Текст книги "Исцеление любовью"

Глава 6

Теплоход «Королева Елизавета-2»

Вторник, 23 апреля 1999 года

– Каждый звук доходит до меня с задержкой, Стивен. Но я отчетливо слышу ваш голос. А вы меня?

– Отлично.

– Прекрасно! Итак, какие новости?

Затаив дыхание, Кэтлин ждала, пока голос Шеридана отразится от спутника связи и зазвучит в телефонной трубке. Парадоксально, но искусственная металлическая конструкция, вращающаяся вокруг Земли, первой получала ответы доктора из Лос-Анджелеса.

– Какие новости? Спинной мозг Патрика поражен апластической анемией.

Из груди Кэтлин вырвался вздох облегчения:

– Но ведь в подобной ситуации это даже хорошо!

– И в то же время – плохо!

– Плохо?

Неужели апластическая анемия оказалась все-таки вторичным явлением, а в спинной мозг проникли раковые клетки или какие-то экзотические паразиты, с которыми пока нигде не научились бороться?

– Вам удалось определить причины анемии?

– Нет. Именно поэтому, как я уже вам вчера говорил, мне пришлось отложить биопсию. Перед ее проведением я надеялся повысить процент содержания лейкоцитов в крови. Однако каждая новая клетка, смешиваясь со старыми, погибала в течение доли секунды. То же самое происходило с красными кровяными тельцами. Все же я провел биопсию, но конкретных результатов пока не получил.

– Патрику, наверное, и раньше делали переливание крови, – высказала предположение Кэтлин.

Такой вывод напрашивался сам собой. Повышенная чувствительность Патрика могла появиться после проведенного в прошлом масштабного переливания крови.

– Патрик утверждает, что ничего подобного не было, – возразил Стивен. – В пятнадцатилетнем возрасте, правда, он лежал в больнице, но не помнит, чтобы тогда ему делали переливание крови. Мне кажется, суперчувствительность у Патрика врожденная.

Положение явно было очень серьезным. Если содержание лейкоцитов в крови невозможно поддержать на нужном уровне, который продолжает стремительно падать, то Патрик непременно умрет. Умрет прямо там, в Уэствудской больнице, на глазах у одного из лучших гематологов в мире.

В вены Патрика можно вливать литры крови и эритроцитной массы, но все это не поможет, раз иммунная система организма отторгает вводимое в него инородное тело. Любой вампир сам выбирает, чью кровь ему пить…

Но ведь Патрик не вампир!

– Ему нужна пересадка костного мозга! – убежденно заявила Кэтлин.

– Да, вы правы. Ему это действительно необходимо. Но очень трудно найти донора.

Кэтлин нахмурилась. Иммунная система Патрика, отторгающая чужую кровь, возможно, поведет себя столь же агрессивно по отношению к введенному в организм костному мозгу донора.

Но тут ее лицо озарила улыбка. Патрику Фалконеру нет необходимости полагаться на чужую кровь. Ведь…

Голос Стивена в трубке, казалось, спешил отрезвить Кэтлин:

– Конечно, лучше всего искать донора среди ближайших родственников, но это невозможно. Родители Патрика умерли. У него нет ни сестер, ни двоюродных братьев.

Нет! Шеридан ошибается! У Патрика есть близнец! Кэтлин это точно знала. Хотя по мрачному тону, с которым Патрик всегда говорил о нем, она догадалась, что тот никогда не обратится к нему за помощью. Даже если речь пойдет о собственной жизни. Родные братья давно стали друг другу чужими.

– Что вы намерены предпринять? – все же спросила Кэтлин, хотя в голове у нее уже созрел собственный план.

– Я ввел в национальный компьютерный реестр по трансплантации внутренних органов человека все известные мне данные об иммунной системе Патрика. Но пока не получил ничего даже относительно приемлемого в ответ. Очевидно, придется сделать запросы в банки крови и клиники по изучению гемоглобина. Одним словом, куда только возможно.

– А если ничего не получится?

– Тогда попытаюсь воспользоваться тем, что имеется в наличии. Может быть, удастся добиться успеха с помощью средств подавления агрессивности иммунной системы к инородным телам.

– Но ведь функции костного мозга Патрика могут и сами восстановиться, разве нет? Может быть, апластическая анемия – первопричина его недуга, а не следствие чего-то более страшного?

– Конечно, не возбраняется тешить себя надеждой, стараться поддерживать процент лейкоцитов в крови и ждать, пока болезнь сама начнет отступать. Но мы здесь просто не можем себе позволить подобной роскоши, Кэтлин. У нас нет времени!

– Как сейчас выглядит Патрик?

– Он спокоен, Кэтлин. Спокойно… умирает.

Кэтлин не стала говорить Стивену о своих планах в отношении донора-близнеца. Хотя не переставала думать об этом с того самого момента, как рассталась с Патриком.

В телефонной трубке послышались зловещее шипение и свист. Связь прервалась.

Кэтлин понятия не имела о том, что произошло между близнецами и привело к полному разрыву. Она знала только, что виной тому был Патрик. Но что бы он тогда ни сделал, расплачиваться за это жизнью, конечно, не должен! Однако если Патрик не решился сказать Стивену о том, что у него есть родной брат, значит, он уверен, что его не простят.

Кэтлин могла убедить Патрика связаться с братом, хотя бы для того, чтобы утешить ее. Но она не хотела обсуждать это по телефону. С другой стороны, зачем тогда вообще звонить Патрику? Чтобы сказать несколько утешительных слов? Разве это та помощь, которая ему сейчас нужна?

Кэтлин была хирургом, а значит – человеком активных действий. Она спасла немало жизней, делая операции на сердце. Теперь хирургу предстояло найти путь к воссоединению сердец двух близнецов.

В операционной доктор Тейлор могла на время подключить искусственное сердце. Реально ли проделать нечто подобное в переносном смысле? Если да, то она постарается это сделать.

Но было нечто, требовавшее срочного вмешательства.

Умирающий Патрик.

Кэтлин однажды побывала в таком состоянии, но ей помогли и спасли. Спасла умненькая, симпатичная девочка, которая теперь работала в отделении психиатрии в той же больнице, что и Кэтлин. У нее для любого пациента всегда находился мудрый и успокаивающий совет.

Аманда не принадлежала к тем психиатрам и психологам, которые готовят тяжело больных пациентов к смерти. Нет, она делала все возможное, чтобы вернуть их к жизни. И умела заставить больных совершать подвиги, побеждая Смерть. Даже тогда, когда надежды на выздоровление не оставалось.

Патрику надо выжить. И здесь Аманда незаменима. Кэтлин не сомневалась, что на свете не существует человека, которому при любой болезни не помогли бы консультации доктора Аманды Прентис.

Патрик разрешил Кэтлин поговорить со Стивеном Шериданом, узнать от него все о полученных анализах на апластическую анемию и данных исследования его костного мозга. Правда, в больнице все это сразу же становилось известным. Подобного рода секреты сохранить было практически невозможно.

Но какое-то время все результаты анализов оставались под замком. А Патрик с уважением относился к конфиденциальной информации. Кэтлин не имела права раскрывать подобные тайны.

Обо всем этом Кэтлин думала, не спуская глаз со стоящего на ночном столике у изголовья ее кровати телефонного аппарата. Рассказать все Аманде или нет? Что-то подталкивало ее: «Расскажи! Сейчас же позвони и все расскажи!»

А может быть, это было не что-то, а кто-то…

«Смотри, Кэти… – услышала Кэтлин где-то в вышине знакомый, родной голос… – Смотри внимательно!»

Она подняла голову и увидела в иллюминаторе сапфировое небо, кружево на океанских волнах, прозрачную дымку там, где море сходилось с небом.

Да, мама, ты была права! Здесь, на океанских просторах, все законы и правила меняются. То, что считается непреложной истиной на земле, на море порой теряет всякое значение и должно быть забыто, отброшено, как совершенно ненужное.

Улыбка заиграла на губах Кэтлин.

Прости меня, Патрик!..

Она набрала номер телефона.

У Аманды был перерыв в приеме пациентов, и когда секретарша доложила ей о звонке Кэтлин, она тут же поспешно взяла трубку.

– Ты же должна плыть на «Елизавете-2»!

– Не беспокойся, я этим и занимаюсь. Я звоню тебе с борта теплохода через спутник связи. Таким способом, оказывается, можно связаться с кем угодно на любом континенте и даже в море. Как дела у Патрика? Ты можешь мне сказать что-нибудь новое?

– Могу. Но сама-то ты как себя чувствуешь?

– Нормально. Впрочем, не совсем. Я хотела попросить тебя об одолжении.

Кэтлин замолчала, ожидая ответа Аманды.

– Ты же знаешь, что я выполню любую твою просьбу. В чем дело?

– Я хотела, чтобы ты навестила Патрика Фалконера. Не скрою, что уже давно собиралась устроить вам встречу.

Последовала непродолжительная пауза, затем в трубке вновь послышался голос Аманды:

– Вообще-то, Кэтлин, мы с ним уже встречались.

– Встречались? Это все упрощает. Хотя, возможно, и не до конца. Видишь ли, Аманда, Патрику ты сейчас очень нужна.

– Нужна я? – мягко переспросила Аманда. – Ты ошибаешься, Кэтлин. Патрику Фалконеру нужен кто угодно, только не я.

– У него нашли апластическую анемию. Это, возможно, основное заболевание. Но проблема заключается в том, что его природная суперчувствительность не дает поддерживать в крови необходимый уровень лейкоцитов. Сейчас ему нужен донор. Его найду я. Но до тех пор Патрику необходим человек, с которым он мог бы откровенно побеседовать. Кто сделает это лучше тебя?

– Ты, Кэтлин.

– Нет, во всяком случае, не из океана. Отсюда каждая фраза доходит до абонента, спотыкаясь о спутник на орбите. Послушай, Аманда, у меня складывается такое впечатление, что тебе не хочется этого делать. Почему? Аманда? Почему ты молчишь?

– Я буду навещать его, Кэтлин. Обещаю!

– Спасибо.

А тем временем разыщу Джесса Фалконера – близнеца Патрика и автора многочисленных эротических боевиков, с которым у него порваны все отношения…

Глава 7

Уэствудская больница

Гематологическое отделение

Вторник, 23 апреля 1999 года

В западне… В клетке…

Наверное, нечто подобное чувствовал Джесс – бешеную ярость, отчаянное стремление освободиться.

Для Джесса подобная пытка длилась годами. А точнее – четыре года, три месяца и восемь дней. Для Патрика это были часы. Бесконечные часы…

Клеткой Джесса Фалконера была тюремная камера. Холод, опустошенность и бездушный металл. Бесконечное заключение, из которого не было никакой надежды освободиться. Попытка бегства сопровождалась огромным риском – в случае провала он получил бы дополнительный срок.

А клетка Патрика? Он заключен в роскошную палату, одну из лучших в Уэствудской больнице. И если бы захотел освободиться, то мог бы сделать это в любой момент, без каких-либо усилий. Но тоже бы рисковал, по-своему…

В какое же беспомощное создание он превратился! Ушиб, обыкновенная царапина могли стать причиной смертельного кровотечения.

Я должен вырваться отсюда…

Вот, что сейчас занимало Патрика Фалконера. Все остальное не имело никакого значения. Он искал выход с таким упорством, что начинал опасаться за сосуды головного мозга. От перенапряжения им грозила опасность лишиться поддержки даже того минимума лейкоцитов, который еще оставался в крови. Тогда не сдерживаемые больше ничем кровяные потоки хлынут в мозг, и через несколько мгновений с Патриком Фалконером будет кончено.

Как это едва не случилось с ним несколько лет назад.

Я должен вырваться отсюда! Немедленно!

Это так легко сделать! Ведь пижама на нем – больничная, а не тюремная. Стоило только перешагнуть через лежавший у кровати плотный зеленый коврик и открыть дверцы платяного шкафа, где висела его повседневная одежда.

Просто, если не обращать внимания на головокружение, которое в последнее время стало особенно мучить Патрика. После того как большое количество крови было потеряно во время анализов, когда порой не удавалось сразу прекратить даже еле заметное кровотечение, вызванное уколом шприца. Руки Патрика были в синяках и пятнах от бесчисленных внутривенных инъекций. А на правом бедре, в том месте, где проводилась биопсия, остались устрашающего размера синяки.

Доставая из шкафа одежду, Патрик старался не обращать внимания на головокружение. А переодевшись, решительно отказался взглянуть на себя в зеркало.

Но руки свои он видел. Не так давно это были руки хирурга, с длинными, красивыми пальцами, привыкшими к точным и целенаправленным движениям. Сейчас они дрожали… Патрик заметил это, когда снимал пижаму.

Свобода… От одного этого слова могла закружиться голова. Доктор Патрик Фалконер мог сбежать из своей роскошной камеры. Но плен последовал бы за ним как неотъемлемая часть его существа. Ее воплощением был несчастный спинной мозг Патрика, от которого он не мог убежать. Так же как от отважных, но очень жалких и беспомощных лейкоцитов. Или красных кровяных телец, количество которых неумолимо уменьшалось с каждым днем. Разве они могли предвидеть, какие последствия для Патрика будет иметь их окончательная гибель?

Его смерть могла бы стать быстрой, если бы кровь затопила мозг. Но если лейкоцитам удастся отсрочить смертельное кровотечение, клетки организма начнут медленно задыхаться. Первыми умрут наименее важные органы. А сердце и мозг, которым все остальные клетки принесут себя в жертву, погибнут последними.

Патрик будет до конца оставаться в полном сознании и все понимать. Он будет слышать, как учащается биение его сердца, пытающегося поддерживать циркуляцию крови, которой с каждой минутой становится все меньше и меньше. Будет чувствовать, как задыхаются его легкие, а селезенку охватывает голод. Наконец раздастся предсмертный крик почек…

Патрик покидал стены своей шикарной тюрьмы, но не для того, чтобы получить свободу.

А Джесс? Почувствует ли он себя абсолютно свободным, когда срок заключения истечет, и его долг по отношению к обществу будет полностью выплачен? Или же вся его оставшаяся жизнь будет отмечена печатью неумолимого приближения смерти?

Джесс. Каждая минута, проведенная им в камере, отзывалась в душе Патрика такой болью, как будто его самого посадили в тюрьму. Даже несмотря на то что он ненавидел или старался ненавидеть Джесса, в его сознании постоянно возникал образ одинокого узника, страдающего в четырех стенах мрачной железной клетки.

Джесс всегда был диким, жестоким и необузданным зверем, не лишенным некоторого величия, ибо его нельзя было сломить или поработить. Патрик не сомневался в том, что тюрьма также не сломила Джесса.

Были ли ему свойственны какие-либо другие чувства и эмоции, кроме ярости? Сожаление? Раскаяние? Угрызения совести? Чувствовал ли Джесс, какие мучения испытывал теперь Патрик, с которым его когда-то связывали тесные родственные узы? И то, что родной брат, по сути дела, тоже находился сейчас в заключении? Ощущали ли здоровые клетки костного мозга Джесса медленное умирание своих собратьев в теле Патрика Фалконера? Почувствует ли Джесс смерть Патрика? Мгновение, когда у того остановится сердце? Будет ли сожалеть о нем?

И ощутит ли Джесс себя полностью свободным, даже выйдя из тюрьмы?

После того как был поставлен диагноз, сердце Патрика стало с неистовой настойчивостью требовать от его затуманивавшегося мозга срочного решения: отважиться и попросить у Джесса помощи, как у единственного на свете донора. И в конце концов Патрик принял решение. Правда, пока только во сне.

В одном из видений Джесс ответил ему: «Конечно, я поделюсь с тобой костным мозгом. Ведь это тебе необходимо. А я все же твой брат-близнец. Я люблю…»

Сон превратился в навязчивый кошмар. Патрику представлялось, будто они с Джессом плывут в лодке. Брат снова повторяет, что согласен поделиться с ним костным мозгом. Но при этом неожиданно разражается дьявольским хохотом. Патрик от неожиданности падает в воду и начинает тонуть. Джесс, продолжая смеяться, смотрит на брата каким-то гипнотизирующим и удовлетворенным взглядом, пока тот не исчезает под водой.

Но сон на этом не заканчивался, а становился еще ужаснее. Оказывается, Патрик не утонул. Его спасла она. Но при этом она смотрит не на Патрика, а на Джесса. На ее пальцах сверкают бриллианты, которые тот ей подарил. Патрик ослеплен их блеском. А она говорит: «Мы желаем, чтобы ты жил. Поэтому Джесс и согласился поделиться с тобой своим спинным мозгом. Но только им, меня ты не получишь, Патрик! Я принадлежу Джессу…»

Кошмар не рассеивался даже при ярком солнечном свете…

Наконец, очнувшись, Патрик посмотрел на себя в висевшее на стене овальное зеркало и долго не мог оторвать от него взгляда.

Собственное отражение поразило его. Лицо было не просто мертвенно-бледным, оно выглядело совершенно бесцветным, как тончайшая пленка льда на замерзающей поверхности спокойного глубокого озера. Глаза казались полыньями, свободными ото льда. Посиневшими и пугающе холодными…

На этом фоне неестественно живой и здоровой выглядела совершенно черная щетина, покрывшая щеки и подбородок Патрика за последние несколько дней. Он вспомнил, что уже давно не брился, опасаясь случайно поранить себя и вызвать кровотечение, которое при столь малом проценте лейкоцитов было бы очень трудно остановить.

Взгляд Патрика скользнул по обнаженным плечам, груди, рукам и остановился на бицепсах. Казалось, они говорили о… О чем же? О жестокой битве. Одной из тех, которые происходили в далекие времена, когда главным оружием были мускулы и воля воинов к победе. И вот он, воин по имени Патрик, только что вернулся с поля битвы. Руки его покрывали раны, полученные в бою.

Да, Патрик Фалконер был солдатом в беспощадной войне между жизнью и смертью. Генералами выступали врачи. Сам же пациент оказался в роли пехотинца. Не так давно Патрик сам был генералом. Теперь же стал солдатом. Но его быстро растущая, без единого седого волоса борода, сильный торс, казалось, говорили о крепком здоровье. Мускулы тоже оставались сильными и тугими. Однако все это было иллюзией.

Иллюзией… По мере того как он смотрел на свое отражение в зеркале, его взгляд становился все более безнадежным и холодным. Ибо хирург Фалконер сейчас напоминал труп, готовый к отправке в морг для вскрытия.

Найди Джесса. Проси его…

Бессловесные команды, отчаянные мольбы кровяных клеток, уже задыхавшихся от недостатка воздуха, будоражили слабеющий мозг Патрика и застилали пеленой глаза.

Найти Джесса? Умолять родного брата-близнеца спасти ему жизнь?

Миллиарды кровяных клеток в теле Патрика умирали от удушья в этот ясный летний день, а с ними задыхался и сам Патрик.

И вдруг пелена перед его глазами рассеялась. Помутневшее отражение в зеркале вновь стало ярким и четким. Сознание прояснилось.

Попросить Джесса?

Нет. Он скорее умрет, чем обратится к брату за помощью.

Раздался осторожный стук в дверь. В первый момент Патрику показалось, что это просто игра воображения.

Однако стук повторился.

Может быть, это смерть пришла за ним? Тогда зачем ей стучать? Обычно смерть действует куда настойчивее.

Как врач, Патрик знал, что по инструкции дверь в палату никогда не запирается, поэтому она непременно должна открыться. Но этого почему-то не происходило.

Однако, кто бы ни стоял в коридоре, оповещая осторожным стуком о своем приходе, очевидной целью этого визита был контроль за состоянием больного. Подобное проявление внимания не нравилось Патрику, хотя он и понимал необходимость такового. Но ведь если не ответить на стук, то нежелательный посетитель может подождать еще пару минут и уйти. Скорее всего так и будет!

Патрик решил не отвечать. Но в тот же момент чей-то незнакомый голос громко произнес:

– Войдите!

Конечно, это сказал демон, проникший в полое пространство его костей, еще недавно занятое мозгом! Этот мучитель хотел заставить Патрика испытать новые страдания, уже не имевшие ничего общего с задыхающимися кровяными клетками. Он решил лишить его тело чего-то более важного, чем простые молекулы кислорода.

Это сам Дьявол! И он уже не только говорит, но и стоит перед Патриком, приняв обличье молодой и очень красивой женщины.

Златокудрый ангел его ночных кошмаров. Женщина его мечты с глазами цвета фиалки. Она говорит ему:

– Мы желаем, чтобы ты жил. Но меня ты не получишь, Патрик! Я принадлежу Джессу…

Это, конечно, какое-то наваждение, созданное живущим в его костном мозгу Дьяволом.

Аманда Прентис никогда не принадлежала Джессу.

Она даже не знает его.

Но при чем здесь Аманда? Ах да! Он просто бредил. Аманда же действительно вошла в палату, стоит у изголовья постели и с удивлением смотрит на него.

– Здравствуй, Аманда, – приветствовал ее Патрик, а вместе с ней – новые страдания и мучительную боль расставания с ускользающей жизнью.

– Привет, Патрик. О, извини, ты…

– Я одеваюсь.

– Уходишь?

– Да. Ведь ты слышала, что у меня апластическая анемия.

– Кэтлин мне сказала. Она сама хотела позвонить тебе с корабля, но связь не очень хорошая, поэтому разговаривать неудобно.

– Неудобнее, чем нам здесь, Аманда?

– Здесь я не вижу ничего неудобного, – пробормотала она, отлично понимая, что лицемерит. – Мы можем просто… побеседовать.

Мягкий тон Аманды неожиданно вызвал бурную реакцию Патрика, чего с ним прежде никогда не случалось.

– Ты имеешь в виду разговор врача с пациентом? Умирающего хирурга-травматолога с психиатром-утешителем?

– Ты очень агрессивен, Патрик.

– Да, – почти спокойно согласился Патрик, пытаясь подавить в себе нарастающую ярость и не обидеть Аманду. – Хочешь сказать, что мне это не свойственно? Что ж, ты права! Я сам не помню себя в подобном состоянии. Но зато отлично помню другое: в свое время доктор Кюблер-Росс определила пять стадий умирания человека. Так вот. Одной из них она назвала беспричинное и агрессивное раздражение. Остальные же четыре – упрямое несогласие ни с чем, стремление к уединению, душевная депрессия и спор с самим собой. Но все это – при неугасающей надежде на благоприятный исход болезни. Разве не так? Или я что-то путаю?

– Нет. Все совершенно точно. У тебя безупречная память. Но, Патрик…

– Наверное, ты думаешь, что я вторгаюсь в сферу, в которой ничего не смыслю? Согласен. Даже готов признать, что в настоящее время мне не помешало бы чье-то благоразумное профессиональное руководство. Ведь надо же подготовиться к очередной стадии, пока еще не поздно! Но я уже принял решение, на которое как пациент только один и имею право. Это решение провести некоторое время один на один со своим гневом, яростью, бешенством, негодованием – называй как хочешь! Я не хочу этого, но должен так поступить. Ибо причина тому не я сам, а нечто от меня не зависящее, таящееся в глубинах костного мозга. Оно появилось во мне недавно и планомерно убивает. Фактически я буду барахтаться в этом гневе и ярости до самого конца. Речь идет об эмоциях, которые мне, видимо, лучше пережить одному. Потому я и решил побыть один, если только…

– Если только?

Аманде явно еще не приходилось сталкиваться со столь безнадежным случаем. Патрик отметил ее реакцию на его обнаженный торс – страх, сравнимый разве что с бушевавшим в его душе бешенством.

Но что за зверь проснулся в нем?

– Без всяких «если…», – с каким-то отчаянием проговорил Патрик. – Сейчас я хочу, чтобы ты ушла, Аманда.

Прямо сейчас, пока я еще способен контролировать злобного демона, поселившегося в костях. Он хочет вырваться на свободу, Аманда. Он хочет указать мне самый короткий путь к смерти и повелевает безропотно ступить на него. Это очень просто. Стоит мне только сказать что-нибудь настолько жестокое, чтобы услышать от тебя единственно возможный ответ: «Я была так не права, Патрик! Теперь же признаю, что ты умираешь. И рада этому!»

Неужели демон хочет причинить боль Аманде, наказать за то, что она слишком поздно вошла в жизнь Патрика?

– Патрик, прошу тебя, позволь…

– Уйдите, доктор Прентис, прошу вас. Уйдите немедленно!

Аманда подчинилась.

Но прежде она посмотрела на него своими мерцающими глазами цвета фиалки. Вернее, на то, что от него осталось. «Это не ты, Патрик! – говорили ее глаза. – Я знаю, что не ты!»

Но тогда – кто же?

Патрик удивленно смотрел на закрывшуюся за Амандой дверь. Она закрылась очень тихо, почти бесшумно. Но ему послышался в этом звуке глухой щелчок замка тюремной камеры, в которой он остался один на один с отчаянием.

Но теперь Патрик знал ответ на вопрос, кем был столь жестокий к нему демон. С неумолимым приближением смерти дремавшие где-то в глубине злые силы должны были, наконец, заявить о себе. И этот ответ ужаснул его.

Итак, кем же оказался тот монстр, который вызвал к жизни злобную ярость, доселе таившуюся в костном мозге Патрика, и беспощадную, холодную жестокость, прятавшуюся в его крови?

Джесс. Конечно же, он!

Джесс…