, что именно ты убедил его это сделать.

Морган только покачал головой, в эту минуту впервые в жизни испугавшись Арилана. Тот в последний раз сурово посмотрел на него, затем склонил голову, закрыл глаза, чтобы соединить свою энергию с энергией Портала, и исчез. Только несколько секунд спустя Дункан глубоко вздохнул, содрогнулся и жестом попросил Моргана запереть дверь.

– Мне жаль, что тебе пришлось стать свидетелем этой сцены, – сказал Дункан, поднимаясь на одеревеневших ногах и развязывая узел из лилового шелка, обхватывающей его запястье. – Он ждал меня, когда мы вернулись с мессы. Бедняга Шандон так и не понял, что с ним случилось.

В другой части комнаты молодой священник все так и сидел, рухнув на стол, не замечая происходящего вокруг. Морган направился к нему, проверил пульс, затем посмотрел на Дункана.

– Зла он ему не причинил, но очень нехорошо со стороны Арилана оставлять нам грязную работу незаконченной. Мне им заняться, пока ты переодеваешься?

Утвердительный ответ Дункана прозвучал приглушенно, так как в этот момент он снимал стихарь через голову. Беззлобно улыбнувшись, Морган снова обратил внимание на бесчувственного Шандона, положив ладонь ему на лоб.

– Отче, ты уже достаточно подремал. Ты не должен помнить ничего из того, что произошло после твоего возвращения с мессы. Ни о приходе епископа Арилана, ни о том, что он с тобой сделал, никакие разговоры, имевшие место в этой комнате – и даже эти мои указания. Когда я прикажу тебе, ты просто откроешь глаза и закончишь переодевание. Я пришел, когда ты стоял, повернувшись спиной. А теперь слушай свое сердцебиение. Досчитав до десяти, просыпайся и следуй только что полученным от меня указаниям.

После этого Морган убрал ладонь со лба Шандона и отправился к Дункану, чтобы помочь застегнуть пуговицы на простой черной рясе, которую тот намеревался носить вместо более официальной пурпурной.

«Это – часть твоего нового образа? Больше скромности?» – послал Морган ментальный импульс Дункану, когда Шандон пошевелился и стал снимать одежду, словно и не прерывал процедуру.

– Наверное, мне следует радоваться, что ты вообще пришел, – ответил Дункан вслух, неодобрительно взглянув на Моргана, когда оборачивал вокруг талии простой пояс из черного шелка. Он позволил Моргану помочь ему закрепить его. – Но помощь священнику в переодевании не заменяет присутствия на мессе. Что мне с тобой делать?

Это было старой игрой, в которую они играли, хотя Морган и чувствовал остатки напряжения и беспокойства под привычной болтовней. Но им требовалось играть роль ради Шандона.

– Ну, думаю, что продолжать молиться за меня.

Мне так представляется. Я.., э.., мне не удалось поспать столько, сколько хотелось бы. Ты оказался прав насчет везаирского портвейна.

– Хм-м-м, наверное.

Дункан с отрешенным видом просунул руки в рукава черной отделанной мехом мантии, которую подал ему Морган. Затем, словно что-то вспомнив, он взял свой украшенный драгоценными камнями нагрудный крест, поцеловал его и, перекинув цепь через голову, убрал крест под рясу таким образом, что осталась видна только цепь. Теперь, после ухода Арилана, Дункан казался холодным и отстраненным, а его разум был прочно закрыт, словно он разозлился на Моргана.

– Король ждет нас? – спросил Морган, чтобы снова начать разговор.

– Да. Они с Дугалом изучают карты в библиотеке. Он расстроился, что ты не присоединился к ним во время мессы. Отец Шандон, оставшуюся часть утра мы проведем в библиотеке. После этого отправимся на заседание королевского совета. Аларик, ты идешь?

Морган осмелился вновь заговорить только после того, как они вышли из ризницы и уже двигались по проходу за алтарем.

– Ты закрываешься от меня, Дункан, – прошептал он. – Не поступай так со мной. Арилан вывел тебя из равновесия, а не я. Хочешь поговорить об этом?

– Нет. Я думаю, что Дугал и Келсон вначале должны узнать о случившемся. Тогда мы вчетвером и сможем все обсудить. Однако Арилан прав в одном.

Я на самом деле не просчитал все последствия того, что сделал. И, может, я на самом деле позволил любви к Дугалу затмить мой долг перед Церковью. Боже, неужели это в конце концов может поставить одного из тех других священников в еще более рискованное положение?

Он резко остановился в тени дверного проема, ведущего в боковую часовню, и вдруг задрожал. Его глаза были прикрыты, руки сжаты, зубы стучали.

– Боже, что я наделал, Аларик? – удалось ему прошептать. В эту минуту он вернулся в мыслях к той ужасной минуте, когда горячие языки пламени уже начинали подниматься вокруг него. – Я мог послать их на костер!

Сам Морган был глубоко потрясен, он обнял кузена обеими руками и крепко прижимал его к себе в течение нескольких секунд, пытаясь пронести успокоение сквозь твердые защиты Дункана.

– Не надо об этом думать, Дункан, – тихо сказал °н. – Ты ведь даже не знаешь, кто они. И никого больше не будут сжигать на костре.

– А если будут?

– Нам и без этого есть о чем беспокоиться, так что давай обойдемся без лишних «если». А теперь пошли в библиотеку, хорошо? Здесь – не самое лучшее место для обсуждения.

***

– Ты до сих пор не объяснил, почему он это сделал, – сказал некто час спустя, причем не в первый раз, когда все семь ныне заполненных мест Камберианского Совета были заняты и Арилан выступил с отчетом. Его коллеги по Совету не радовались случившемуся.

– Я уже говорил вам, что не знаю, – ответил Арилан. – Я не уверен, что он сам знает, хотя уверен, что сильным мотивационным фактором стал Дугал. Как Дерини, я должен отметить: во всем этом деле, конечно, есть плюсы. Например, присутствие двух признанных Дерини при дворе, причем находящихся под защитой короля. Это может помочь нашему делу. Однако, как епископ, я в ужасе. Могу сообщить, что Кардиель тоже не испытывает особой радости.

Баррет де Ланей, старший из членов Совета, медленно протянул костлявые, но цепкие пальцы к столешнице из слоновой кости и забарабанил по ней.

Весеннее солнце золотило купол помещения, в котором собирался Совет, и наполняло его ярким светом; радужные зайчики танцевали на кристалле в центре арочных проемов. Но Баррет этого не видел – хотя и чувствовал тепло солнца. Его зеленые глаза ослепли тогда, когда большинство членов Совета еще не родилось. Он повернул голову в направлении Арилана. При помощи способностей Дерини он мог узрить гораздо больше, чем когда-либо смогут видеть глаза простого смертного.

– Что сделает Кардиель, Денис? – спросил Баррет. – Он попытается лишить Дункана митры?

– Не думаю, что это сделает он – Арилан посмотрел на стол и провел кончиком пальца по одной из золотых полос, вделанных в столешницу из слоновой кости. – К сожалению, дело не только в нем.

Старшим архиепископом является Браден.

– Браден находится в Валорете, готовится собирать синод, – сказал голос слева от Арилана. Это была Кайри, самая младшая из трех женщин за столом. – Он занят делами Церкви в северной половине королевства. У него две свободные епархии, и нет никого, кто бы позаботился о живущих там душах.

Несколько епископов подверглись дисциплинарным взысканиям. Это, по-моему, указывает на то, что Браден последует рекомендациям Кардиеля – в том, что касается дел на юге. Так что рекомендует Кардиель?

Арилан покачал головой.

– Не знаю. Он не станет провоцировать лишение Дункана митры, но может позволить убедить себя в необходимости этого действия, если на него окажет давление достаточное количество епископов, настроенных решительно. Он любит Дункана почти как сына, даже зная, что он – Дерини. На самом деле, его очень интересуют наши способности. Но он в первую очередь – архиепископ. Он сделает то, что, по его мнению, лучше для Церкви. Многое будет зависеть от того, как к новости отнесутся другие епископы.

– В таком случае дело откладывается на неделю, – сказал Ларан ап Пардис, сидевшей по другую сторону от Кири. – А что насчет немедленных последствий? Кардиель запретит ему служение?

Арилан пожал плечами.

– Он упоминал такую возможность – вчера вечером, когда разозлился на Дункана, это было первой реакций. Думаю, он в большей степени обиделся, чем рассердился, поскольку Дункан вначале не посоветовался с ним. Однако сегодня рано утром, уже немного поостыв, он заявил, что подождет, чтобы посмотреть, какая последует реакция общественности. Возможно, просто добровольной приостановки публичного священнодействия будет достаточно, по крайней мере, на данный момент. Мне кажется, он собирается поговорить с Дунканом сегодня во второй половине дня. Келсон на полдень назначил заседание тайного совета.

Тирцель Кларонский покачивался на стуле с высокой спинкой, сидя в задумчивости напротив Арилана и Ларана.

– А что с твоими священниками Дерини, Денис?

– спросил он. – Они в безопасности?

Арилан кивнул.

– На настоящий момент. Они все очень молоды.

Никому нет больше двадцати пяти лет. Я планировал посвятить в духовный сан еще двоих на Пасху.

Черт побери, почему Дункан не мог подождать?! – взорвался он, ударив кулаком по столу. – Через несколько лет он мог бы получить собственную епархию, и тогда мы оба могли бы посвящать в духовный сан священников-Дерини. Даже если теперь он и сохранит митру, вероятно, ему никогда не позволят посвящать в сан – боясь как раз такого результата.

– В таком случае, – сказала худощавая женщина без возраста, сидевшая через два стула справа от Арилана, – тебе, возможно, следует направить свою энергию на изменение законов, которые позволяли бы Дерини принимать сан, а не продолжать обходить закон.

Арилан почти виновато посмотрел на женщину.

Он мог бы предположить, что Софиана предложит как раз такой вариант.

– Если бы я знал, как это сделать, разве ты не думаешь, что я бы так и поступил? – спросил он. – Неужели ты думаешь, что мне нравится жить так, как я жил последние двадцать лет, зная, сколько еще я мог бы сделать, но не смея, потому что боялся потерять все достигнутое? И ведь нам удалось добиться отмены смертной казни в качестве наказания! Это я не стал бы называть «действиями в обход закона»!

– Возможно, Софиана имела в виду, – сказала Вивьен, сидящая дальше слева от Арилана, – что теперь в епископате имеется признавшийся Дерини – а также есть ты, о ком это неизвестно никому, кроме Дункана и Кардиеля. И насколько я поняла, епископ Вольфрам, заседая на трибунале на прошлой неделе, воспринял мысль о возможной принадлежности Дункана к Дерини без особого антагонизма. Это уже четверо, считая Дункана, на которого, вероятно, можно рассчитывать в вопросе поддержки изменения законов.

– Я уже предложил Дункану не ездить в Валорет, – ответил Арилан. – По крайней мере, вначале, пока я не узнаю, откуда дует ветер. Нам нужно заменить нескольких епископов, ведь часть из них были готовы менее года назад поддержать Эдмунда Лориса. Все равно, я предполагаю, что это хоть какое-то начало.

– Конечно, это начало, – пробормотала Вивьен, сделав паузу, чтобы откашляться, прикрывшись вышитым платочком. – Как мне надоел этот кашель!

Начинай работу по этому вопросу, Денис, и держи нас в курсе дальнейшего развития событий. А теперь мне хотелось бы услышать о другом Дерини, который вчера представлял герцога Махаэля. Аль Расул, не так ли?

Арилан устало кивнул. Он предполагал, что, по большому счету, Дерини-епископом для них менее важен, чем последнее появление посла Торента, особенно если этот посол оказался Дерини.

– Его трудно описать словами, – ответил он, откидывая голову на спинку стула и берясь руками за руки соседей справа и слева. – Будет проще, если я покажу его вам. Вам следовало быть там, чтобы оценить его по достоинству, но я постараюсь восстановить все, что произошло.

Арилан вошел в легкий транс, сфокусировавшись на кристалле у них над головами, а когда закрыл глаза и позволил потоку образов хлынуть в стороны, то почувствовал, как его, подобно облаку, обволакивает знакомое тепло.

Глава седьмая

Вы отвергли все мои советы

Притчи 1:25

Арилан вернулся в Ремутский замок только к концу заседания совета. Он появился вовремя, чтобы после его окончания последовать за Кардиелем и притихшим Дунканом в небольшую комнатку, где Кардиель в присутствии Арилана, но без лишних свидетелей, отругал молодого епископа.

– Дело не в том, что я не знал, кто ты, Дункан. Я уже некоторое время знал и кем является Денис.

Предполагаю, что ты понимал: я закрывал глаза – и это являлось моим личным делом, делом моей совести, и что я мог не обращать на это внимание, пока ты играл свою роль. Когда ты решил публично объявить о своей принадлежности к Дерини, это коснулось меня, как официального лица, а не только моей совести.

Дункан смотрел на свои сложенные руки. Кардиель продолжил.

– Ну, к счастью или к несчастью, закон сейчас не дает точных указаний относительно того, что мне следует с тобой сделать. Нам удалось добиться отмены смертного приговора за деяния, подобные твоему – за то, что ты позволил себе принять сан, но Рамосские Положения все равно устанавливают: Дерини не имеет права быть священником.

– Когда-то, – тихо заметил Дункан, – для Дерини было противозаконно владеть землей, или занимать какую-то должность, или иметь благородный титул.

Но Аларик уже много лет является герцогом, а королева Джехана остается королевой и владеет землей.

Кардиель вздохнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться.

– Это исключения, и ты знаешь об этом. И, возможно – но только возможно! – ты тоже окажешься исключением. Но бросая вызов в лицо архиепископу, ты едва ли поможешь делу. Не надо мне твоих юридических тонкостей! И вообще ты собираешься спорить или готов выслушать, что я хочу сказать?

– Выслушать, – прошептал Дункан.

– Прекрасно. Официально я намерен игнорировать все случившееся столько, сколько смогу. Однако благодаря твоей импульсивности синоду в Валорете придется решать вопрос с Дерини гораздо раньше, чем мне хотелось бы. Можешь не сомневаться: ты окажешься предметом многих бурных дискуссий, когда они соберутся на следующей неделе. Но ты не поедешь в Валорет. Что касается Церкви, ты должен стать невидимым. Денис предложил – и я согласен – что лучше всего тебе сейчас подхватить какую-то болезнь, из-за которой тебе неблагоразумно отправляться в путешествие. Я также должен попросить тебя не служить мессу и не участвовать в публичных действиях, как священник или епископ.

– Мне это запрещено?

– Нет, хотя ты и искушаешь меня. Ты можешь продолжать служить мессу, но частным образом. Я имею в виду – для короля, Аларика, Дугала. Все. Ты также можешь исповедовать, но тех же лиц, если только это не вопрос жизни и смерти. Если ты будешь посещать заседания совета или какие-либо мероприятия при дворе, то должен делать это как герцог. Я не намерен запрещать тебе носить церковное облачение, но лучше не привлекать внимания. Я был бы счастлив, если бы ты где только возможно появлялся в светском одеянии.

– Как долго? – спросил Дункан.

– Пока мне не удастся изменить проклятое законодательство, черт побери! – огрызнулся Кардиель. – Дункан, я не могу не подчеркивать важность этого.

Если ты не будешь попадаться на глаза и повторять глупые демонстрации того, кто ты есть, то все может успокоиться. Единственное, что позволяет мне так лояльно подойти к тебе, это то, что ты не выступал в роли епископа, когда признался в принадлежности к Дерини. И ты ведь на самом деле ничего не сказал.

Будет лучше, если ты ничего и не скажешь вслух. Ни ты, ни Дугал. Ты меня понял?

Все было даже слишком ясно, хотя и не так плохо, как могло бы быть. Дункан подчинился ограничениям, наложенным Кардиелем, и притворился, будто у него кашель и жар, заставляющие его оставаться в покоях в епископском дворце. Он посчитал за удачу, что никакие другие наказания не упали ему на голову в последующие дни. Изоляция также дала ему возможность провести больше времени с Дугалом перед тем, как сын отправится в летнее путешествие с королем. Морган и Келсон также приходили поужинать с ними практически каждый вечер и обычно оставались поговорить чуть ли не до утра. В последний вечер, который король с Дугалом должны были в Ремуте, Дункан пришел на ужин в замок.

Предстоящее королевское путешествие имело целью поиск реликвий святого Камбера, поэтому в тот вечер Морган вручил двум новым рыцарям медальоны святого Камбера, такие же, как он сам унаследовал от своей матери-Дерини. Однако после того, как Дункан благословил медальоны, Келсон извинился, сказав, что хочет получить еще одно благословение.

Он послал Долфина попросить Росану встретиться с ним у фонтана в центре сада.

Конечно, приличия требовали, чтобы она пришла не одна. В качестве компаньонки и дуэньи ее сопровождала монахиня более старшего возраста.

Обе они были одеты в плащи с накинутыми капюшонами, защищающими от холодного ночного воздуха. Но сопровождавшая Росану монахиня без возражений согласилась с предложением Келсона погулять по саду на пару с Долфином, который забудет все, что увидит и услышит. Король отвел Росану в некое подобие укрытия – беседку, летом увитую плющом.

– Я хотел показать тебе кое-что перед тем, как мы уедем утром, – сказал он, доставая серебряный диск – медальон святого Камбера – из-под туники, – Только Дерини может по-настоящему оценить его.

Дункан уже благословил его, но я подумал, что ты тоже могла бы это сделать.

– Я, мой господин? – она с интересом посмотрела на медальон, очевидно поняв, что это такое, но не сделала попытки до него дотронуться. – Подобное благословение должен давать священник.

– Тем не менее, я оценил бы твое, – сказал Келсон – Несомненно, это не пойдет во вред, поскольку он уже освящен священником.

– Вы правы.

Осторожно улыбнувшись, она подошла достаточно близко и взяла медальон в левую руку, чтобы его осмотреть, затем перекрестила и склонилась, чтобы поцеловать.

– Спасибо, – тихо произнес Келсон, беря диск в руки и тоже целуя, когда Росана выпрямилась. – Я еще больше буду ценить его после твоего поцелуя.

Она покраснела и наклонила голову.

– Пожалуйста, мой господин, не говорите таких вещей. Вы не должны.

– Не должен? Росана, прошла почти неделя. Я хотел бы узнать, что ты надумала. Не о том, что мы обсуждали на совете. Не о ситуации в Торенте, епископах или даже святом Камбере. О нас.

Она украдкой бросила на него взгляд, затем снова посмотрела на свои руки, убранные в свободные рукава. Движение головы заставило ее капюшон упасть на плечи. Под темно-синим плащом, который она надела для того, чтобы пройти по улице, на ней все еще было надето светло-голубое монашеское одеяние ее ордена, но она заменила свою обычную полотняную камилавку на нечто более тонкое, окутывавшее лицо, подобное покрывалу мадонны. Ее длинные густые волосы сегодня не были заплетены в косу, а заколоты сзади парой серебряных заколок и лежали тяжелой блестящей копной у нее на затылке.

– Что насчет нас, мой господин? – переспросила она. – Я думала, мы договорились провести время вдали друг от друга в раздумьях.

Келсон смог только скрестить руки у себя за спиной, чтобы не наделать глупостей.

– Договорились. Но я.., э.., надеялся, что это отступление от строгого монашеского одеяния, – он кивнул на ее покрывало, – может означать, что…

Пока он искал слова, она взглянула на него.

– Может означать что, мой господин? – прошептала она. – Что я колеблюсь в правильности выбора призвания? Да, это так. И я солгала вам раньше.

Именно вы – причина этого.

Он почувствовал, как участился его пульс и кровь застучала в висках, он не был уверен, что сможет произнести хоть слово, когда смотрел сверху вниз в ее глаза.

– Милая госпожа, не играй со мной, – выдохнул он. – Если бы я думал, что ты лжешь мне сейчас, то мог бы и не прийти в себя. И я не стану рисковать, выясняя правду. Иногда наши способности позволяют нам узнать слишком многое.

– А они говорят тебе, Келсон Халдейн, что я думаю, что люблю тебя? – тихо спросила она, – Говорят ли они тебе, что, собирая зелень и украшая алтарь для ночи твоих молитв перед посвящением в рыцари, я представляла, как готовлюсь к нашей брачной церемонии?

Он медленно вывел руки из-за спины и осмелился поднять их к ее лицу, чтобы откинуть покрывало.

– Настоящее празднование и произнесение брачных клятв может, в самом деле, состояться в конце лета, когда я вернусь, – прошептал он. – Ты этого хочешь?

– Я.., думаю да, мой господин, – выдохнула она.

Она подняла руку, чтобы слегка дотронуться до его губ. – Но нам не следует говорить об этом. Мы…

Чтобы не допустить никаких слов, которые могли бы уменьшить силу этого невероятного признания, Келсон прильнул к ее губам, держа ее лицо между ладонями. Он почувствовал сладкую истому, а потом прилив огня, зарождающийся у него в паху, когда ее губы раскрылись под его, вначале несмело, словно еще сдерживаясь, затем все смелее, когда он глубже запустил руки в ее волосы и притянул девушку поближе. Они оба дрожали. Ее заколки расстегнулись, и копна черных с синим отливом волос упала ему на руки, и каждая прядь посылала электрический заряд по его коже.

– Мой господин, мы не должны, – удалось прошептать ей, когда она отпрянула. Ее глаза напоминали глаза испуганной косули, хотя ее руки и обнимали его за талию, когда они целовались, и до их пор оставались там.

Улыбаясь, он взял две пряди волос из-за ее спины, положил их ей на плечи, а потом на короткое время спрятал в них лицо, вдыхая запах ее духов.

– Что мы не должны делать, моя принцесса, моя королева? – прошептал он, снова устремив взор в ее глаза и отводя у нее со щеки прядь волос. – Разве ты только сейчас не сказала, что любишь меня? И, несомненно, я люблю тебя.

– Это слишком скоро, – прошептала она. – Мне нужно еще время. Я никогда не предполагала, что мы обменяемся обещаниями до конца лета, до того, как у нас было время подумать. Ах, мой господин!

Пока она говорила, Келсон позволил одной руке спуститься к завязкам у нее на шее, одновременно покрывая поцелуями ее виски и веки. Наконец голубое одеяние раскрылось, и он легко просунул внутрь руку, лаская грудь.

– Я говорил тебе раньше, что не сделан из железа, – прошептал он.

– И я тоже, – ответила она, вынимая его руку, но затем целуя ее, все еще дрожа. – Но мы не должны делать то, к чему побуждают наши сердца. Не сейчас. Не здесь.

– Тогда где, сердце мое, и когда? – настаивал он, целуя ее руку. – Я дарю тебе королевскую любовь, Росана. Я сделаю тебя королевой моей земли и моего сердца.

Покачав головой, Росана выпрямилась с рыданием, а затем повернула ладонь таким образом, чтобы держать его руку в своей, просто сжимая и не давая ему снова ее целовать.

– Мой господин, молю вас, не делайте этого со мной. Вы – король. Вы можете брать то, что хотите, где и когда вы хотите, но я еще нахожусь под обетом. Я умоляю вас уважать это.

Мечтательно улыбнувшись, Келсон провел тыльной стороной свободной ладони по ее покрывалу, а затем по щеке.

– А разве те, кто еще находятся под обетом, носят такие покрывала или так свободно подкалывают волосы?

Она сглотнула и отвела глаза.

– Мне не следовало надевать это покрывало, мой господин. Это было тщеславие, о котором я, вероятно, пожалею. Я должна буду покаяться, когда в следующий раз пойду на исповедь.

– В таком случае лучше не кайся в этом отцу Дункану, – прошептал Келсон, продолжая улыбаться, – потому что он на протяжении многих лет был моим духовником. Если я скажу ему, что хочу взять тебя в жены, он назначит тебе суровое наказание за то, что искушала меня таким образом.

Она вынула свою ладонь из его, затем сняла покрывало и протянула ему подержать, а сама отвернулась, чтобы заново завязать шнурочки на груди.

– Отец Дункан больше не является моим духовником, мой господин. Разве вы не слышали? Архиепископ запретил ему исповедовать кого-либо, кроме вас, Дугала и Моргана.

Это откровение было подобно ушату холодной воды, выплеснутого в лицо Келсону. Он задумывался о нежелании Дункана обсуждать разговор с Кардиелем после окончания заседания совета. Король чувствовал, как огонь покидает его тело, когда он выпрямился, подняв упавшие заколки Росаны.

– Что ты имеешь в виду – запретил? Дункану не запрещено служение.

– Нет, но ему было приказано добровольно прекратить публичное священнодействие. Разве вы не заметили, что он со среды не служил мессу в соборе?

Не двигаясь, почти загипнотизированный, Келсон смотрел, как ее пальцы стали быстро заплетать толстые пряди в косу, те самые пряди, которые только минуты назад возбуждали каждый нерв в его теле.

– Но это потому, что, как предполагается, он болен, чтобы не отправляться на заседание синода, – удалось выдавить из себя Келсону. – Он служил мессу сегодня утром.

– Да, для вас, Дугала и Моргана, и очень рано, в королевской часовне. Мне сказала герцогиня Мерауд. Разве вы не удивились, что там больше никого не было? В конце концов, ведь сегодня воскресенье.

– Э.., я…

Она аккуратно скрутила косу на затылке и закрепила заколками, которые держал Келсон.

– Конечно, вы не удивились. Вы возбуждены перед поездкой на поиски реликвий святого Камбера.

И так оно и должно быть. Он не хотел портить ее Для вас. Ведь вы, мой господин, в конце концов, согласились обратиться к синоду. Чего еще может требовать человек?

– Я думал, что больше никаких наказаний в ближайшее время не последует, – пробормотал Келсон. – Никто ничего не говорил всю неделю.

– Нет, но не сомневайтесь: все думают об этом.

К счастью, Дункана любят и уважают. И Дугал может оказаться неожиданным помощником. Священник с законным сыном и так достаточно необычен, а то, что он еще и Дерини, может не играть особой роли для обычного человека. Епископам придется со скрипом пройти процесс официального изменения закона, но это может произойти не раньше конца Великого Поста. Им ведь еще требуется наложить на ряд епископов дисциплинарные взыскания и выбрать новых.

Пока она снова надевала покрывало, правда, на этот раз оставив лицо открытым, Келсон размышлял над ее словами.

– Ты права, – пробормотал он. – Сейчас не время и не место для нас.

Он опустил глаза, затем снова поднял на нее.

– Но когда придет наше время, Росана? Ты имела в виду сказанное тобой раньше, или ты говорила то, что, как ты считала, я хотел услышать, сберегая свою честь?

Она опустила глаза и громко сглотнула.

– То, что произошло между нами, мой господин, было искренне, – ответила она. – Что касается времени и места, то я.., уже сказала моей настоятельнице, что начала сомневаться в правильности выбора призвания. Я уверена, она думает, что это произошло из-за атаки на наше аббатство прошлым летом. Конечно, я не называла ей истинную причину и не упоминала ваше имя.

Келсон позволил себе улыбнуться, успокоенный в большей степени, чем мог признаться, затем взял обе ее руки в свои и поднес к груди.

– Старая ведьма. Когда она выяснит, что и кто стоит за этим, она, вероятно, подумает, что я попытался скомпрометировать тебя. А я ведь на самом деле попытался, но что дальше? Я скажу ей, что ты не поддалась, если это поможет.

На губах Росаны мелькнула улыбка, но она отказывалась смотреть на него, и он внезапно понял, как ей, наверное, тяжело.

– Следующий шаг – это просить снять с меня обет, – твердо сказала она. – Я давала его епископу Меарскому, который мертв и у которого в настоящий момент нет преемника, так что моя просьба может быть направлена прямо архиепископу. Уверена, ее удовлетворят без особых проблем, в особенности, если я назову истинную причину.