Текст книги "Магия Дерини"

3. РЕЛИГИОЗНАЯ СТРУКТУРА: РУКОПОЛОЖЕНИЕ, ИСПОВЕДЬ, ПОСЛЕДНЕЕ ПРИЧАСТИЕ, ЕВХАРИСТИЯ

Концепция, лежащая в основе христианского таинства рукоположения, не является прерогативой христианства. Почти во всех оформившихся религиозных верованиях существует какая-либо группа людей, живущих вне общества, чья жизнь определенным образом соотнесена с Божеством. Начиная с простого признания тех, кто исполняет обязанности наставника, вплоть до посвящения в сан. В своем сакраментальном смысле при оптимальном исполнении христианское рукоположение в сан священника является эзотерической инициацией, открывающей перед посвящаемым способность воспринимать явления более высокого уровня для того, чтобы лучше чувствовать Господа и лучше служить Ему.

Нам известны два случая рукоположения дерини (Камбера и Эрилана). Существуют некоторые свидетельства и относительно третьего – рукоположения Дункана. Мы не были свидетелями посвящения в сан последнего, хотя очевидно, что в церемонии было задействовано достаточное количество элементов магии дерини, если не внешнего, то по крайней мере внутреннего порядка, так как несколько лет спустя, в час, предшествующий его посвящению в епископы (инициации самого высокого ранга), ему открывается то, что так сильно беспокоит Моргана, когда он размышляет, не сохранить ли свое защитное поле во время обряда, чтобы избежать тяжелых и мучительных воспоминаний, связанных с кольцом замученного епископа Истелина.

– Ты хочешь, чтобы твое посвящение в епископы прошло именно так? – тихо спросил его Морган. – Вспомни твое рукоположение в священники… Боже, я никогда не смогу забыть этого. Ты действительно хочешь оградить себя от воздействия этой магии. Дункан? (Наследник епископа.)

Пока этот эпизод жизни Дункана находится в стадии более подробных исследований (в трилогии Чайлда Моргана), мы можем лишь догадываться, воздействие какого из проявлений магии должен был испытать на себе Дункан, хотя, в общем, нет сомнений, что оно должно было быть глубоко волнующим и достаточно сильным, чтобы затронуть и Моргана (и если бы присутствовал кто-нибудь еще, Дункан наверняка выдал бы себя как дерини). Вероятно, чувство, которое испытывает Дункан, было сродни тому, что испытал Камбер, находясь в руках Энскома Тревасского. Хотя обстоятельства и предписывают, что посвящение в сан Камбера должно быть тайным и внешне скромным, свидетелями которого должны были быть лишь Йорам, Эвайн и Рис, Энском сумел открыть Камберу весь потенциал обряда рукоположения во всех измерениях, воспринимаемых адептами уровня Камбера.

Обряд, совершаемый Энскомом, был намного древнее заменившего его ритуала рукоположения, возраст которого не превышает Двенадцать веков существования нашего мира. Отличный от обряда заклятия места дерини (в основных точках восьмиугольной часовни были расставлены визуальные ключи – свечи в кварту) во внешней стороне ритуала вряд ли что-либо могло привлечь внимание даже самого консервативного епископа наших дней. Однако то, что происходило в душе рукополагаемого, было куда более субъективным и, без сомнения, могло быть известно лишь ему одному. Для дерини эта церемония, казалось, имела большее значение, чем для людей, которых посвящали в сан, так как чувства первых были обострены тем измененным состоянием, в котором дерини встречают решающие события своей жизни.

Посвящение Камбера в сан и есть как раз тот случай, о котором ведется речь; и освящение, и сама структура мессы, включившей в себя обряд рукоположения, помогали ему войти в то состояние измененного сознания, в котором он мог бы открыть свою душу нисходящему Божеству как можно шире. Повторение молебствия, подобно мантре, в то время, когда он лежал, распростершись ниц, помогает ему еще больше погрузиться в себя. Таким образом, к тому времени, когда он преклоняет колени перед Энскомом, чтобы получить рукоположение, он уже ощущает то, к чему готовился.

Камбер задержал дыхание и стал медленно выдыхать воздух в то время, когда руки Энскома были подняты над его головой. То было таинство возложения рук – суть посвящения в сан. Он позволил покровам, защищавшим его, пасть, открываясь таким образом для восприятия, чтобы ощутить Силы Созидания, идущие через Энскома и Йорама.

– О, Повелитель Духов, что сотворил меня, Твой слуга Энском, орудие воли Твоей и проводник силы Твоей, в согласии с правом апостольского наследия, преходящего непрерывной чередой возложением рук, ныне предоставляю Тебе слугу Твоего, Камбера Кирилла, чтобы стал он священником Твоим.

Руки, сосредоточия всего, мягко опустились на голову Камбера, и он ощутил легкое покалывание, чистый поток энергии, окруживший оболочку его мозга. Его первым порывом было бежать, закрыться, поднять все мосты, скрыться от вселяющей благоговение Силы, чей потенциал он уже смог ощутить. Но он не посмел не сдержаться, даже если бы сегодняшний вечер не имел никакого значения.

Он почувствовал, как чья-то рука присоединилась к рукам Энскома, ласково касаясь головы, и узнал прохладное и мягкое прикосновение Йорама к его сознанию. Заставив себя расслабиться и остаться открытым, успокоенный присутствием Йорама, он закрыл глаза и сделал глубокий выдох, подчиняясь всему, что могло произойти. Энском продолжал говорить, и он ощутил, как спадает его напряжение.

– Accipite spinitum quorum remiseris… Прими Дух Святой. Чьи грехи ты простишь…

Он говорил еще и еще, но Камбер перестал понимать смысл слов, сосредоточив внимание на тех ощущениях, которые стали исходить от рук Энскома и Йорама. Он почувствовал легкое напряжение в своем мозгу, постепенное наполнение и насыщение чем-то могущественным, внушающим такое благоговение, что ничто не могло избегнуть его требовательного прикосновения.

Он перестал слышать и осознал, что ничего не видит, но не мог открыть глаза, чтобы удостовериться во всем и сберечь свою земную жизнь.

Потом ощущения тела потеряли для него всякое значение. Осталось лишь сознание и нечто большее, сосредоточившееся в светлой сияющей точке, омываемой и погружаемой в золотое сияние, покойное и очаровывающее, не похожее ни на что, что когда-либо прежде он испытывал или воображал, что испытывает.

Больше не было страха. Он был поглощен чувством покоя и радости, чувством, что он остался один на один с тем, что есть, будет и когда-то было. Он расправил радужные крылья и воспарил на них, радуясь, что есть нечто большее, чем быть простым смертным телом, и нечто большее, чем простое земное существование, что, когда его человеческое тело умрет, какую бы личину оно ни носило, он, сущность его, останется вечной, будет расти и стремиться к законченности вечности.

В одно мгновение он увидел свою прошлую жизнь, прошлые жизни, в трепещущих, текучих, как ртуть, проблесках, мгновенно исчезающих из памяти. Затем перед ним предстало его настоящее, словно он наблюдал за своим телом откуда-то с высоты: голова, испускающая свет, склонилась под освящающими руками, чьи прикосновения были нежными и неумолимыми.

Сквозь его сознание промелькнула мысль, что, наверное, ему привиделось все это, и его рацио согласилось с этим. Однако другая часть его отвергла эту мысль еще до того, как она смогла принять отчетливую форму. Но разве имеет в это мгновение какое-либо значение, явь это или лишь создание его воображения, порожденное тоской и стремлениями его души? Ни один из простых смертных не может и надеяться ощутить Сознание Божие во всех его гранях. Смертный способен лишь уловить мимолетный след тени Вечного, если только на его долю выпадет такая счастливая случайность. Теперь же, когда он отдал на суд Божий все свои недостатки и достоинства человека и дерини, не был ли он как никогда близок к тому, чтобы коснуться той Силы, управляющей вращением Вселенной. (Святой Камбер.)

За считанные секунды вся жизнь проходит перед глазами Камбера. Однако для всех смертных – свидетелей этого обряда, это всего лишь акт рукоположения, хотя очень чувствительный и одухотворенный священник, опираясь на собственный опыт, мог бы заметить, что в душе Камбера происходит какой-то внутренний процесс, и, вероятно, смог бы заметить какие-то изменения в его физической ауре. Даже без содействия епископа-дерини, осознанно направляющего такой поток энергии, мы обладаем свидетельствами подобных опытов духовного экстаза, имевших место и в нашем мире. Когда установлена связь с Божеством, получатель открыт для передачи, а антенна настроена на нужную волну, энергия нисходит вне зависимости оттого, готова или нет к этому антенна. (Данный пример является иллюстрацией принципа, который лежит в основе утверждения церкви, идущего с начала IV века, констатировавшего, что действенность таинства не зависит от благочестия или духовного настроя священника, исполняющего обряд.)

Мы можем предположить, что нечто подобное происходит и во время посвящения в сан Дункана, когда энергия Божества протекает сквозь епископа-человека, чтобы затем быть изначально воспринятой на более глубоких уровнях, которые доступны дерини. Необходимо помнить, что рукоположение – в конце концов, своего рода посвящение, а любая внешняя форма инициации даже в лучшем случае – лишь блеклое отражение тех изменений, которые несет за собой посвящение на духовном уровне, переживаемом каждым по-своему.

Однако вернемся к посвящению в сан Камбера. После того, что он ощущает во время возложения рук, обряд проходит в соответствии с общепринятым образцом; элементы магии дерини появляются лишь ближе к концу, когда Энском обращается к новопосвященному.

– Правила требуют, чтобы здесь я предостерег тебя от возможной опасности того пути, на который ты выходишь. Я полагаю, ты знаешь об этом и будешь проявлять благоразумие. Ты поймешь, если уже не догадался об этом, что обряды, которые тебе предстоит исполнять по присуждении сана, ни на йоту не уступают по значению каким-либо мирским ритуалам дерини, хотя “мирской”, в понимании дерини, термин несколько расплывчатый. Может, поэтому даже в наших “мирских” делах мы стараемся делать все в соответствии с точно установленными строгими правилами процедурами. Мы знаем или, по крайней мере, догадываемся о размерах тех Сил, из которых мы черпаем.

Отныне, мой горячо любимый сын, я не буду предостерегать тебя, как какого-нибудь простого священника, ведь ты один из самых неординарных людей, которых я знаю. Я просто желаю тебе полностью проявить себя в своих новых обязанностях, которые ты принял сегодня, и попрошу тебя быть терпеливым ко мне, так как мы завершаем последний акт облачения тебя в сан священника до того, как позволим тебе исполнить твою первую мессу. (Святой Камбер)

Особые обязанности дерини, которые Камбер накладывает на себя как священник, распадаются на две общие категории. Первая заключается в том, что он как дерини был от рождения способен сознательно контролировать незримые и не воспринимаемые простыми людьми силы. От него ожидают более эффективного и контролируемого сознанием погружения в энергию, источником которой является исполнение обряда евхаристии – ритуала наиболее значимого с точки зрения магии из когда-либо изобретенных человечеством, нескончаемого вознесения хвалы и принесения жертв тысячу раз в день по всему миру. Даже энергию, фокусируемую безразличным исполнителем, нельзя не принимать всерьез, в Руках же священника, осознанно исполняющего службу, находится потрясающий потенциал. Эффективность воздействия энергии, заложенной во всех семи христианских таинствах, может быть увеличена священником, который духовно готов к этому, однако таинство евхаристии остается самым значительным проявлением возможностей священников-дерини.

Вторая специфическая особенность священников-дерини связана с исполнением обязанностей священнослужителя, которые включают в себя таинство наложения епитимьи или исповеди. Из-за того, что священники-дерини фактически способны читать мысли кающегося грешника, они, вероятно, смогли бы добиться лучших результатов как пастыри, кроме того, они имеют доступ к большему количеству информации, чем кто-либо из священников-людей. Однако это и является причиной противодействия со стороны священников из людей по отношению к рукоположению дерини, так как священник-дерини имеет доступ к тайной информации, которая не должна быть передана даже в руки священнику. Таким образом, из-за той легкости, с какой дерини проникают в тайны, священник из дерини, вероятно, будет охранять секрет исповеди с большим рвением, нежели любой из простых людей.

Неприкосновенность признаний, которые сделал исповедующийся священнику, является одним из исходных положений христианской веры. Испокон веков бессчетное количество священников были готовы скорее пойти на пытку или смерть, чем выдать тайну, раскрытую на исповеди. В контексте дерини концепция исповеди приобретает дополнительные черты, так что таинство в руках тех, кто способен читать мысли, особенно не защищено от злоупотреблений, хотя у дерини существуют строгие запреты, касающиеся такого корыстного использования своих возможностей.

Эта опасность уже давно была известна людям, живущим среди дерини. Она как раз, вероятно, и легла в основу общего убеждения в необходимости наложить запрет на рукоположение дерини после Реставрации Халдейнов.

В действительности у нас почти нет свидетельств того, что священники-дерини были когда-либо обвиняемы в злоупотреблениях подобного рода, хотя некоторые из людей, посвященных в сан, казалось, были обеспокоены возможностью этого. Однако, независимо от того, кто стал причиной, человек или дерини, разглашение тайны исповеди считается одним из наиболее отвратительных преступлений, несущих на себе глубокий эмоциональный отпечаток. Это и объясняет то отвращение, которое вызвала у Моргана необходимость замаливать грехи, которые он совершал, чтобы выиграть время, когда он был узником Уэрина де Грея и фанатичного Монсиньора Горони. Это объясняет и его недоверие к Эрилану, когда тот снова предлагает ему исповедаться, хотя он и уверяет его, что в исповеди по всей форме нет необходимости. Это также становится причиной того, что принц Джаван не осмеливается исповедаться во всем отцу Стефану или архиепископу Хуберту из-за страха быть обвиненным в чем-либо. Юный Гилре д'Эйриал испытывает на себе предательство в полном смысле этого слова, когда рассказывает о своих мессах Дубового Листа и Шапочки Желудя отцу Эрдику, и тот, раскрыв тайну исповеди, рассказывает об этом его отцу. (Архивы дерини.)

К сожалению, все примеры, приведенные здесь, характеризуют исповедь лишь с ее отрицательной стороны, скорее как наказание, нежели ритуал примирения и исцеления, каким он и задумывался. До сих пор мы были свидетелями лишь двух примеров исповеди, имевших положительный результат, когда исповедь была использована по назначению. Оба случая связаны с предсмертной исповедью перед последним причастием. Для этого Эвайн и разыскивает епископа-дерини Найэллана перед тем, как приступить к исполнению обряда, который в конечном счете будет ей стоить жизни.

– Отец, я солгала Йораму и Кверону, – прошептала она, отведя взгляд на край пурпурной епитрахили, лежащей на его плечах. – Я сказала им, что в порученной мне миссии нет никакой опасности. Но если бы я сказала правду, они не позволили бы мне идти, а я обязана.

Найэллан медленно кивнул, в его стального цвета глазах нельзя было прочесть ничего. Они сидели в келье Найэллана, по углам которой были расставлены свечи, чтобы ничто не смогло помешать им.

– Эта опасность, – проронил Найэллан, с непревзойденным мастерством позволяя ей рассказать все, – касается лишь тебя или их тоже?

– Для них есть тоже небольшой риск, но они знают это и готовы принять его. Я рискую несравнимо большим.

– И ты готова принять на себя это?

– Да, отец. – Она подняла на него свои голубые глаза. – Я должна. И если понадобится жертва, я должна принести ее. Будет неверным настаивать на том, что я свободна сделать свой выбор?

Найэллан удивленно взглянул на нее. Плохое предчувствие отразилось в морщинах вокруг его рта, и на мгновение Эвайн потеряла доверие к нему.

– Ты, очевидно, хорошо и долго думала об этом, – сказал он после тревожной паузы.

– Да, отец, и я ручаюсь, что чаша сия минет меня. Но если мне дадут ее, я должна испить ее до дна.

– Должны ли и дети твои испить ее, если ты погибнешь в этом рискованном предприятии?

– Труднее всего, – прошептала она, отведя взгляд, – осознавать, что мои дети могут стать сиротами по моей вине. Но все же я должна пойти на этот риск. Я сделала распоряжения на тот случай, если не вернусь. – Она вручила ему запечатанный пергаментный пакет. – Фиона присмотрит за моими младшими и будет лучшей матерью для них, чем была им я. Если я решила поступить так, как велит мне мое сердце, я должна пойти на это. Только я могу это сделать. Ты понимаешь меня, Найэллан?

Мгновенье спустя он закрыл глаза и кивнул, положив ладонь на ее сложенные руки, и его епископское кольцо горело меж них, словно огонь маяка.

– Не совсем, дитя мое, но, очевидно, у тебя есть веские основания поступать именно так. Я не буду расспрашивать тебя далее, так как чувствую присутствие здесь той силы, которая превосходит все, что я могу привести в действие. – Он взглянул на нее в печальной задумчивости. – Позволишь ли ты по крайней мере молиться за тебя?

– Конечно, – сказала она со слабой дрожащей улыбкой. – Есть еще одно одолжение, которое вы можете сделать мне.

– Все, что в моей власти, дочь моя.

– Вы можете дать мне последнее причастие в случае, если я не вернусь из этой поездки. Это очень ободрит меня.

Найэллан вздрогнул, словно она ударила его, но после того, как его сердце успокоилось, он напряженно кивнул.

– Если ты действительно желаешь, конечно, я сделаю это. Однако ты должна осознавать, что Порам и Кверон могут почувствовать это. Отметы таких таинств очень часто заметны для священников их уровня.

– Этим утром у них будут свои заботы, отец, – прошептала она, думая, что приготовления уже начались. – К тому времени, когда это может стать очевидным для них, будет слишком поздно сделать что-либо, чтобы не позволить мне свершить то, что я должна свершить.

– Хорошо. Если ты подождешь меня здесь, я принесу масло и дарохранительницу из часовни.

Когда он вышел, она опустилась на колени, склонив голову над сложенными рукам. (Скорбь Гвинедда.)

Не взирая на тот факт, что мы, читатели, знаем детали, ставшие причиной ее разоблачения, ее разговор с Найэлланом не намного отличался от исповеди любого из людей, несмотря на тот факт, что его участники – дерини. Никто из них не использует свои способности для увеличения объема обмениваемой информации. С отцом Найэлланом разговаривает не волшебница дерини, а простая женщина Эвайн. Единственным проявлением магии было предостережение Найэллана о том, что Йорам и Кверон могут заметить отпечаток, наложенный последними обрядами, исполнить которые она просила его, хотя у нас нет свидетельств тому, что это таинство носит какую-либо специфику дерини по сравнению с ее исповедью.

Однако и исповедь, и последние обряды, конечно, могут принять размеры, превышающие привычные. Так, Камбер как Алистер Каллен исполняет оба таинства, связанные, со смертью Дэвина Мак Рори, находясь на расстоянии, связуясь с ним лишь посредством уз, соединяющих дерини, но передавая причастие и свое благословение так же уверенно, как если бы оба в действительности находились в одном и том же месте.

Вздохнув, хотя внешне не произошло никаких перемен, Дэвин открыл свою душу перед епископом, принимая в ответ отпущение грехов и благословение, словно шепот, текущий по той нити, что связывала их. Он, казалось, чувствовал прикосновение елея. Все было настолько реально, словно епископ преклонил колени рядом с ним и действительно коснулся его святым бальзамом. (Камбер-еретик.)

Очевидно использование таких средств, какие были задействованы в последнем прощании Камбера со своим внуком, лежит вне пределов возможностей простых людей. Он не мог ничего сделать Для того, чтобы тот остался жив, он лишь мог помочь ему умереть. Однако не ясно, осознавал ли в действительности умирающий Дэвин, что именно его дед своим разумом обнимает его, хотя очень Хочется думать, что перед самой смертью он понял это.

Закрыв глаза и еще сильнее опершись на поддерживающее его колено Джейсона, он дотянулся в последний раз до того, кто изнывал в комнате Совета и пытался собрать свои силы на той стороне постепенно утончающейся нити, связующей их.

Ему хватило времени лишь на то, чтобы ощутить последнюю, теперь уже бесполезную ласку и снова удивиться тому, как епископ Алистер похож на его деда Камбера. На мгновение ощущение присутствия самого Камбера, которое он помнил с детства, заполнило его и объяло любовью. Его последним видением, до того, как смертная тьма накрыла его, было плачущее лицо его деда и его сильные руки, дотянувшиеся, чтобы поддержать его. Затем пустота наполнила его, ослепив невероятно красивым светом, переливавшимся всеми цветами радуги. (Камбер-еретик.)

В отличие от смерти Дэвина, смерть Синила носила следы как физического, так и духовного воздействия последнего причастия, принятого из рук Камбера-Алистера. Исследование перехода в мир иной Синила относится скорее к другому разделу. Таким образом, нам не следует останавливаться здесь на этом, хотя смерть Синила и иллюстрирует важный аспект таинства евхаристии.

Из всех христианских таинств таинство евхаристии – самое значительное, лежащее в самом центре христианской веры. Для такого верующего, как Камбер, способного воспринимать весь диапазон нисхождения Божества во время таинства мессы, внутренняя энергия этого обряда и ее производные в действительности воспринимаются на определенных уровнях. В сакраментальном смысле такие элементы евхаристии, как хлеб и вино, становятся телом и кровью Христа в момент освящения.

После того как купол магической сферы был вдребезги разбит уходом Синила, Камбер замечает, что неосознанно размышляет о природе освященных гостий, так как ему кажется, что он остался жив лишь благодаря защите тела Господня в дароносице рядом с ним. Для него, в соответствии с догматами веры, правильное восприятие этого таинства всегда было средством духовного спасения. Теперь же он размышляет над тем, не могло ли именно оно спасти его, ибо устоять против вырвавшейся наружу энергии чудовищной силы, разрушившей купол сферы, могло лишь то, что было защищено вмешательством определенного рода сверхъестественных сил.

Он снова опустился на колени, осторожно подняв при этом золотую крышку и отложив ее в сторону. В мерцающем углублении чаши, вероятно, лежало с полдюжины освященных драгоценных гостий, таких же, как та, которую он так давно отдал Синилу.

Непосвященный назовет это просфорой. Мука и вода. И все-таки в этом кусочке простейшей пищи сокрыто величайшее таинство его веры, нечто, что он не в состоянии объяснить или постичь разумом, но что, тем не менее, простейшая истина для его души и сердца.

И это таинство защитило его сегодня вечером? Вероятно, так оно и есть. Синил неосознанно показал ему нечто наполовину запрещенное, несмотря на его превосходную осведомленность и положение. Как велик размах крыльев Ангела Смерти!

Или просто еще не пришло время Камбера? Неужели Господь, пребывает в освященной гостий меж его пальцев, неужели Господь хочет иначе распорядиться им, иначе использовать его?

Он сомневался, что получит какой-нибудь ответ сегодня. С короткой, но пылкой благодарственной молитвой, слегка содрогаясь, словно он действительно отрясал с себя вереницу этих размышлений, Камбер вернул гостью к ее собратьям и закрыл крышку. (Камбер-еретик.)

Камбер делает попытку проанализировать силу, присущую гостий, которую он держит в руке. Однако сделать это после того, что он испытал, означало бы подвергнуть подробному анализу всю его веру, что едва ли было необходимо в свете произошедшего. Он достаточно долгое время был священником, да к тому же дерини, чтобы осознать то, что случилось во время мессы. В противоположность священнику человеку, который должен принять на веру существование какого-то смысла в том, что он делает перед алтарем, священник-дерини просто чувствует присутствие той связи, которую он пытается установить с Божеством, подключаясь к источнику Божественного, произнося слова освящения. (Некоторые из людей также в состоянии воспринимать эту энергию. И именно таких часто называют святыми.)

Синила едва ли можно назвать святым, он и не собирается Становиться им, критически относясь к себя, но даже до того, как его наделили могуществом дерини, он, кажется, тоже черпает какую-то сверхэнергию из таинства мессы. Во время последней службы, которую ему дозволено исполнить еще до того, как его признают принцем Гвинедда и вынуждают отречься от сана, его чувства выходят из-под контроля, когда он наблюдает за Рисом.

– Мне кажется, что он чувствовал, что это его последняя месса. – сказал Рис Камберу, когда все завершилось. – Его отчаяние было настолько велико, что я мог ощущать это в воздухе, будто серая пелена окружала алтарь. Разве ты не почувствовал этого? (Камбер Кулдский.)

Конечно, умение передавать эмоциональный заряд мессы не является способностью, присущей исключительно дерини. Они просто имеют большую склонность к этому. Величина потока энергии, вероятно, не зависит от способностей, чего не скажешь о восприятии этого потока. Тем не менее нам не известны примеры подобного воздействия мессы на наблюдателя из простых людей (хотя в нашем мире существует достаточно свидетельств, подтверждающих такое явление). Очевидно, дерини способны с легкостью концентрировать свое внимание на энергии, передаваемой посредством священника-человека, для того, чтобы получить больший эффект. Однако каким бы ни был источник, и каким бы образом он ни воспринимался, благотворное воздействие данного таинства как потенциального источника силы, исцеления и примирения в мире дерини, как и в нашем мире не требует доказательств; и то, что люди, населяющие Гвинедд, были не способны признать это, и стало причиной противодействия церковной теократии Гвинедда, которое она оказывала по отношению к дерини.