Текст книги "Святой Камбер"

Камбер посмотрел на своих детей, на бестрепетного, как сама смерть, Каллена, на Риса, сидевшего па коленях сбоку, и вздохнул.

– Ты действительно этого хочешь, Йорам? Мы– дерини, ни в одном из нас не течет королевская кровь. А если бы я на самом деле занял трон, что тогда? Я был бы не лучше Имра, чьи предки тоже взяли то, что им не принадлежало.

Глаза Эвайн наполнились слезами/

– Но Синил такой… такой беспомощный, отец, и такой…

– Синил – наш законный король, пусть никто не забывает об этом, – убеждал Камбер. – Несмотря на все его неудачи, я первый соглашусь, что их было множество), мне кажется, он может научиться и быть настоящим королем.

– Даже через сто лет он не сравнится с тобой! – тихо сказал Йорам.

Камбер мягко улыбнулся.

– А ты думаешь, я проживу сто лет, Йорам? Рассуди здраво. Что было бы, займи я престол? И что случилось бы после моей смерти? Мне почти шестьдесят. Я отлично себя чувствую и смогу прожить еще несколько лет, но сколько? Десять? Двадцать? А теперь, когда твой брат Катан мертв, моим наследником стал семилетний паренек. Ты бы хотел, чтобы, когда меня не станет, корона перешла к Дэвину? Или к тебе, и ты отрекся бы от всех своих обетов, как мы заставили сделать это Синила?

– Ты умеешь убеждать, – прошептал Йорам, качая головой.

– Да, возможно, и Господь желает этого. Я должен служить нашему законному королю. Цена, которую мы заплатили за возведение Синила на престол, была слишком высока, чтобы забыть о ней потому, что сейчас мы переживаем трудности.

Каллен слегка зашевелился, подался назад и задумчиво погладил подбородок.

– Что же делать с Синилом? Ты сам заговорил на эту тему. Ваше сотрудничество возможно?

Камбер пожал плечами.

– Если я должен, значит, я обязан. Думаю, это временное обострение. Льщу себя надеждой, что еще нужен Синилу, по крайней мере до тех пор, пока борьба с Ариэллой не закончится так или иначе. Как говорит мой сын, народ любит меня. Это несправедливо, мы все участвовали в том, что ошибочно приписывают мне одному, да это и не так важно. Имр мертв, они готовы благодарить меня, хотя знают, что сделал это Синил. Со временем станет известна правда.

– Пока еще не время, – произнес Рис, – Камбер, излечение будет нелегким, хотя и не слишком сложно, кое-что уже сделано, но я не хочу полагаться на твою помощь. Ты потерял слишком много крови.

– Значит, ты не говоришь мне всего, и я не могу тебя заставить, – сказал Камбер.

Рис упрямо тряхнул головой, не отнимая руки от левого бока Камбера.

Камбер вздохнул и поудобнее устроился в кресле.

– Хорошо. Не будем спорить. Ты, разумеется, понимаешь, что я никогда не постигну, как это делается, если не позволять мне наблюдать работу даже на собственном теле.

– Раз ты не научился до сих пор, то вряд ли вообще научишься, – ответил Рис с натянутой улыбкой. Он протянул правую руку ко лбу Камбера. – Итак, начнем. Закрой глаза и расслабься. Откройся мне. Никаких барьеров… никакого сопротивления… никаких воспоминаний.

Повинуясь, Камбер выдохнул и ушел в себя, зная, что у Риса должны быть веские причины для такой просьбы, и просто не имея сил сейчас над ними размышлять. Какое-то мгновение спустя он уловил прикосновение к своему мозгу, зовущее обратно в реальный мир; возвращаться не хотелось. Сделав еще один глубокий вздох, он с хмурым видом открыл глаза.

– Как ты себя чувствуешь?

Совсем близко маячило обеспокоенное лицо Риса, пальцы Целителя по-прежнему касались его виска.

Камбер намеренно неторопливо моргал, переводя взгляд с одного лица на другое. Все они были более торжественными, чем ему казалось уместным.

– Хорошо. Теперь ты можешь сказать, что это было? Я чувствую себя просто прекрасно, разве только немного слаб. Могу утверждать, что Великий Целитель приложил к этому руку. Теперь бесталанный Целитель может получить кое-какие пояснения, а, Рис?

Придвинув стул, Рис уселся с важным видом и заговорил:

– Были рассечены мышцы, повреждена селезенка, задета почка. Внутри скопилась кровь. А в остальном все было в порядке. – Склонив голову, он задумчиво глянул на Камбера. – Что мне действительно хотелось бы знать, так это как тебе удавалось так долго держаться на ногах.

– Сколько времени ушло на исцеление? – спросил Камбер.

– Немало… много, – улыбнулся Рис. – Сейчас все в порядке или будет после недолгого отдыха. Только впредь остерегайся. Я могу и не успеть.

– Постараюсь не утруждать тебя.

Камбер улыбнулся и сунул руку туда, где раньше была рана. Под пальцами была гладкая кожа, боли от прикосновения не ощущалось.

– Итак, на чем мы остановились? – спросил он, вздохнув и расслабившись в кресле.

Его дочь покачала головой и с облегчением откинулась на спинку, положив одну руку на плечо брата, устроившегося у ее ног прямо на тростнике. Йорам, весь в крови, соломе и камыше после стычки, кое-как пришел в себя. Он посмотрел в глаза отцу.

– Мы говорили о твоих сложностях с Синилом, раз ты не хочешь видеть возможности существования иного монарха.

– Неверно. Мы говорили о неспособности Синила ужиться со мной, – поправил его Камбер, – Как вы знаете, со мной очень легко общаться.

– Нам также известно, – продолжал Йорам, – что Синил держит нас– и в особенности тебя– при себе, чтобы винить во всех несчастьях, которые выпали на его долю после того, как он оставил аббатство. Ты, отец, для него– козел отпущения.

– Пожалуй, ты прав.

Смущенный Каллен завозился на стуле.

– Не хочу вступать в семейный спор, не могли бы вы обсудить это позднее? На случай, если вы все забыли, я спешу напомнить: мы на пороге войны, наше оружие заржавело, а я и Джебедия должны сказать солдатам что-то еще, кроме «в конце концов все само собой образуется».

Камбер снова вздохнул и поджал губы. Сложив указательные пальцы, он с отсутствующим видом углубился в их созерцание.

– Прости, Алистер. Ты верно выбрал тему. Давайте отложим вопрос с Синилом, его не решить в разговорах.

– Так-то лучше, – пробормотал Каллен.

– Что же касается нападения, – продолжал Камбер, глядя мимо собеседников, – по-моему, при вашем участии и поддержке можно будет узнать о планах Ариэллы. Алистер, не уверен, что ты одобришь мое намерение, так что можешь не участвовать, если хочешь.

Каллен откинулся на спинку кресла и искоса взглянул на Камбера.

– Итак, Камбер, в какую историю ты влезаешь на этот раз? Я знаю твои повадки.

Камбер обвел взглядом присутствующих, одни серые глаза двигались на его бесстрастном лице.

– Уверяю, это чистое дело. Все заключается в перетекании могущества, осуществить его невероятно сложно и все же, думаю, возможно. Вернее, я знаю, что это можно сделать, и думаю, что сумею.

– Значит, ты никогда раньше не пытался? – спросил Йорам.

– Нет, это описано в старинном манускрипте, называемом «Протоколом Орина». Я нашел его вместе с оригиналом сенака Парджэна Хавиккана, который ты переводила, Эвайн. Но первая рукопись, вероятно, на несколько сотен лет древнее. Как бы там ни было, наши предки пользовались движением магических сил для того, что мы назвали бы предсказаниями. Если нам удастся проделать подобное, я думаю, можно будет подобраться к Ариэлле.

Он почувствовал руку Эвайн на своем плече и, повернув голову, поцеловал ее пальцы.

– Боишься? – спросил Камбер.

– Нет, отец, ни капельки, если на контакт пойдешь ты. – Она легко засмеялась. – Осталось только сказать, чем тебе помочь, и мы в твоем распоряжении. Думаю, могу говорить за Риса и Йорама.

Двое мужчин кивнули, а Алистер Каллен прочистил горло и поддался немного вперед.

– Ты говоришь, все чисто?

Камбер согласно кивнул, все еще держа руку дочери, наблюдал, как происходящая внутри борьба отражается на морщинистом лице Каллена.

– Не знаю, что ты задумал, но не стоит полагать, будто я спокойно позволю вам четверым обречь себя на вечное проклятие, – наконец заговорил настоятель. – Иногда я не вполне уверен, в своем ли ты уме, Камбер, а твои дети берут с тебя пример. Вам просто необходим хоть один нормальный разум.

Камбер улыбнулся, кивнул, но ничего не сказал.

– И тебе всегда удается уговорами втянуть меня в подобные затеи, несмотря на мой здравый смысл, – закончил Каллен, обиженно вздохнул и откинулся в кресле. – Что ж, давай. Ты решился на очередную авантюру, скажи мне, где и когда, и я буду там.

– Разве я уговаривал его? – спросил Камбер, обращаясь к детям с младенческой наивностью.

Остальные прыснули, и Камбер дружески похлопал Каллена по плечу.

– Спасибо, друг мой. Больше всего мы ценим твою осторожность. Теперь перейдем к вопросу «где» и «когда». По-моему, нужно поторопиться– чем скорее, тем лучше. Если никто не возражает, я хотел бы проделать это сегодня вечером, сразу же после вечерней мессы.

– У тебя хватит сил? – спросил Йорам.

Камбер посмотрел на Риса, и тот пожал плечами.

– Если ты пообещаешь мне хорошенько поесть и немного отдохнуть, будет довольно. Помни, потеряно много крови, а в этом я ничем помочь не могу.

– Согласен. Другие возражения?

Йорам с сомнением оглядел остальных, разделяя недоверие своего наставника по Ордену к задуманному отцом. Никто не возражал.

– Ладно. Ты все равно сделаешь по-своему, так что отговаривать тебя бессмысленно. Где ты собираешься это сделать, и нужна ли тебе помощь?

– Мне хотелось бы иметь группу посвященных, но, по-моему, здесь это неосуществимо из соображений секретности. А уйти отсюда было бы не лучшим решением. Поэтому я предлагаю использовать гардеробную рядом с моими комнатами. Думаю, там будет вполне безопасно.

– Помощь? – напомнил Рис. Камбер покачал головой.

– Если не возражаете, я управлюсь один. Однако кое-чем вы можете помочь. Эвайн, приготовь большую серебряную чашу размером, по крайней мере, с человеческую голову. Внешний вид меня не интересует, но внутренняя поверхность должна быть гладкой.

– Гладкое полированное серебро?

– Именно. Йорам– благовония и то, в чем их можно сжигать.

Йорам кивнул.

– А Алистер…

– Не уверен, что я действительно хочу знать, но продолжай, – тихо пробормотал Каллен.

Камбер засмеялся, встал, подбирая складки окровавленной одежды и ради Каллена притворяясь беззаботным.

– Расслабься, друг мой. Может быть, сама процедура покажется тебе даже интересной. Вот то, что я прошу тебя принести…

ГЛАВА 2

А ты пребывай в том, чему научен и что тебе вверено, зная, кем ты научен;

Второе послание к Тимофею 3:14

Синил добрался до своих апартаментов задыхаясь. Заперев дверь, он прислонился к ней спиной и так стоял несколько минут. Сердце бешено колотилось, а руки за спиной сжимали дверной засов, словно подтверждение действительной безопасности. Он настойчиво обдумывал случившееся, и мысли понемногу обретали стройность.

Дыхание выравнивалось, слепая паническая ярость уступала место чувству вины и испугу. Пытаясь справиться с неприятным, тошнотворным холодом в желудке, он, глубоко вздохнув, заставил себя отойти от двери и не спеша, с достоинством войти в крохотную молельню, отгороженную у окна. Там он упал на колени и, спрятав лицо в ладонях, вознес молитву.

О, Боже, что делать? Он так долго и с таким упорством старался выполнять то, что надлежит, несмотря на все неприятности, в которые его вовлекли, сделав королем. И вот грянул роковой день: его прокляли, вынудили сделаться убийцей, а потом исцелили.

Он задрожал, не надеясь получить прощение за убийство ближнего своего. К этому придется вернуться на исповеди, но тогда он будет куда более рассудительным. Этот мужчина несомненно был преступником и заслужил смерть, и если бы Синил убил его, защищаясь, это было бы самообороной. Но он, Синил, убил его не вынужденно и не ради торжества справедливости, а по злобе и из страха перед пустыми словами. Несмотря на то, что его действия официально вполне законны, он преступил Божью заповедь из ложных побуждений. Упреки Камбера справедливы.

А проклятье? Был ли Камбер и тут прав? Неужели проклятья дерини не страшнее человеческих? Как можно полагаться на слово другого дерини в таком вопросе? В конце концов эти самые дерини обманывали его и прежде. Хотя ему пришлось прийти к безрадостному заключению: они всегда действовали в интересах королевства.

Но как насчет его интересов? Его, Синила? Разве он– пустое место? Неужели так и придется жить у них под пятой, быть в их руках орудием, которым пользуются так, как понравится, и ради целей, ведомых только им? Он был человеком с бессмертной душой, душой, которую они уже ввергли во грех. Они отняли у него его священный сан, они…

Нет! Он не должен множить обвинения и загнивать от жалости к себе и бессильного гнева. В бесконечной борьбе с самим собой, так истерзавшей душу, кажется, наметился исход. Он более не позволит пятнать чистоту своих помыслов гневом и мыслями о мщении. Его внутренний мир должен замкнуться от всего этого, от позора убийства, проклятья и Камбера.

Решительно вздохнув, он перешел к молитвам, обретая покой в простоте слов и ясности помыслов. Когда он наконец поднял голову и открыл глаза, то почувствовал себя совершенно умиротворенным… пока он не взглянул на окровавленный рукав. Он застыл. Исцеленная рука задрожала– он снова вспомнил все, что случилось в зале.

Синил чуждался всего деринийского, и даже исцеление– таинство, подвластное только избранным дерини, – внушало ему благоговейный страх.

Но Рис ему нравился. Даже то, что Рис был одним из тех, кто увозил его из монастыря, не настроило Синила против Целителя. Было в нем и в других знакомых королю Целителях нечто, отличавшее их от представителей своего племени, словно их призвание, основанное на деринийском происхождении, было от Бога, так же, как и его призвание к церковному служению.

Он сжал кулак, мимоходом отметив отсутствие боли и прочих признаков недавнего ранения, и снова обратил внимание на окровавленный рукав. Поднявшись, Синил с отвращением скинул пурпурную накидку, и она упала возле аналоя, а его пальцы искали шнурки нижней рубашки.

Он повернулся и задержал взгляд; от вида стоявшего у постели огромного, окованного железом сундука у него перехватило дух. Он шагнул, повинуясь безотчетному побуждению.

Когда Синил нагнулся и дотронулся до крышки сундука, его пульс забился с удвоенной силой.

Этот ларь, вернее, его содержимое, несколько месяцев назад стало самым дорогим достоянием короля, об этом не знал никто. Собранное втайне, иногда с риском разоблачения, то, что лежало под крышкой, было символом жизни, сладостным и запретным, после его вынужденного отречения и коронации.

Если бы кто-нибудь узнал о его намерениях, ему досталось бы множество упреков, поэтому каждый раз, когда он пополнял сундук, в уголке его сознания шевелилось чувство вины, но тут же подавлялось. Синил готов был повиноваться лишь более высоким наущениям, чем те, что исходили от людей, пусть даже дерини. Ничто не остановит его в стремлении к конечной цели. Только надо действовать так, чтобы никто ничего не знал.

Испытывая тайную радость, Синил опустился на колени и, коснувшись потайных кнопок, открыл запоры. Когда он поднимал крышку, его руки тряслись. Дрожь не прекращалась до тех пор, пока он не начал перебирать содержимое сундука.

Первый слой служил для маскировки. Он придумал так на случай нечаянного любопытства, хотя вряд ли кто-то посторонний мог добраться до заветного сундука в его покоях. И все же осторожный Синил положил поверх всего остального свой почти новый коричневый плащ.

Он скрывал настоящие сокровища. Он убрал в сторону коричневую ткань, обнажилась ослепительная белизна– тщательно подобранное, полное священническое облачение; здесь было все, кроме самой важной ризы для совершения мессы.

Синил любовно гладил ослепительную ткань шапочки и стихаря и прочный, ладно сделанный шнурок-пояс с его белоснежными кисточками, благоговейно тронул вышивку на епитрахили и прижал ее к груди.

Однажды, возможно, очень скоро, он снова наденет все это, чтобы служить мессу, ему не позволяли этого вот уже год с лишним. Конечно, облачение было не главным, потому что Господь будет судить его по душе, а не одеждам. Не для него это было важно. Он хотел принести чистую и совершенную жертву.

По приказу человека он не отступится от того, что Бог назначил ему с рождения. Никакие слова архиепископа не в силах изменить этого. Как говорит писание, он был священником на веки вечные. Какое значение имеет то, что для окружающих он вынужден быть королем? Наедине с самим собой он остался верен своим обетам и вновь обретал Бога. В нем-таки жили два человека: король Синил и отец Бенедикт.

Одной рукой он уложил шапочку и стихарь на место, другой все еще прижимая епитрахиль к груди, благоговейно осмотрел лежавшее в сундуке– это его священные одежды, они еще послужат ему.

На самом дне, аккуратно завернутые, лежали его потир и дискос– золотая чаша и маленькая золотая тарелочка, которые он добыл из королевской сокровищницы несколько недель назад. В тот день на посту был не слишком сообразительный стражник, ему и в голову не пришло удивиться, зачем обычно не в меру бережливому и воздержанному во всем королю потребовались такие роскошные вещи.

Снова укладывая сундук, он улыбнулся, трепетно коснулся губами епитрахили и положил ее сверху. Придет время, очень скоро, а теперь…

Синил весь был в блаженном прошлом, вдруг стук в дверь вернул его к действительности.

– Кто там?

Он закрыл сундук, запер его и встал, чувствуя себя виноватым.

– Ваше Величество, это я, Алистер Каллен. Можно поговорить с вами?

Каллен!

Синил застыл в смятении, бросил взгляд на сундук, соображая, мог ли настоятель что-то видеть сквозь дерево двери и сундука. Затем он покачал головой, поправил одежду и быстро подошел к двери– пожалуй, даже дерини не могли проделать подобного.

Он глубоко вздохнул, успокаиваясь, вытер влажные ладони о бедра, положил руку на засов, окончательно взял себя в руки, отодвинул засов и выглянул в щелку.

– В чем дело, отец Каллен?

– Я тревожился за вас, Государь. Если позволите, я хотел бы войти и поговорить. Я зайду попозже, если появился не вовремя.

Синил внимательно изучал лицо своего посетителя, не замечая признаков обмана. Разумеется, он не мог считывать мысли с дерини, как с обычного человека, но, казалось, Каллен не ищет ничего, кроме того, о чем просит.

Пожав плечами, Синил отступил, в сторону, освобождая вход. Каллен вошел с изъявлениями благодарности и склонился в поклоне.

Синил запер дверь и начал мерить шагами комнату, сцепив руки перед собой.

– Вам нет нужды беспокоиться о моем душевном состоянии, святой отец, – сказал он после минутного молчания. – Должно быть, вы понимаете, меня потрясли события нынешнего дня. Если я показался небезупречным, прошу меня извинить.

– Да, показались, – отвечал стоявший неподвижно Каллен. – Вы доставили Рису много хлопот.

– Понимаю. Я же сказал, искренне сожалею. Король остановился у северного окна, поставив ногу на каменную скамью, выступавшую у стены. Каллен последовал за ним и заговорил, глядя в королевскую спину.

– Вы были чересчур резки с Камбером, не так ли? А ведь он немало сделал для вас.

– Неужели? – прошептал Синил. – А разве он заботится не о режиме, который сам и создал? Пусть он оставит меня, святой отец. Ему не по нраву мои поступки, пусть смирится с этим, как я смирился с моим положением.

– А вы смирились со своим положением?

В вопросе викария не слышалось никакого подвоха, но Синил на мгновение обмер, а потом смущенно отвернулся.

Что известно Каллену? Может, он и сейчас читает в его мозгу?

Король судорожно глотнул и заставил свои мысли успокоиться. Разумеется, Каллен не касался его сознания. С умением и возможностями, которые Синил получил от дерини, он приобрел полную власть над своим мозгом и множеством других вещей. Он знал, что теперь дерини не в состоянии узнать его мысли. Каллен никак не мог сделать этого.

Он полуобернулся к настоятелю, избегая встречаться с ним взглядом.

– Было очень одиноко, святой отец. Но я пережил.

– Так-таки пережили?

– А что еще оставалось делать? – Он с упреком взглянул на Каллена. – Ваши друзья-дерини отняли у меня бесценный дар, заменили сияние моей веры холодом и тяжестью короны. Даже те, кому я верил, в конце концов предали меня.

– Предали вас?

– Больше других повинен Камбер с его дутыми принципами и безупречно правильными поступками. И архиепископ. Он запретил мне быть священником, объявив, что долг призывает меня за стены монастыря. И Эвайн…– он уставился в пол и шумно глотнул. – Эвайн, которую я считал своим другом, та, которая понимала меня. Она использовала мое доверие, чтобы сделать послушным Камберу и его заклинаниям. И вот теперь я один, не решаюсь довериться никому, лишенный своего священного сана, живущий во грехе с навязанной мне женщиной, отец болезненных малюток, чьи недуги– мое наказание за грехи…

Он умолк, всхлипнув, склонил голову, пытаясь справиться со слезами горечи. Возможно, это и удалось бы, если бы Каллен не приблизился и не положил руки на его плечи.

Синил безутешно расплакался. Его не смущало то, как он жалок, весь в слезах, уткнувшийся в плечо настоятеля; это скорее утешало короля перед лицом неисчислимых страхов в прошлом, настоящем и будущем. Наконец здравый смысл возобладал в нем, король отстранился от Каллена и вытер рукавом покрасневшие глаза. Пока Синил пытался вернуть себе эмоциональное равновесие, пауза делалась все более неловкой.

– Прошу прощения, – в конце концов прошептал он. – Мне следовало бы лучше владеть собой. На… на мгновение мне показалось, что я могу доверять вам.

Каллен склонил голову, потом взглянул на Синила.

– Я хочу помочь вам, – тихо произнес он. – Я знаю, вам пришлось нелегко. Если бы я мог как-то исправить то, что было сделано, не подвергая королевство опасности…

– Вот ключ ко всему, святой отец, вы сами сказали, – в голосе Синила звучала горечь, – «не подвергая королевство опасности». Королевство стоит выше короля. О, я знаю это. И в определенном смысле согласен, если это правило касается других. – Он вздохнул. – Простите меня, святой отец. Я знаю, вы хотите, как лучше, но…

Его голос замер. Синил знал, что, каким бы милым не казался ему Каллен, тот по-прежнему оставался дерини, вовлеченным в дела Камбера и остальных. Он водил пальцами по оконной раме и смотрел на дождь, не замечая его.

– Вам что-нибудь еще нужно, святой отец? Если нет, я хотел бы остаться один, если не возражаете.

– Ничего, что не может быть отложено до следующего раза. Ах да, утром Джебедия собирает военный совет, чтобы окончательно определить нашу военную стратегию. Он думает, и я согласен с ним, что ваше присутствие оказало бы моральную поддержку. Постарайтесь держаться увереннее.

– Неужто я действительно нужен? – капризно произнес Синил. Он повернулся к Каллену. – Что понимает бывший священник в военных делах, святой отец? Впрочем, я со своим сверхневежеством понимаю, что положение неравное.

– Все меняется, – ответил Каллен. – К началу заседания может быть получена дополнительная информация.

Сами по себе слова были нейтральны, но Синил почувствовал в речи викария некий пророческий тон, и это возбудило его интерес. Склонив голову, он с любопытством оглядел настоятеля.

– Вы ожидаете изменения ситуации?

– Не ожидаю, но у нас есть определенные надежды. А почему вы спрашиваете?

– Мне послышались нотки…– Он посмотрел в пол, размышляя над тем, что сказал Каллен и о чем умолчал, потом снова поднял глаза. – Неважно. Пожалуй, это как раз то, что мне хотелось услышать. Вы же знаете, мне не безразлична наша военная ситуация, несмотря на все мои речи.

– Порой мысли претворяются в молитвы. – Каллен улыбнулся. – Кстати, у меня есть новости, вам, вероятно, еще не известные. Я сам узнал о них только вчера.

– Да?

– Вы без сомнения, помните, что епархии Ремутская и Грекотская были свободны какое-то время. Имр отказался заполнить вакансии, будучи неуверен, что на выборах посчитаются с его предложением. Однако, руководствуясь тем, что в ваши планы входит возвращение столицы в Ремут, архиепископ Энском решил восстановить архиепископскую епархию Ремутскую.

Синил кивнул/

– Я знал об этом, Роберт Орисс, мой брат по Ордену, вскоре наденет лиловую сутану.

– Он заслужил ее, – согласился Каллен. – Но вы могли не слышать о том; что и Грекотская епархия тоже восстановлена, а теперь архиепископ и синод назначили меня руководить ею. Через несколько месяцев, как только окончится война, мы с Робертом получим ваше благословение/

– Вы– епископ Грекотский! – прошептал Синил. Радостное выражение на его лице сменилось разочарованием, – Но это так далеко отсюда и в нескольких днях езды от Ремута. Значит, я никогда не увижу вас.

Каллен беспомощно пожал плечами.

– Даже став епископом Грекотским, я надеюсь некоторое время проводить в столице, где бы она ни была. Но я тронут вашим беспокойством, Государь. В связи с этим назначением у меня тоже весьма противоречивые чувства, этому несколько причин. Разумеется, я рад вернуться в Грекоту. Вы ведь знаете, я учился там. И приветствую предложение восстановить там епархию. Но заботиться о стольких душах сразу весьма обременительно. Это означает неизбежное расставание с моими михайлинцами.

– Михайлинцами… Правильно. А я и забыл. Вы не можете сохранить за собой оба поста?

– Нет, но, может быть, мой преемник будет руководить Орденом лучше, чем я. Даже с той щедрой поддержкой, которую вы оказываете, уйдут годы на то, чтобы восстановить все потерянное при Имре.

– Вы несли потери ради меня, – Синил растрогался. – Чем я смогу отплатить этот долг?

– Только молитесь за нас, – просто ответил Каллен. – И, пожалуйста, помолитесь за меня, чтобы Господь даровал мне силы и волю в новом начинании. Ваши молитвы очень дороги для меня, Синил.

После долгого взгляда король робко улыбнулся собеседнику.

– Значит, у меня привилегия молиться за вас, святой отец… или мне следует говорить «Ваше Преосвященство»?

– Святой отец– тоже хорошо. Или, если хотите, Алистер.

– Нет, не Алистер. Не теперь, по крайней мере. Епископ, Вы станете епископом. Как это чудесно!

– Может быть, мы сможем делиться друг с другом мирскими проблемами, Ваше Величество, – сказал Каллен, касаясь руки Синила в знак прощания. – Вы станете рассказывать мне, как быть королем. А я вам– как быть епископом. В этом нет ничего запретного.

Синил, исполненный благодарности, провожал взглядом своего гостя. Когда тот дошел до двери и повернулся, чтобы отдать прощальный поклон, король произнес:

– Спасибо, что зашли, святой отец.

– Спасибо, что выслушали меня, Ваше Величество, – улыбнулся Каллен.

Когда он ушел, Синил уселся у окна и вздохнул.

Каллен станет епископом, епископом Грекотским! И это как раз сейчас, когда он стал казаться Синилу единственным дерини, которому можно доверять. Разумеется, Грекота не так далеко, и все-таки…

Дерини, близкий к нему, не спасет, но может быть полезен. Возможно, с помощью Каллена удастся вернуть его сан. Или обратиться с этим к Ориссу? Тот во главе Ремутской епархии приобретал более высокий ранг и влияние в сравнении с Калленом, особенно в случае возвращения столицы в Ремут. К тому же Орисс не дерини, а обыкновенный человек.

Правда, Орисс не знал Синила в период его монашества. Вероятно, никогда не слыхал о брате Бенедикте Синиле, покуда Йорам и Рис не уговорили того выйти из аббатства святого Фоиллана. Но после рукоположения в архиепископский сан Орисс станет равен Энскому, да еще Каллен будет епископом в Грекоте. Может быть, тот день, когда Синил снова отслужит мессу, не так уж далек!

Он долго обдумывал это, мечтая о будущем. Вдруг совершенно новая мысль посетила его столь неожиданно, что он не сразу ухватил ее суть и удивленно глядел по сторонам. Потом, более не занимая себя размышлениями и взвешиванием аргументов, он дотянулся до сонетки над постелью и позвонил. Тотчас же явился Сорл, его лакей, запыхавшийся и озабоченный.

– Сорл, попроси отца Альфреда зайти ко мне, – распорядился король, избегая смотреть на сундук возле кровати. – Скажи, пусть принесет пергамент и чернила. У меня есть дело для него.

Заинтригованный, Сорл поклонился и отправился выполнять поручение господина. В восторге Синил упал в постель, попирая ногами заветный сундук.

Какая восхитительная возможность! Когда Каллен и Роберт будут принимать свои епархии, Синил как король преподнесет приличествующие случаю подарки. А что может быть более подходящим, как не комплекты церковного облачения?

И никто никогда не узнает, что не все они достанутся новым епископам. Никто никогда не узнает, что по крайней мере один комплект перейдет в благоговейно дрожащие руки Синила Халдейна!